Крылья и сладости

      Та мерзкая история с послом Амэ, перевернувшая с ног на голову мою жизнь, сделавшая моего возлюбленного почти слепым на один глаз и весьма отвратительно повлиявшая на все последующие события, случилась спустя несколько месяцев после заключения тайного брака.       И почему весь мой жизненный путь прочертила череда каких-то странных случайностей, счастливых и ужасных? Невольно задумываешься о том, как мало можешь влиять даже на собственную судьбу — прикладывая все имеющиеся усилия, не столь сильно отличаешься от щепки, которую водяной поток бросает то в одну сторону, то в другую.       Так или иначе, мы остановились на том дне, когда я стала женой принца Аято.       Сразу после этого мы все равно не жили как муж и жена открыто: он приходил ко мне ночами, почти украдкой. Такое положение вещей было не его желанием, а моим. Я все еще не хотела ставить его в сложное положение перед семьей и перед главой клана. Я согласилась лишь на другой дом, потому что, к моему стыду, моей принципиальности попросту не хватило, чтобы терпеть присутствие сварливой хозяйки. Не хватало только, чтобы она нагрянула напомнить о не выметенных полах в моменты любви!       Разумеется, все это была нелепая полумера, каких я обычно не терпела. Он появлялся на пороге после часа быка, и вместе мы проводили немного времени. Это больше напоминало положение любовницы, которое всю жизнь казалось мне недопустимым. Но я терпела и это, ведь, в конце-то концов, я отлично знала, какое место на самом деле занимаю в его сердце. Если бы я решила, если бы я просто согласилась занять официальное положение, меня вывели бы из полутени незамедлительно. Ему и самому этого хотелось, хотя он, как всегда, получив отказ, не настаивал.       Но что его ждало бы после этого?.. Этот брак был странным и вызывающим. Мысль о собственных детях меня сильно пугала, но не потому что я их не хотела, а потому что мысль о «проклятии» занозой сидела у меня под сердцем. Между тем, у третьего принца Ями, младшего брата Аято, уже родилась дочь — чуть ли не главной бедой некромантов было, что их мало и детей у них родится мало, они всегда стремились завести детей как можно раньше. На нас обоих обрушилось бы все недовольство семейства Ями-но-Шин. Столкновения бы продолжались без конца. Нет, я этого для него не хотела. Он был такой… такой мягкий, такой добрый… Такой совестливый! Мне даже думать было больно, сколько горя ему бы принесло это!       И несколько месяцев все мирно катилось так, как сложилось. И жизнь не стояла на месте.       Я чувствовала напряжение, повисшее в воздухе: оно ощущалось как духота перед грозой, хотя повседневная жизнь столицы не претерпела сильных изменений. И тем не менее я была уверена, что что-то не так: навязчивое беспокойство, на первый взгляд беспричинное, заставляло меня внимательнее всматриваться в тени, втягивать голову, ненадолго замирать среди шума улицы.       «Вы слышали? — тихо шептались отовсюду. — Слышали про этого могущественного чародея, явившегося с запада? Он назвал себя «королем»!»       «Канэ-но-Дзин уже склонили перед ним голову!»       «Сутон-но-Кэн прислали к нему послов! Неужели тоже перед ним склоняться?! Какой позор!»       «Юдзуки непременно поедут к нему на поклон!..»

      Ну а что же наши гордые господа?

      «Канэ-но-Дзин страшно взвинчивают цены! Подлые мошенники, чего же они добиваются? Сами чуть что — сразу лбом в пол, так и других топят!..»       «В приграничных землях, говорят, Юдзуки собирают силы! Неужели решатся? Нет, не хватит духа!»       Чудовищная война, разразившая спустя десятилетие, смутно долетала до нас уже тогда: тревожила, как пронзительные порывы зябкого ветра, пугала, нависала уродливой тенью, скрывающей солнечный свет. Нет-нет, но проходилась по позвоночнику костлявой рукой, остановившись на миг на шее, а потом снова исчезая.       Я пыталась просто не думать о том, что ощущаю холодное дыхание неизбежности. Удивительно, но довольно часто у меня это выходило, и я продолжала прятаться в своём счастье, тем более что счастье это было безоговорочно. Такое счастье легко было назвать чистым и невинным, и не менее легко было увериться, что имеешь на него святое право в любых обстоятельствах. Независимо от прошлого или будущего.       Однако рухнуло все раньше, чем я успела привыкнуть достаточно привыкнуть.       В тот день мое настроение с самого начало было совершенно восхитительным. Я готова была обнять каждого встреченного человека. Меня не расстраивала ни холодная вода в корыте для стирке, ни очередная заплатка на кимоно — я бодро стирала, думая о новой встрече нынче вечером; я пришила заплатку и сама над ней посмеялась, найдя даже забавной. Все это были такие мелочи, ведь мое сердце наконец было согрето чужим участием и заботой. Меня нежно любили — одно это заставляло смягчаться и не судить о мире строго. Да, хоть я отказывалась от любых денег, я получала от него нечто гораздо более ценное. Кажется, даже родители не любили меня так ласково.       Удивительно, но мое восторженное настроение в какой-то мере действительно передавалось людям вокруг. Разумеется, не всем, однако, когда я по обыкновению отправилась продавать цветы, их у меня раскупили вдвое быстрее обычного, и никто не жадничал, и никто ни разу меня не обругал — напротив, многие безотчётно улыбались в ответ, когда я улыбалась.       Я шла обратно лёгким быстрым шагом, чуть ли не размахивая опустевшей корзиной.       Песня сама полилась с губ, и я даже припомнила пару танцевальных движений. Пению и танцам, которые всю жизнь мне были совершенно без надобности, меня в раннем детстве научила матушка.       На самом деле у меня так редко выдавались по-настоящему беззаботные дни, что какой-то крохотной части меня надменно казалось, что предыдущей стойкостью в бедах я себе оплатила такую награду. Наивная безобидная надменность — разве боги могут карать за неё жестоко?       И тут я, счастливая до слепоты и головокружения, вдруг поймала этот тяжёлый взгляд: оценивающий и бесцеремонный. В первое мгновение он меня оглушил, как внезапная пощечина или опрокинувшийся на голову ушат воды. Я словно споткнулась на ровном месте.       Мне были вполне известны мужчины, смотревшие так. Я достаточно прожила и пространствовала в одиночестве, чтобы пугаться чего-то подобного. Я не боялась, я умела ставить на место развратников и хулиганов. Мне всего лишь сделалось обидно и досадно. Ну почему сейчас?..       Я решительно обернулась, намереваясь дать понять, что со мной не стоит связываться, но, последовав глазами за источником этого взгляда, я увидела роскошную карету, остановившуюся посреди улицы, и несколько человек охраны. Мужчина едва выглядывал из-за занавески, было видно лишь запястье и край огненных волос.       На карете красовался герб, изображающий языки пламени, и я узнала «карающий огонь» Амэ-но-Хяку. Это уже грозило неприятностями — он мог и оказаться иным, даже сильным иным. Но, да простит моя матушка, черт бы с этим. Если бы я, как всегда, была слишком дерзкой и из-за этого попала в беду, то навлекла бы беду и на мужчину, который бы принялся меня защищать. Одно дело спасать даму от противных кредиторов на улице, другое — поссориться с членом влиятельного магического клана, потому что «моей жене преставилось, что вы не так на неё посмотрели на улице». Наверняка он здесь для того, чтобы обсуждать тяжёлую ситуацию с явившимся с запада «королем». Отношения Ями и Амэ всегда были сложными и натянутыми, но в сложившихся обстоятельствах им было важно найти общий язык. Ни на один великий клан больше не стоило рассчитывать. Да и как будет выглядеть второй принц, если он разругается с гостем по столь нелепой причине?       Хотя мне сделалось стыдно перед собой, я решила проявить больше благоразумия. Удивительно, но оказалось, что я все-таки на это способна! Стоило только подумать, что речь теперь идёт не обо мне одной.       Настороженная и растерявшая светлое расположение духа, я тихо покинула площадь, постаравшись затеряться в толпе. И ведь действительно: совсем ничего не произошло, чтобы скандалить. Но я чувствовала себя испачканной, и тревога долго меня не покидала. Я несколько раз обернулась, стараясь проверить, что за мной никто не следует.       «Ну-ну, — уныло успокаивала я себя, уже не размахивая пустой корзиной, а кое-как ее волоча. Она вдруг сделалась тяжёлой. — Стоит думать о себе так много!.. Оборванка в штопанном кимоно. С чего бы вообще тебе привлечь кого-то? И кому же ты сдалась? Нелепость!..»       И тем не менее я пару раз свернула, побродив кругами. Как будто кто-то и впрямь мог устремиться за мной и выследить. Мне было так неуютно, что я ускоряла шаг чуть ли не до бега. Я на себя ужасно досадовала. И зачем воообще вздумалось скакать по улице, как сайгак? Ещё и песни распевать? Глупенькая вздорная девица!       Домой я вернулась мрачная, заперла дверь на засов, закрыла ставни и, стараясь сосредоточиться на делах, нет-нет, да косилась на окно. Мне было неуютно, игла тыкалась в пальцы, и дурное предчувствие тяжело ворочалось внутри, сколько я ни требовала от себя перестать творить трагедию из пустяков.       Я была так виновата. Но я действительно не хотела ничего дурного. Даже предположить не могла последствия, с которыми придётся иметь дело. Хотя, ради справедливости, стоит признать, что мало кто мог бы предположить такие последствия. Оглядываясь назад, до сих пор слышу в голове один-единственный вопрос, полный недоумения: «Как же так вышло?» Некрасивый скандал, повод для сплетен, не больше, — как же все могло зайти так далеко?       Я ведь действительно даже не могу сказать, что я была невероятно симпатична, учитывая мою старую одежду и грубые от работы руки. Не спорю, молодость и счастье в известной мере преображают любую. Но я никогда не думала, что неожиданно получу сомнительное внимание на улице не от горшечника, а от знатного господина!       Однако, я сглупила ужасно. Я ничего не рассказала Аято. Не поторопилась к нему, не передала известия. Мне показалось нелепым тревожить принца какими-то пустяками. Не достаточно ли призрачного проклятия, которое я никак не отпускала из головы? Скоро начну бегать плакаться к мужу, просто потому что ветер подул на меня слишком сильно. Ему и без того было тяжело.       К сожалению, несмотря на то, что сердце его было открыто к чужому горю и страданию, он не столь охотно говорил о своих собственных. Однако я видела и, больше того, ощущала. Он, случалось, подолгу молчал, глядя на огонь, и я не знала, что я могла сделать, кроме как сесть рядом. От него веяло тяжёлой безмолвной печалью — печалью такой густой и страшной, что она могла бы однажды перейти в болезнь. Наверняка приближающаяся катастрофа представала перед ним как перед членом правящей династии гораздо более ясно. Он не мог бы относиться к этому как-то иначе, кроме как к своему кровному долгу. И не хватало только мне заставлять его беспокоиться, ещё и из-за надуманных мелочей!       А ведь если бы он узнал, он бы, без сомнений, ещё больше заволновался о моей безопасности. Это означало бы более сильные защитные заклятия. Возможно, Амэ и не стал бы связываться с этим, наткнувшись на магию Ями-но-Шин, ведь у двух кланов были совместные дела. Рассуждая холодно, Амэ ведь заинтересованы в добрых отношениях с некромантами, если они тоже не желали подчиниться королю с запада. И стоила ли мимолётная прихоть возможных затруднений?       Ну а так, поскольку ему ничего не грозило, не было и причины отказываться от прихоти. Какая-то нищая девчонка на улице — кого могла бы встревожить ее судьба? Даже если бы вдруг у меня была семья, люди всегда боялись иных и не желали связываться с ними. Впрочем, у меня и семьи не было. Если бы не моя случайная встреча с принцем, не было попросту ни одного человека, для которого моя жизнь имела бы подлинную ценность.       Итак, грохот раздался без четверти час. Дверь затряслась.       Я вздрогнула, тут же осознав, что со мной беда, — как будто только этого и ждала, сколь ни убеждала себя прекратить волноваться. И я совсем одна. Кто мог знать, что я столь искренне пожалею о своей невыносимой хозяйке!       Крадучись, я тихонько добралась до окна и выглянула наружу в щель между досками, лишь чтобы заметить, что окно уже стерегут. Никакого шанса сбежать. Можно было попробовать спрятаться. В конце концов, Аято должен был прийти довольно скоро, мне просто нужно было продержаться до его появления.       Увы, спрятаться было совершенно негде. У меня не нашлось вещей, чтобы хранить в больших сундуках.       Дверь снова содрогнулась. Там были защитные чары, совсем простенькие, которые не могли привлечь внимания других иных. И я ещё возражала против того, чтобы они там были! Сейчас оставалось только молиться, чтобы они выдержали.       «Глупая, глупая, глупая! — бесконечно повторяла я себе, крепко жмурясь. — Стоило быть такой до дурости упрямой! Довольна теперь? Разве хоть кому-то из нас двоих будет хорошо, если со мной что-то случится?.. Он же себя никогда не простит!» — Кто там? — грозно спросила я. Во всяком случае, я очень постаралась, чтобы это было грозно. В горле стоял ком. — Тебе лучше выйти и не тратить время, — последовало в ответ. — Тебе очень повезло, ты приглянулась господину. Может, тебе даже заплатят.       Я схватила клинок кодати. Да, он у меня был, но я умела пользоваться им ровно настолько, чтобы немного защитить себя от оборванцев на дорогах. Против нескольких хорошо вооруженных сильных мужчин — смех, да и только! Им и минуты не потребовалось бы.       И вот здесь я правда перепугалась. Меня пробрало дрожью, я едва не оцепенела, хотя цепенеть было никак нельзя.       И какова могла быть реакция, если бы я теперь закричала, что я жена второго принца Ями? Могло бы здесь быть хоть что-то, кроме повода для смеха? Да даже если бы я вздумала закричать, что я его любовница, — даже это было бы безмерно жалко и нелепо! — Убирайтесь! — зло крикнула я, собравшись с силами. Голос даже почти не сорвался. — Я замужем. Мой муж иной. Не ищите себе неприятностей!