История семьи Альвито: Хроника Волка

— На самом деле я никогда не была против умереть. Это ни капли не расстроило бы ни меня, ни всех остальных. — Вы все такие, — улыбнулась собеседница. — Я всегда боялась другого, — закончила свою мысль Волк. — А теперь? — А теперь мне нечего бояться.       Страховка покрыла только часть расходов на лечение. Разумеется, матушка-Америка заботилась о своих гражданах, и операцию оплачивали из бюджета страховой. Однако дальше Волку ясно дали понять, что остальное на её совести. — Как вы себя чувствуете, мисс Мур? — поинтересовалась медсестра, когда пациентка, наконец, изволила выпутаться из долгого, длиной в несколько суток, сна.       Волк сосредоточилась на своих ощущениях. Всё тело болело, тошнота и не думала уходить, голова кружилась, и очень хотелось пить. Но ещё сильнее хотелось дозы.       Она уже подняла глаза на медсестру, чтобы ответить, и вдруг поняла — ответить не получится. Слова застряли где-то в глотке мучительным колючим комком. Взгляд помутнел, на глаза навернулись слёзы, и она отвернулась, изо всех сил держа себя в руках. Ещё не хватало нарваться на какого-нибудь государственного психиатра.       Как она себя чувствует? — Мисс Мур? Кассандра? — переспросила работница, обеспокоенно присаживаясь на край кровати.       Звучание знакомого имени вызвало короткую вспышку агрессии. Волк подтянула повыше тонкое больничное покрывало и смерила медсестру полным ненависти взглядом. «Отъебись», — читалось в нём. — Ваш голос мог ещё не восстановиться, — вполне себе профессионально сдала позиции та. — Как только вы будете в состоянии ходить, мы не сможем продолжать оплачивать ваше пребывание тут. Если вы не заплатите до этого срока…       В тёмных, холодных глазах пациентки выражение не менялось. — Мы можем предложить вам бланк для обращения в реабилитационный центр, — тихо, чтобы не слышали другие обитатели палаты, предложила медсестра, заранее разочарованно поднимаясь с кровати.       Волк мотнула головой и отвернулась к выбеленной стене, сообщая этим, что разговор закончен.              Потом был свежий воздух полной грудью, моросящий дождь и не спасающая от холода больничная одежда с курткой Гарри поверх. Волк стояла на мокрых чистых ступенях и пыталась думать. Думать удавалось с трудом.       В первую очередь нужно достать наркоту. Вспомнить, в каких точках. Подумать, где взять деньги. Потому что денег осталось не так уж много. Сальери не баловал своих подчинённых доходом, а Волк уж точно не держала при себе наличности. У неё было два места обитания, которые требовали вложений, и одна машина — относительно новый Лексус, подаренный Сойкой. Несмотря на то, что полноценно работала в отношениях только Волк, у Сойки денег всегда было больше. Хорошо быть наследницей богатой аристократической семьи.       Плохо быть ни в чём неуверенной наркоманкой, не знающей, зачем жить дальше.              И Волк вернулась домой. Она могла бы купить себе любой левый телефон, любую левую симку, могла бы позвонить дону или Гансу, могла бы даже доехать до клуба. Могла бы связаться с Сойкой или Вестом. Могла бы. Но упорно не хотела.       Сидя на смятой постели, подтянув ноги к груди, Волк упорно игнорировала ломку, находя в этом извращённое удовольствие, и чувствовала себя в полнейшей прострации. Возможно, вот тот переломный момент, тот шанс, который должен был быть дан ещё давно — бросить всё и пропасть. С концами. Сесть в nx-200¹ и навсегда забыть огни родного города.       Никто о ней даже не вспомнит. Любовь жила и будет жить. Счастливо и без неё. Нормальных друзей Волк так и не завела, а если и найдутся единицы — сейчас она убедилась, что им нет до неё дела. Несмотря на боль, заставляющую её сжиматься всё в более неудобную позу, в душе царили лёгкость и спокойствие. Тревога была всего лишь действием наркотика, необоснованная и глупая. Тревожиться Волку не за кого.       Не было тех, ради кого стоило испытывать эмоции.       Не было тех, ради кого стоило жить.

***

— Классная всё-таки у тебя хата, Молчунья, — не переставал восторгаться барыга, потихоньку доводя белый с серыми вкраплениями порошок до нужного состояния.       У стенки развалилось чьё-то дурно пахнущее сопящее тело. Под кроватью мяукал подобранный кем-то котёнок, требуя пищи, но всем на него было насрать. Барыга мешал героин.       Волк молча ждала. Променять старую квартиру на возможность не думать об очередной дозе ей не стоило ничего. Не осталось ни желания сохранить собственность, ни желания слезать с иглы. Наоборот, героин давал то, чего Волк не могла добиться за всю свою жизнь — медитативную стабильность.       Котёнок возмущался всё громче, время от времени высовывая чёрную с белым пятном на носу морду из-под кровати и получая толчок кулаком. Обижался, затихал, затем начинал снова. Волк только наблюдала. — Ну вот и всё. Красивый получился, — предвкушал барыга, набирая шприц себе, а затем и хозяйке хаты.       Волк только неопределённо тряхнула головой, сосредоточившись на следующей задаче, — найти более-менее живое место на руке, чтобы ввести туда иглу постоянно дрожащими руками.       Писк несчастного животного становился всё громче, но оба бодрствующих наркомана были заняты.       Волк просто лежала, прикрыв глаза. Может, со временем повторяющиеся образы, похожие на приятные сны, кому-то и надоедали, но только не ей. Она могла вечность наблюдать перед собой улыбку Чезы или довольное личико Сойки. Игнорировать текущие по щекам слёзы и снова погружаться в воспоминания. Нытьё котёнка в сознании превратилось в узнаваемую песню, исполняемую знакомым голосом. Пальцы сжались в кулаки, ногти впились в кожу. Удовольствие и боль — вот и всё, чем приручают наёмных убийц. «Мяу! Мяу-мя! — Почти отчаявшись, пушистый комочек пытался взобраться на кровать, царапая когтями чужую напряжённую руку. — Покормите меня, пожалуйста», — молил он, и Волк явственно услышала это.       Картинки рассеялись, оставляя в ощущениях только чью-то барахтающуюся тёплую тушку где-то в районе живота. «Жрать хочешь?» — вдруг дошло до неё, и она резко села, отчего изображение перед глазами покачнулось и поплыло. Но руки всё равно схватили котёнка за шкирку и прижали поближе. Мелкий, не зная, плакать ему или мурчать от удовольствия, выбрал второе.       Волк с трудом поднялась на ватные ноги, придерживаясь за стенку. Долго искала в ящике стола ключи от машины — ближайший магазин находился далеко. Нашла, от радости сжав их в пальцах. Медленно выбралась за дверь. Сколько она не была на улице? Неделю? Месяц?       Котёнок испуганно прижимался к грязной майке человека, настороженно зыркая по сторонам.       Лексус стоял, где его и оставили. Смотрел своими глазами-фарами на протекающий мимо мир и, наверное, гадал, почему хозяйка им так редко пользуется. Волк ткнула на кнопку открытия дверей.       Ничего не произошло.       Волк озадаченно поднесла ключ к глазам и поняла, что, кажется, переборщила — на пластиковом корпусе виднелось несколько внушительных трещин. «Видимо, сегодня ты останешься без еды», — мысленно транслировала она котёнку и чувствовала вину. Он — маленький и беззащитный, а она — большая и, тем не менее, тупая, не способная даже организовать животному пожрать. Ощущение, что окружающий мир не имеет ни малейшего значения, постепенно сужалось до значения одного маленького пушистого комочка на руках. И котёнок замолчал, словно всё понимая.       Котёнок тоже молчал. Ему ничего больше не оставалось.       Волк присела, облокотившись о дверцу Лексуса. Ей становилось холодно, она не догадалась одеться теплее. Всё её внимание было приковано к понуро заткнувшемуся живому существу, так сильно напоминающему её саму. Без других он не выживет. А она может.       И казалось, что в глубине nx-200 вспыхнул тёплый огонек, согревающий свою хозяйку. «Тебе просто нужно набраться сил, хозяйка, — сообщал кроссовер, то ли под видом глюков, то ли взаправду. — Отдыхай, а я побуду рядом».       И котёнок, окончательно смирившись с отсутствием еды, свернулся в клубок, заползая под грязную человеческую майку, и экономил тепло, тоже мурча что-то относительно одобряющее: «Я не в обиде на тебя, человек…»              Довольно просто представить себе удивление капитана полиции, когда тот приехал на рядовой вызов от ворчливой старухи: «Развелось тут наркоманов!» — и обнаружил уже довольно знакомую морду. Джен Феррари знал Волка если не лично, то по рассказам коллег по цеху. Она приносила неприятности с самого детства, ещё с того возраста, когда её отпускали под честное слово, или в формате «услуга за услугу». Конечно, сам капитан никогда бы такого не допустил, но имел весьма красочные представления о работе полиции в этом городе.       И тут такой сюрприз. Феррари сначала не поверил. Чтобы люди Сальери, одного из самых уважаемых мафиозных донов, валялись на асфальте, прислонившись к своим машинам, с явными признаками наркотического опьянения, и напоминали трупы, души которых давно отошли на тот свет…       Вопрос «что тут, чёрт возьми, происходит?» пришлось заменить на «что самое адекватное я могу сделать?», потому что устраивать Волку допрос прямо здесь и сейчас казалось максимально бредовой, опасной и немного аморальной идеей. Репутация Ричарда Сальери в очередной раз оказалась единственной ниточкой, отделяющей его наёмницу от серьёзных ошибок.       И Джен набрал номер Эмили Фломель.        — И кто это? — вскинула бровь Эмили, брезгливо осматривая заснувшую прямо на улице болезненно худую расслабленную фигуру. — Первый раз вижу. — Это Волк, — откликнулся Джен Феррари, настороженно прищурив по-итальянски тёмно-карие глаза. Он всё ещё не особо доверял сложившейся ситуации. — И у неё хватит денег, чтобы оплатить лечение?       Пальцы Фломель наткнулись на тёплый пушистый комок под чужой майкой, и она фыркнула. — Должно. Она человек Сальери. Или была им, — неуверенно добавил Джен. — Поэтому и прошу. Происходит что-то странное.       Фломель нахмурилась. Добралась до чужой ладони, замечая зажатый в пальцах предмет. С любопытством покрутила ключ в руках. Котёнок тем временем, сонно щурясь, пристроился на её плече. — Это недешёвая машина, — заметила она. — Тогда её и конфискуем. — Действуй, как считаешь нужным, — покладисто ответил Феррари. — Только расспроси её, когда в себя придет. Тебе она расскажет больше, чем мне.       Фломель пристально вгляделась в лицо капитана. — Тебе оно точно надо? — Думаешь, не стоит? — хмыкнул он. — Чем больше я знаю, тем больше у меня шансов поймать Сальери за хвост.       Светло-карие глаза Эмили смотрели на Джена насмешливо и свысока. Она будто умилялась и слегка насмехалась над амбициозностью полицейского. Но её лицо осталось нейтральным, а мысли невысказанными. — Я расспрошу, — согласилась она, кивая своим медикам, чтобы перетащили тело наркоманки на носилки. — Но ничего не гарантирую. — Разумеется. Какие тут могут быть гарантии? — Никаких, ага, — кивнула Фломель, задумчиво почесав пушистый комочек за ушком.       Самое время взять ситуацию в свои руки.