Синий волк

— Да, костюм есть, — Беверли приложила к губам часы-телефон и с кем-то тихо общалась: в Центральном парке вечером было полно людей, и любое громко сказанное слово могли услышать те, с кем потом пришлось бы разбираться. — Да, я сделала всё так, как вы просили. Всё, отбой. Она чувствовала себя несколько неловко. Мартин ей понравился: высокий, подкачанный, симпатичен на лицо. Он так смотрел на неё, словно впервые за долгое время увидел по-настоящему красивую девушку, коей Беверли себя и считала. Но чего только не сделаешь ради босса, который готов и премию выписать, и поблажки дать, и... — К чёрту этого босса, — выругалась Беверли и села на скамейку, поправив юбку. — Ещё и пиджак этот с юбкой дурацкие тоже к чёрту! Затем девушка расслабилась и почти сползла со своего сиденья. Её радовало, что она наконец-то могла отдохнуть, а не ходить на огромных каблуках и всем вокруг улыбаться, говоря о том, как их ценит и что готова выполнить любые их поручения. То, что ей не пришлось задерживаться в квартире Мартина, радовало её: она чувствовала напряжение, исходящее от него, да и притворяться неуклюжей журналисткой, врезающейся во все углы и роняющей всё, что держит в руках, не нравилось. Хотя — при удачных обстоятельствах — Беверли скоро получит то, что ей нужно, и больше ей не придётся играть эти мерзкие заезженные роли, пахнущие дешёвыми комедиями девяностых и начала двухтысячных. *** Август незаметно сменился сентябрём. Атмосфера Нью-Йорка не дрогнула, только в календаре начался отсчёт нового месяца. В дикой природе погода менялась постоянно, а в городе всё казалось статичным. Облачность вперемешку с ясностью, иногда — дождь, редко — ветер. Да и люди казались одинаковыми. Мартин же постепенно привыкал. Жизнь в городе казалась ему куда более весёлой, пока он сюда не приехал. Кратт обычно находился наедине с собой — за исключением редких разговоров с кем-то из соседей, довольно посредственных и уже немолодых. Хотя был один парень с нижнего этажа, но Мартин видел его всего пару раз, и тот явно не горел желанием общаться или даже смотреть на людей. Также для парня нашлось новое дело: в университете от него требовалось лишь подготовить дипломную работу, тема которой была похожа скорее на экологическую, нежели на биологическую. От него явно ожидали отчёта по путешествию с Авивой. С другой стороны, биологические знания Мартина оценили достаточными для того, чтобы он больше не нуждался в посещении лекций, но, как выразился пожилой директор вуза, чисто формально к диплому прилагается что-то, благодаря чему можно было бы оценить итоговые знания студента. Вообще, за определённое время всё меньше университетов стали требовать серьёзной завершающей работы от тех, кто получал степень бакалавра. Для тех, кто собирался и впрямь заняться наукой или добраться до высоких должностей в той или иной отрасли, испытания были подготовлены на последующих ступенях обучения. Остальным же хватало четырёх лет обучения, но, кажется, не в этом университете. Он хоть и считался достаточно прогрессивным, но дипломные работы до сих пор являлись обязательными, за что его часто высмеивали и критиковали все кому не лень. Директор всё никак не мог уйти на покой и в паре-тройке острых и двадцатке мелких вопросов не уступал новаторским идеям. Хорошо, что таких людей в системе образования становилось всё меньше. О той странной журналистке Мартин больше не слышал. Никакой статьи о нём нигде не промелькнуло, да и не волновало его особо произошедшее. Он просто был рад, что смог от неё избавиться, а куда она после этого пропала, уже не его дело. Одно радовало Мартина: через пару дней приезжал Крис. Они часто связывались друг с другом, и Крис делился новостями с Тартуги — у них велись разборки со злодеями, и совсем недавно удалось вывести из игры Дониту. После письма Авивы та, кажется, поняла, что ей могут заинтересоваться не только Кратты, но и вполне серьёзные организации и даже правоохранительные органы. А провести оставшуюся жизнь, придумывая, как украсить скучный тюремный комбинезон, ей явно не хотелось. В первый осенний день Мартин решил встретиться с кем-нибудь. Всё же связь через разные приборы с Крисом и командой не решала проблемы его одиночества, и он чувствовал себя так, будто до сих пор оставался в Тартуге. Просто ему выделили отдельную комнату, из которой парень пару раз в день выбирался на прогулки, а в остальное время читал, общался с интернет-друзьями и занимался спортом в домашних условиях. С мышцами, кстати, всё было в порядке, но беговая дорожка ему бы явно не помешала. А пока — утренние пробежки, иногда под дождём. К слову, пару дней назад к нему присоединился интернет-знакомый, живущий неподалёку. Они решили вместе бегать по утрам, параллельно немного общались, но по большей части Мартин и Джек контактировали через интернет. Паренёк казался Кратту спортивным, оптимистичным и, в целом, интересным. Благодаря ему Мартин лучше привыкал к Нью-Йорку и понимал необходимость нового общения. Утренние пробежки в компании Джека и вечерние переписки с ним и Крисом немного притупляли одиночество. Сейчас же тот уговорил Мартина встретиться в одном кафе, в котором когда-то сам работал и уже после увольнения часто ходил туда как посетитель. По его словам, заведение было необычным для современного Нью-Йорка, и его хозяин — шестидесятилетний мужчина, совсем не выглядящий на свой возраст и носящий очки в толстой оправе — воссоздал в своей закусочной атмосферу года этак две тысячи тринадцатого. И правда, выглядело это кафе так, словно не обновлялось уже лет тридцать. Оно несколько выбивалось из общего стиля города: низкое (сейчас большинство подобных заведений занимали минимум три этажа), с не особо примечательной вывеской, изображающей хот-дог с радостными глазами. Такие картинки устарели ещё до рождения Мартина, и он мог понять, почему: неужели эта сосиска радуется тому, что её родичей будут каждый день съедать сотнями? Да и не светилось оно по вечерам, в отличие от большинства вывесок Нью-Йорка. В некоторых районах город был светлее вечером, нежели утром или днём. — Привет, — услышал Мартин в свою сторону, зайдя в кафе. Он осмотрелся и увидел за одним из чёрных диванов у стены Джека. К сиденью был приставлен такой же по ширине и стилю светлый деревянный стол. Всё здесь казалось таким неуклюжим! Диван будто состоял из нелепых прямоугольников, стол же выглядел настолько минималистично, насколько это вообще возможно. Разве что неоднородный покрас слегка разбавлял общее негодование. Мартин сел рядом с Джеком и приветственно улыбнулся. Странно, диван оказался вполне мягким, несмотря на свой вид. Да и стол на ощупь приятный. Возможно, стоило выключить внутреннюю Дониту, пока он находился здесь, и наслаждаться воссозданной атмосферой тех времён, когда Мартина ещё в планах не было. — У меня ноги после утра всё ещё немного болят, — признался Джек, потирая затылок. — Ты, конечно, дал дёру. — В дикой природе приходилось постоянно убегать от всего, что хочет тебя съесть, — засмеялся Мартин и взял в руки меню. Оно было сделано из прочных листов, скреплённых друг с другом. Прочно и симпатично. Блюд маловато, но, наверное, каждое из них готовили хорошо. К моменту выбора как раз подоспел официант. Записав заказ в бумажный блокнот (такие уже были раритетом: магазинов канцелярских товаров с каждым годом становилось всё меньше), он удалился, и на несколько минут настала тишина, разбавляемая разговорами за дальними столиками и приятной джазовой музыкой когда-то популярной австралийской певицы. — Как это вообще — постоянно проводить время среди кучи диких животных? — глаза Джека на секунду загорелись, когда он взглянул на Мартина. — С ними почти не было проблем, на самом деле, — вздохнул Кратт. — Думаю, было бы легче, если бы именно они нам мешали. Это дикие животные, их нельзя осуждать, например, за то, что они отгоняют тебя от своего логова. — Тем не менее, ты вернулся в Нью-Йорк без команды, — прокомментировал Джек. — Да, потому что самое страшное там — люди, как бы банально это ни звучало, — Мартин закатил глаза, вспоминая ссору с Авивой. — Они занимаются браконьерством, убивают животных, используют их как рабочую силу. Виды вымирают, мы часто натыкались на убитых браконьерами носорогов со спиленными рогами. И опять наступило молчание. Джек не знал, что ему сказать. Даже думать не хотелось в эту сторону — парню всегда казалось, что за пределами Нью-Йорка и других крупных городов жизнь получше, а люди добрее. Как оказалось, нет. Затем кое-как завязался разговор на отвлечённые темы, и ещё через некоторое время принесли еду. Чувствовалось, что её сделали по старым технологиям — вкусовые свойства немного отличались, как и время готовки. Джек беспокоился о будущем семестре обучения, о работе, с которой его грозились уволить, о чём-то ещё. Мартин слушал его в половину уха, думая о бесчеловечных людях, готовых вредить кому и чему угодно, если это принесёт им прибыль в том или ином виде. Он надеялся, что в Нью-Йорке будет лучше. Сам факт преступности и заполненных до отказа криминальных сводок новостей отрицать нельзя, но и закон — тоже, а против тех, кого игнорируют власти, выступит Мартин. Осталось, правда, закончить с некоторыми делами и найти способ скрыть свою личность. Хотелось думать, что об этом позаботится Авива. Ушли они из кафе часа через два, и Мартин, в целом, был доволен. Джек оказался более-менее приятным собеседником, но глобальные темы не тянул — только слушал и особо не вникал. Зато о чём-то личном или городском говорил с радостью, расспрашивал Кратта об интересах, о спортивных программах в дикой природе, о планах на ближайшее будущее. Да и шутил часто. Время близилось к закату, который в Нью-Йорке служил сигналом для перехода города в ночную жизнь. Мартин и Джек разошлись в метро по разным станциям, и Кратт, сидя в полупустом прохладном вагоне, ехал домой с облегчением на душе. Казалось, город потихоньку принимал его, но где-то на дне груди поселилось неприятное чувство. И Мартин не мог сказать, что именно оно значит. Будто эта встреча забрала у него часть прошлого, а Нью-Йорк постепенно вытряхивал его из изолированного состояния, медленно включая в городскую жизнь.