А нормальным детям читают сказки про благородных рыцарей?
— Мне от тебя многого не надо, Волк. Достаточно одного чёткого «да»… Дону Альвито упорства было не занимать. С момента, когда он притащил Волка в свою пыточную, до заданного вопроса прошло уже часа три (почему-то внутренние часы Волка пока не пожелали сбиться). За это время он успел подвесить её в позу распятия, раздеть догола и с извращённым удовольствием осмотреть места попадания пуль. Одна из которых, в руку, прошла навылет. А потом взять в жилистые пальцы крепкий бич и «выбивать из суки всю дурь». Час. Следующий час дон отдыхал, поручив простенькое задание — облить дрожащее окровавленное тело ведром солёной воды своим помощникам: молодому напуганному светловолосому парнишке и тёмненькому товарищу постарше. Пока тело сжимало зубы, чтобы не выпустить наружу плохо сдерживаемые стоны, он курил сигару, рассуждая о бессмысленности волчьей жизни. На исходе второго часа дону надоело церемониться, и он снова дал отмашку молчаливому старшему товарищу, который с нескрываемым удовольствием спустил ставшие тесными штаны. Блондина, кажется, стошнило, пока он наблюдал, как напарник с трудом имел полубессознательную женщину и не отказывал себе в удовольствии вывернуть её как-нибудь поинтереснее. Женщина, кажется, кричала, когда товарищ решил взять её в задницу, но, к счастью, для неё всё было достаточно расплывчато, чтобы этого не помнить. Чтобы не помнить этого, когда прошли грёбаные три часа, но её снова окатили ведром холодной воды, насильно заставляя туман перед глазами рассосаться. — Так что, дон отдал приказ убить их, верно? — прищурившись, вновь интересовался Альвито со своего наблюдательного стула. Почему-то в одних трусах. Видимо, подобные сцены ему нравились. Томительные несколько минут; пока тело била крупная дрожь, покрытая кровавыми разводами кожа стиралась о неровные доски за спиной (Что это за место? Домик в лесу?), а Волк как-то не торопилась выкладывать Маркусу все планы Сальери; рано или поздно закончились. — Значит, хочешь по-плохому… будет тебе по-плохому, — нахмурившись, заявил дон Альвито, и Волк, наконец, прикрыла глаза, проваливаясь в спасительную темноту. Очнулась она от резкого жжения в пулевом ранении на бедре, как будто туда щедро плеснули спиртом. Так, впрочем, и было. С пересохших губ вырвалось невольное: — Сука, блять, — и взгляд остановился на мужчине, что склонился над ней. Старенький-старенький дяденька, одетый в белый халат, как и подобает доктору, обрабатывал ей раны, нахмурившись, бормоча что-то себе под нос. Он как будто и не заметил, что Волк очнулась, а, вероятнее всего, просто привык этого не замечать. Его твёрдые старческие руки с морщинами бодро пробегались по обнажённому телу, кое-где к спирту добавляя жгучую холодную мазь. Но он не бинтовал, по вполне очевидным причинам. Толку-то? Вокруг серые грязные стены без единого окошка. Похоже, подвал. Одна дверь в эту небольшую комнату; вероятно, за ней охрана. Руки затекли, всё ещё связанные грубой верёвкой. Но по богатому жизненному опыту Волк знала, что с этой болью придётся мириться ещё долго. В аптечке доктора были необходимые медикаменты, инструменты, окровавленный пинцет, вытащенная деформированная пуля, а ещё шприцы и немного белого порошка. — Это… мне? — одними губами прошептала она, надеясь, что врач окажется не таким придурком, как все прочие. — Тебе, деточка, тебе… — оглянувшись на дверь, чтобы никто не услышал, тихо ответил дяденька, сочувственно покачав головой. Жалость. Волка тошнило от жалости. Но сейчас куда больше тошнило от боли в рёбрах, от жидкого огня в лёгких и жжения в ранах. — Что это? — попыталась она уточнить, обречённо догадываясь, каким будет ответ. — Ты не волнуйся… он чистый, качественный… — мягко пояснил врач и набрал немного уже разведённого порошка в шприц, закончив со всеми остальными ранами на худом напряжённом теле. Принялся закреплять жгут. — Хочешь что-нибудь сказать? Под ягодицами чувствовался холодный пол, спиной ощущалась твёрдая стенка, но Волка бросило в жар от осознания того, что сейчас произойдёт. В животе свернулся клубочек страха. От Альвито можно ожидать чего угодно. Он тот ещё извращенец и садист даже по отношению к собственным девочкам. Одной из вариаций его бизнеса было найти эмигранток без денег и связей, подсадить их на наркоту и отдавать в пользование не особо привередливым клиентам — дальнобойщикам, охранникам. За небольшие, надо сказать, деньги. Волк поймала себя на мысли, что это будет логичным продолжением банкета. И всё равно отрицательно мотнула головой и зажмурилась, когда игла вошла в вену совершенно незаметно на фоне остальной боли. Противное ощущение присутствия в теле чего-то инородного не перебивало тревогу от осознания того, что в неё только что засунули наркотик. — Воды… — тихо попросила она, подняв на собирающегося уходить врача почти умоляющий взгляд. В горле пересохло. — Хочешь что-нибудь сказать? — повторил заученную фразу врач, хотя глаза его сообщали нечто совершенно обратное, и, подхватив аптечку, он быстро удалился. Дверь хлопнула, ключ щёлкнул, и повисла звенящая в ушах тишина. Порошок подействовал быстро. Ударил в голову струей эйфории, раскатываясь мурашками по покрытому лиловыми и красными разводами телу, заставил подобрать вытянутые ноги. Волк даже застонала, не от боли, а от невыразимого удовольствия, вместо холодного пола погружаясь в глубокую, полную тёплой воды ванну. В голове плыли приятные и желанные образы; боль ушла, как будто её и не было, и осталась только сладкая нега и необъяснимое возбуждение. «Вот зачем их принимают…» — пронеслось в отключенной на время кайфа голове. В комнату вошли, зачем-то дёрнули за руки, поднимая на ноги, куда-то потащили, а она только глупо улыбалась, окончательно потеряв связь с реальностью. — Чё, больно счастливая?! В тебя лучший герыч вбухали, шлюха… — ворчал пацан, тот самый блондин из домика, с трудом волоча тело разомлевшей пленницы по коридору, а потом по лестнице. «Герыч», — отложилось где-то в глубине сознания. Парни открыли дверь в очередную грязную комнату с такой же грязной кроватью. Скинули тело, развязали руки и снова куда-то ушли, закрыв дверь, щёлкнув ключом. Вонючие тряпки казались божественно мягкими. Волка вывернуло чем-то жидким на пол рядом с кроватью. В мутной лужице плавали красные пятна. Насладившись зрелищем в полной мере, она перевернулась на спину и случайно коснулась запястьем груди. Перед глазами вспыхнули звезды, тело выгнулось, как от удара током, из глотки снова вырвался глухой стон. Волк была готова кончить прямо здесь и сейчас и, не взирая ни на что, потянулась пальцами вниз, между ног… — О, да ты горяча. — Заявление из дверного проёма заставило вздрогнуть, одёрнуть руки, словно застигнутую за преступлением и, возбуждённо дыша, окинуть вошедшего взглядом. Полный, вонючий мужчина лет сорока со слезящимися мутными глазами почему-то казался ей очень желанным. — Возьми меня, — взмолилась Волк, раздвигая перед ним ноги, хотя тело реагировало с неохотой и внутри было сухо, до противного сухо. Она ласкала себя уже в открытую, на каждое прикосновение реагируя стоном и демонстрируя всё более выгодные ракурсы. Мужчина моментально стащил с себя брюки и быстро вошёл, не давая новоявленной шлюхе и секундной передышки. Впрочем, ей только это и было надо, и каждый грубый глубокий толчок ощущался пиком. Крики удовольствия, казалось, наполнили всё здание. А когда тело с одолжением изволило кончить, вместе со смазкой пачкая кровать красными пятнами от стёршихся стенок, Волк долго не могла отойти. Даже когда её притащили обратно в комнатку с холодным полом и опять связали руки, — она всё ещё ловила тёплые волны, тихо и безмятежно постанывая. Снова заведённые за спину запястья вызывали лёгкое раздражение, и она даже пробовала жаловаться: — Мальчики, развяжите… мальчики… — и голос её звучал сорванным и жалким. «Мальчики» не развязывали. Потом навалилась апатия. Холодная, с противной мелкой дрожью… С ней выворачивало желудок раз за разом, и Волк с трудом отползала от каждой новой лужицы, как провинившийся котёнок, будто надеясь, что никто не заметит. Голова ещё была пуста и гудела о чём-то печальном и меланхоличном, как церковный колокол. Потихоньку приходило осознание. За осознанием — боль. Крик, уже вполне человеческий, истошный, от собственного бессилия и отчаяния. Слёзы, совершенно бесполезные. Волк уткнулась лбом в стену, успокаивая бешеное сердцебиение, заново вспоминая, как дышать. Что бы она ни делала, это не поможет. Ничто ей не поможет. Помочь мог только кто-то… Но кто?***
— Я личность! Самостоятельная! Понимаешь? — Чеза пихала свои немногочисленные вещи в чемоданчик. Старая квартира на последнем этаже. Почти приличная, не считая ободранных обоев и кучи грязной посуды; ни одна из девушек не отличалась чистоплотностью. — Ты просто не видела, что с ними делают… Чеза, пожалуйста! Я не смогу тебя защитить, если ты уйдёшь, — неуверенно возражала Волчонок, следя за каждым движением большими тоскливыми глазами. — Мне надоело! Мне надоело так жить, Волчара. В этой… грязи! — Чеза раздражённо пнула прикроватную тумбочку. — В этом говне, понимаешь? Знать, что моя подруга ночами убивает людей, и мы живём на эти грёбаные бабки! Тебе самой не противно? Волчонок не нашла, что на это возразить, и только опустила голову. — Ты пойми, Волчара… — вздохнула та и подняла лицо подруги за подбородок, — я всё так же тебя люблю. Когда я заработаю много денег, я обязательно вернусь, и мы уедем куда-нибудь… на Гавайские острова. Хорошо? — Чеза ласково коснулась лба подруги губами. — Только пообещай мне кое-что, Волчара. Пожалуйста. Обещать не хотелось. — Что? — глухо выдавила подруга. — Ты никогда не будешь меня искать. Договорились? — на попытку Волчонка возразить Чеза заткнула поцелуем её губы. Подруга удивлённо замычала. — Не спорь, — добавила серьёзно. — Никогда, поняла меня? Я сама тебя найду. Прощай, Волчара. Чеза подхватила чемоданчик и замерла в дверном проёме, улыбаясь, почти светясь от счастья. Ещё бы. Она стала не просто шлюхой, а шлюхой высокого класса, работающей на влиятельных людей… — До встречи, Чеза, — Волк улыбнулась ей в ответ. Не могла не улыбнуться. — На Гавайских островах.***
— Если хочешь — проси! — парень дёрнул за короткие волосы, желая видеть изувеченное лицо с тёмно-фиолетовыми синяками. — Прошу… — только и могла шептать Волк, не поднимая глаз от стыда и унижения. Пальцы неумело пытались обхватить его член, достаточно смазанный слюной, чтобы ускользать от недоделанной шлюхи. В её голове жила необъяснимая тревога, мозг работал где-то на грани между жизнью и потерей сознания. — Да… И соси! — снова требовал парень и сжимал пальцы в её волосах. Волк не сопротивлялась. Она знала, что когда ребятам надоест, они позовут доктора. Доктора с аптечкой, белым порошком и шприцем… и всё снова станет хорошо. Нужно только подождать. Потерпеть. А у двери тем временем разгорался нешуточный спор. — Я не хочу, ребя… — лепетал блондин, опасливо косясь на белеющее в хреновом освещении подвала покрытое синяками и царапинами тело. Парням было ссыкотно развязывать телу руки, не избив её до полусмерти. — У меня даже не встанет. Аргумент никого не убедил. — С твоим стажем нужно радоваться, Гарри, что хоть что-то предлагают! А то чё тебе, эскортниц подавай, что ли? Ты вообще с кем работаешь, я не понял? — брюнет из домика был настроен решительно, и давно хотел проверить этого неженку на прочность. И позабавиться, конечно же. — С вами, с вами работаю, Бен, — примиряюще поднял руки Гарри, но это не успокоило ни темноволосого Бена, ни остальных товарищей, перекрывших отступы к двери. — Но развлечения такие мне не по душе… — Не, ну вы слышали? — подмигнул Бен остальным, и те в предвкушении подались вперёд. — Походу, он больше сосать любит. Ты гей, что ли? Тебя выебать надо? Это было куда более внушительной угрозой. Гарри сглотнул, отрицательно качнув головой. — Нет, — тихо возразил он и сделал неуверенный шаг вперёд. — Ладно, если мне просто надо её трахнуть, то я её трахну! — попытался он убедить сам себя. Старший хлопнул Гарри по плечу и окликнул любителя минета: — Заканчивай там, тут очередь вообще-то! На лбу Гарри выступил пот, когда он, на ходу стягивая штаны, подходил к замершей на коленях нагой женщине с опущенной головой, дрожащей, словно в ожидании удара. — Ну, чего расселась? — удар Бена пришёлся тяжёлым сапогом в живот, заставляя Волка, глухо вскрикнув, покачнуться и упасть. К счастью, Гарри помогли, подхватывая её за ноги и за плечи в три пары рук, разводя сведённые колени в стороны, приподнимая повыше костлявый таз. Гарри вошёл, предварительно смочив член слюной — парни уже знали, что смазки там кот наплакал — и пытался фантазировать. Ему не хотелось видеть эти растрёпанные серые патлы, эту маленькую бесполезную грудь, эти острые выпирающие рёбра. Еду пленнице доставляли раз в пару дней, и то, если хорошо попросит. Ему хотелось видеть пышную аккуратную попку, нежный животик, любящие и довольные глаза… Темп нарастал, пока Гарри, прикрывший глаза для полноценного погружения, бездумно совокуплялся. Бен не удержался от того, чтобы присоединиться, пристраиваясь над головой и пихая женщине в рот уже свой член. Тёплая волна, накатившая в привычном ритме, заставила Гарри попытаться отшатнуться; но он всё равно опоздал, оставив часть своего семени во влагалище. Его оттолкнули. Очередь же! В поле зрения попало лицо пленницы, по острым скулам которого текли тусклые, еле заметные слёзы. Гарри отступал, пока не наткнулся спиной на дверь, наконец, понимая, что свободен. Он тут же вылетел в коридор, на мокрую лестницу, — кровь или блевотина? — выбираясь из подвала на свежий ночной воздух, спрятался за балку, оперевшись на неё спиной, и уже сам опустошил желудок. Опять. С залива повеял солёный ветер, а Гарри смотрел в мутное отражение чёрных вод, как будто оно было способно ответить ему на все вопросы.***
— Да она заебала. Вляпалась по полной, попутала мне все планы. Застрелила шлюху из дробовика, ты себе представляешь? Какая же она тупая баба… — сетовал Вест, попивая виски из прозрачного стакана. Волк первый раз слышала от него рассказы о личной жизни. Если бы сложившаяся ситуация не касалась её хотя бы немного, она бы и этого не услышала. Но сейчас и без рассказа Волк была знакома с этим забавным стечением обстоятельств. Ещё бы… Девушка, подкинувшая жучок своему парню-наёмнику, случайно подслушавшая встречу в баре с карманницей, пожелавшей подзаработать на убийстве этого самого парня-наёмника, и в результате оказавшаяся в номере с огромным таким дробовиком, оставляя на кровати голый женский труп и пока ещё живого голого парня. — Ты не хочешь её убрать? Или, наоборот, спасти, как храбрый рыцарь? — любопытствовала Волк, которую эта история весьма забавляла. Конечно, она не рассказала Весту, как растрёпанная молодая дамочка припёрлась в клуб, угрожала тому, кто работал барменом до Ганса, и выпытывала, где сейчас её ненаглядный. — Не хочу. Пусть сдохнет под чужими пулями. Нехер было лезть, — зло откликнулся он, ставя на стол стакан и взглядом ища официантку. — Ещё! — А под чьими «чужими»? — снова поинтересовалась она. Пока напарник бухал, Волк гнала по полупустой улице на своей простенькой чёрной Сильвии пятого поколения, не особо качественно вписываясь в повороты. Водила она херово, но это было только плюсом к образу неряшливого пафосного спасителя. — Запрыгивай! — скомандовала Волк, заметив, как миниатюрное темноволосое чудо неумело пыталось схорониться под мостом, сжимая в ладони Remington RP, а над его выбившимися из причёски прядями свистели пули ребят более подготовленных. — О боже! — скользнув в салон, Сойка первым делом начала размазывать по лицу тушь и слёзы. — Я не понимаю! Если всё настолько серьёзно, то какого хрена он ещё жив?! — возмущалась она, и Волк только хмыкнула, выруливая из сложившейся ситуации в надежде, что пули проскочат мимо. — Кто ты такая вообще? — А может, ты не всё о нём знаешь? — предположила она, протягивая ладонь для пожатия: — Я Волк. И, если тебя это вдруг интересует, ходить налево не в моих правилах. Хоть в трусы мне жучки засовывай. Она рассмеялась над собственной шуткой, пока лицо Сойки принимало озадаченное выражение. Впрочем, Сойка быстро свыклась с мыслью о том, что ничто в мире не конфиденциально. И так же быстро научилась это обходить. Так быстро, что Волк и не заметила, в какой момент чудо стало вольной птицей, летающей налево, а она — бесплатным уборщиком, подчищающим за ней. Любовь не выбирают.***
— Хочешь что-нибудь сказать?