Акутагава знала Осаму давно, ещё со времён университета. Она могла понять его настроение лишь кинув короткий взгляд на волосы омеги или левый уголок губ, который неизменно опускался, если омега был в самом что ни на есть скверном расположении духа.
Сегодня же ей открылись новые горизонты психологического портрета её дорого и горячо любимого босса. В то время как напившаяся своего имбирного морса Гин была спокойна, радостна и трезва как стёклышко, Дазай чуть ли не носился по всему салону машины, буквально отскакивая от стен как мячик и всё время что-то бормотал себе под нос, какую-то несусветную чушь. И куда делся тот «босс», который ещё вчера чуть ли не казнил взглядом провинившегося главбуха и уложил на лопатки разбушевавшегося клиента? Альфу, между прочим, который по габаритам был скорее ближе к Шварценеггеру. Акутагава даже боялась предположить, что будет в будущем, когда Осаму сам станет «мамочкой», и придет срок рожать маленьких омег и альфочек. В поддержке и выносливости Чуи девушка не сомневалась ни на грамм, давно установив своё отношение к данному человеку и тайно бесясь на Дазая за его тупую и бесполезную рефлексию всего, что движется. Загонами по поводу и без омега лишь сильнее загибался в своих тревогах, проблемах и сомнениях, словно и не желая даже посмотреть на всё под другим углом. Накахара терпел, выносил все выкрутасы своего истинного избранника, но даже у такого железного и непоколебимого альфы тоже есть предел.
В больницу парочка приехала быстро. На регистрации их словно уже ждали. Миниатюрная медсестра с улыбочкой поприветствовала прибывших и провела их по коридору к нужной палате, но войти к пациентке им, естественно, никто не разрешил. Акутагава сразу же набрала Хигучи, чтобы рассказать обо всём и предупредить, что они уже в больнице, а Дазай просто стоял посреди коридора, словно растерянный потерявшийся ребёнок, и с неким удивлением смотрел на снующих туда-сюда врачей.
Ичиё вышла к ним из палаты довольно быстро. Гин даже не успела убрать телефон в карман, а блондинка уже стояла перед парочкой и задорно улыбалась. На ней был стерильный халат, больше похожий на тонкую сеточку, приятного и спокойного голубого цвета, в одной руке лежали белые перчатки, что надевали врачи при работе с пациентами, а во второй – тканевая маска для лица.
- А вы быстро приехали, - сказала Хигучи, подходя к своим подчинённым. Акутагава улыбнулась. Это «быстро» не обошлось без парочки штрафов и криков злых водителей. Свою личную компенсацию, а ещё и проценты за успокоение сумасшедшего Дазая, Гин попросит обязательно. В виде дополнительного выходного.
- Как там Элис? – переключила тему брюнетка, тыкнув локтем потихоньку приходящего в себя Осаму. Тот поднял на неё убийственный взгляд, но промолчал.
Маленький, но увесистый альфочка лежал на специальной кроватке, приспособленной для новорожденных младенцев. Его уже одели в яркие разноцветные пелëнки и укрыли специальным лёгким одеялом. Элис лежала на своей кушетке и увлечённо пялила в экран, на котором показывали её любимый мультсериал. Званым гостям она была несказанно рада, а от вида улыбающегося Дазая так вообще чуть ли не запищала от восторга. Ребёнок в кроватке, видимо почувствовав мамино волнение, тут же завозился, дрыгая своими маленькими ручками и ножками, и начал немножко кряхтеть. У троих женщин в этой комнате это вызвало лишь возгласы умиления и желания затискать младенца до потери пульса, а вот Осаму почему-то испугался. Он и сам не мог понять своих чувств, а особенного такого внезапного страха по отношению к обычному ребёнку, да, только что родившегося, но всё же простому маленькому ребёнку.
Конечно, Хигучи, как босс всея компании, не могла упустить шанса выпотрошить своих подчинённых насчёт нового контракта, съёмок в Китае, кастинга моделей в ближайшие две недели и много чего другого. Гин с Осаму уже триста раз успели пожалеть, что вообще сюда приехали, но бедных и несчастных спасла Элис, отвесив жене короткий, но чёткий подзатыльник, ради которого она даже встала на кровати, чтобы, несмотря на свой короткий рост, всё же дотянуться до «тупой головушки» супруги. Пыл главы тут же поутих и всё внимание было переключено на ребёнка.
Ичиё аккуратно, не забыв перед этим надеть маску и перчатки, взяла младенца на руки, как учила медсестра, и поднесла его к Акутагаве и Дазаю. Те во все глаза смотрели на ещё немного красного карапуза и не говорили ни слова. Гин молчала, потому что вообще позабыла, что умеет говорить, просто-таки впитывая в себя весь образ малыша и мысленно где-то ставя себе пометку, что тоже хочет в будущем иметь вот такого сладкого сыночка, только омежку. А Дазай молчал…потому что не знал, что сказать. В груди образовался какой-то странный ком, который омега даже сам для себя не мог объяснить, а уж если бы его сейчас спросил какой-нибудь профессиональный психотерапевт, он бы и подавно не смог ответить.
Он хотел детей. С того самого момента, когда понял, осознал и полностью принял свою сущность омеги, обнаружил, что хочет иметь детей и не одного, хочет иметь семью, хочет быть со своей второй половинкой, хочет приходить домой и слышать лай собаки, мяуканье кошки, носящихся по дому сорванцов, голос мужа. Он хочет чувствовать всё это, хочет любить и быть кем-то любимым.
Акутагава заметила, как взгляд босса потускнел. Такое всегда происходило, когда омега о чём-то задумывался. О чём-то очень серьёзном и сложном. Для Гин это было неким сигналом, что Дазая трогать не стоит. Хигучи тоже это заметила и последовала примеру девушки. Оставшееся время Осаму не беспокоили.
Из больницы они смогли уехать только поздно вечером, когда медсестры уже чуть-ли не рычали на парочку, которая никак не хотела покидать стены больницы. Хигучи взяла ситуацию в руки и самолично вытолкала коллег за дверь, приказав им разъезжаться по домам и отдыхать. Гин, довольная аки кот наевшийся сметаны, подбросила Дазая до дома, мысленно уже набирая себе ванну с любимой кокосовой бомбочкой. Осаму, всю дорогу молчавший в тряпочку, смотрел отстранëнно на пролетающие за окном городские пейзажи. Он всё ещё находился где-то в своих мыслях, поэтому Акутагава даже не стала его тыкать. Осаму странный человек сам по себе, но за столько лет Гин смогла удостовериться в том, что даже у такого безбашенного придурка и эгоиста по своей сути, есть душа, которая, как знают многие, тоже умеет болеть.
Чуя сегодня вынужден был уехать по каким-то делам, о которых он снова не сообщил Дазаю, поэтому в квартире Осаму остался один, только Шиншилла великодушно решила составить ему компанию, улегшись прямо на чужие колени, когда омега сел на свой любимый диван. Осаму на автомате начал гладить свою пушистую любимицу, при этом всё ещё находясь где-то в своих мыслях.
Дазай не любил особо рефлексировать себя и своё состояние, а уж уходить куда-то «в чертоги разума» как любил шутить Ацуши и вовсе ненавидел, потому что всегда откапывал что-то новое и противное для самого себя, что незамедлительно прятал подальше от других и даже от своего я. Но сегодня словно был какой-то избранный день, потому что вот уже четвёртый час Осаму не мог успокоиться и всё думал, думал, думал, пытался анализировать всё, что происходило с ним за последние полтора года, пытался дать объяснение своим поступкам, поведению, своему отношению к другим, к Гин, к Ацуши, к Чуе….
Чуя был камнем преткновения всех дорог в голове омеги, потому что любая мысль так или иначе заканчивалась на нём. Альфа прочно засел в голове непутёвого омеги и не желал оттуда вылезать ни под каким предлогом. И, опять же, дело было совершенно не в их истинности.
Ближе к полуночи Дазай понял, что дико хочет есть, потому что сегодня кроме завтрака в виде омлета с овощами и пончика в столовой он ничего больше не ел. Сначала был не голоден, а потом уже стало не до этого. Для похода в кафе, ресторан или доставки на дом было уже довольно поздно, поэтому Осаму решил особо не изощряться и приготовить что-то быстрое и простое дома. И даже сам не заметил, как планы на «простое блюдо» заменились поиском всех нужных ингредиентов и закончились чуть ли не целым кулинарным шоу, в главной роли которого были спагетти, оппонентом являлся томатный соус, а помощником главного героя служили зелень и специи. Дазай надел на себя фартук, включил Мариачи и принялся колдовать над продуктами. И тот факт, что болоньезе родом из итальянской кухни, а Мариачи – это музыка в Мексике его ни капли не волновал.
Именно в таком виде его и застал вернувшийся невесть откуда Накахара. Дазай не услышал хлопок двери, а когда понял, что в квартире не один, было уже поздно. Рассыпанная по столу и полу мука, часть которой застряла в каштановых волосах, перемазанный в томатном соусе нос и застрявшая во рту макаронина дополняли образ «великого кулинарного», в котором Чуя и увидел своего любовника.
Они стояли друг напротив друга и молчали. А что они вообще могли сказать? Один чёрный как уголь и грязный как свинья, другой в еде перепачканный - кому ещё стыднее в данной ситуации, это хороший вопрос.
- И с чего такая активность на ночь глядя? Решил пробоваться в команду к Нобу Мацухиса*? Думаешь, с твоими отбитыми шизофреническими рецепторами* тебя примут? – наконец-то подал голос Чуя, вспомнив, где он, кто он и что вообще тут делает.
- А ты, я вижу, решил на будущем фестивале косплеить свинку. Или же трубача? А, наверное, всё-таки шахтёра.
- Психованный омега.
- Придурочный альфа.
- От придурка слышу.
- Аналогично.
Чуя уже готов был делать свой словесный бросок на такой резкий выпад, как вдруг на стол, что находился между ними, запрыгнуло белое и коричневое существо, сверкнув своими зелёными глазами.
Шиншилла грозно глянула сначала на одного дебила, потом на другого, потопталась лапами по поверхности стола, чуть подобралась и уселась на свою пушистую жопу, показательно распушив длинный коричневый хвост. Пару мгновений стояла тишина, а потом на все кухню раздался громкий и злой «МЯУ»*, что явно не означало ничего хорошего, для Чуи так сто процентов. Снова повисла короткая тишина. И первым не выдержал Дазай. Он начал громко и заливисто смеяться. Чуть позже его смех подхватил Накахара.
После ужина, который парочка под конец готовила уже вместе, оба уселись в гостиной на диване. Дазай не подпустил к себе альфу, пока тот не принял душ и прочистил все «перышки» от той грязи, что хрен пойми где прилепилась ко всему Чуе, даже в волосах обнаружились комки пыли и какого-то песка, словно Накахара жил в самом пыльном чулане и не выходил на свет, по крайней мере, как минимум неделю.
Они говорили. Долго и обо всём. Последнее время они делали так часто и с каждым разом разговоры заходили всё дальше и дальше, но всё же была некая грань, которую никто их них не мог, а может и не хотел переходить. Это было очень сложно для них обоих, как для Чуи, так и для Осаму, без исключения.
Дазай рассказал про Элис, которая сегодня родила своего первенца, про злую, но при этом и радостную Хигучи, про немного безбашенную Акутагаву, которая всё время их пребывания в больнице не отлипала от ребёнка ни на секунду. Чуя слушал, улыбался и глядел на омегу каким-то особым, ни на что не похожим взглядом. Дазай чувствовал это, но никакого дискомфорта не испытывал, а даже наоборот. Он ожидал этот взгляд и полностью понимал его смысл. И….
….И теперь он знал, что не боится ответить на него таким же взглядом. И такими же словами, который беспрерывно говорил ему Накахара.
- Чуя, - вдруг сказал Осаму, когда они закончили разговор и некоторое время просто сидели молча. Альфа тут же подобрался и внимательно взглянул на Дазая, как будто боясь услышать что-то не то. Голубые глаза неотрывно смотрели на омегу, даже не моргая.
А Осаму думал. Ждал. Медлил. Он знал, что может это сказать, но всё же…какой-то странный липкий страх присутствовал в душе, и именно этот гадкий и противный страх мешал сделать то, что так давно ждал не только альфа, но и сам омега.
- Чуя, - снова повторил Дазай почти шёпотом. – Я люблю тебя.
***
Шиншилла легко запрыгнула на подоконник и глянула на парочку, что сидела на её любимом диване и уже минут двадцать обжималась (на простые объятия это вот вообще было не похоже, по взгляду кошки). Омега обнимал альфу за шею и что-то шептал тому на ушко, слегка поглаживая рыжие волосы, а альфа...
Шиншилла мурлыкнула себе под нос и довольная, пошла доедать оставшуюся после ужина пасту. Она впервые видела, как сильный, могучий, знающий себе цену и уважающий себя альфа, плакал горькими слезами, крепко, но бережно, обнимая своего любимого омегу. Теперь уже точно СВОЕГО омегу.
Продолжение следует....
* Нобу Мацухиса - самый знаменитый и влиятельный японским шеф-поваром в мире.
* Насчет рецепторов - вспоминаем пристрастия Осаму к рису с кленовым сиропом и другим "странным, но пипец вкусным" сочетаниям. Данные извращения не всегда приветствуются в кулинарии, а особенно, если ты хочешь быть профессионалом в этом деле.
* "Мяу"Шиншиллы = "Придурки, харе ругаться, я жрать хочу!".
