Утиная охота

Трель телефона, звонко рассыпавшаяся по квартире, была так неожиданна, что Страхов чуть не упал с любимого кресла. Выбравшись из таинственных глубин своего "мыследрома", заметался по квартире в поисках телефонной трубки. - Алле, - произнес полузадушенным голосом. И услышал в ответ нарочито спокойное, чуть усмешливое: - Господи, Страхов, ты откуда бежал-то? Не с толчка? - Петька... - выдохнул. И почувствовал, что у него кружится голова. - Он самый. Ну здравствуй, что ли, пропащая душа. - Никакая я не пропащая, - пробурчал, бухаясь на пододвинутую ногой табуретку и с облегчением переводя дух. - Я-то месяц в Москве парюсь ("и жду, когда позвонишь" - добавил мысленно), почти безвыездно. Это ты у нас на курортах пузо греешь. Где были-то? - В Марбелье. Отдохнули волшебно. Кстати, а чего это ты среди дня дома делаешь? - Даже у нас, жутко востребованных актеров, - ответил язвительно, - иногда случаются такие волшебные дни, которые называются "выходные". Знакомое слово? - Неа, - хохотнул Петр. - Сейчас в толковом словаре посмотрю, что за звери такие. А-а, понял. Это когда можно ничего не делать. Ну и как оно тебе? - Скучно. Мысли всякие в голову лезут. Например такая - с чего это ты со мной так...э-э-э... нормально разговариваешь? Красилов этот осторожный вопрос проигнорировал. - Слушай, у тебя какие планы? Мы тут с Иван Петровичем одни, без Натальи кукуем, вот в парк собрались. На аттракционах кататься. Не составишь компанию? Даниил аж задохнулся. - Я... Да. Да! Сейчас приеду. Ты только без меня не уходи. И... это... мобильник разблокируй - я тебе от подъезда позвоню. * * * До красиловского дома добрался как-то удивительно быстро - видно, Господь услышал его молитвы и разогнал на дорогах все пробки. Звонить никуда не пришлось - едва притормозив у подъезда, Страхов увидел на скамейке Петра Анатольевича и Ивана Петровича Красиловых, увлеченно поедавших мороженое и болтавших от удовольствия ногами. Картина была настолько умильна, что Данька даже зажмурился. Обратно глаза открывал по очереди, боясь, что очаровательное зрелище исчезнет. Однако Красиловы никуда исчезать не собирались. Увидев вылезшего из машины Страхова, Петр на секунду замер, потом улыбнулся и сгреб сына в охапку. - Иван Петрович, транспорт прибыл! Перемазанная клубничным мороженым мордашка с до боли знакомыми зелеными глазами вопросительно уставилась на Страхова. - Я тебя знаю, - вдруг произнес пацан, и потребовал у отца. - Немедленно поставь меня на землю. Утвердившись на обеих ногах, поднял личико на Даниила. - Ты в телевизоре все время папу обижал. Ты плохой? Страхов растерялся. - Во-первых, не все время, - пришел на выручку Петр. - Во-вторых, помнишь, мы о профессиях говорили? Иван Перовчи важно кивнул, не отводя глаз от Даниила. - Я у тебя кто? - Алтист. - Не правильно. Малыш собрался с духом и прорычал: - Аррртист! - Теперь верно. Дядя Даниил тоже артист. И он совсем не плохой. Просто у него роль такая была. И потом - мы же в телевизоре помирились, ты разве забыл? - А-а! - просиял малыш. - Когда вы других белых тетенек целовали! - Они называются невестами, - Страхов, едва сдерживая смех, присел на корточки. - Мы их понарошку целовали. Это была такая игра. - Значит, ты - хороший? - требовательно спросил Красилов-младший. Страхов честно задумался. И под немного насмешливым взглядом Петра осторожно ответил: - Вообще-то об этом не у меня надо спрашивать. Вот у папы твоего, например. Но мне кажется, что я... не плохой. Ну или не очень плохой. А ты как думаешь? - Я тебе потом скажу, - важно произнес малыш. И вдруг серьезнейшим тоном добавил: - Чего стоим? Кого ждем? Взрослые, переглянувшись, покатились со смеху. - Куда катится мир, - пробормотал, усаживаясь на переднее сиденье, Красилов, - если двухлетние пацаны вместо сказок рекламу цитируют! * * * В парке перепробовали все доступные аттракционы, все имевшиеся в наличии сорта мороженого и прохладительных напитков, нахохоталсиь так, что скулы болели. Страхов не помнил, когда последний раз развлекался подобным образом и, самое главное, получал от этого совершенно детского времяпрепровождения такое космическое удовольствие. В компании Петра и его сына он чувствовал себя уютно. Они с Красиловым вели себя так, словно между ними никогда ничего не происходило. Им было легко и свободно друг с другом, они могли помолчать, а могли и болтать безумолку, слова приходили сами собой, складываясь в легкий треп или дружескую перепалку - например, кому таскать умаявшегося Ивана Петровича на закорках. Мальчишка совершенно освоился с Данилой, щедро дарил ему воздушные шарики, делился с ним мороженым и колой, секретничал, хохоча, прятался за его ногами от воспитательных наездов Петра и, устав, просился на руки так же бесцеремонно, как к отцу. Собственно, вся парковая программа ими была уже освоена, но уходить не хотелось. Позже они так и не вспомнили, кому первому пришла в голову мысль превратить детскую песочницу в пляж и построить там замок из песка. Идея настолько завладела умами двух взрослых серьезных мужиков, что мгновенно превратила их в веселых оболтусов. Натаскав в канистре, найденной в багажнике данькиной машины, в песочницу воды, в четыре руки принялись за дело. Иван Петровчи сидел на бортике и во все глаза смотрел, как папа и папин друг превращают обычный сыпучий грунт в волшебную сказку. Вскоре возле окупированной мужчинами песочницы собралось все население детского городка. Молодняк Данила с Петром быстро приспособили к делу, попросив натаскать в ведерках, совочках и формочках еще песку. Мамы, няньки и бабушки приспособили себя сами, начав наперебой давать советы, что и как строить. Парни, переглянувшись, рассмеялись и, согласно кивая головами в ответ на каждую реплику, продолжали строить свое. Когда невероятно замысловатый замок был готов, уселись на бортик возле временно окаменевшего от восхищения Ивана, который немедленно объявил собравшимся, что "папа и Данила - мои, и замок мой", и попытался залезть на колени сразу к ним обоим. Из этого ничего не вышло. Пришлось выбирать. В итоге, устроившись на руках у отца, он решительно забросил ноги на колени к Страхову. Последний, воодушевленный стечением публики, вдруг предложил другу на ходу придумать сказку про этот замок. Следующий час в детском городке было тихо. Слышались лишь два мужских голоса, наперебой рассказывавших о двух неведомо как поселившихся в песочнице волшебниках, превратностях их судеб и вообще о жизни. Сказка кончилась, когда у Красилова заверещал мобильник. Он полез в карман джинсов - и обнаружил, что сын у него на руках крепко спит. Передав драгоценую ношу другу, принялся объяснять встревоженной Наталье, что с ними ничего не случилось. Оказалось, что жена вернулась домой четыре (!) часа назад. - Все, едем домой, - сказал, засовывая телефон обратно. - И учти - ты едешь со мной. Как средство стратегической обороны от рассерженной жены. Один я домой не пойду! Уже в машине Иван Петрович приоткрыл один сонный, но совершенно счастливый глаз, пробормотал - "Данила, ты не плохой, ты холоший" - и уснул мертвым сном. * * * - Петь, может, все-таки поговорим? - спросил, зачерпнув ложкой последние капли вкуснейшего борща, Страхов. - Знаешь, я... - Ш-ш-ш, - протянул Красилов и накрыл рукой руку Даниила. - Все, что ты хочешь мне сказать, я и так знаю. - Не думал, что так легко все простишь... - А кто сказал, что - легко? Вообще-то меня сегодня Ванька окончательно убедил. Ребенка не обманешь... - Значит, это я ему моей индульгенцией обязан? - Не только, - усмехнулся Петр. - ?... - Не важно. Потом как-нибудь расскажу. И, уже провожая Данилу до машины, тихо сказал: - Ты не тревожься, уверен, мы все поправим. Только... Теперь мы сначала станем друзьями, настоящими, не придуманными друг другом, а потом... А потом будет все, что... Ну что будет. Хорошо? * * * Свою идею о том, что прежде, чем вернуть прежнюю близость и снова стать любовниками, они сначала должны по-настоящему стать друзьями, Красилов претворял в жизнь настойчиво и неуклонно. Страхов, изводивший себя чувством вины за разрушенные отношения, которые, как оказалось, имели для него неоспоримую ценность, безропотно подчинялся любым желаниям Петра. После незабываемого паркового приключения они уже несколько раз выбирались с женами на разные светские и шоу-мероприятия, принимать участие в которых Данила по собственной воле не согласился бы даже под страхом смертной казни. Но ради друга - и ради удовольствия, которое эти походы доставляли женщинам, - он терпел. Силу воли Страхова укрепяла так же мысль, что затеи Красилова явно возникают не из воздуха, а главным образом из желания проверить границы Данькиной лояльности. Иначе почему бы он частенько выбирал для "культурного досуга" места, словно нарочно созданные для того, чтобы испытывать страховское терпение?! Кстати, справедливость подобных подозрений подтверждалась испытующими взглядами Петра, которые частенько ловил на себе Данила. Впрочем, к чести Красилова стоит отметить, что после таких вот провокаций каждый раз в обязательном порядке следовало что-то приятное - к примеру, коллективный поход в какой-нибудь классный ресторан с великолепной кухней и не менее великолепной живой музыкой. Вобщем, Данила терпел. И в какой-то момент осознал, что уже не просто терпит красиловский экстремизм, а получает от него искреннее удовольствие. Более того - ждет Петькиных приглашений! И больше не вспоминает о чувстве вины... А вскоре он уже и сам начал выдвигать встречные варианты, которые друг принимал с неприкрытым энтузиазмом. Собственно, идея пикника с шашлыками и пловом на родительской даче принадлежала именно Страхову. Ко всеобщей удаче она совпала с днем рождения Марии, поэтому воспринята была на "ура". Правда, прежде, чем приглашать на празднество неразлучных Паштета, Николу и Серегу с женами, Даниил осторожно разведал настроение Красилова. Тот лишь махнул рукой - "твоя дача, твои друзья, твой праздник - зови, кого считаешь нужным!", однако Страховских опасений такая покладистость не устранила. Он счел ее лишь результатом того, что в РАМТе начали репетировать новый спектакль по Акунину, где его неугомонный друг должен был играть главную роль, что Петра страшно воодушевляло и он всех любил. Поэтому перед поездкой Даниил провел жесткий инструктаж с друзьями, особенно провинившимся Пашкой. * * * За город отправились в пятницу во второй половине дня. На своих машинах, только Страховы захватили Наталью с Иваном Петровичем - отец же беспокойного семейства должен был прибыть своим ходом попозже, после репетиции. Процесс подготовки праздничного застолья шел полным ходом - женщины резали закуски, рубили салатики, мужчины в лице Сереги, Николая и Данилы строгали лучину для костра и барбекю и рубили поленья для бани, а в лице Паштета жарили шашлык на углях, когда на улице раздался автомобильный гудок. И сразу же следом за ним через высокий забор полетели охапками белоснежные розы. - Петька приехал, - с непередаваемой интонацией сказала Мария. - Откуда знаешь, что он? - поинтересовалась Надежда, жена Николая, с которой они готовили очередной салат под названием "праздник для бедных". - Из всех знакомых мне мужчин на такие безумства способны только двое. Мой муж - и Наташкин. Мой - при мне (Мария бросила гордый хозяйский взгляд на на полуобнаженного, немного вспотевшего бога с топором в руках и надвинутой на глаза бейсболке), значит, этот - Наташкин. Словно в подтверждение ее слов в приоткрытой калитке нарисовалась знаменитая красиловская улыбка, а следом, свалив на землю какие-то пакеты и сумки, возник и ее обладатель. - Папа! - восторженно взвизгнул Иван Петрович и маленьким тайфунчиком с разбегу ввинтился в объятия отца. - Муж, - гордо произнесла Наталья и, утерев руки о передник, прошествовала за поклажей, попутно подставляя губы для поцелуя и отбирая у супруга восторженно извивавшегося сына. - Краси-и-и-лов, - сладко протянула Мария и повисла у него на шее. - Спасибо, солнце. Мои любимые розы. И сколько их здесь? - А Бог его знает! - рассмеялся Петр и чмокнул именинницу в румяную щечку. - Не считал. Сгреб все, что были. Поздравляю с юбилеем. - С каким еще юбилеем? - встрял Данила, с которым они - и это отметили наблюдатели, - не обменялись рукопожатием, не обнялись, а тепло приветствовали друг друга на расстоянии - одними только глазами. - Ты что - считать не умеешь? - С нашей прелестью, - ответил Красилов, обращаясь, правда, по-прежнему к Марии, - как на Севере - год за два. - Хоть кто-то меня понимает, - умилилась та. - Сколько ж ты денег за это отвалил? - поинтересовался Страхов, кивнув на россыпь роз. - Да нисколько! Девушка, увидав меня, села мимо табуретки со стоном "Ой, князь Репнин!", а в обмен на автограф предложила забрать хоть все. Я розы взял. - Красилов, а совесть? - встряла Наталья. - Жена, обижаешь! - рассмеялся Петр. - У меня было с собой полсотни баксов - я их и отдал. - Нормально, - раздался голос Валентины, Серегиной жены: хозяйственная женщина подобрала с земли разбросанные цветы и пересчитала. - 50 штук - по тридцатнику за штуку выходит. Девушка почти ничего не потеряла. - Приобрела, - хохотнул Страхов. - Автограф звезды "Бедной Насти", причем бесплатно. И тут же подозрительно потянул носом - пахло подгорающим мясом. - Паштет, совсем мух не ловишь?! Смотри, шашлык горит! И замер на полуслове, увидев выражение Пашкиного лица. Тот, вытаращив глаза, наблюдал за пришествием Красилова, явно пораженный тем, что обаятельная Наталья и шебутной Иван Петрович - не просто какие-то там отвлеченные друзья Марии и Даньки, а - жена и сын Петра. Страхов ловко отодвинул приятеля от мангала, перевернул шампуры с чуть подгоревшей бараниной, полил все это красным вином, а затем тихо проговорил. - Челюсть-то подбери, горе мое. И признавайся - ты, блин, за кого его тогда принял? - Не важно, - отмахнулся постепенно приходивший в себя Паштет. - А меня?!... - А это и вовсе значения не имеет. Вы, артисты, не от мира сего, у вас свои игры и столько тараканов в голове, что соображать замучаешься. Я и не заморачиваюсь. Но твой Красилов не перестает меня удивлять... И, покосившись на Данилу, добавил: - Ты только не пытайся меня убедить, что вы с ним - агнцы невинные и между вами даже в мыслях ничего не было. Я тебя насквозь вижу. Да и врать ты не умеешь. - Какая проницательность и свобода мысли! - восхитился Страхов и без возражений вернул Пашке бразды правления готовкой шашлыка. А сам потихоньку пробрался поближе к отдыхавшему на березовом чурбачке Сереге. - Ты всегда в курсе Пашкиных предприятий. А ну, колись давай, что означают слова - "Красилов не перестает меня удивлять"... - Я не уполномочен! - попытался вывернуться тот, но Данила вцепился мертвой хваткой. - Пашка после той дурацкой охоты виноватым себя чувствовал и все придумывал, как бы найти Петра и... того... прощения попросить и за тебя словечко замолвить, - сдался в конце концов Сергей и в кратце описал процесс поисков и их результат. Страхов повалился спиной на траву, раскинув руки, и взахлеб, аппетитно заржал. Что привлекло внимание Красилова. - Привет, мушкетеры, - подходя, поприветствовал он неразлучную троицу. И толкнул носком кроссовки бившегося в конвульсиях Данилу. - Чего ржешь, как сивый мерин. Поделись счастьем?... Тот поднял на друга бешено веселые, мокрые от слез глаза: - Ой, не-ет. Не сейчас. Потом как-нибудь. Сейчас это мое. Дай насладиться. Вдруг вскочил на ноги, облапил Красилова и смачно чмокнул обалдевшего Петра в щеку. - Я люблю тебя, знаешь? Не знаешь? Ну так знай! Обернулся к Паштету и показал ему язык. Красилов подозрительно посмотрел сначала на Даньку, потом на его притихших друзей. - Вы чем его напоили, орлы? - Мы тут совершенно не при чем, - Серега решительно поднялся с чурбачка, отряхнул колени и направился куда-то в дом. * * * Налопавшись вкуснейшего шашлыка (к счастью, подгорела только одна порция, которую и заставили съесть Паштета), закусив все это целым букетом салатиков, выпив немерянное количество "Бордо", наслушавшись Серегиного гитарного пения, насмеявшись анекдотам и наконец-то насмерть устав, расползлись спать. Дом был старый, не такой уж просторный, посему семейство Красиловых расположили на ночлег в одной комнате с четой Страховых. Данила, совершенно счастливый, сытый и переполненный впечатлениями, никак не мог уснуть и лежал, обнимая Машку и прислушиваясь к постороннему дыханию, в котором пытался и никак не мог уловить Петькино. Наконец стало невмоготу. Осторожно, стараясь никого не разбудить, выбрался из постели, пошарил в поисках сигарет. Нащупав початую пачку, побрел на крыльцо. Оказавшись на воздухе, поежился - было неожиданно прохладно, и обнаружил, что забыл зажигалку. Выругавшись, собрался было возвращаться, но тут услышал шлепанье босых ног по деревянному полу. В дверях, зевая, показался Петр. В одной руке держал зажигалку, в другой - перекинутый через плечо легкий плед. - Я тебя разбудил, - виновато пробормотал Страхов. - Неа. Это было на уровне подсознания - мне тоже страшно хотелось курить. Услышал, как ты пачку потряс, и - вот он я, - даже в темноте Даниил слышал его улыбку. - Давай меняться? Я тебе - огоньку, а ты мне - сигаретку. - А одеяло зачем? - Так холодно же. И Петр накинул плед на плечи себе и другу. Закутавшись с теплую легкую шерсть и закурив, прижались друг к другу голыми плечами. Помолчали, наслаждаясь желанной близостью. Страхов сбоку заглянул Красилову в лицо, в приглушенном лунном свете увидел, как блестят его глаза. Улыбнулся. Потерся носом о плечо. Петр обернулся и едва ощутимо коснулся губами лба. - Ты как? - спросил едва слышно. Даниил понял, о чем пытается спросить его друг. - Нормально. Не. Здорово. За-ме-ча-тель-но. Мне нравится. - И мне. - Гедонист несчастный! - фыркнул Страхов. - Наслаждаешься процессом, наплевав на результат? - Это почему же - несчастный? Может, я и гедонист, но - счастливый. И ни на что я не наплевывал. Тщательно продуманный и осуществленный процесс, между прочим, делает результат еще более восхитительным. Данька помолчал. А потом спросил: - А... когда? - Скоро... И пахнувшие сладким сигретным дымом губы Петра мимолетно коснулись его губ. * * * Субботний плов Красилов грозился приготовить сам - для чего, собственно, накануне привез с собой специально купленный коричневый китайский рис, специи, изюм и парную баранину, однако от помощи дам в подготовке необходимых ингредиентов отказываться не стал. Посему, пока женщины чистили морковку, перебирали рис и изюм, резали баранину и совершали другие священнодействия, мужское население страховской дачи развлекалось игрой в футбол. В данный момент в мини-турнире соревновались отец и сын Красиловы против хозяина дома. Причем пыхтевшему от усердия и удовольствия Ивану Петровичу подыгрывали оба. Страхов, ловя одобрительные взгляды Петра, с наслаждением картинно падал в противоположный удару Ваньки угол ворот, пропуская очередной гол под восторженные вопли и улюлюканье Сереги, Николы и Паштета, а Красилов подхватывал хохочущего пацана на руки, усаживал на шею и, галопируя, совершал круг почета, услаждая взоры трудолюбивых дам. Вдруг Иван, на всех своих младенческих парах мчавшийся с мячом в атаку на Данькины ворота, споткнулся на затерявшийся в траве чурбачок. Все ахнули, но до земли мальчишка не долетел - его подхватил на руки Страхов, как заправский регбист кинувшийся на перехват, и, сжимая драгоценное тельце в объятиях, упал на спину. И тут же зажмурился от боли в подвернувшейся лодыжке. Подбежавший Петр, бросив взгляд на искривленное лицо друга, тут же понял, что что-то не так, и передал нисколько не испугавшегося Ваньку с рук на руки подоспевшему Паштету, который просек ситуацию и увел мальчишку со словами "Пойдем-ка уберем эту чурку в поленницу, чтобы больше никто не упал". - Ногу подвернул, - в ответ на вопросительный красиловский взгляд прошипел Данила. - Встать можешь? Я помогу. Страхов взял протянутую ладонь, поднялся, попробовав опереться на больную ногу, выругался - и тут почувствовал, как сильные руки обнимают его за талию. - Спокойно. Я тебя держу. Обопрись на меня. Закинув руку Петру на плечи, вздрогнул от внезапного прикосновения горячего, влажного от пота тела. Красилов, поймав Данькин взгляд, чуть приподнял уголок губ в понимающей заговорщической улыбке. Усадив Страхова на чурбан, присел на корточки, расшнуровал кроссовку, максимально осторожно стянул обувь с больной ноги и, поставив ее себе на бедро, ощупал стопу и лодыжку. - Здесь болит? - от прикосновения нежных прохладных пальцев по коже Страхова пробежали мурашки. - Здесь щекотно, - улыбнулся он и, наклонившись, накрыл своей рукой руку друга и немного ее подправил. - А вот здесь болит. Чуть-чуть. Две пары глаз оказались близко друг к другу. И пока крепкие пальцы бережно, стараясь не причинить боли, массировали поврежденное место, гладили и ласкали узкую стопу с высоким сводом и аристократическую лодыжку, взгляды вели безмолвный диалог. Из-за стола на летней кухне за этой сценой, прикусив губу, наблюдала Мария. Не замечая, в свою очередь, взглядов, которые искоса бросала то на нее, то на занятых друг другом мужчин, Наталья. - Наташ? - М-м-м? - Тебе не кажется, что между ними происходит что-то странное? - Странное? - потянувшись вроде бы почесать нос, Наталья ловко спрятала усмешку. - Что ты имеешь в виду? - Ну... - Мария смутилась, покраснела и наконец-то оторвала взгляд от Данилы и Петра. - Я не знаю, как сказать... - Да так и скажи. - Ты погляди на них - ничего не замечаешь? - А чего тут замечать? Страхов твой ногу подвернул, мой Красилов делает ему массаж. - Да? И только-то? А как они друг на друга смотрят?! - Маш... Ты что, ревнуешь Страхова к Петьке? Леонова, ты с ума сошла! И рассмеялась. Мария с трудом подавила желание обидеться. Но любопытство пересилило. - Почему ты смеешься? Тебя что, совсем не тревожит, что твой мужик откровенно флиртует?! - А почему меня это должно волновать, ведь Страхов-то - не женщина! Мария смотрела на приятельницу, открыв рот, и пытаясь понять, издевается над ней Наталья или нет. - Маш, - сжалилась та наконец, - скажи честно - неужели тебя удивляет, что после восьми месяцев круглосуточного беспрерывного общения, да еще учитывая памятные нам обеим и, мягко говоря, не самые уставные отношения в студенчестве, они не сумели сохранить дистанцию? - Что ты хочешь этим сказать? - настороженно спросила Мария. - Что мужики наши, подруга моя, влюблены друг в друга по самую маковку. И даже не пытаются делать из этого тайну. - Мужики? Влюблены?... Друг в друга?! Ты уверена, что правильно подобрала термины? - Абсолютно, - спокойно произнесла Наталья, шинкуя очередную морковку для плова. - Они что, по-твоему, деревянные? Или ты думаешь, что Данькина харизма только на женский пол действует, а красиловское обаяние - оружие избирательной направленности? - Наташ, - жалобно произнесла Мария и, уронив ножик, опустилась на табуретку. - Пожалей меня... Они что, голубые по-твоему? - Разве обязательно их раскрашивать? Да и вопрос твой дурацкий. Лучше ответь - давно ли вы с Данькой трахались? - Вчера, - автоматически ответила Мария. И залилась краской. - Да ну тебя, провокаторша! - А теперь сама ответь - если вчера твой благоверный тебя отымел, какой же он голубой? Мария отчаянно затрясла головой. - Прекрати! Я хочу знать, почему ты так спокойно к этому относишься? - А чего нервничать? Страхов - не баба, мужика из дому не сведет. - Ты так уверена? - Вон моя страховка, - и Наталья глазами показала на Ивана Петровича, под присмотром Паштета усердно складывавшего в поленницу нарубленные накануне чурбачки. - И потом. Я же Петьку не только за смазливую мордочку выбирала. Надежный он. Не предаст. - А то, что он с моим мужем роман крутит, не предательство? - Для меня - нет. Это ж - Данька. - А то, что он тебе ничего не говорит, не предательство? - Зачем рассказывать? У меня глаза есть. А ты что - только сейчас разглядела? - Угу. Наталья, - взмолилась, - я все равно не понимаю, почему тебя это не напрягает! - Потому что я в Петре уверена. Их с Данилой отношения моему дому не угроза. Мешать им, устраивать сцены ревности, портить кровь себе и ему я не стану - зачем? Ревностью еще никто ничего в этой жизни не исправил и не вернул. - Мне бы твое непробиваемое спокойствие... - Маш, а ты что, в Страхове не уверена? Вопрос поставил Леонову в тупик. Она задумалась. - Да нет, поводов для ревности его популярность, конечно, дает ого-го сколько, но усомниться в его отношении к себе я, наверное, права не имею. Он меня любит. И чуть не расплакалась. - Но если он меня любит, что ж тогда его с Петром связывает?! - Глупая, - Наталья отложила в сторону нож и обняла подругу за плечи. - Ну любят они друг друга, но не так, как нас с тобой. И эти чувства не пересекаются. И не помешают друг другу, если мы, бабы, лезть в эти отношения не станем. Мужики - они же с другой планеты, все у них не как у людей... И, кстати, совет хочешь? - Хочу, - хлюпнула носом Мария. - Рожать тебе надо. Мужик твой для этого вполне созрел. Вон, полюбуйся. И Мария, подняв глаза, увидела, как на колени к Страхову залез Иван Петрович, как, угостив его сочной клубничиной, только что сорванной с грядки, мальчишка обнял ручонками Данькину голову и расцеловал в обе щеки, перемазав их ягодным соком. - Данила, у тебя больше ничего не болит? - спросил заботливо. - Ничего не болит, - ответил Данила, поцеловав, поставил малыша на землю, и встал. Покачнулся едва заметно - все-таки подвернутая лодыжка давала о себе знать, - и немедленно почувствовал, как где-то в районе колена его крепко обнимают детские руки. - Я тебя делжу! - гордо объявил Красилов-младший, преданно заглядывая снизу вверх в глаза. Страхов нежно взъерошил светлые мягкие волосенки, глядя в такие родные зеленые глаза на детском личике. Поднял голову - и встретил внимательный, чуть тревожный взгляд другой, почти точно такой же пары зеленых глаз. - Стоишь? - спросил Петр. - Стою, - улыбнулся в ответ одними глазами. - Попробуй тут упади, когда тебя сплошные Красиловы облепили! - Наташка, - почему-то шепотом спросила Мария, - мы с тобой ровесницы, отчего ж ты такая мудрая, а меня всю плющит и колбасит? - Ты роди, там и поймешь, откуда у большинства женщин мудрость берется. - Думаешь, поможет? - Уверена. Только чур - девочку. Невесту нашему Ваньке! И, хохоча, бросилась удирать вокруг стола от наконец-то потерявшей терпение и сдержанность Марии.