вирус

Вону открывает глаза. Он появился в кресле рядом с игровым автоматом. Игра издает странную манящую музыку, а на пиксельном экране красными большими буквами высвечивается: «You win». Сероволосый парень трет глаза пальцами, улыбается сквозь пелену сна и вздрагивает, как чувствует кого-то рядом. Сунён облокачивается на спинку кресла, на котором сидит его подопечный и что-то пыхтит себе под нос. — Я не уверен в том, что чувствую. — Серьёзно говорит Вону и смотрит на Квона. — Зато я уверен в том, что ты чувствуешь. И в том, что он чувствует. Тебе нужно действовать аккуратнее, насколько это возможно. Вчера сингулярность уже сыграла с тобой одну шутку с тем поцелуем, помнишь? Если будешь делать все четко, продуманно и по правилам ее игры, у тебя есть все шансы на спасение и прекрасную дальнейшую жизнь. Подопечный устало кивает головой и видит, как дрожат его колени. — Я утомляюсь всё сильнее. Мне недолго осталось? — Меньше недели. Прости Вону, я должен говорить так, как есть, несмотря на то, задевает это твои чувства или нет. Я все еще не знаю сколько осталось — неделя ровно или от одного до шести дней, но ты должен успеть. Сероволосый молчит. У него нет плана, нет идей и нет желания. Он просто устал и ему нужен отдых, а не бесконечная беготня за собственной жизнью. Он не хочет бороться и согласен сам лично воткнуть нож в свое сердце, лишь бы не мучать больше ту оболочку, что осталась. — Ты говоришь, что уверен в том, что он чувствует? — Немного поразмыслив спрашивает Вону. — Да у него на лбу написано, что он по уши влюблен, не понимаю, как ты сам не заметил. Подопечный довольно улыбается самому себе и встает, чтобы уйти, но тяжелая рука Хоши падает на его плечо и он оборачивается. — Не натвори глупостей. Для обычных людей твой сингулярный цикл идет обычной размеренной жизнью. Даже если бы сингулярность решила забрать у тебя память о вчерашнем вечере, Джун бы помнил его. Он помнит все ваши встречи, начиная с той, когда ты, пьяный в хламину, пытался задушить его. Чон кивает и скрывается за входными дверьми геймклуба. Небо хмурит, деревья жалобно шепчут холоду о пощаде при дуновении малейшего ветерка. Для Вону этот ветер уже почти ничто. Он не чувствует боли от пронзающих ледяных языков, не чувствует колющих ощущений в ребрах и не щурит глаза от холода. Ему все равно. Хоть в ледяное море, хоть голым в снег в минус пятьдесят. Он сует руки в карманы и обнаруживает единственную сигарету в левом кармане и зажигалку в правом. Подарок сингулярной клетки? Чтобы поскорее сдохнуть или перестать трепать нервные клетки? Это тоже не играло особой роли, Вону просто зажигает ее и затягивается. С первым клубом дыма в небо летит и зажигалка с зажженной сигаретой. Вону сплевывает вкус пепла на землю и зажмуривает глаза, противясь ощущениям. Курение стало его второй смертью. Он чувствует, как пепел прожигает его легкие, как кислород перекрывается и он не может вдохнуть. В этот самый момент он пообещал себе больше никогда не курить. «Нам нужно встретится» — в кармане брюк Чона вибрирует телефон, он достает его и на главном экране высвечивается сообщение от Джуна. Он отвечает сразу же, а после Мун звонит, чтобы было удобнее договориться о месте встречи. Берег реки. Вону ожидал парка или какого-нибудь торгового центра, банальщины, в общем-то, но услышав о береге реки он даже немного удивился. Плюс минус ему было тащиться до туда минут двадцать, полчаса максимум; если Вэн будет на машине, в чем Чон сомневался, они будут там в примерно в одинаковое время. Вону продумал все кратчайшие пути, остановился на самом хорошем варианте и двинулся в путь. У сингулярной клетки ломается первый железный прут. Он клокочет, с треском переламывается на две части и падает в бесконечную темноту, со свистом удаляясь все дальше и дальше. Свист упавшего в черную бездну прута отдается звоном в Чоновских ушах, а сам сломанный прут — колющей болью рядом с сердцем, настолько резкой, что Вону приходится облокотиться о дерево, чтобы не свалиться с ног. В голове неприятный шум, будто у телевизора отключился сигнал, а перед глазами блики и пятна, не дающие нормально разглядеть дорогу. Он садится на бордюр и, закрыв глаза, поднимает голову к небу. Он сидит так минуту, две, а потом по его шее проходятся ледяные как сосульки два пальца, он быстро открывает глаза и хватает незнакомца за руку. Но вот взгляд перестает мутнеть, проясняется и Чон видит знакомые звезды и смешинки в глазах напротив. «Джуновские» звезды. — Ты испугал меня. — Говорит Вону и поднимается на ноги. — Я? Тебя? Да я подумал, что ты дохлый, меня тут чуть инфаркт не хватил! — Мун хмурит брови и осуждающе смотрит на отряхивающегося живого трупа. — Ох, прости, мне стало плохо, я решил присесть, а до скамейки было далеко… — Слова с трудом вырываются изо рта Чона, в горле гудит, режет и голос постоянно хрипит. — У тебя такие руки холодные, я подумал, меня коснулись сотни снежинок. — Вот как. — Джун подавляет смешок и дышит на оледеневшие пальцы. — Сейчас тебе лучше? Или может тебе лучше идти домой и отдыхать? Последние слова Мун почти проглатывает, потому что Вону берет его руки в свои и обжигает горячим дыханием, от которого не только рукам становится жарко, но и сердцу. Вэн смотрит в глаза сероволосого парня, но тот обратил все внимание только на уже теплые пальцы первого. Когда Чон чувствует на себе испепеляющий взгляд Джуна, он обхватывает ладони второго своими и улыбается искоркам в глазах напротив. — Что? — Он все еще улыбается, видя как руки Вэна обмякают в его руках. В этот момент Чон замечает про себя, что Мун похож на удивленного лисенка. Моментами он несомненно бывает прекрасным лисом, но сейчас, в руках Вону, он был похож на маленького лисенка, которого Чону неожиданно захотелось защищать от всего на свете. Возможно, именно сейчас, когда холодный ветер гнал клочья облаков по небу, а полная луна, только-только взошедшая на небо, изредка появлялась в просветах между ними, Вону и понял, что он влюбился. Джун еще недолго пребывает в недоумении, а потом убирает свои руки в карманы, тепло улыбается, и идет вперед. Подопечный сингулярности не задает вопросов, просто идет за ушедшим вперед другом, сунув руки в карманы и благодарит звезды за этот волшебный вечер. По дороге к берегу они идут молча, лишь иногда фырча что-то себе под нос о пронизывающем до костей холода. Тонкая кромка льда шла по краю бурлившей реки — от земли и до камней, что лежали под водой. Через реку был перекинут мост с завитушками из металлических прутьев. Вону невольно вспомнил про железные прутья его сингулярной клетки, но, хорошенько встряхнув головой, отогнал эти мысли прочь. — Я люблю это место. — Почти шепотом сказал Джун и вздрогнул от пробравшего его тело холода. — Летом здесь особенно прекрасно. А зимой тут красиво, когда выпадет снег. Вону только покачал головой в знак согласия. Он нечасто выходил из дома в принципе, так что не знал, в какое время года берег реки красивее всего. Джун молчал, будто ожидая чего-то. И в этот самый момент с неба посыпались тысячи белых хлопьев. Ледяные пушинки закружили в красивом вальсе, медленно паря над землей и почти сразу исчезали, легким перышком падая на землю. Вону поднял голову к небу, его лицо обожгли первые снежинки, он зажмурился и, сам того не заметив, тепло улыбнулся. Именно тогда ледяной уличный воздух перестал казаться Вону холодным. Он перестал дрожать от пронизывающего до костей ветра и, высунув из кармана руки, стал ловить ладошками снежинки. Именно тогда он понял, что зима прекрасна. Его сердце расцвело, а в голове все только и шептало о Джуне. О его красивых сильных руках, при загнутых рукавах рубашки, о его острой линии скул и выпирающем кадыке. Друзья встретились взглядами. Рыжеволосый Мун выглядел самым счастливым человеком в мире. Он ловил холодные снежинки языком, а как только увидел, что Вону удивленно смотрит на него, закрыл лицо руками и рассмеялся. «Я люблю его. — Думал Чон, влюбленно разглядывая своего товарища. — Грёбанный свет, я сделаю все, что угодно, чтобы спастись из этой задницы и сделать Джуна еще счастливее. И ни за что не отдам этого лисоподобного сына луны в лапы проклятой этой жизнью сингулярности.» И неожиданно в голове подопечного раздается шепот. Зловещий шепот, что срывается на крик. «Чего ради.» Вону хватается за голову и, не в силах удержаться на ногах, падает на землю. Но кажется ему, словно он падает куда-то ниже, в самую преисподнюю ада, куда-то далеко-далеко к земному ядру, а потом и вовсе в открытый космос. Звездная пыль душит его, не дает вдохнуть несуществующего в космосе кислорода и выжимает из оболочки последние капли жизни. «Чего ради.» Вону все еще не в отключке и даже понимает, что может открыть глаза, но на его веках тонны груза, не позволяющие свету попадать в черные зрачки, а темнота тащит все ниже и ниже. Ниже и ниже. Ниже. И ниже. В воду? Чон спихивает ощущения на очередную шутку, но в следующий момент понимает, что действительно находится под водой. Его легкие наполняются ледяной речной водой, но что-то тянет его наверх. Или он просто умер и всплывает? — Ты совсем придурок?! — Вону тяжело откашливается водой, дрожит от промокшей насквозь одежды и вопросительно смотрит на своего спасителя. Джун хватается за сердце и падает на прикрытую снегом землю, а утопленник садится рядом. Воспоминания по маленьким кусочкам возвращаются в разум Вону и он начинает громко смеяться. «…Вону взбирается на мост, залезает на перилла из железных прутьев, ходит туда-сюда. А после останавливается. И прыгает в ледяную реку. Ну не придурок ли?» — Ты и вправду сумасшедший… — В голосе Джуна проявляется нотка настороженности и он обеспокоено заглядывает в глаза своего дружка. А в следующую секунду он подскакивает с места и бежит. — Ты сумасшедший! — Кричит он на бегу, оглядываясь на преследователя. Вону нагоняет Джуна и намеревается схватить его за руку, но второй запинается обо что-то спереди и они кубарем катятся по земле. — Я догнал тебя, Хитрый Лис. — Лукавит Вону, оказавшись сверху Джуна, руками в снегу и почти сидя на ляжках второго. С лица подопечного пропадает улыбка и он со всей внимательностью разглядывает лицо Джуна. Тот занимается тем же, фыркая временами, чтобы сдуть рыжую челку с лица. А потом все происходит будто во сне. Их губы сцепляются в поцелуе, продуваемом ледяными потоками ветра, что рядом с Вону и Джуном становятся теплыми. Вокруг уже будто не холодный ноябрь, а жаркий июль согревает сердце жаркими лучами солнца и растапливает многолетние льдины в душе сероволосого мученика сингулярности. Поцелуй становится таким жадным, что Вону едва успевает вдыхать воздух, дабы не задохнуться, а когда уже чувствует, что его губы сейчас сгорят, отстраняется. Оба молчат. Оба в ступоре и оба добились желанного. — Вону… — Говорит Джун, облизав горевшие жарким пламенем губы. — Ты сумасшедший. И я влюблен в тебя. — И я влюблен в тебя. — Отвечает Вону и медленно поднимается. Его пальцы стали похожими на заледеневшие ветки дерева, посиневшие и пульсирующие, и, только поднявшись на ноги, он понимает, что не чувствует кистей рук. Джун встает со снега, отряхается и хмурит брови, посмотрев на руки Вону. — Ты дурак! — Вырывается из его рта, но глаза тут же показывают сожаление о том, что было сказано. — Ты не знал, что если долго держать руки в снегу, можно заработать обморожение? Причина номер один, по которой Вону влюбился в Джуна — доброта. — Конечно я знал! — С ехидной улыбкой отвечает Чон, обдувая ледяные руки горячим паром. — Ты сам не позволял мне встать с тебя! Мун что-то ворчит в ответ, а потом смущенно улыбается и повествует о том, что они немедленно отправляются домой, чтобы избежать осложнений от обморожения. Его возлюбленный не сопротивляется и они идут по заснеженному берегу к парку, а после по дороге до дома Джуна. В темноте уже виднеются очертания большого коттеджа, снежинки все еще кружатся в безобразном ветру, а ледяные звезды тускло освещают друзьям дорогу. По спине Вону пробегает холодок тревоги и он внимательнее вглядывается в темноту у дома. Вэн раскрывает ворота и пропускает Чона первым, торопя его шипением сквозь зубы, чтобы быстрее обработать обмороженные руки страдальца. А на ступеньках к главной двери сидит парень. Он спокойно встает и, разведя руки, подходит к Джуну, возможно пытаясь его обнять. Но рыжеволосый качает головой и отодвигается прочь от незваного гостя. Длинная челка почти полностью скрывает лицо незнакомца, его тонкие руки и такие же ноги, подобно веткам, подкашиваются, речь ломается, а на пороге валяется пустая бутылка, очередной раз убеждая Вону в правоте его мыслей. Гость пьян. Сильно пьян. Сингулярный подопечный заглядывается в пустые глаза напротив и, перебирая все варианты, узнает личность. — Ах, — Смеется парень, чуть не упав на землю и из последних сил удержавшись на ногах. — Не уж то Чон Вону? — Минхао. — Шипит Вону сквозь стиснутые зубы и поддельно улыбается. — Не скажу, что рад встрече. Джун вопросительно смотрит на двух знакомых, а после просит Минхао уйти и проводит Вону в дом. После Чон не слышит их разговора и обессиленным грузом падает на диван, прикрыв глаза. Су Минхао. Тот самый Хао, которому Вону так сильно открылся чуть меньше года назад и так сильно разочаровался. Не сказать, что у них были счастливые отношения, но буквально каждый, кто видел их рядом, говорил, что они судьбы друг друга. Какое-то время и они думали так, встречая рассветы полуголыми на крыше загородного дома Су, прежде чем их отношения стали похожими на пытки чувств. Вону стал жестоко относиться к липнущему ко всем его друзьям Минхао, а Минхао стало плевать на чувства Вону. Именно тогда сероволосый понял, что любить он не сможет. И вот счастье — он встретил Джуна. «А этот упырь снова пытается все испортить.» — Думает Вону и оборачивает голову к вошедшему в дом лисоподобному пареньку. Тот трет костяшки, шипит что-то, чего сероволосый не может расслышать и направляется в кухню к стеллажу со всякими лекарствами, берет оттуда небольшой бутылёк из темного стекла, разливает половину в глубокую посудину, наполняет ее теплой водой, перемешивает и относит в гостиную. — Макаешь руки и держишь до тех пор, пока не перестанет жечь. — Твердо говорит Джун и ставит миску на стол перед диваном, на котором сидит подопечный, а после снова уходит на кухню и возвращается с бинтом на правой руке. Вону сразу же опускает руки в раствор и крепко стискивает зубы. Лекарство прожигает ледяные конечности, все ноет, щиплет, жжет. — Зачем он приходил? — Почти шепотом спрашивает Чон и заглядывает в черные глаза напротив. Мун недолго молчит, сжимая и разжимая пальцы правой руки, а потом поднимает взгляд на парня напротив и говорит: — Прости, мне кажется, это не та тема для разговора. Забей. Вэн часто-часто моргает и Вону видит, что на его глазах проступили слезинки. — Ты вмазал ему? — Не унимается второй. — Вону! — Почти кричит рыжеволосый, резко подскочив со своего места, но сразу тяжело падает обратно на мягкую мебель и закрывает лицо руками. — Я ему вмазал. Как руки? — Почти не жжет. — Моментально отвечает пострадавший и утыкается взглядом в пол, не считая нужным расспрашивать Муна дальше. Спустя молчаливые несколько минут руки перестает жечь совсем и Джун уносит раствор на кухню. — Я, наверное, лучше пойду домой, да? — Осторожно спрашивает Чон, поднимаясь с дивана и обернувшись к поднимающемуся на второй этаж Джуна. — Не глупи. — Сухо кидает рыжеволосый и рукой зовет его наверх. «Мне совсем недолго осталось.» — Думает сингулярный подопечный, взглянув на часы, но противиться и не думает, просто идет наверх за лисоподобным другом и за ним же скрывается в темноте Муновской комнаты. В тот же миг комнату ослепляет неоновая зеленая лампа, глаза Джуна переливаются бликами, но попрежнему пусты. Куда подевались все звезды из глаз озорного лисёнка? Вэн тяжелым грузом падает на кровать и Вону не находит решений больше, кроме как сесть рядом. — Прости. Мягкий голос рыжеволосого прорезает тишину опустевшей комнаты, а за ним неслышно идет всхлип. — За что? — Только и спрашивает подопечный, ложась рядом и смотря туда же, куда смотрит Мун. В пустоту потолка. Даже куда-то сквозь. — Я был немного грубым. — Оправдывается Вэн и немного помолчав говорит дальше. — Этот Минхао был моим другом. Как, другом… намного больше, чем просто другом. А потом у нас что-то сломалось. Он всеми действиями показывал, что я нужен ему лишь для галочки в его воображаемом списке в голове. Он хотел иметь парня — он его имел, мог смело ставить галочку в этой строке, целыми днями он развлекался с другими, а спустя какое-то время снова возвращался домой. Сюда. Говорил, что у него были какие-то дела по работе, что отъезжал в другой город на соревнования по танцам, а на самом деле подстилался под очередным любовником. — Всхлипы становились громче, а голос рассказчика стал дрожать. — Мне надоело. И я выгнал его. Джун повернулся к Вону всем телом и, вытерев с лица слезы, закрыл глаза. Сероволосый тоже повернулся и долго рассматривал съёжившегося от грусти Муна. — Он просто мудак, Джуни. Ему не дано полюбить и быть любимым кем-то. Не думай о такой фигне. Вону шумно глотнул и стал смотреть на дремлющего Джуна. Его ресницы немного подрагивали, так же, как и пальцы на руках, он неслышно посапывал, а на щеке застыла слеза. Чон аккуратно поднял руку и провел пальцем по слезе, мигом смахнув ее с теплых лисьих щек. Глаза второго моментом распахнулись и он внимательно посмотрел на палец Вону, застывший в воздухе. — Ты останешься? — Чуть слышно спросил Мун и улыбнулся сквозь тонкую пелену грусти. — Конечно. — Твердо ответил Вону, поймав себя на мысли, что сейчас он сделает все, что скажет ему Джун, даже если попросит прыгнуть в бездонную яму — он прыгнет. — Пока на небе горят звезды, пока ветер колышет волны на реке, и пока стучит мое сердце, я останусь. Он проглатывает последние слова, потому что видит, что Джун провалился в сон. Его бока мерно опускаются и поднимаются, он сопит и невнятно что-то бормочет. Подопечный слезает с кровати и вытаскивает из-под тела Джуна одеяло, дабы накрыть его им. А сам ложиться рядом. Недолго любуется спящим лисом и закрывает глаза. «Теперь я по-настоящему счастлив.» — Думает Вону, ища рукой руку Джуна. Он переплетает их пальцы и засыпает.