***
Стоило Глебу спуститься вниз, как к нему мгновенно ринулся дежурный портье, но сидящий рядом телохранитель опередил его. Он оттеснил вышколенного швейцара своим могучим торсом и сам распахнул дверь перед хозяином. — Я Вам нужен сегодня, Глеб Рудольфович? — спросил охранник. — Отвянь, короед! — неожиданно для самого себя огрызнулся Гдеб, молча отвёл глаза и вышел на улицу.***
Неприютное, серое небо раскинуло перед ним свои ледяные объятия. Бледный день упрятал все яркое за облака, и солнце напоминало серебряную пуговицу. Глеб накинул капюшон и скомандовал: «Двинули!» В обрамлении тёмного короткого меха его лицо было похоже на мордочку маленького очаровательного зверька вроде тех, которых рисуют в диснеевских мультфильмах. — Ешьте только рециркулированные продукты… — увещевала девушка с плазмы на фасаде здания. Пройдя через свинцовый переход, он вышел к трамвайному павильону. Грязно жёлтый трамвай вез его к заветной цели — туда, где была назначена встреча. Глеб был твёрдо уверен, что все увиденное им во сне было правдой, и Стася действительно ждёт его в пустом, полуразрушенном доме. Он так погрузился в свои мысли, что не заметил, как измотанная кондукторша в джинсах и тёмно-синей куртке от спортивного костюма натруженным голосом требовала оплатить проезд. Глеб инстинктивно полез в карман и на свое счастье нашёл банковскую карту, которую кондуктор тут же приложила к маленькому мобильному терминалу и вернула обратно. Посмотрев в окно, он увидел свет фар проезжающего мимо транспорта, пробивающийся сквозь густую стену падающего снега. — Снег… Снег пошёл! — воскликнул Самойлов от неожиданности. Пассажиры в вагоне засуетились, начали застегивать пальто, надевать шапки, доставать зонты и выглядывать из окон, стараясь найти признаки мимолетности снегопада. — С неба падает снег? — спросил плотный пожилой мужчина с густой седой шевелюрой, глядя на Глеба с насторожённым вниманием. — Да не может быть! В нашей Зоне никогда снег не падал. Был пару раз град и всё. В Зоне единственный природный осадок это дождь. — А это что? — не поверил Глеб. — Разве не снег? — Это радиоактивный пепел, молодой человек. Стыдно не знать, — пожурил старик. — Где это видано, чтобы люди стали жить в местности, которая вся подверглась радиоактивному облучению? Хотя мы ведь здесь живём. А что делать с аномалиями и мутантами?.. Из окна трамвая улица выглядела как стеклянный шар, который сильно встряхнули и теперь поставили на камин, любуясь падением искусственных снежинок. Но на белом, только что укрывшем землю покрывале тёмные, распластанные по нему, как зловещие крылья буревестника, зигзагообразно, черной молнией оставались отпечатки колёс и следы торопящихся в укрытие людей. Самойлов доехал до нужной остановки, вышел и пошел к перекрёстку. Опаленные хлопья падали ему под ноги и на лицо. Он остановился, дотронулся до своей щеки и посмотрел на ладони чуть ли не с опаской: казалось, что он погрузил их в мешок с углем. — Двигай давай, чего встал? Дегенератом заделаться хочешь? — сказал угрюмый бородатый детина, идущий следом, и снова несильно толкнул в спину, понуждая сделать шаг вперёд. Нужный дом он отыскал быстро. Тот был особенно непригляден: с узкими подслеповатыми окошками, приземистый, как огромный коробок спичек. Внутри почти не осталось мебели, крыша кое-где была пробита снарядами, в нескольких местах виднелись следы пожара: валялись обгорелые деревяшки и закопчённые огнём металлические предметы. — Стася, это я, Глеб… Я пришёл… — громкий шёпот прокатился по залу. — Ты здесь?.. Матвеева, Ста… — здоровенная крыса с облезлым хвостом, взвизгнув, прошмыгнула между его ног и исчезла среди обломков, мельком бросив на самозванца недовольный взгляд. Самойлов вздрогнул от отвращения и отступил назад, чуть не упав, споткнувшись о кирпич. Он упрямо шел сюда, опираясь больше на глупую надежду, на сон, чем на уверенность в успехе. Дом был пуст, гостей никто не ждал, и только его ровное дыхание как будто отлетало от стен неслышным эхом. Боль и неизвестность овладевали всеми мыслями Глеба. И оттого, что спасение было так близко, но лишь коснулось, обдало напрасными надеждами и исчезло безвозвратно, хотелось горько заплакать. Он так бы и продолжал жалеть себя и думать, куда теперь ему деваться, но оказалось, что об этом можно было не беспокоиться: ему плотно зажали рот и одновременно больно скрутили за спиной руки. — Не дёргается. Хуже будет! — зловеще шепнул резкий голос. — Кивни один раз, если ты один, и два, если привёл кого-то. Самойлов застонал от боли и кивнул один раз. Дальнейшие события развивались стремительно и необратимо. Захватив под сгиб руки, Глеба потащили в подвал, который оказался ещё более унылым и даже слегка пугающим. Его рывком посадили на полуистлевший диван так, что он ударился затылком о стену, и приказали молчать. — Стася, это ты?! — Глеб запоздало узнал в нападавшем знакомую девушку, а что его больше заинтересовало, так это её длинные светлые, теперь придавшие ей безграничную легкомысленность, волосы, которых не было при их первой встрече. — Во сне ты была в плаще… — Это плащ времени и снов… За тобой никто не следил? — серьёзно спросила Матвеева. — Никого не видел? — даже обилие косметики, скрывающей следы от операций, не портило её красивого лица. — Да вроде нет… — Глеб пожал плечами. Страха уже не было, скорее, какая-то усталость и желание со всем этим разобраться. — Ты никому не говорил о нашей встрече? — осторожно прикрывая дверь, поинтересовалась Стася. — Нет, я же не идиот! — И даже своему хозяину? — она придвинула стул и, лукаво поглядывая на Глеба, устроились напротив. — Хватит глумиться, иначе уйду! — Глеб хотел обидеться, но не смог, так был рад её видеть. — Ты на бал вырядился или в клуб какой собрался? — бегло окинув взглядом серебристую куртку и бледные-васильковые джинсы Глеба, невозмутимо спросила Стася. — Блестишь как новая копейка. — Нет, просто другой одежды не нашлось… — Ладно. Отбросим пустые сантименты и сосредоточимся только на деле, — предложила она. — Кто ты? И как тебе удалось сбежать из лаборатории? — Стоп, стоп, стоп музыка, тормози! — запротестовал Самойлов. — Я ничего не помню, все что я могу рассказать это о нескольких днях пребывания здесь! — У меня тоже отняли воспоминания, но тебя я знаю. Нас вместе отобрали для опытов, а потом ты исчез. Все посчитали, что ты умер… — Стася была одета в тёмный костюм необычного кроя и выглядела, пожалуй, элегантно. Впечатление усиливала пистолетная кобура, пристегнутая к туго затянутому ремню. — Я думаю, это недалеко от истины… — Глеб вздохнул и откинулся на шаткую спинку софы, прикрывая пальцами глаза. — Ты хочешь мне о чем-то рассказать? — неожиданно смягчившись, поинтересовалась Матвеева. — Пожалуй, — немного подумав, ответил Глеб и заговорил, стараясь быть насколько возможно убедительным: — Сегодня ночью случилось странное. Мне приснился кошмар: чудовищная ведьма, а потом она материализовалась и чуть не убила нас с Сурковым… — С Сурковым?! — воскликнула Стася. — Вот, значит, кому ты служишь! — Да, Господи! Я политикам никогда не служил и служить не буду! Я ещё не впал в маразм! — вспыхнул Самойлов как от огня. Матвеева прикрыла один глаз, с сомнением посмотрела на его покрасневшую физиономию и скептически хмыкнула. — А зачем ты её воплотил? Ты что не знаешь, как обращаться со своими способностями? В первый раз вижу мутанта, который не знает, как с собой совладать. — Что это значит? Объяснить не хочешь? — под пристальным взглядом Стаси его немного покачивало, чувствовалось давление на голову, стало жарко. — Ты Гипсон, — недоверие звучало в голосе Матвеевой, а на губах играла театральная улыбка. — Кто? Это что-то из мифологии? — предположил Глеб. — Верно, — кивнула Стася. — В древней Греции Гипсон — божество сна и сновидений. Брат близнец Танатоса, бога смерти. — Обалдеть, — изумился Глеб. — Ты имеешь ввиду управляемые сны? Раньше я практиковал такое… — Не совсем, — Стася покачала головой. — Раньше ты был человеком, а теперь ты мутант и более открыт к тому, что происходит… на другой стороне. — Ты убеждена, что это не просто в моем воображении? — В твоём воображении? — Матвеева засмеялась. — То, что мы испытываем прямо сейчас, могло бы быть только в нашем воображении. Ты музыкант лишь потому, что грезишь себя музыкантом, верно? Ты вообразил это для самого себя. Если мы создаём этот мир своим воображением, почему бы не вообразить следующий? — Так ты утверждаешь, что вера доставила меня туда, а рогатую — к нам? — Я не сильно разбираюсь в этих вопросах. — призналась Стася. — Тебе лучше порасспрашивать об этом у Суркова. — Ага, щас, только штаны подтяну! — взбелениться Самойлов. — Не лезь в бутылку. Скажи, ты когда-нибудь раньше делал нечто подобное? — уточнила Стася. — Нет. Я не знаю. Я просто схожу с ума, да? — Ты настолько безумен, насколько был Христофор Колумб, когда думал, что есть другая сторона у Земли, — возразила Матвеева. — Любой анестезиолог тебе расскажет, что существуют сотни ступенек на лестнице сознания между пребыванием полностью алертным и мёртвым. Если человек идёт вниз, он опустится только на десятую ступень. Ниже границы серой шкалы — океанские глубины, никем не исследованные. Ты можешь спускаться на все уровни. В глубинах тех мрачных миров ты и находишь своих чудовищ. Сурков сделал тебя своим фаворитом, поскольку знал, что ты найдёшь путь к ним и когда-нибудь вернёшься с ответом… — С каким ответом? — Глеб оживился и чуть ли не подпрыгнул на диване. Стася задумчиво закатила глаза, чтобы полностью сосредоточиться на прошлом и произнесла: — Держись к нему ближе… Будь с ним, когда он ускользает прочь, ты должен быть с ним… когда он проснется, до того, как детали поблекнут… — Стася выдохнула и вернулась в настоящее. — Вот то, что я слышала много лет назад в лаборатории. Думаю, Милорадович говорил Суркову о тебе. — Милорадович? А это ещё что за хуй голландский? — Нейрохирург и специалист по физиологии головного мозга. Он ставит опыты над мутантами вместе с Сурковым, — пояснила Матвеева, тревожно поглядывая на часы. — Мы здесь больше, чем положено, котик, пора расходиться. — Что значит расходиться? Я никуда не пойду без тебя! — с жаром запротестовал Глеб. — А зачем ты мне? — спросила Стася небрежно, как императрица своего холопа. — То есть как?! — Самойлов немного опешил и растерялся. — А так. Как боец ты ничего не стоишь, снами своими управлять не умеешь. Лишний рот. — Что же мне делать?! — Возвращайся к Суркову, — предложила Матвеева, — там от тебя больше пользы. Так ты сможешь информировать меня о всех его планах. Нам даже встречаться с тобой для этого не нужно. По сути, ты идеальный шпион. — К этому чертову Иуде?! К этой гадине, которая к нам враждебна?! — просьба Стаси была настолько неожиданна, что Глеб сначала не поверил своим ушам, подумал, что ослышался или не понял. — Э-э-э нет, я не вернусь, и не уговаривай! Об этом не может быть и речи! Это невыполнимо, немыслимо, неосуществимо! Лёгкая тень пробежала по лицу девушки, сам собой вырвался слабый печальный вздох. Мгновение спустя, она встала и подняла Самойлова с его насиженного места. — Всем нам пришлось чем-то пожертвовать, — Стася протянула руку к волосам… сняла парик, под которым прятались стальные пластины, но тут же надела обратно. — Видишь это? — она указала на стену, где единственным, что смогло привлечь внимание Глеба, был нацарапанный рисунок из нескольких пересекающихся между собой прямых и дугообразных линий, отдалённо напоминающий сжатый кулак, внутри которого имелась надпись «ЗаМут». — Это символ нашего сопротивления. Многие мутанты отдали жизни ради того, чтобы мы могли сейчас разговаривать с тобой. — Но я… Я могу воевать с вами… Я научусь… И у меня есть брат, Вадим Самойлов, он тоже… — Человек? — перебила его Стася. — СДК — сборище фанатиков, фриков и прочих юродивых, а люди нам больше не братья, запомни это! — она достала платочек из кармана и принялась вытирать чумазую физиономию Глеба. — Веди себя естественно, можешь даже под дурочка косить. У тебя это хорошо получается. — Говорят, дуракам везет. Значит, быть дураком не так уж и плохо. А где мне искать тебя? — у Самойлова бешено стучало сердце, он ни в коем случае не хотел потерять Стасю навсегда. — Искать меня ненужно. В крайнем случае я сама тебя найду. Понял, котик? — Не очень. — Что интересненького припас? — Стася подняла с пола Глебов рюкзак. — А?.. Там мои вещи, вода, немного еды, — ошеломленный известием, что ему придётся вернуться к Суркову, ответил Глеб. — Хочешь — бери. У меня ещё карточка есть… — он тщательно проверил карманы куртки, — и чуть денег. — Карточка мне не нужна, по ней можешь расплачиваться только ты, а вот воду и деньги возьму, — Матвеева открыла ранец и двумя пальцами выцепила из его недр атласные стринги цвета спелой малины. — Прикольный фасончик, дашь поносить? — Отдай! — Глеб гневно вырвал из рук подруги свое исподнее. — Не хочу своим нижним бельем подвергать страну опасности. — А это что?! — Стася беззвучно охнула и выронила небольшой предмет на пол. — Это жёлудь Валонийского дуба? Откуда он у тебя? — Эту штука была на шее той ведьмы, что на нас напала. Сурков зачем-то отдал ее мне, — Глеб безразлично махнул рукой. — А разве не Сурков убил её? — Эм… Как тебе сказать… — Самойлов замялся. — Видишь ли, я взял пистолет, но уронил… Он выстрелил, и… пуля случайно попала в рогатую… — Да ты везунчик, котик, — хихикнула Стася. — Тогда артефакт по праву твой. Это сильный оберёг, поздравляю! — Возьми себе, дарю. — Нет, амулет мне не поможет, ведь не я убила демона. Да и ни к чему он мне? А вот такому лопушку, как ты, самый раз. Носи его в своем правом кармане. Не потеряй. Так, котик мой, — возвращая ранец сказала Матвеева, — сейчас за мной подъедут. Так что давай прощаться. — Подожди! — Глеб подошёл ближе, отбросил волосы с её лица и легонько, если не сказать трепетно, поцеловал в щеку. — Стась… а помнишь, ты говорила про крайний случай? Мне кажется, он уже настал… — Ничего не бойся. Мутанты никогда тебя в беде не бросят… — Стася исчезла так же стремительно, как и появилась, будто растворившись в пространстве.***
Блеклый серп луны качался на небесных качелях и, как будто насмехаясь над теми, кто внизу, приглашал покачаться вместе с ним. Абсолютное большинство многоэтажных строений в этом районе рассыпалось на глазах. Какие-то из них навсегда остались незаконченными, другие же не выдержали пожаров или многолетнего воздействия окружающей среды. Изо всех сил преодолевая тягучий сироп воздуха, Глеб шёл по грязным улицам, которые давно стали нормой, разбитые витрины — обыденностью, а целые дороги виделись людям чем-то невероятным. Очереди в магазины, чтобы взять на талоны хоть немного незараженных патогенным изучением продуктов выстраивалась с самого утра и растягивалась аж до соседних кварталов. Зрелище мертвенной, засыпанной радиоактивным пеплом Москвы, от холода подёрнувшейся чёрным инеем, вызывало у него содрогание. Тихая, едва слышимая музыка, лилась откуда-то из переулка. Самойлов, словно завороженный, пошёл на эти робкие звуки. Босой, худой, со спутанными волосами и в оборванной одежде мальчик лет десяти играл на скрипке. Перед ним лежал футляр от инструмента с парой монет и ломтем серого хлеба внутри. Ребёнок понуро стоял перед ним, водил смычком по расстроенным струнам, ежась от мороза и зябко переступая с ноги на ногу, а на его нежно голубых глазах наворачивались слёзы. Если бы Глеба сейчас спросили, видел ли он зрелище страшнее этого, то он, не задумываясь, ответил бы, что нет. Вдруг с неба посыпались листовки. Многие тысячи агиток рассеивались ветром над задыхающимся городом. Они разлетались под неумелые звуки, извлекаемые озябшим ребёнком из старого инструмента, будто радужные бабочки над выжженом полем. Самойлов поймал несколько разноцветных бумажек. Холёное лицо Суркова с тонкой улыбкой на губах и холодными глазами красовалось на каждой из них вместе с лозунгами: «Очистим землю от генетического сброда! Правительство людей! Планета — для народа!» От отороченного великолепным сияющим мехом капюшона, пахло сладким любовным хмелем. Это был запах Суркова, что ещё больше разозлило Глеба. Разозлило конкретно и жутко. Он смял ненавистные агитки и с силой отбросил их в сторону, потом снял с себя куртку, накинул её на мальчика и положил в его футляр для податей копченое мясо и сыр. Назад Самойлов возвращался пешком. Нужно было все обдумать. Свои будущие действия, и дальнейшую жизнь.