Окно Овертона

      Зловещий хорошо отполированный автомобиль бликовал хромированными дисками, а мигалка и сирена разрезали окружающую действительность, заставляя людей сбиваться в плотные группы и нырять в подворотни. Шины скребли заваленный пеплом асфальт, а из-под колёс с летела вязкая жижа. Зубцы полуразрушенной кремлевской стены за окном его Мерседеса были такие же красные, а небо такое же черное, но мир уже никогда не будет прежним. На торчащих из кирпичей прутьях проржавевшей арматуры висели обломки Спасской башни. Её звезда мерцала багрянцем, но Владиславу вдруг показалось, что символ этот тёмный, страшный. Волшебная сказка приобрела очевидные черты кошмара, а роль принца в этом кошмаре досталась ему.       Перед мавзолеем, единственным строением, уцелевшим при массированном ядерном ударе, стоял военный автотранспорт, в сумраке на фоне гранитных плит застыли ровные ряды караула, похожие на манекены.       К остановившейся машине подошел мужчина в форме, открыл дверцу, подождал, вытянувшись по струнке, понимая, что Tyrannus по привычке выдерживает многозначительную паузу, дабы подчинённый, так сказать, проникся всей серьёзностью положения, и, наконец, отсалютовал вышедшему Суркову, который, не обращая внимания на лакея, быстро зашагал по брусчатке к устоявшему памятнику архитектуры.       С потолка мавзолея свисала огромная хрустальная люстра. Горящие в ней лампочки брусничного цвета были спрятаны в плафоны в виде тюльпанов и окрашивали внутреннее убранство помещения в золотисто-пунцовые тона, придавая всему какой-то особенный смысл.       «Кто бы знал, что гроб вождя пролетариата станет колыбелью цивилизации», — иронично усмехнулся Сурков. Однако самого тела революционера в мавзолее уже давно не было. Его вынесли в первые годы войны и похоронили на почётном месте у кремлёвской стены, где он покоился и поныне.       Испытывая волнение и нервическое, болезненно-медовое возбуждение, дотронулся до одной из мраморных панелей. Открылась потайная дверь в стене, за которой обнаружилась свинцовая конструкция лифта. Створки с легким шипеньем распались. Мягко лязгнув, сомкнулись. Сурков нажал на кнопку, и лифт поехал вниз, гораздо ниже цокольного этажа, остановившись в глубине секретного бункера. Там Правителя встретила охрана Superiorа, которая бесстрастно и бдительно осмотрела его, словно не узнавала, и лишь после сканирования сетчатки глаз, Владиславу открылись очередные автоматические двери. Он шел по туннелю, озаренному призрачным светом люминесцентных ламп, уже миновав основание кремлевской стены, пересекая осколки Красной площади, приближался к остову храма Василия Блаженного, где коридор начинал ветвиться. Одна ветвь соединялась с туннелем секретной линии метро, там, в сумерках, дремотно покоился специальный состав. Другое ответвление вело под Васильевский спуск, к набережной, где в глубоком кратере, когда-то бывшем пирсом, дежурило несколько бронированных военных Хаммеров. Третья ветвь, по которой он теперь направлялся, вела в подземную лабораторию. На языке посвященных она именовалось «GenetiCo». Туда, минуя последний пост, и прошел Сурков.       Стены и своды раздвинулись, и он оказался в просторном зале, среди блеска стекла, белого кафеля и лучистых медицинских сплавов. Воздух был теплый, маслянистый, наполненный терпким запахом лекарств и легчайшим смрадом тления, словно в тропической оранжерее увядали экзотические орхидеи. Повсюду слышались слабые шорохи, нежные, едва уловимые трески, напоминающие стрекот пальмовых цикад и песни древесных лягушек. Под потолком то и дело перелетали голубоватые сполохи, из угла в угол скользили прозрачные тени. На длинном каменном столе в ряд стояли стеклянные сосуды, полные бесцветной жидкости. В этом растворе, похожие на огромные ядра грецких орехов, находились человеческие мозги, которые по приказу Суркова извлекали из черепных коробок умерших в ходе экспериментов мутантов и морфов, для изучения их мозговой деятельности. Каждая склянка была накрыта прозрачным колпаком, в котором содержались микроизлучатели, источники световых и ультразвуковых импульсов, крохотные электронные пушки, генераторы элементарных частиц, невидимые датчики и микроскопические сканеры. Специально сконструированные преобразователь тревожили мертвый мозг, извлекая из него отпечатки исчезнувших переживаний, оттиски мыслей и образов, интеллектуальные модели и уникальные химические реакции в подкорковых ядрах — скопление серого вещества в толще больших полушарий головного мозга. Множество световодов и углеродных нановолокон, кабелей и проводников тянулось от каждого накрывавшего банку колпака в соседнее помещение. Там суперкомпьютеры круглые сутки поглощали информацию, наращивали объем искусственного мозга, приближая его электронную копию к прототипу. В «GenetiCo», наряду с противозаконными опытами над живыми мутантами и морфами, создавался электронный аналог Франкенштейна, строительным материалом для которого служил головной мозг особей с уникальными способностями.       Сурков наблюдал, как в склянках возникали едва заметные вспышки. Один мозг озарялся алым, другой изумрудным, третий серебряным цветом, будто где-то поблизости взлетал фейерверк. А из мозга морфа истекали пузырьки и сочилась какая-то мерзкая субстанция цвета чайной заварки.       Он надел белоснежный халат и шагнул в следующий зал, который больше походил на невероятных размеров круглую операционную со множеством врачей и пациентов, подключённых к системам жизнеобеспечения. На первом же ко входу столе лежал пожилой мужчина с белесой, то ли седой, то ли выцветшей от операционных светильников бородой. На голове виднелись залысины, раскрытые, с выражением ужаса глаза, остекленели в минуту, когда из его тела вынули первый орган. Чуть ли не целое полотенце торчало из его разъятой грудины — осушали операционное поле. Шея пациента была почти перерублена, а на месте седьмого позвонка находился искусственный стальной имплант.       Рядом оперировали особь с огромным выпуклым лбом в голубоватых вздутиях. Кожа на его голове была настолько тонкая и дряблая, что просвечивали черепные швы. За оттопыренными ушами виднелись пергаментного цвета жабры, а в белых как у вареной рыбы глазах плавала муть. Нижняя губа мужчины мучительно сморщилась, из-под нее тянулись бесцветные волокна, как будто голова, подобно луковице весной, пустила корешки.       Следом, ближе к стене, над подопытным с редкими серебристыми волосами, с вислыми усами, коричневым загнутым вниз носом с торчащими из ноздрей волосками склонились три врача. Один из них застыл в напряжённой позе: давил на грудь вверху почти в районе ключиц там, где у мутанта находилось второе сердце. Другие хирурги стояли вокруг и тревожно перешептывались. В выпученных глазах несчастного сквозила невыносимая боль, разорвавшая сосуды головного мозга и наполнившая глазницы коричневой сукровицей.       На удаленном столе, накрытая ниже пояса простыней, неподвижно лежала женщина, напоминающая огромную картофелину: пухлые, разных размеров щеки, узкие щелки глаз, неряшливо разбросанные чёрные волосы. Кожа местами отслоилась от её тела, как это бывает у переваренного клубная, и нежно-розовый термопластик проглядывал из-под этого живого «мундира». Лицо женщины выражало недоумение, точно все происходящее было огромной случайностью и не имело отношение к ее жизни. Н      аходившийся неподалёку от испытуемой морф походил на фиолетовый, извлеченный из раковины моллюск. С клешнями вместо рук, с целыми гроздьями пальцев и безобразными наростами по всему животу. Обвислые мясистые щеки, морщинистый лоб, черные губы, из которых свисал синеватый, в жёлтых отложения раздвоенный язык. Непомерно косматые брови пучками вырастали из его лба и слегка колыхались как усики у улитки, ноздри были напряжены и выворачивались наружу каждый раз при выдохе.       Ни на что не обращая внимание, Сурков двигался дальше, мимо пепельного оттенка существа, глаза которого были не видны под кожаными чехлами век, хотя плоти на нем почти не осталось. Маленькое тельце напоминало укутанный в папирусную бумагу скелет. Сохранился лишь длинный хоботок, растущий из того места, где должен быть кадык. Но вот в сиянии операционной хирург занес над ним свой нож, вынул трубчатый, все еще розоватый пищевод и поместил на его место пластмассовую трубку.       Лёжа под капельницами, беспокойный подопытный сгребал руками воздух, будто нащупывал там что-то, за что можно было ухватиться. И вдруг его цепкие пальцы сжались на запястье Владислава Юрьевича. Глаза мутанта смотрели в разные стороны, а губы, приоткрытые, тревожные, начали говорить что-то частое, непрерывное, захлебываясь в незавершенных лихорадочных мыслях: — «… Чтоб сгинул ты и чтоб сгинул твой род, сто раз я тебя проклинаю!.. И, череп разбивши, пусть ляжет в крови последняя жертва преступной любви!» — голова мутанта медицинской нитью была пришита к шее, но срез получился рваный, лохматый, как будто отпиливали её бензопилой, да и назад приладили не очень ровно.       Сурков поспешно отдёрнул руку и совершенно хладнокровно произнес: — «Не бойся, из гроба мертвец не встаёт… Ночь скроет кровавое дело». Алексей Толстой… Нет, надо все-таки попозже вставать утром, а то так и до космических масонов недалеко, — наглая, высокомерная усмешка трепетала в углах его стиснутого рта, в тонких ноздрях, в приподнятой брови, плясала в зеленоватых глазах…       Экспозицию завершал узник, возлежавший под высоким стеклянным клошем, похожий на приготовленное на медленном огне экзотическое блюдо. Рядом на полу, стоял пластмассовый тазик, на случай тошноты, для тех, кто осмелится подойти на расстояние взгляда. Кожа мутанта отливала золотом, но при этом была покрыта огромными корявыми выростами, как на березах, шершавыми и грязно-серыми. Глаза его выражали тупое неодолимое стремление, которое и сейчас под действием убойной дозы наркотических средств грозило разрушением. Подойдя ближе, Сурков внимательно и испытующе осмотрел его, заглядывая в неподвижные глаза, читая в них бурю переживаний. Было там и ощущение чудовищного величия, неодолимого всесилия, заповедного волшебства наряду с ужасающими видениями будущего, от которых вдруг расширялись зрачки, немело сердце, останавливались часы. Но пленнику уже не были страшны никакие медикаменты, никакие убийственные лучи — он, вел борьбу за жизненное пространство в совершенно другой реальности.       Он явился в лабораторию, чтобы узнать результаты последних экспериментов. А также для того, чтобы окунуть свой живой, переутомленный бренными делами мозг в поле таинственного мистицизма, витавшего в подземельях «GenetiCo». Так в поле могучего индуктора помещается утративший свои природные свойства магнит, чтобы тот вновь зарядился от неисчерпаемого источника притяжения.       Конечный пунктом долгого путешествия Суркова стало небольшое помещение с гладкими матовыми стенами и безо всяких признаков аппаратуры, где группа учёных обсуждала новые открытия. — Скажу, что случай, конечно, уникальный, — профессор протянул руку и, покрутив снимок содержимого черепной коробки одного из своих многочисленных подопытных, устало вздохнул, — но, к сожалению, досконально изучить мы его пока не можем. Понимаете ли… Хотя нет. Об этом позже… Коллеги, только если заглянуть внутрь тьмы, можно увидеть рассвет разума, и единственное, что может этому помешать — это наши страхи. Страхи, как правило, появляются тогда, когда мы не можем дать разумного объяснения происходящему, и тогда мы выдумываем себе демонов. Ведь это очень удобно: кошмарный сон, сонный паралич, синдром внезапной смерти во сне — все это демоны. По легенде Зен — демон, обитающий в мире сновидений, подчиняет себе волю спящего, повелевая его страхами. В его власти убивать людей, а также склонять к убийству или суициду. Появляется он из темноты в обличии монстра с огненным лицом. Считается, что демон этот стремится прийти в наш мир, чтобы погрузить его в вечный страшный сон. Но Зен не может покинуть мир сновидений без проводника. Он подчиняется заклинателю и может наградить его богатством и властью, если заклинатель выполнит обряд полностью, найдя для этого подходящих сновидцев. Конечно, для нас с вами это просто страшная сказка. Мир людей лишен сверхъестественного. Но мутант с определёнными устойчивыми органическими и физиологическими изменениями в cortex cerebri*, сам того не подозревая, может стать проводником демона. Перед вами, господа, мозг Гипсона, идеального проводника! — сказав это, ученый ткнул на сенсорную панель, вмонтированную в его рабочий стол. Над ним тут же появилось голографическое изображение светящегося неоновым светом предмета, отдалённо напоминающего человеческий мозг. — Призываем Зена, верим, что ниспошлёт он кошмары вечные на неугодных и озарит рассветом всех послушных! — подхватил Владислав Юрьевич пламенную речь профессора. — Не слушайте этого дядю, ребятки, с ним давно все понятно. Он рассказывает только про бяки.       Милорадович смущенно, а может, лукаво улыбаясь, кивком приказал всем выйти. Подождав, пока разойдутся толпящиеся около дверей генетики и нейрохирурги, он любезно поздоровался: — Давненько Вы не были у нас в подземном царстве, Владислав Юрьевич. Видимо, там у Вас наверху назревают большие проблемы… Красивый мозг правда? Когда ты мне его уже отдашь? — Михаил Милорадович был высокий мужчина лет тридцати пяти, с темными волосами и глазами холодного синего цвета. Его черты: квадратный подбородок, прямой нос и высокие славянские скулы — были необыкновенно выразительны, фигура излучала силу и мужественность. Одежда простая: джинсы, неброский шерстяной пуловер и белый халат, но запястье украшали дорогие элегантные часы. — «Мы не проколем бабочку иглой Адмиралтейства — только изувечим»** — Владислав ненароком взглянул на блистающее изображение невероятного сосуда, вместилища мыслей мутанта. Его взгляд перехватил профессор и тонко усмехнулся: — Надеюсь, что ты с ним скоро наиграешься и, наконец, произойдёт долгожданное расчленение шейных позвонков. Хотелось бы знать заранее, чтобы позаботиться о сохранении такого ценного исследовательского материала. — Я Вас предупрежу за неделю, Михаил Андреевич.       Оба с удовольствием осмотрели друг друга. Испытав на себе взгляд проницательных темно-синих глаз, Сурков подумал, что так патологоанатом оглядывает препарат, прежде чем отсечь у того свод черепа и кинуть серые извилины на весы. Это был слишком раздевающий взгляд, от которого сразу хотелось либо куда-нибудь спрятаться, либо скинуть одежду. — Какие новые откровения в Вашей работе, дорогой профессор? — Мы сканируем срезы памяти Хроноса и уже обнаружили очертания альтернативной истории. Оказывается, если бы не Третья Мировая, то большая часть населения Земли погибла бы в 2020 году от группы гигантских вирусов, которые оказались не простой мутацией, а биологическим оружием. Эти вирусы обладали необычным набором генов, что позволяло им перестроить метаболизм клетки-хозяина, превращая ее в подобие «зомби». — Что ж, нет худа без добра, — в тон с легкой усмешкой заметил Сурков. — В любом негативном событии, исходе есть некий позитивный элемент. Однако, меня сейчас меньше всего интересуют противоположности истекших явлений. Вопрос в другом: кто из мутантов способен управлять мистической антиматерией? Кто из них, действуя в земном измерении, имеет выход ввысь, к высшему разуму, так сказать? Именно в руках этого существа и сосредоточена Реальная власть. С помощью него я сам получу не только абсолютное, безграничное влияние, но и обрету свой таинственный дар творить историю. Мне нужны внуки Бога. — Из представленных у нас образцов только мозг Хроноса, как Вы говорите, имеет связь с высшими силами. Мы обнаружили у него следы мозговой деятельности, сравнимой с мощностью нескольких АЭС, но этого все равно не хватает для завершения работ над нашим церебральным органоидом*** — Что ж, продолжайте исследования. — Есть ещё один… и ты знаешь об этом! — напомнил профессор с васильковыми глазами малорусского пастуха. — Способности Гипсона до конца не изучены. Действительно, никто не имеет даже отдалённого представления о великой силе этого мутанта. Отдай его, Слава! Ты архитектор этого эффективного проекта, поэтому мне непонятно твое промедление. — Я рассказывал тебе про двух горилл? — неожиданно поинтересовался Сурков. — Ну при чем тут гориллы, Слав?! — Милорадович раздражённо мотал головой. — Я недавно в книге прочел. Значит, есть две гориллы и каждый день их кормят морковками. И они спокойно их жрут, без проблем, ням-ням, вкуснятинка. А потом однажды одной из горилл дают банан, а другой ту же морковку. И она ее не хочет. А почему? Потому что у другой был банан.— Он сделал паузу. — Теперь все понял? — К чему ты это? — Миша, жри свою морковку! — жёстко и безапелляционно приказал Владислав, взмахом руки остановив готового спорить профессора. — И не имей привычки мне указывать. Нужно все как следует обдумать. Политика отличается от истории тем, что последняя творится не отсечением голов, а помыслом.       Милорадович перевёл дух и, выставив перед собой длинный указательный палец, спросил: — Что у тебя с ладонью? — Бандитская пуля. — Дай-ка я посмотрю на эту пулю, — Милорадович деловито обнажил запястье Суркова и принялся разматывать бинты… — Валонийская ведьма?! — осмотрев рану, воскликнул он. — Хотя чему я удивляюсь, этого следовало ожидать… — В чем дело? — замечание Михаила заставило Суркова насторожиться. — Сегодня ночью мои приборы зафиксировали всплеск псионической активности: одновременно Гамма и Тета-волн. — От Хроноса? — Нет. Активность исходила не от наших испытуемых, сигналы находились за пределами лаборатории. Эпицентром электрических полей была твоя многоэтажка на Старой площади и заброшенное здание на окраине Urbs. — Ты проверил чьи это были волны? — Разумеется. Один сигнал принадлежал Гипсону, другой Бионикл, нашей бывшей подопытной, ныне лидеру сопротивления мутантов, — невозмутимо доложил Милорадович. — Ты довёл до критической массы, Слава. Он предатель, и для тебя сейчас очень велика вероятность быть немножко убитым. — Не забывайся! — Хотя-бы проверь его… Однако, нет, не буду лезть не в своё дело. Жру морковь, хрум-хрум, — профессор намазал раненую ладонь Суркова зеленоватой мазью, и тот почувствовал, как электрические разряды, истекая из неё, начали восстанавливать поврежденные ткани, и кожа стала затягиваться — Кстати, где твой дозиметр? — А зачем он мне? Я руками урановые стержни не растаскиваю, — отмахнулся Правитель, — а Глеб фонит, но не сильно. — Очень смешно, обхохочешься просто! — поджав пухлые губы, ответил ученый. — Ты постоянно на поверхности. Как бы не схватил дозу больше, чем наши подопечные. — Со мной все в порядке, если не считать твою проклятую привычку вести экзистенциальные разговоры, от которых я испытываю пищеварительный дискомфорт, — Владислав распахнул полу пиджака, демонстрируя индивидуальный дозиметр модели ДП-2002В в виде ручки со вкусом инкрустированной драгоценными камнями. — Раз начал — говори. Брось хорохориться. — Испытай на нем мой новый SI-37, — предложил Михаил. — Препарат воздействует на кору головного мозга и освежает память. — Каков химический состав этого средства? — уточнил Сурков. — Это нечто вроде сыворотки правды. Подвергшийся такому субъект начинает излагать правду, только правду и ничего кроме правды. Производится из токсина коры надпочечников морфов. — Ты ещё яд кураре предложи вколоть, чтобы его мясо стало мягче и нежнее, — недовольно хмыкнул Владислав Юрьевич. —Тестируй эти изощренные разработки, вон, на своих ботаниках.       Милорадович поморщился с непонятным выражением лица, но кивнул и ближе подошёл к Суркову. — Мне нужно было немедленно бежать отсюда. В тот же миг, как ты взглянул на меня своими невозможными зеленовато-карими глазами, — тихо произнёс Михаил с искренним сожалением. — Но я не смог. В тебе сосредоточилось все то, чего я никогда не находил в женщинах, и я не устоял. — Тебе и не нужно было, — ответил Владислав, уже направилась к двери. — Но ты не должен вот так уходить, — прошептал Миша. — Хочу чувствовать тебя в себе, — его сердце билось словно молот, и он никак не мог отдышаться. Профессор прижался своим горячим телом к Владиславу. Неторопливая рука ласкала гладила его живот через рубашку, скользила по бедрам, мягко, но настойчиво рисовала вкрадчивые узоры на внутренней стороне бёдер. Он заглушил протест Славы долгим поцелуем, а пальцы слегка двигались, поглаживая, щекоча, сжимая… — Давай? — игриво улыбнувшись, Милорадович медленным движением достал из кармана несколько маленьких капсул с кристально чистой субстанцией внутри. — «Хрустальная игла»? **** — Правитель явно обрадовался такому подношению. — Да, спинномозговая жидкость, ещё сегодня циркулировавшая в желудочках, ликворопроводящих путях и подпаутинном пространстве мозга чудовищ. А теперь она у нас, — победоносно произнес Милорадович. — Я прописал в ДНК их вибрионов определённый набор свойств и создал биологические схемы с нужными логическими параметрами, поэтому, приняв одну ампулу на двоих, мы уплывем во взаимно-зависимый общий сон. Сурков взял Михаила за подбородок и, приподняв голову, посмотрел на его губы так, что тот перестал дышать, а потом, схватив за волосы, запрокинул голову профессора и впился в его губы грубым поцелуем победителя и хозяина. — Сегодня мне некогда, — резко, отстранившись, возразил Владислав. — Надо одуматься, перестроить себя на иной лад, без чего творчество в большой вещи, как политика, немыслимо, — он забрал хрусталики, покрытые бесструктурной прозрачной капсулой, и направился к выходу. — Мне нужна новая протонно-лучевая пушка, — сообщил профессор вдогонку. — Напиши моему помощнику на e-mail, — на ходу бросил Сурков, покидая пределы «пещеры Дракона».