Of Blond Hair and Blue Eyes

Иногда Санджи задавался вопросом, есть ли у Луффи какие-то встроенные часы, настроенные на еду, потому что не успел он поставить на стол последнее блюдо, как резиновый ублюдок пинком распахнул дверь и бросился на необычный обед, словно оголодавший зверь. Конечно, такое поведение не осталось незамеченным и оставило на лице Луффи четко отпечатавшийся след от подошвы. — Черт возьми, Луффи! Подожди, пока придут остальные! — закричал Санджи. — Но Санджи, — шмыгнул Луффи, ощупывая нос, — Я очень голоден! Ты долго! — Знаю, идиот. Вот почему для тебя я приготовил еще мяса и дополнительные порции, — хоть какая-то компенсация. При этих словах у этого идиота Луффи буквально глаза засияли, как блядские звезды. У него даже потекли слюни — бродячая собака, не иначе. Санджи сам виноват, он опоздал с приготовлением ужина из-за дурацкой жареной курицы. Ее сразу пришлось исключить из меню и убрать подальше в пустой шкаф. Он никогда не подавал друзьям подгоревшую пищу, но и не растрачивал еду впустую, даже если она сгорела дотла. Ведь он знал, что такое голод, больше, чем кто-либо другой на этом корабле. Поэтому он съест это позже. — Мя-со! Мя-со! — проскандировал Луффи, прежде чем занял свое место. Остальные тоже начали подтягиваться на камбуз. — Имею ли я честь предложить вам занять ваши места, мои очаровательные меллорин? — вежливо поклонился Санджи и отодвинул перед Нами и Робин стулья. Леди поблагодарили его и одарили улыбками. Ах! Сладкий аромат душистых цветов! Санджи внимательно оглядел присутствующих. Так, ладно, где этот проклятый кусок мха? Опять спит? Засунув одну руку в карман, другой Санджи устало потер переносицу. Ох, он будет будить тупицу Маримо исключительно пинками. Никто не имеет права пропускать обеды, приготовленные Санджи. Особенно — тупица Маримо. Санджи уже подошел вплотную к двери, но она распахнулась прямо перед его носом, и в кухню вошел Зоро. Санджи недовольно на него зыркнул, выгнув бровь. Маримо на ходу вытирался полотенцем, от него за километр несло потом. — Ты опоздал, — протянул Санджи. Это его гребанная кухня, и он ее гребанный король. Маримо придется иметь дело с ним. — Я тренировался, дерьмо-кок, — Зоро прошел мимо него, сбросив полотенце на плечи. — Почему бы тебе не перестать бренчать кастрюлями здесь и тоже не заняться тренировками? — Я могу победить тебя, даже если не буду тренироваться, ублюдок. Зоро фыркнул, как будто это была самая смешная вещь, которую он когда-либо слышал за всю свою жизнь. Никто не прервал начатую застольную программу ради них. В конце концов, они переругиваются постоянно, и чем чаще это происходит, тем проще становится это игнорировать. — Твои жалкие оправдания такие же смешные, как твоя вьющаяся бровь, — сказал Зоро, самодовольно ухмыляясь. — А?! — Санджи оскалился и приподнял согнутую в колене ногу. — Хочешь проверить, как глубоко я смогу затолкать свою ногу в твою задницу, тупица? — Эй, вы двое, прекратите и садитесь за стол, — прикрикнула Нами и махнула рукой на свободные стулья. — Прости, Нами-сан! Санджи тут же обратился к ней, своей принцессе. Зоро снова что-то пробухтел, но Санджи предпочел игнорировать его и все, что с ним связано. Это чаепитие его Нами-сан. Он не мог позволить себе испортить его из-за раздражающего комка водорослей. — Кок-сан? Куда вы идете? — Санджи остановился на полпути. Его окликнула Робин. В изящных руках она держала чайную чашку, клубящийся пар мягко поднимался к ее лицу. Санджи улыбнулся. — Хочу взять сок, Робин-чан. — Вы не будете есть? Иначе Луффи съест вашу порцию. Санджи покосился на Луффи, продолжающего выхватывать еду отовсюду, докуда мог дотянуться — уж с его-то резиновыми руками! Фрэнки, Усопп и Чоппер наперебой просили Луффи остановиться или хотя бы быть аккуратнее, но тот только смеялся с набитым ртом. — Поэтому я отложил свою тарелку в сторону, Робин-чан. Ах, мое сердце разрывается от твоей заботы! Она не стала настаивать. Санджи достал цитрусовый сок из холодильника и налил немного в стакан. Пить чай у него совершенно не было настроения. Странно, с учетом того, что чай он всегда любил. Но сейчас его вкусовые рецепторы отказались с ним сотрудничать. Это грубо — не участвовать в чаепитии Нами-сан. Но она, кажется, не возражала, и Санджи понадеялся, что все в порядке. Где-то через час чаепитие подошло к концу. Прежде чем выйти из камбуза, все поблагодарили его за еду. Кроме Маримо. Тот не проронил ни слова. В этом не было ничего плохого — типичное невежливое «я» Маримо. Оставшись наедине со своими мыслями и вторым стаканом сока, Санджи поднялся со стула и подошел к шкафам. Он достал подгоревшую курицу и поставил ее на стол. — Теперь остались только я и вы, ребята. Санджи фыркнул от собственных слов. Он сходил с ума. Он разговаривал с чертовыми сгоревшими куриными ножками. Усевшись обратно, Санджи пробормотал «приятного аппетита» и откусил первую ножку. Не прошло и пары секунд пережевывания, как его снова затошнило. Мясо определенно сгорело, на вкус оно было отвратительным. Санджи продолжал есть, иногда покашливая. Покрытые углем ножки были горькими на вкус и шершавыми, царапающими язык. И все это — его вина. Уже пятая. Санджи уперся лбом о тыльную сторону ладони, в которой все еще была ножка. Он закрыл глаза и изо всех сил старался, чтобы его не вырвало от отвратительного вкуса. Он чувствовал накатывающие волны тошноты; стучало в висках и пульсировало в глотке. — Эй, кок. Санджи чуть не вскочил на ноги. — Какого хрена? — распахнув глаза, он уставился на Маримо, стоявшего перед ним по другую сторону стола. — Не делай так, придурок! Зоро вошел бесшумно, и позвал его будто из ниоткуда. Кого бы это не испугало? — Идиот, — Зоро скрестил свои крепкие — охуенные — руки на крепкой — охуенной — груди. Рукояти всех трех мечей, просунутых в харамаки, качнулись. Зоро был удивлен тем, что Санджи в последнее время сильно нервничал. Он даже не почувствовал его волей наблюдения. — У тебя есть тайник или что-то в этом духе? Инстинктивно Санджи попытался спрятать блюдо; он вцепился пальцами в края тарелки. — Это… Это не… — Санджи не знал, что сказать. А что он мог сказать, когда перед Зоро лежали очевидные улики? — Я виноват, что так получилось. — И ты ешь подгоревшую еду? — взгляд прищуренного глаза Зоро остро резанул по Санджи. Санджи открыл рот, но слов вновь подобрать не мог. Да, он ел гребанную подгоревшую еду. Решив не перебирать оправдания, он сказал, как есть: — Мне пришлось. — Выбрось это и просто приготовь что-то еще. — Я не собираюсь переводить еду, — Санджи нахмурился. — Так что, пожалуйста, убирайся. А я продолжу наслаждаться ужином. Спасибо, — выплюнул он, не скрывая сарказма. — Наслаждаться? — возразил Зоро, — да ты выглядишь как пьянчужка с похмелья. Санджи от подобных оскорблений поежился. — Ты — последний, от которого я хотел бы слышать что-то про похмелье, дырявая башка. — Что ты сказал? — зарычал Зоро, хлопнув по столу. — Я сказал, — Санджи поднялся из-за стола, — что ты тупой, а память у тебя размером с гнилое бобовое зернышко! Они прижались друг к другу лбами, оскалившись. Зоро ухватил Санджи за грудки — а ведь эта голубая рубашка его любимая. — В чем твоя проблема, черт возьми, дерьмо-кок? Руки Санджи сжались в кулаки. — Не спрашивай и не пытайся вспомнить, идиот! Зоро едва не упал, споткнувшись, когда Санджи его оттолкнул. Но он раньше никогда не отталкивал! Бил по голове, по голени, пинал, размахивал ногами, но не… — Убирайся! Убирайся к черту из моей кухни! — завопил Санджи. Зоро стиснул зубы. — Отлично! Надеюсь, ты подавишься этим обгоревшим куском дерьма! Один хер оно не отличается по вкусу от того, что у тебя обычно получается. Дверь хлопнула так громко, что показалось — петли не выдержат. Еще немного, и не выдержал бы сам Санджи. Он откинулся на спинку стула, и скопившаяся за время разговора усталость начала растекаться по телу. Санджи провел руками по лицу и волосам, убирая челку. Жир подгорелого мяса? Ах, да плевать. Самому себе Санджи может признаться, что в последнее время был чересчур несдержанным. Его настроение менялось быстрее, чем он успевал моргнуть. Легко раздражался по мелочам, а сама мысль о том, что Зоро забыл о той ночи, заставляла кровь бурлить. Он не должен был себя так чувствовать. Наоборот — он должен быть счастлив, что Зоро не помнит. Но Санджи все равно почему-то был взволнован. Он ведь сам не хотел, чтобы Зоро помнил. Его влекло к тупому куску водорослей, и он не протестовал, когда это случилось. Он был немного трезвее Зоро, но не сопротивлялся. Было здорово оказаться в его объятиях, быть распластанным под ним, когда всей массой Зоро нависал и придавливал к полу. Санджи раскрылся другому человеку — это было прекрасное чувство. Еще и потому, что он всегда хотел Зоро. И всегда терзался этим желанием. И, когда представился шанс, Санджи без колебаний им воспользовался. Сейчас он не мог вспомнить, как они вообще дошли до такого, как оказались в той ситуации. Из-за алкоголя? Вряд ли — Санджи знал, что выпивка лишь придала ему больше уверенности в своих тайных желаниях. …Это его вина. Не Зоро. Зоро не знал, что делает. Даже не помнил, что случилось, когда настало утро, ради всего святого! Когда же Санджи проснулся у того под боком, воспоминания начали вспыхивать в его голове одно за другим. Он немедленно встал — проигнорировал стреляющую боль в пояснице, — выругался, пытаясь собрать свою одежду. Было какое-то удовольствие в том, чтобы надевать шмотки, разбросанные по всей комнате после бурной ночи. Полуголый Зоро — в харамаки и штанах — тупо храпел, и под эти чудесные звуки покрасневший Санджи покинул место преступления. На самом деле, Санджи и сам помнил все не до конца. Некоторые события так и оставались размытыми — будто смотришь сквозь запотевшее стекло, — и хотелось изъять из глубин памяти каждую деталь. Тело не могло забыть жгучих касаний Зоро к его коже. Кусачие поцелуи на теле и шее были тому доказательством. После того, что случилось, у Санджи остались лишь неопределенные чувства, и они раздражали ничуть не хуже тупоголового Маримо. — Что же, блядь, со мной не так? У него пропал аппетит — хотя был ли он? — а осталась еще одна куриная ножка. Выдохнув, Санджи через силу доел то, что осталось.