Крылья и сладости

      Странная судьба, полная парадоксов. Коварных злодеев, жаждущих власти, на полотне истории вечно рисуют обезличено: холодные, не ошибающиеся, тираны без сердца. Голос алчного разума превыше всего? Ну это здорово, конечно, если у кого-то все так просто и однозначно, да вот только у меня все всегда было в тысячу раз сложнее. Будь ты хоть трижды беспринципным, хоть трижды расчётливой тварью — и все равно это не гарантирует, что ты будешь знать, что лучше для тебя. Все равно не гарантирует, что ты не ошибёшься, что тебя не будут мучить вопросы о том, что было «правильно», что ты не поддаешься слабостям, что тебе не взбредёт в голову свернуть и поискать другой путь. Мне приходило. Я контролировал ситуацию от и до, но не мог отделаться от мысли, что заблудился и не понимаю ничего.       Не то чтобы я разучился использовать мозги. Поверьте, в таком случае и трёх дней бы не прожил в этих мерзких играх. Вообще в этом положении двойного агента есть что-то завораживающее. Смерть всегда очень близко; постоянное нервное напряжение; все шаги, все слова, все улыбки, все жесты — все с ювелирной точностью и никак иначе. Нельзя позволить себе забываться ни на мгновение. Но ведь с другой-то стороны… пусть я просто человек без способностей — а какая невероятная власть! Информация — самая ценная валюта. Информация решает, кто победит. А информацией распоряжаюсь я. Поверьте, голову кружит отменно.       Некроманты были убеждены, что я предан им до гроба. Канэ — что искусно играю в их пользу. Каждый из кланов тщательно выбирал сведения, которые я мог бы донести второму. В итоге я жонглировал этими пустышками, не имеющими серьёзной ценности, а все настоящие секреты оставались лишь в моей голове до поры до времени. Впрочем, давайте обо всем по порядку.       Кричащая, блестяще-золотая роскошь Канэ уступила холодной мрачной тишине бесконечных темных коридоров, выдержанных в строгом стиле Ями. На первый взгляд все казалось совсем другим, но в сущности это был точно такой же магический правящий клан. Да, атмосфера здесь была иная — праздники были редки, члены клана больше работали и читали, уделяя время не спиртным напиткам, а исследованиям и делам правления. Царствовали тёмные боги, среди которых почетное главенствующее место занимало воплощение смерти. Его изображение встречалось практически в каждом зале.       Сами некроманты оказались ровно такими, какими я и все остальные кланы их знали. Гордыми, могущественными и ужасно чванливыми. За несколько десятилетий головокружительного успеха они вполне привыкли чувствовать себя избранниками богов и смотрели свысока не только на людей, но и на другие магические династии. Однако они считали себя выше всяких шуток дурного вкуса и неблагозвучных выражений: всегда держались чопорно и величаво, разговаривали только книжными выражениями. Здесь меня никто не бил и не ставил подножки, но поглядывали, разумеется, с презрением. Перебежчик. Предатель. Безродный выскочка. Ну это ничего, не страшно.       Естественно, никто не ожидал меня в Ями распростертыми объятиями, даже несмотря на ту пользу, которую мог бы принести двойной игрок. Но по крайней мере меня допустили ко двору. В очень маленьком чине, разумеется, на первое время. И сначала мне показалось, что в ритме моего существования все останется прежним: унижающие взгляды, кривые усмешки и немыслимая прорва работы, которая для всех правителей необходима и которую все правители считают выше своего драгоценного достоинства. Но в общем-то я понимал, что просто так меня не примут, но задачи были привычные. Опять гнуть спину, расшаркиваться, лебезить, смотреть в оба и замечать намного больше, чем все.       Втираться в доверие я умею. На самом деле это очень просто даже тогда, когда ты вроде бы совсем никто. Достаточно тщательно запоминать чужие привычки: кто во сколько встаёт, кто что любит есть и пить, кто как работает. А дальше ты просто начинаешь облегчать чужое существование: вовремя приносишь правильный напиток, вовремя подаёшь тушницу и кисть, догадываешься прежде распоряжения подготовить ванну, задернуть штору и все в таком духе. Люди очень уступчивы к тому, что делает их жизнь лучше, и постепенно доверяют все больше и больше. Даже умнейшие из людей. Сначала я просто занимался хозяйственными делами, потом стал носить от одного человека к другому не очень важные бумажки, потом важные бумажки, а после уже помогал главе клана и его родственникам заполнять эти самые бумажки. Привычная картина, правда? Да, очень. Все-таки закономерности поведения людей общие, в чем я и убедился не без внутреннего злорадства. Думают, что освобождают себя от лишних хлопот по мелочам, а на самом деле даруют мне влияние. «В вашем полном распоряжении», — и лбом в пол, и все очень скоро уверены, что ты и впрямь всего лишь преданная собачонка. Уже проходили.       Только вот Эйми теперь не было.       Сложно окончательно вернуться к изначальным порочным целям, если в какой-то момент ты вдруг начал хотеть счастья. Для любимого человека и для себя. Простого счастья быть рядом, разделять вечера и рассветы, сплетать пальцы.       Я поступил как последняя на свете тварь. Нет, что вы, для меня не новость, что я тварь, но ведь для Эйми я и в самом деле меньше всего на свете желал чего-то дурного. Но я ее бросил. Я поступил ещё хуже, чем она, — да и она, по большому счёту, ничего плохого не сделала. Не ее вина, что она больна. А вот в том, что я, поддавшись разочарованию, взялся за эту миссию, ничего с ней не прояснив… чем это отличается от того, что я просто ее бросил?       Ну да, я не знал, в каком она оказалась положении. Не знал, что был нужен ей до такой степени. Самым правдоподобным все еще был вариант о том, что она меня бросила. Да и, даже если бы я остался, нам, конечно, уже не позволили бы просто так быть вместе.       Однако навязчивая едкая вина начала колоть грудь очень быстро — и сделалась почти невыносимой, когда до меня дошла информация, что Эйми больше не появляется в свете. Разумеется, нетрудно было выяснить, где она, но точных сведений о том, что с ней, не находилось. Это настораживало и пугало. Но не мог же я сорваться обратно к Канэ после того, как меня только приняли к Ями!       Или мог? Или наплевать на все и бежать к ней?.. Вдруг с ней беда?       А вдруг никакой беды нет и она действительно меня предала? Вдруг ей будет противно меня видеть? Да и как далеко ли я убегу после того, как уже увидел ценные бумажки?.. Это ведь Ями, они в таких вещах чертовски осторожны!       Ужасное гнетущее чувство нарастало между грудью и горлом, смущая мысли. Чем больше времени проходило, тем больше стиралось едкое: «Она меня бросила!» — уступая место волнению за неё. Все новости сводились лишь к тому, что она поселилась у себя в одиночестве. Ни с кем не видится. Из месяца в месяц. Почему? Так невыносимо стыдится позора? Неужели я столь сильно ее разочаровал? Это не было похоже на нее.       Я предпринял более опасные попытки что-то выяснить примерно спустя полтора года, через своих людей стараясь подкупить кого-нибудь в ее замке, но и этого не вышло. Замок словно бы невидимые крепостные стены молчания окружили. Почему?.. Зачем ей так отгораживаться?       Я все-таки, черт возьми, не бесчувственный монстр. Злодеям ведь положено быть бессердечными, ну! И может так надрываться сердце, которого нет, а?       Я работал со злой энергией глубоко несчастного человека, я очень скучал по Эйми, я тревожился о ней и чувствовал себя самым одиноким на свете, успел три сотни раз проклясть собственную мимолётную решительность. Мне по десять раз на дню хотелось все бросить, но даже теперь алчные желания манили слишком сильно. Ведь я все решил для себя, разве нет?.. «Никогда больше не стану жертвовать будущим ради иллюзии любви», — именно таков был вывод из всей этой глупой истории с помолвкой?       Да черта бы с два!       Да будь оно все проклято!       Я хотел поставить на колени всю эту насквозь прогнившую знать, хотел порезать много глоток и выпустить много кишок. Я много кому хотел отомстить со всей возможной жестокостью.       И больше этого я хотел, пожалуй, только вновь гулять по саду рядом со своей любимой госпожой. Ощущать на себе ее тёплый взгляд и прикосновения мягких ласковых рук, разговаривать ни о чем, смотреть на цветы. Никуда это глупое желание не ушло, хотя мне и показалось, что все сопливые мечты благополучно сгорели под гнетом злого разочарования. Но довольно скоро выяснилось, что я все ещё мечтаю об этом. Печально.       Если не усложнять намеренно самые простые вещи, то, мать твою, в мире все равно окажется слишком много сложного. Я вам скажу, был ещё один человек, который одновременно невероятно мне помог и в то же время сделал ещё более несчастным, уязвимым и запутавшимся. Он был из Ями, близко к правящей семье: один из двух младших братьев главы клана. Старший принц. Аято-сама*.       Ещё один образ, с необыкновенной яркостью предстающий передо мной, когда я закрываю глаза: невысокий стройный человек в темных одеждах некромантов. Черноглазый, черноволосый, с фарфоровой бледной кожей, как и все Ями, он был красив той изящной мрачной красотой, в которой отчетливо ощущалось дальнее родство с темными эльфами, но из-за подслеповатого доброго взгляда философа чарующе-подавляющий эффект фамильной внешности терялся. Он ещё носил монокль на правом глазу, что окончательно придавало ему учительски-безобидный вид.       Мы познакомились практически случайно: он приехал в столицу по делам своих земель, а я встретил его и повёл показать приготовленные покои, ощущая, как меня с любопытством рассматривают. С любопытством, но без презрения. — Если вас не устроит что-нибудь, то прикажите позвать этого недостойного, милостивый господин, — я привычно поклонился, вежливо улыбаясь. — Ох, конечно, — он рассеяно улыбнулся в ответ, даже не осмотревшись. Очень странно, обычно прибывшие аристократы осматривали покои в первую очередь, чтобы по богатству и удобству обстановки оценить, насколько почтительно к ним отнеслись. — Не беспокойтесь об этом. Простите, пожалуйста, мою бесцеремонность, но у меня есть к вам вопрос. — Этот недостойный внимательно вас слушает, милостивый господин.       Он обеспокоенно поправил моноколь и тихо спросил: — Вы не страдаете болезнями желудка?       Чего угодно я ожидал, но только не этого. Понятно, магическое зрение у иных из Ями мощнее, чем у Канэ, и, видимо, мои проблемы настолько серьёзны, что их стало возможно различить даже с условием, что я носил талисман для маскировки ауры. Но непонятно то, почему проблемы моего здоровья вдруг заинтересовали принца. Я и впрямь искренне растерялся и даже не сразу сообразил, что мне ему ответить. — Пожалуй… пожалуй, есть некоторые проблемы, милостивый господин, — признал я, гадая, зачем это и к чему. Поручение? Мне не с руки его терять, нужно быть как можно полезнее. Для всех. — Уверяю, они никак не сказываются на работе этого недостойного.       Спасибо мамаше и ее водке. Всякий раз, когда захочешь съесть хоть что-нибудь, кроме каши, и не положишь под язык горькую пилюлю — пятьдесят на пятьдесят, выблюешь ты все обратно или нет. Если все-таки положишь, то где-то семьдесят на тридцать, да вот только лекарства, во-первых, денег стоят, да при том немаленьких, а во-вторых, ими нельзя злоупотреблять.       Принц Ями посмотрел на меня с искренней грустью и покачал головой. Ему, видимо… стало меня жаль? И непохоже, что спектакль. Ох, нет! Нет, пожалуйста. Я все ещё был слишком беспомощен перед чем-то подобным. Не надо. — Позвольте, я помогу вам. Для меня это не составит труда. Удивительно, что мой брат или его жена до сих пор не сделали этого, — да здесь ничего удивительного как раз. С чего бы им тратить на меня магию и время?       «Удивительно только то, что происходит здесь сейчас, — подумал я тогда. — Что ещё за невиданная щедрость?»       В политику этот принц вообще не лез: о нем раньше не было ни слуху, ни духу. Отшельничал в своих прямо таки не по статусу скоромных землях на границе Ями и Сутон. Готовился к чему-то серьезному, а теперь решил начать действовать? Хочет меня использовать в своей игре? От Канэ такого можно было ожидать, но Ями не играли между собой так — их было слишком мало и положение их было слишком опасным, чтобы начать грызться друг с другом. Да и не похож был Аято-сама на тех, кто плетёт интриги, — взгляд слишком уж открытый и чистый. — Этот недостойный должен для вас что-нибудь сделать взамен, верно? — тихо уточнил я, прощупывая почву. — Что?.. — переспросил Аято-сама, моргнув. Потом на его лице мимолетно отразилось понимание, он коротко поджал губы, а потом снова покачал головой. — Нет, нет! Это не… не сделка. Для меня это мелочь, а вам станет гораздо легче жить. У меня нет причин не сделать этого, раз это не стоит ничего, кроме пары десятков минут времени.       Ладно. Опасным это не выглядело, а получить магическое исцеление от Ями — редкий шанс. — Вы очень добры, господин второй старший принц, — сказал я тогда, даже не представляя всю меру его доброты.       Аято-сама и впрямь был очень, очень добр. Сейчас я, вспоминая, осознаю, какую тяжёлую задачу он взял на себя в день нашего знакомства. Он решил мне помочь. Ну то есть не просто вылечить, а помочь. Зачем-то. Впрочем, он всегда был странным в своём безоглядном желании помогать всем несчастным. Я боялся его доброты, как огня, слишком хорошо помня, как на меня действует простая доброжелательность, и ему приходилось быть осторожным. Сначала я объяснял ему какие-то цифры, которые никак у него не сходились, потом он в благодарность предложил мне научиться готовить самому одно полезное зелье и я согласился, потом какое-то другое зелье, потом он начал беседовать со мной о книге, которую попросил достать ему для чтения на досуге… Он много меня хвалил, и мне это было очень приятно.       Его было очень легко увлечь какой-нибудь пространной темой и он получал большое удовольствие, рассказывая. Я этим пользовался, чтобы узнавать новые вещи. Но это не было одним лишь эгоистичным расчётом. Мне и впрямь хотелось доставить удовольствие доброму принцу; и мне искренне становилось стыдно, когда он, увлекаясь, начинал упоминать суждения известных философов, ученых и поэтов, которых я знал в лучшем случае по именам. Помню, однажды он спросил моего мнения про какую-то там главу какого-то там сочинения, а мне осталось лишь опустить взгляд и выдать: — Простите, милостивый господин, этому недостойному не случилось ознакомиться с этим трудом, — не было у меня времени много читать подобные вещи!       Я думал, что сейчас он как минимум посмотрит на меня с брезгливым осуждением: «Чего ещё ожидать от необразованного сына простолюдинки?» — но вместо этого Аято-сама лишь тепло улыбнулся. — Обязательно прочтите, как только появится свободное время для чтения. Эта книга стоит вашего внимания, могу гарантировать!       Я кивнул, как… как пристыженный мальчишка. И хуже было только то, что я и впрямь в тот же вечер пошёл в библиотеку, отыскал там упомянутое сочинение и читал его половину из того времени, что должен был спать. А на следующий день высказал своё мнение. — Разве я не сказал: «Когда появится свободное время для чтения»? — чуть насмешливо, но с некоторым… эм… умилением выдал он, когда я высказался. — Вам не нужно было так торопиться, но для меня лестно, что вы столь высоко цените мои рекомендации. — Вы очень добры, господин второй принц, — я сидел перед ним, вновь ощущая страшную беспомощность. Так глупо.       Бесполезно. Обжегся один раз — и не помогло. И никакие мозги не спасают. Все люди, выросшие в одиночестве, без проявлений заботы, к этим самым проявлениям до крайности чувствительны. И я тоже. Смешно, ну?.. Такой весь из себя коварный двойной игрок, только месть, только ненависть, у-у! Я даже тогда был достаточно умен, чтобы отличить представления от искреннего участия, но искреннее меня попросту обезоруживало. — Ваши глаза полны боли, — вдруг очень-очень тихо прошептал принц. — Страха и боли. — Вам лишь кажется это, милостивый господин. Должно быть, дело в освещении.       Ненадолго повисла пауза. Я снова почувствовал, что он внимательно меня разглядывает. — Да, должно быть, мне кажется, — покорно подтвердил принц спустя минуту. — Давайте займёмся чем-нибудь полезным. Я думаю, вам будет интересно узнать…       Аято-сама был настолько добр, что за мое трудолюбие и сообразительность вполне официально назвал меня своим учеником. Знаете, насколько редко это происходит с иными, рожденными от простолюдинок? Ну, примерно в одном случае из десяти. А знаете как редко это происходит с приходящими из другого клана? Примерно в одном случае из сотни. И — сейчас ну совсем смешно будет — как часто это может произойти с человеком, лишённым магических способностей? Примерно никогда. С какой стати кто-то возьмётся учить рождённого от простолюдинки человека, который к тому же сбежал из другого магического клана? А он вот взялся. И он был прекрасным учителем.       Я узнал от него очень много о теории магии и дзюцу, о медицине, о ядах и противоядиях. И даже если многие вещи мне были недоступны по умолчанию, это как минимум было полезно. Я ездил к нему и иногда задерживался даже дольше недели, пусть это и вредило изначальным целям. Мне становилось легче там, в его спокойном и уютном замке, лишённом чванливого высокопарного богатства. Аято-сама всегда был рад меня увидеть — и я чувствовал, как его радость откликается внутри меня благодарностью и привязанностью.       Ведь я просто зеркало. Мне до этого не с чем было сравнить, ведь доброту ко мне проявляла только Эйми, но, как я и предполагал, достаточно было лишь относиться ко мне хорошо, чтобы я ответил тем же.       Цветочная душа, Аято-сама. Ему совсем не было места в низком отвратительном мире, полном подлости и двуличия. Не хочу сказать, что он был глуп, — он был вполне умён, хоть его и нельзя было назвать выдающимся тактиком и стратегом. Доброта ему всюду мешала. Но тем не менее недостаток жизненно необходимого цинизма щедро возмещала какая-то глубокая внутренняя проницательность.       До этого момента у меня не было близких людей: Эйми заменяла мне всех сразу. Но… но вообще-то, черт, любимая женщина и учитель — очень разные вещи. Хотя я считал себя вполне самодостаточным взрослым человеком, мне недоставало друга, у которого можно было искренне просить совета, ничего не опасаясь, никем не прикидываясь.       Слишком долго перечислять все вещи, в которых он помог мне. Начиная от вещей «пошлых и приземлённых», то есть физического здоровья, которое в действительности хромало сильно и при том на обе ноги, и заканчивая тем, что рядом с ним отступала прочь хотя бы часть тяжёлой тоски и боли.       Учитель подарил мне скрипку.       «Мне кажется, тебе могло бы понравится это», — только и сказал он с обычной мягкой усмешкой, увидев мое нескрываемое недоумение от этого странного подарка.       И, конечно же, он оказался совершенно прав. Иностранная скрипка пришлась мне по вкусу гораздо больше, нежели все глассердские инструменты. Не то чтобы я был талантлив в этой области, но меня успокаивали высокие переливчатые звуки, с которыми соприкасались струны и смычок. Нередко игра на скрипке заменяла мне сон в тревожные, а иногда и откровенно невыносимые ночные часы. Она давала возможность безнаказанно плакать и кричать, когда нужно было лишь угодливо кланяться и улыбаться.       Я очень редко заучивал композиции, гораздо чаще моя игра представляла из себя череду случайных созвучий, из которых иногда получалась мелодия. Это походило на разговор, в котором можно выразить даже то, что неподвластно словам. Откровенных разговоров мне отчаянно не хватало, несмотря на возникшее доверие к принцу Аято: рассказывать все, как есть, все равно было слишком опасно. Скрипка была незаменима.       Были ещё знакомства. Например, вы наверняка что-нибудь слышали про леди Изэнэми, Чёрную Розу Ями? Якобы самая прекрасная из женщин, рождённых под солнцем?.. Я видел эту маленькую негодницу вживую, своими глазами. И впрямь, совершенно необыкновенная красота. И да, если я любил и люблю только Эйми, то это совсем не значит, что что-то особенное случилось с моими глазами. Я видел красоту как она есть. Но это в общем-то совсем не значит, что меня кто-нибудь заинтересовал в особом плане. Изэнэми меня, больше того, откровенно раздражала, хоть и было в ней что-то очень любопытное.       Она, видимо, тоже сочла меня любопытным. Решила проверить, так сказать, лично, что же я из себя представляю. На первом собрании клана, когда все Ями собрались вместе для обсуждения важных вопросов, я присутствовал под ответственность моего учителя. Изэнэми часто увлекала меня в танец. Поверьте, мою мужскую гордость внимание не тешило — да и она, к счастью, имела ко мне намерения совсем иного, весьма отличного от романтики, рода.       Умная чертовка. Очень, очень умная. Сразу поняла, что я опасен, да вот только опыта ей не хватало. Да ещё и гордыни бы поменьше, а то самомнение так раздуто, что взгляд застилало. Я перед ней обыкновенно расшаркивался, а она презрительно посмеивалась, считая, что ее чары действуют на всех безоговорочно. Да сдалась она мне десять раз, вот честно. Я любил только одну женщину, другие были немыслимы.       Собственно, к чему я заговорил об Изэнэми… с ней и связан тот роковой выбор, о котором в момент нашей встречи догадалась Эйми. Сейчас попытаюсь объяснить — даже честно объяснить, ради разнообразия.       Некроманты могли быть сколь угодно надменными и зазнавшимися, но идиотов среди них не было. Они тоже понимали, что будет война и что соотношение сил складывается далеко не в их пользу (это и было одной из важных составляющих причины, по которой они не пренебрегли даже кем-то, вроде меня). Им нужен был способ противостоять тем, кто численностью во много раз превосходит их в принципе небольшой, хоть и могущественный клан. Для этого они начали работать с одной очень древней организацией под названием «Гамилитион».       «Гамилитион» специализировался на магических исследованиях и с политической точки зрения не принадлежал никому. Они охотно работали со всеми, кто готов был предоставить им финансирование или — ещё лучше — знания. Эта организация существовала уже очень, очень давно — ее история насчитывала больше столетий, чем у большинства кланов. И, конечно, сотрудничество с ней расклад существенно изменяло.       Конечно, мне далеко не сразу открыли намерение темного клана работать с «Гамилитионом». Но я был достаточно осторожен и внимателен, чтобы заметить кое-какие тревожные признаки и приняться с двойным усердием доказывать свою преданность Ями.       Справедливости ради, в тот период я действительно имел намерение помочь им выиграть в войне. Из-за принца Аято. Тогда мне и впрямь виделось самым лучшим вариантом именно это — у меня был безусловный союзник в правящих кругах и просто близкий человек именно в клане Ями. Он бы не возражал, если бы потом я женился на Эйми — и мне справедливо представлялось, что и она, в конце концов, была бы не против перейти в другое подданство, если бы мы могли быть вместе. Эти надежды ненадолго подарили мне относительный душевный покой: для объедения двух мечт нашёлся общий путь. И в первую очередь важно было не то, что оставаясь на стороне некромантов, я мог отомстить всем, кому хотел отомстить. Гораздо важнее, что мне виделась счастливая перспектива после завершения войны остаться рядом с двумя людьми, которые были мне дороги.       Мое чрезмерное усердие в желании раскрыть эту тайну в итоге поставило меня в тяжёлое положение. Теперь читайте внимательно, потому что больше ни в каких источниках такой истории не будет.       У Ями и «Гамилитиона» был совместный проект. Искали то же, что и всегда, — силу, из которой можно создать страшное оружие. Нашли. Только для того, чтобы у этой силы был носитель, этого самого носителя требовалось создать с нуля — ну то есть как бы выносить и родить. Возвращаясь к вопросу о том, при чем здесь Изэнэми, объясняю: она была самой могущественной из женщин-некромантов на тот момент, а магия в этом вопросе играла очень серьёзную роль. Проблема заключалась в том, что Изэнэми, как и многие, связанные со смертью, была бесплодна. Не из-за каких-либо медицинских причин: на физическом уровне с ней все было в порядке. Слишком слабым был ее энергетический жизненный источник.       А у меня он был сильным. Очень сильным, даже несмотря на то, что я всего лишь человек. С энергетической точки зрения Изэнэми и я были совместимы. В какой-то степени это напоминает пересадку органа или даже скорее вливание свежей крови. Только операция должна была быть именно магической, проводящейся исключительно на энергетическом уровне. Но вот ещё одна маленькая проблема: без жизненного источника как бы умирают. Умирать мне ну вот никак не хотелось. Да и некромантам было бы невыгодно терять шпиона. Поэтому альтернативу — если это можно назвать так — мне предложили.       Кровь демона. Она могла сотворить из остатков моего дыхания нечто жизнеспособное, но это нечто было бы искаженным, темным и нездоровым. Мне обещались некоторые преимущества: выносливость, возросшая скорость реакции, физическая сила, неуязвимость для чужой магии. О да, звучит привлекательно. Но только я кристально ясно понимал, что если я на это соглашусь, то уже никогда не буду человеком. Буду уже чем-то совсем другим. Но каким мне образом тут можно было отказаться? После того, как я усердно выворачивался наизнанку, доказывая свою безоговорочную преданность и готовность услужить, как только господам будет угодно?.. Это было бы подозрительно, а раскрытого шпиона ждал жуткий конец. Жизненный источник все равно пересадили бы, ибо найти энергетически совместимых очень тяжело, только ничего взамен уже не дали бы. Так что… выбора не было. Формально он был, конечно, но по сути не было.       Именно тогда я впервые за несколько лет увидел Эйми. Я ездил к Канэ для доклада под предлогом торговых переговоров и сумел наконец посетить ее. Как же она изменилась! Ей было чуть больше двадцати, но на меня смотрела измученная старая женщина, от красоты которой остались лишь смутные следы. Но это не значит, что это как-то сказалось на моих чувствах. Она рыдала и извинялась, и я едва сумел убедить ее, что больше не злюсь. Это было больно, но все же я был невероятно счастлив возможностью видеть ее, дотрагиваться до неё, разговаривать с ней. Слышать, что она все ещё любит меня, как раньше. Несмотря на вину, которая уже не просто царапалась, а терзала сердце со всей возможной жестокостью.       Это мое согласие уехать довело ее до такого состояния. Как мне вообще жить с этим осознанием?       Я рассказал ей почти все — это было самым меньшим, что я мог бы сделать теперь. Но исправлять что-то было уже слишком поздно. Слезы вперемешку с поцелуями, мольбы, исступленный шепот. Сладости напополам с кровью. Я целовал ее тонкую руку и казалось, что на губах остаётся пепел от сгоревших надежд. В сердце, которое все-таки могло окончательно перестать существовать, разверзалась пропасть. Мне не хотелось никуда уезжать, я мечтал просто остаться с ней, сбежать вместе куда угодно, но для этого было поздно. Поздно, слишком поздно! Эйми, моя милая Эйми… прости, я идиот.       Просто идиот. Сам связал петлю для нас обоих.       Мне было страшно.       О проекте не знал никто, кроме главы клана, его жены, меня и нескольких чинов из «Гамильтиона». Даже сама Изэнэми не ведала обо всех подводных камнях этой ситуации: ей не стали говорить о том, что в перспективе рождённый ей ребёнок будет оружием, иначе бы она этого не допустила (с характером), несмотря ни на какую преданность клану. Я же в свою очередь не знал, что меня ждёт за этой жуткой чертой и чем я стану потом.       Но, так или иначе, все уже решилось.