Крылья и сладости

      Про короткий период моего заключения мало что говорится в истории. Конечно, какому королю покажется лестным комплиментом описание того, как его стража выводит людей из их собственных домов, где они мирно ужинали в кругу семьи? Не очень-то героически. С удовольствием восполню небольшой пробел, хотя здесь и нет ничего особенно примечательного.       Начну с того, что на самом деле ничего жуткого в пленении не было. Если меня планировалось впечатлить и ужаснуть условиями содержания, то эта затея с треском провалилась. Честно говоря, мне стоило больших усилий не расхохотаться, когда меня привели в камеру, явно рассчитывая припугнуть. Ну то есть как бы да, это было подземелье, темное, достаточно холодное и сыроватое, но даже так все выглядело куда лучше, чем многие места, в которых мне приходилось ночевать в юности до получения нормальной работы. Есть мнение, конечно, что познавшие нищету преступно быстро привыкают к комфорту, но я никогда не был неженкой.       Приблизительную дату своего задержания я знал — у меня при дворе были друзья. В настолько близком королевском окружении, что Его Величество очень удивился бы, если бы узнал. В общем, я подготовился и кое-что с собой прихватил. Обыски были, да, — с головы до ног облапали и всю одежду вывернули, ну да я не совсем идиот. Я же чертов изобретатель в конце концов — все равно пронёс то, что мне могло потребоваться. Пара крошечных флаконов с магическими зельями и противоядиями были со мной, когда меня закрыли.       Если вам интересно, как я это сделал, то все очень просто. Все было под кожей в нескольких местах на теле. Сделал надрез, запихал в себя очищенные бутыльки из заговоренного специальным образом стекла, и готово. Не прощупывается, магически с моей энергетической фальшивкой на ауре не выявляется. Не делайте так, это очень опасно, — нужно очень хорошо знать анатомию, чтобы не покалечить себя, решившись на подобное. Правда, на слишком долгое время оставлять нельзя — через сутки точно надо выдавливать обратно. Извлекая крошечные, с четверть мизинца, пузырьки, я в очередной раз отблагодарил учителя за его уроки. Было довольно-таки больно, но зато я мог не бояться, что умру здесь, а это спишут на какую-нибудь болезнь. Показательная казнь была бы для короля куда предпочтительнее, но все равно лучше перестраховаться — кто может гарантировать, что в еде или воде не окажется ядовитого подарка? И, опять же, пытки. Не стоило недооценивать королевских палачей, а мне требовалась полная уверенность в своих силах.       В итоге с пытками все прошло просто как по маслу. Мой друг предупредил заранее, так что я спокойно втер в челюсть содержимое одного из пронесённых флакончиков и в процессе чувствовал ладно если десятую часть причиняемой боли. С актерскими способностями у меня все в порядке: никто ничего не заподозрил. Все, что надо было, я признал, кое-где для реалистичности позапирался, а потом выдавал всю правду. Ну то есть, разумеется, не всю правду, хах, да ещё и вперемешку с нужной для себя ложью. Маскировку ауры, оставшуюся со времён Ями, никто так и не сумел снять, чтобы точно проверить, лгу ли я. Пыткой руководила леди Абисцисс, как она мне и обещала, так что меня даже почти не покалечили. Ночью я обработал немногие полученные повреждения. Понятно, с такими дозами полного заживления не видать, но гангрена не грозила. Красота.       Переживал я только о том, как все это перенесут Эйми, Яра и Аки. У Эйми был пугающий взгляд, когда меня уводили… я искренне надеялся, что эти события не спровоцируют у неё столь глубокий спад, как во время нашей неудачной помолвки. Когда мы обсуждали (в самых общих чертах) предстоящую интригу, она призналась сама, что не уверена в своей реакции. По этой же причине она попросила не сообщать слишком много значимых деталей: боялась выдать их и подвести меня в важный момент. Она говорила, что совершенно теряет над собой контроль, когда кто-то или что-то пытается забрать меня у неё. Нам обоим было стыдно в итоге: ей за то, что не может взять на себя более значимой роли в моей интриге, а мне за то, что все же пришлось допустить этот арест. Но ничего не поделать. Никто не всесилен. В период заключения мне бы очень хотелось передать сообщение, что я в порядке и обо мне можно не беспокоиться, и получить новости о состоянии Эйми, но слишком уж наглеть не стоило.       В остальном… чёрт побери, это было практически отдыхом. Сейчас от меня уже ничего не зависело, все шло своим чередом. Беспокоиться и баюкать разнообразные паранойи поздно и бессмысленно. Поэтому я целый день бездельничал, отсыпался, медитировал, тренировался, отрабатывая точные движения при атаках или закидывая ноги выше головы во всяких растяжках, а если уж становилось скучно, то обдумывал свои дальнейшие реформы в Коре и в землях Канэ. Иногда представлял счастливую жизнь со своей семьей. От такого образа жизни даже голова стала болеть поменьше. Крыс не водилось, сквозняки терпимые, даже чёртову солому меняли. Серьезно, они вот этим вот планировали меня напугать?       Единственной сколько-нибудь важной проблемой оказался голод. Кормили совсем не блюдами с королевского стола, да и не то чтобы очень щедро. Наверное, именно тогда я впервые в полной мере прочувствовал, сколько же жру. Того, что приносили, мне и на легкий перекус не хватало и я постоянно ощущал себя жутко голодным. Я поустраивал представлений страже, пытаясь доказать, что Его Величеству совсем не будет на руку голодная смерть в подземельях, но особенного результата сие не принесло. Пришлось смириться.       Теперь о моей партии. И прежде чем начать описание хода событий в моей пьесе, которую проницательная леди Камия назвала «Эгоистичным танцем», я опишу вам крайне значимое действующее лицо, о котором ранее ничего не говорилось.       Наверное, вы уже поняли, что лицо это — леди Абисцисс Инганнаморте, одна из самых могущественных иных в государстве и первая советница Его Величества. Это была очень таинственная фигура. За глаза ее давно называли королевой — ее мнение учитывалось и уважалось во всех вопросах, с ней король появлялся на всех приёмках, она говорила от его имени. За ней не стояло никакого влиятельного рода, но она была тесно связана с «Гамилитионом», а кроме того успела побывать на другом континенте и привезти оттуда много любопытнейших знаний и технологий. Мы давно, уже несколько лет, состояли с ней в переписке по поводу некоторых аспектов исследований.       Если бы меня попросили выбрать слово, описывающее Абисцисс, то это было «скользкая». Она вечно лавировала, смягчая острые углы своей безупречной вежливостью, но в итоге умному собеседнику было заметно, как эти присказки и поиски компромиссов сплетаются в крепкую сеть.       Когда мы стали друзьями? О, не столь давно. После разговора буквально полгода назад — тогда мы впервые встретились лично. Это было на королевском балу в честь праздника, куда нас с Эйми, как ни странно, пригласили. Леди Абисцисс появилась, как всегда, с королём. Она была не в кимоно, а в великолепном карминовом платье и в чёрной бархотке на шее. Она была очень красива издалека, но стоило только подойти к ней ближе — тот час же в глаза бросалась некая неправильность, неестественность черт. Ее лицо, несмотря на выразительную мимику, выглядело, словно искусно выполненная маска. На том мероприятии мы с Эйми не столь часто танцевали вместе, поэтому меняли партнёров — не столь тяжело было в какой-то момент пересечься и с первой советницей. Когда музыка звучала особенно громко, я попросил леди Абисцисс о разговоре один на один.       Я давненько кружил вокруг неё, тщательно примериваясь. У меня были кое-какие исследовательские данные, которые она очень хотела, но этого было мало, чтобы втянуть в партию фигуру такого масштаба. Да и вообще, привлекая таких людей, всегда сильно рискуешь самому в конечном итоге оказаться использованным. Но за сколько-нибудь значимый успех всегда приходится платить рисками. — Не будем тратить много времени, — сказал я в тот вечер. — Вы прекрасно осведомлены о моей ситуации с Его Величеством. Поэтому один вопрос, леди Абисцисс. Мы с вами будем врагами или друзьями? — Я преданная служанка короны, Син-доно, — гладко улыбнулась она. Ее глаза были необычными, аметистового цвета, но это могло быть и скорее всего было небольшой иллюзией, призванной добавить внешности оригинальности. — К чему подобные вопросы? — Смею предположить, что у нас могут оказаться некие… общие интересы, — я ответил ей столь же доброжелательной улыбкой. Не она одна могла позволить себе обливать каждую фразу отравленным мёдом. — Вы подарите мне те прекрасные схемы с соотношением работы седьмого энергетического центра и эмоционального состояния? — переливчато расхохоталась она, прикрыв лицо лёгким кружевным веером. Она не носила причёсок, так что ее густые чёрные кудри были свободно рассыпаны по шее и плечам. Свет увязал в волнах ее волос. — Этого будет маловато, чтобы стать моим другом, господин-наместник.       Тогда я описал ей то самое, что привык считать ещё одним своим козырем. Но было и ещё кое-что. Я тщательно ворошил факты вокруг леди Абисцисс, пока в конце концов не докопался до одной мутной древней истории, связывающей эту самоуверенную даму с неким ханъё* из Ями-но-Шин. Данная связь позволяла мне предположить довольно неожиданное направление ее желаний. Когда я перешёл к этой части, Абисцисс тихо нахмурилась и резко сложила веер. — Я все поняла, господин-наместник, — впрочем, почти тут же ее выражение вновь стало до приторного вежливым. — Нет нужды продолжать. Я вполне осознаю, что вы уже узнали о моем… специфическом интересе. И что у вас есть, что предложить мне в этом направлении.       Она искала останки дочери Хигеки Ями-но-Шин и один мощный артефакт под названием «Кассагар Гарсарра», который Ями хорошенько припрятали. А я знал, где находится первое и при желании мог более точно выяснить, где находится второе. Я много чего мог выяснить, потому что я один из всех, воющих на этой стороне, заглядывал в закрома некромантов. Зачем? Вот это отличный вопрос. — В таком случае повторю вопрос ещё раз. Леди Абисцисс, мы враги или друзья?       Она тонко улыбнулась и подала мне затянутую в чёрную перчатку руку. — Весьма приятно дружить с умными людьми.       Она согласилась на роль в моей пьесе.       Даже не имея никакой возможности получать новую информацию, я буквально кожей ощущал происходящее. Спустя полторы недели после моего ареста был собран общий совет глав четырёх великих домов. Им предстояло обсудить огромное количество вопросов, в числе которых была и моя судьба. Я даже знал приговор, который мне планировалось вынести: «будет повешен как сын бастарда и простолюдинки». Будь я чуть благороднее, рубили бы голову.       Но — только представьте! — буквально через день после начала обсуждений до глав кланов и короля доходит чудесная новость: лотары заняли столицу префектуры Канэ с требованием выдать своего предводителя. Король, конечно же, не покажет даже намёка на изменение выражения лица, останется холодным и спокойным, но наверняка задаст вопрос: «Каким образом вышло, что мы не узнали о готовящемся нападении?».       Мои губы растягивались в язвительной улыбке, когда я вспоминал подготовку к этому сюрпризу. Просто, Ваше Величество, очень просто вышло: неужели вы думали, что бывший шпион не вычислит гнездящихся вокруг шпионов? Не узнает имена и каналы связи?.. Парочка манипуляций; кинжал, приставленный к кое-чьему горлу; внушительный мешок с золотом, падающий в кое-чей карман, — и вот, пожалуйста, получаемые сведения уже серьезно отличаются от реального положения вещей. Все шпионы, крутящиеся в Коре, внезапно ослепли и оглохли и совершенно ничего не разнюхали. А те, что были в Глассерде, и глазом-то моргнуть не успели.       «Глава Канэ? — спросит король, поглядев своим тяжёлым ледяным взглядом на старого паука. — Что же за проблемы у вас с разведкой?.. Что ваши внутренние войска, что дворцовая стража и охраняющий столицу гарнизон?».       И тут — мне очень нравилось смаковать эту мысль! — кто-нибудь все же тихо решается доложить: «Дворцовая стража, гарнизон и многие горожане перешли на сторону лотар. В столице Канэ слишком многим не на что содержать семьи. Люди воспользовались ситуацией, чтобы их требования наконец были услышаны правящей верхушкой».       А главе Канэ и нечего будет сказать. Откуда же ему знать, что и капитан дворцовой стражи Мурато, и возглавляющая гарнизон внутренних войск генерал Акари, и даже король тёмных улиц, заправляющий убийцами, грабителями и ворами столицы, преступник по прозвищу Рю — все трое склонили головы перед Сином Канэ? Что все трое крикнули ему, этому безродному выскочке: «Долгих лет будущему главе клана!». Уверен, старый паук очень бы удивился! А я бы, как ни странно, выразил ему свою искреннюю благодарность, потому что именно работая на него я научился выбирать слова и обещания столь сладкие, что их власти почти невозможно сопротивляться. Мне было достаточно пары встреч, чтобы заручиться поддержкой этих трёх людей. «Будущий глава клана не забудет вашей помощи, когда придёт время», — вот и цена столице Канэ, взятой лотарами без боя.       Король, выслушав все эти прелестные новости, с тем же ледяным спокойствием отдаст приказ: «Направьте войско в столицу Канэ. Отбейте город, казните предателей и уничтожьте этих варваров». Но тут в залу, где проходит заседание, вдруг зайдёт, шелестя юбками, леди Абисцисс и тихо объявит, что от лотар получено послание.       Вот тогда-то, может, и сойдёт краска с лица нашего всесильного монарха.       «Если выдвините против нас войско, то получите голову вашей драгоценной принцессы отдельно от тела».       Принцесса Аурелия, его единственное дитя, оставшееся после первого брака. В действительности королю-то было совсем не мало лет, и принцессе этой было целых двадцать. Да вот только своих способностей она никак, несмотря на хороший потенциал, не могла пробудить. А знаете от чего? От того, что инициация у тёмных чародеев (да и у всех тёмных иных) проходит под влиянием сильных отрицательных эмоций. А эту девчонку батюшка берег, как зеницу ока. Вот и была она в итоге легкомысленная, избалованная и капризная, не представляющая собой никакой реальной силы. Прямо готовый повод для шантажа во плоти, грех не воспользоваться.       Подло ли тянуть за нить чуть ли не единственной человеческой привязанности? Ну разумеется. Подло ли использовать детей? Конечно. Собирался ли я быть снисходительным и волноваться о морали? Нет. Я не забыл, что в том нашем обсуждении с Его Величеством, когда меня отправляли завоевать Кор, и Яра, и Аки, и Эйми прозвучали, поэтому и я не был намерен как-то ограничивать себя в методах. Да и вообще, эта девчонка меня всего-то на пять лет младше — сама виновата, что, имея подобный потенциал и возможности, осталась столь никчемной и позволила себе стать пешкой в чужой игре. Я не собирался ее убивать, но не чувствовал ни малейшего намёка на стыд за использование избалованной глупой принцесски.       «Кто ее туда отпустил?.. Когда она уехала? По чьему приглашению она оказалась в столице Канэ?» — не то чтобы Его Величество не осознавал, какими неприятностями ему грозит бесполезная и почти беззащитная принцесса. Но вот только тут совет, не уследишь же за всем лично…       Хах. Конечно, немного нашлось бы желающих пригласить принцессу в столицу Канэ — особенно с осознанием, что это приглашение должно сыграть роль. Но у меня был подходящий кандидат и подходящий аргумент для того, чтобы его убедить помочь мне. Этого дядюшку звали Иэмото. О нем как-то раньше и не заходило речи… нет, я прекрасно понимаю, что если бы речь заходила о каждом из моих дядюшек, то вы бы наверняка отложили эти записи после двух глав-трёх глав, запутавшись в именах и родственных связях, но Иэмото и впрямь выделялся. Чем? Мозгами. После старого паука, это был второй человек в Канэ, на которого нужно было оглядываться почаще. При первом знакомстве он, благодаря очень смазливой внешности и мягким манерам, создавал впечатление безобидного и слегка избалованного юноши, почти ещё мальчишки (ну, иной, а так-то он был меня старше более чем в два раза). У него было много слабостей и много пороков, которые облегчали манипуляции им: он любил деньги, вино, красивых женщин (и женщины его тоже очень любили), дорогие предметы искусства и роскошные одежды, а самое главное, что он был очень труслив… но все же его лисьи повадки могли доставить большие проблемы. Поэтому было важно, чтобы эти самые проблемы доставлялись не мне, а моим врагам.       Каков был мой аргумент, чтобы вовлечь Иэмото во все это? Не поверите! На самом деле наиболее убедительный аргумент был прост до примитивного, буквально до смешного. Это был поясок, на котором в своё время повесилась троюродная сестричка. «Если твоя небольшая просьба, Син-доно, оставляет мне хоть малейший шанс в конечном итоге остаться ни при чем, то я выполню ее», — таково было его решение. Забавно, как же некоторые изнеженные натуры, привыкшие к использованию ядов, да и то только через третьи руки, и осторожным интригам, впечатляет орудие настоящего жестокого убийства, сунутое прямо под нос! Ну, не только в пояске там было дело, конечно же, но началу конструктивного диалога поспособствовал главным образом этот предмет одежды.       «Не извольте беспокоиться, дядюшка. Ни малейшего намёка на связь между вами и мной», — и за эту часть плана я не волновался ни на одну сотую.       Итак, все фигуры на своих местах. Теперь самое время начинать первое действие.       Когда, согласно моим расчётам, подошло время и для моего выхода на сцену, я устроил ещё несколько занятных сцен, добившись права привести себя в порядок и вымыть волосы. Не мог же я появиться перед Эйми, которая наверняка будет на заседании, в дурном виде, чтобы она подумала невесть что и разволновалась.       Когда меня привели в залу, где проходил совет, я с тщательно скрытым (мне-то ведь вообще не полагалось знать о выходке лотар) интересом посмотрел на короля, желая оценить, каково ему переживать угрозу жизни любимой дочери. Занятное зрелище. Он держался очень хорошо, сохраняя обычное невозмутимое спокойствие, но в лице так и остались признаки смертельной бледности, которая наверняка разлилась по коже в миг получения страшной новости, а в глазах, за непрозрачной ледяной завесой, что-то будто с треском ломалось каждое мгновение. Мне было безмерно приятно осознать его дурное самочувствие. Невероятно грело осознание, что он, такой могущественный, олицетворение жуткой мирообразующей силы, переживает собственную беспомощность. Горько, наверное, когда ты — тот, кто своим руками создал целое государство! — не в силах спасти родную дочь. Сочувствие? Хотя бы намёк на него? Да черта бы с два! Мне до крайности нравилось положение вещей, при котором человек без способностей получал почти безоговорочную власть над сердцем чародея. Интересно, как бы он себя чувствовал, если бы Аурелия все же умерла?       Это должен был быть совет глав кланов, но у старого паука после последних новостей (и после нескольких никак не выявляющихся добавок к еде) прихватило сердце — и вместо него Канэ представляла госпожа Эйми. Она собиралась давать некоторые показания в судебном процессе надо мной, но так уж получилось, что выше неё по статусу здесь и сейчас не оказалось никого — какое счастливое совпадение, правда? Мне стоило больших усилий не вглядываться в ее лицо слишком лихорадочно. Я знал, что нельзя было даже поворачиваться в ее сторону, но это было сложным испытанием.       Глава клана Сутон-но-Кэн тоже отсутствовал из-за внезапной болезни. Разумеется, эта болезнь тоже была моим щедрым подарком. Убивать его смысла не было: во-первых, его навыки и лидерские качества могли ещё пригодиться против Ями; во-вторых, мне нравился общий курс его политики; в-третьих, тяжеловато это было бы провернуть, ведь мага травить — это совсем не то же самое, что человека или слабого колдуна. А вот на несколько недель вывести из игры — самое то. С чего мне потребовалось приковывать правителя благородных воинов к футону на пару десятков дней? Да с того, что на совете мне нужно было присутствие его младшего брата. Того самого иного, что шесть лет назад убил принца Аято. Чуть позже поймёте, зачем мне это. Пока скажу лишь то, что и эта часть плана сработала просто отлично: Сутон и впрямь представлял их второй старший принц.       Судебный процесс был достаточно нудным и долгим, нет никакого смысла приводить его целиком. Все равно он был разыгран мною, практически от начала до конца, а вы и без того наслушались рассказов о моих кознях. Скажу в общем, меня, как я и говорил Яре, обвиняли в превышении мер, необходимых для маскировки. Клан Сутон, у которого я вырезал в своё время много людей, пожег много храмов и вообще творил кучу дичи, выступали в качестве главного обвинителя. Я знал, что скажут их свидетели, каждый из их свидетелей, и знал, что буду опровергать, а с чем могу согласиться. Глупо было пытаться отпираться от совершенно очевидных фактов — это бы никак не помогло. Мне требовалось уменьшить тяжесть своих преступлений до той меры, когда представлялось возможным дать мне хотя бы шанс на помилование.       Версия, которая меня спасала, была придумана мной же (ну а кем ещё?). Она заключалась в том, что превышение необходимых мер было не моей собственной инициативой. Я делал вид, что мне поступили такие распоряжения. От некромантов?.. Нет-нет, слишком просто — слишком сложно проверить, чтобы быть убедительным аргументом. Да и Ями никогда не отличались ненавистью к чужим религиозным представлениям, они бы и не стали приказывать мне подобного.       А знаете, кто отличался огромной религиозной нетерпимостью?.. Амэ-но-Хяку. Они буквально столетие назад сжигали всех, кто не признавал их карающего бога Гаоса в качестве главнейшего. А знаете от кого ко мне поступала большая часть распоряжений, когда я был на стороне некромантов? От главы Канэ, разумеется. Но по согласованию с Амэ.       Ну вы понимаете, да, куда я веду?.. Я тут как бы не главное зло; я просто покорная пешка в совместной интриге Канэ и Амэ против Сутон. Решили воспользоваться войной, чтобы заодно уменьшить влияние одного из четырёх могущественных родов (на момент начала войны претендовавшего на звание сильнейшего, кстати). Я ощущал ни с чем не сравнимое внутреннее наслаждение, слово за словом вбивая гвозди в гроб старого паука. Клевета? Ну конечно, клевета. Но разве нет своеобразного символизма в том, что лгавший всю жизнь, губивший ложью судьбы, будет похоронен чужой ложью?       Амэ представлял не только сам Хиаши-сама, глава клана, но и его супруга. У госпожи Амэ были все основания переживать, потому что согласование моих действий было ее обязанностью (поэтому она и присутствовала, собственно). Старая стерва кипятилась так, что от неё едва ли не валил пар. Требовала проверки моих слов пыткой, раз уж по ауре установить невозможно. Тут уж вмешалась леди Абисцисс, своим вкрадчивым вежливым тоном сообщив, что пытка уже проведена — в ее, первой советницы, присутствии. И говорил я ровно то, что говорю сейчас. Леди Абисцисс вполне гарантирует мою правдивость: королевские палачи знают своё дело.       А я был вынужден вновь сдерживать рвущийся наружу хохот. Проверка пыткой, серьезно?.. Она, старая дура, и впрямь ничего не поняла и наступает на те же грабли? Да за что, как вы думаете, она стоит здесь и сейчас, едва не трясётся от злости и не может ни-че-го выдать в своё оправдание? Да за то, что семь лет назад именно она приказала одному глупому мальчишке-шпиону сунуть руку в угли и сжечь ее до кости! Из-за сущей ерунды, из-за сомнения в не имеющих большой стратегической ценности сведениях! Тогда-то я не втирал себе в челюсть обезболевающих препаратов и ощутил все страдание в полной мере. Не припоминаете, как я, баюкая запястье в бинтах, мучаясь в бесплодных попытках взять палочки в левую руку, пообещал себе, что эта стерва непременно сдохнет в страшных муках?       Брат главы клана Сутон сильно давил на историю со смертью своей младшей дочери Хикари-тян. И это тоже было частью моего плана… — Позвольте мне внести предложение, — я даже слабо вздрогнул, услышав эти слова от леди Абисцисс. Единственный из ключевых эпизодов, который я не мог контролировать полностью. От ее слова зависело в тот миг очень много, а она имела полную власть не озвучить то, что обещала. — Всем присутствующим теперь вполне очевидно, что Син Канэ стал оружием внутренних распрей. Однако он, разумеется, — она подчеркнула это слово, выразительно скосив взгляд на принца Сутон. — Все равно заслуживает наказания за свои преступления. Другой вопрос, что теперь мы рассматриваем совсем иную степень тяжести. Поэтому предлагаю компромисс, который поможет разрешить сложившиеся непростые обстоятельства. — Говорите, леди Абисцисс, — приободрил ее король. — Ваши предложения всегда отличаются изящностью. — Благодарю, Ваше Величество, — она ослепительно улыбнулась. — Сутон, безусловно, пострадавшая сторона во всей этой ситуации. Насколько мне известно, клан благородных воинов издревле решал тяжёлые противоречия через поединки. Господин второй принц вполне имеет право на месть за смерть дочери, а господин-наместник, учитывая смягчающие его вину факторы, имеет право попытаться отстоять свою жизнь. Пусть же поединок, как принято у Сутон, решит исход суда! Ведь не даром, — чуть понизив голос, добавила она. — Лотары признают над собой того, кто победит их предводителя в сражении. А вопросы, связанные с госпожой Амэ и главой Канэ, можно будет разрешить чуть позже, когда положение дел будет спокойнее.       Всем очень понравилось такое мудрое предложение. Я незаметно выдохнул с облегчением и мысленно насмешливо выразил благодарность за то, что мою задумку оценили столь высоко. Но это и впрямь очень удобно, разве нет? Победит второй старший принц — скажет лотарам проваливать из столицы, потому что по их представлениям будет иметь право командовать. Победит Син Канэ — утихомирит своих лотар и вернёт принцессу отцу, чтобы подтвердить свою преданность мудрой и милосердной глассердской короне. Отличный же выход — прекрасный способ легко и изящно разрубить завязавшийся узел противоречий. Соглашайтесь, Ваше Величество! — Мудро, как и всегда, леди Абисцисс, — она улыбнулась и склонила голову, принимая похвалу от правителя. Король перевёл взгляд на присутствующих. — Что скажет совет?.. Амэ против, поскольку считают, что мера вины Сина Канэ достаточна для повешения. Это понятно, хах. — Канэ поддерживают, — подтвердила Эйми. Я впервые посмотрел на неё открыто: она была просто великолепна в своём золотом наряде. Ее взгляд был серьезным и спокойным, в нем не горело лихорадочных искр. Слава богам. — Юдзуки поддерживают, — коротко провозгласила леди Камия со своей обычной жестокой улыбкой сфинкса. Непросто так, разумеется. У неё тоже была своя роль. — Сутон поддерживают, — быстро подтвердил второй старший принц. Тоже все понятно, ему не терпелось снести мне голову. — Итак, решение вынесено, — провозгласил король. — Пусть пригласят представителей от лотар, чтобы своими глазами видели бой. Поединок будет проведён через три дня.       Я поклонился, показывая благодарность за снисхождение. Торжествующая улыбка так и рвалась к губам.       Браво, Син! У тебя все получилось.       Нет, не думайте, я хорошо осознавал, что смерть Хикари-тян, как и многое другое, — это на самом деле только моя вина. Я вполне заслуживал быть наказанным за все, что сделал. Поверьте, пьесу я разыграл не из-за страха перед возмездием. Все счета я оплачу в полной мере, когда придёт время. Жизнь никогда не оставляет безнаказанным совершенное зло. Когда в аду, где мы со всеми присутствующими в зале, кроме разве что милой Эйми, непременно встретимся, меня будут рвать на части, я не стану возражать и пытаться спихивать свои грехи других, не стану оправдываться несправедливостью мира и жестокостью других людей. Преступник, карающий преступников, точно такое же зло. Не говоря уже о всех тех невинных, которым не повезло нарваться на лезвие моей косы или погибнуть от рук дикарей, которых я, влекомый одной лишь жаждой мести, притащил в свою родную страну и втянул в не касающуюся их войну. Но прежде… прежде чем я начну платить, я достигну всех тех целей, которые поставил перед собой.       Эйми будет счастливо жить с человеком, которого она любит и который безумно любит ее, — и вечное сражение с недугом не будет омрачать течения ее дней. Яра и Аки получат хорошего родителя, который будет заботиться о них, разделяя успехи и утешая в неудачах.       А я стану главой клана Канэ. Я выстрою хотя бы в этой крошечной части мира, что называется теперь префектурой, новый порядок. И иные непременно отдадут поклон человеку — сыну простолюдинки, который в детстве мыл тарелки и скрёб пол.       А месть за смерть принца Аято-сама будет завершена.       Для этого и была поставлена пьеса. Эгоистичный танец, воистину, — все ради моих желаний.