***
С тех пор, как Санджи в последний раз видел Зоро, прошло три дня. Зоро не вернулся после ссоры, покинув так необходимое Санджи пространство. Санджи прекрасно понимал — Зоро должен подумать над парочкой вещей, о них, об их сыне. Для него все произошло слишком неожиданно. Усопп сказал, что Зоро устроился где-то в горах западного леса. И показал вивр-карту на случай, если Зоро потеряется, а им нужно будет его найти. Еще Усопп жаловался на безразличие и упрямство Зоро, когда просил его помириться с Санджи. А потом — на его алкоголизм. Гребанная голова-трава, по словам Усоппа, пила и день и ночь. Санджи поежился: это оскорбляло его поварские принципы — человек должен питаться сбалансировано и качественно. Так что он сейчас на кухне посыпал солью божественно-белый рис, чтобы приготовить любимые Зоро онигири. Злость на него все еще не отпускала Санджи, но в сравнение с его принципами не шла. Санджи не мог позволить никому голодать, тем более — товарищу по команде, и тем более, когда он мог это исправить. Он лучше всех знал, что такое голод по сравнению с остальным — тело безмолвно пожирает само себя, желудок болезненно дергается, жаждет пищи. Из задумчивости Санджи вывело потягивание края фартука вниз. — Папа, — позвал Кайтаро, и Санджи посмотрел вниз. Брови-завитушки сошлись на переносице. — Где папа? Санджи на мгновение заколебался, но тут же улыбнулся: — Он на утесе в западном лесу. Хочешь пойти к нему? Личико Кайтаро посветлело при этих словах, он тут же радостно закивал. — Да! Хочу увидеть папу! Улыбка Санджи стала шире. — Хорошо. Он сложил онигири в пластиковую коробку и закрыл крышку. Вымыл руки, вытерев их полотенцем. А после завернул коробку в нежно-голубую ткань. Опустившись на колени перед Кайтаро, Санджи передал коробку ему в руки и сказал: — Отдашь ее папе, ладно? Позови дядю Усоппа и иди с ним. Пытливые голубые глаза Кайтаро расширились от удивления. — Папа не пойдет? Санджи раскрыл рот, чтобы что-нибудь ответить, но на ум ничего не приходило. Лгать сыну он не хотел, но он и не настолько бессердечный, чтобы рассказывать малышу о том, что у его родителей проблемы. Эти проблемы только между ним и Зоро, а их сын к ним не имел никакого отношения, поэтому расстраивать своего драгоценного ребенка из-за ссоры Санджи не собирался. — Не могу, — неопределенно сказал Санджи. Самый оптимальный вариант ответа. — В любом случае, ты должен убедиться, что папа все это съест, хорошо? Это вкусно. — Ладно! — Кайтаро засиял и весело кивнул. — Давай, — Санджи, усмехнувшись, целомудренно поцеловал Кайтаро в лоб. — Иди к нему. И, к его облегчению, Кайтаро выбежал из кухни, чтобы найти Усоппа. Санджи выдохнул и начал чистить всякую кухонную утварь, попадавшуюся под руки. Наверное, если еду принесет сын, Зоро съест ее, да? И Санджи не придется пихать ее самому ублюдку в глотку. Так бы он и сделал, если бы не ссора. Ему следовало оставить Зоро в покое, а не начинать новую стычку. Санджи взглянул на часы — два часа пополудни. Хорошее время, чтобы пойти в пекарню и начать колдовать над тестом для хлеба. Они с Валло и Сорой приготовили достаточно хлеба на завтра, но сейчас ему было необходимо чем-то занять себя. Потому что всякий раз, когда мысли возвращались к той ночи с Зоро, мучившей его каждый день, сердце заходилось лихорадочным стуком. Санджи не хотел расстраиваться, выбиваться из колеи. Спустя час в дверях пекарни появился Кайтаро. Вместе с Усоппом он подошел к Санджи, ставящему в большую духовку подносы с будущим хлебом. — Санджи. Он оглянулся через плечо. — Что? — закрыл дверцу, нажал кнопку таймера и выпрямился. Кайтаро сделал навстречу к Санджи пару шажков и протянул нетронутую коробку для завтрака. — Папа не хочет. Санджи замер. Кайтаро прикусил губу, чтобы не разрыдаться. — Папа сказал уходить! Его глаза блестели от слез, и сердце Санджи вновь разбилось вдребезги. Отряхнув руки о фартук, Санджи опустился перед Кайтаро на колени. Взял из его дрожащих рук коробку и нежно погладил по голове, успокаивающе шепча: — Ну же, не плачь, все хорошо. — Папа, — печально смотрел на него Кайтаро глазами, полными слез, — папа меня ненавидит? У Санджи перехватило дыхание. Он чувствовал подавленность Кайтаро и не мог не чувствовать обиды за своего ребенка. — Нет, — ответил он. — Конечно же нет, папа тебя любит. Он ворчливый, но добрый. Я отнесу ему это, ладно? Поиграй пока с дядей Усоппом, ждите меня в гостиной. Кайтаро уныло кивнул и покинул пекарню. Едва он скрылся из виду, как Санджи почувствовал яростный стук в груди. Злость на Зоро обуревала его, и он не собирался прощать ему то, что он расстроил Кайтаро. — Санджи, — позвал Усопп. Он задумчиво жевал щеку, а потом поднял уверенный взгляд. — Можешь надрать задницу Зоро. Я не собираюсь тебя останавливать или что-то в этом духе. — Он сказал что-нибудь еще? — холодным тоном спросил Санджи. Усопп замотал головой. — Он только сидел, прислонившись к скале, и пил. Я даже на минутку забеспокоился, не поднимет ли он руку на Кайтаро, но обошлось. Он просто отказался от еды и отвернулся от нас. Я его знаю — упрямый осел. Если чего-то не хочет, то так и будет пятиться. Так что я забрал Кайтаро до того, как он доставил бы Зоро беспокойство. Решил, что так будет лучше. — Спасибо, — ответил Санджи и задумался. — Я не буду драться с ним, просто поговорю. Это заставило Усоппа занервничать. Санджи был не из тех, кто решал проблемы без следа ботинка на чьем-нибудь недружелюбном лице. Он говорил ногами, а не словами. Такой же вспыльчивый, как и Зоро, так что Усопп не мог не беспокоиться по поводу того, как и с какими результатами пройдет их встреча. Говорить с Зоро, а не сражаться с ним? Это звучало странно во всех смыслах. Кроме всего, у Санджи было безразличное и невозмутимое выражение лица, и, исходя из этого, Усопп знал — каким бы ни был сценарий, все пойдет не по плану.***
Санджи долго затягивался сигаретой, когда шел по лесу. Даже отсюда он слышал запах океана, и это значило, что он почти достиг цели. Коробка с завтраком, которую он нес за узелок, постукивала по бедру в такт шагам. Срубленные деревья были почти всюду. Он выпустил из легких дым. Здесь с ублюдком все в порядке. Еще через несколько минут Санджи достиг выхода из леса и нашел узкую тропу, что повела его по маленькому берегу рядом с океаном. Скала, на которой устроился Зоро, была не такой уж и большой — Санджи даже издали видел бутылки с саке, разбросанные по каменистой почве. Санджи машинально щелчком сбил пепел с недокуренной сигареты, бросил ее под ноги и затушил подошвой. Освободившаяся рука скользнула в карман брюк. Санджи неспешно шел к лениво развалившемуся на земле Зоро. Тот бездельничал, лежа под деревом, три его меча валялись рядом. В руках он держал полупустую бутылку ликера. Зоро метнул в его сторону взгляд, на мгновение его глаз расширился, разглядывая поднимающуюся к нему фигуру. Санджи остановился в паре футов от Зоро. Какое-то время они просто молча пялились друг на друга. Наконец, Санджи бросил коробку с завтраком в сторону Зоро, полагая, что тот не проигнорирует еду в его присутствии. Зоро поймал коробку одной рукой, нахмурился и глянул на Санджи. — Я же сказал, что не хочу, — раздраженно сказал Зоро. — Мне плевать. Ты съешь все, до последней рисинки, — выплюнул Санджи требовательно и пихнул вторую руку в карман. — Что тебе от меня надо? — Зоро отвернулся. — Не хочу тебя видеть. — Ты знаешь, что не сможешь избегать меня вечно? — поинтересовался Санджи, а Зоро только хмыкнул. Санджи слегка склонил голову, его лицо приобрело пугающее выражение. — Но я могу облегчить твою жизнь. Это привлекло внимание Зоро. Он вопросительно приподнял бровь и все же вновь взглянул на Санджи, который смотрел в упор. — Ты не обязан со мной разговаривать. Ты просто будешь есть то, что я приготовил, когда предложу. Конечно, Санджи вспомнил слова Усоппа: Зоро — упрямец, каких поискать. Но сам он был не менее упрям в вопросах еды, и Зоро тоже это прекрасно знал. Так что вздох, последовавший с его стороны, Санджи воспринял как согласие. — Я скажу это только один раз, так что заставь себя выслушать меня, — резко продолжил Санджи. Зоро нахмурился сильнее от надоедливых слов, но не возразил, тем самым разрешая Санджи плеваться адским огнем, приготовленным специально для него. — В этом мире меня волнуют только пять вещей. Олл Блю, Барати, мои друзья, мои товарищи и мой сын, — перечислил Санджи. — К сожалению, ты подходишь под одну из этих категорий, поэтому я не могу позволить тебе морить себя голодом и нажираться. Ешь, блядь, эту чертову еду. Санджи переместил вес с одной ноги на другую, не отводя пристального взгляда от Зоро. — Мне плевать, если ты будешь игнорировать меня. Делай со мной, что хочешь. Я понимаю, что ты злишься. Но не забывай — у тебя есть сын, — Санджи подчеркнул последнее слово, и Зоро слегка вздрогнул. — Теперь он под твоей ответственностью. Дай ему внимание, которое он заслуживает. Дай ему любовь, заботу, которые он ожидает от тебя. Он всего лишь маленький ребенок, не отказывай ему в том, в чем отказал мне, — впервые с момента, когда он вышел из пекарни, его лицо исказилось от эмоций, что долгое время бушевали в нем. Глаза горели, а нахлынувшие чувства резонировали внутри, как туго натянутые струны под грубыми пальцами. Видеть человека, которого он любил много лет, видеть и не иметь возможности дотронуться до него… Человека, что отверг его совсем недавно. Санджи ничего не мог с этим поделать — его мучила боль, словно сковырнули с трудом начавшую затягиваться рану. Сглотнув, Санджи продолжил: — Ты не обязан быть со мной. Но ты должен быть рядом со своим сыном. Если хочешь — можешь притворяться, что меня не существует, но признай своего сына. Это меньшее, чего я хочу. Меньшее, что ты можешь сделать для нас. Будь рядом с Кайтаро, Зоро. Восполни потерянные годы. Не отвергай его. Пожалуйста. У Зоро буквально отвисла челюсть. Никогда в жизни он не слышал, чтобы Санджи говорил ему «пожалуйста». Это произошло впервые, и у него перехватило дыхание от такой словесной атаки. — Честно говоря, если тебе интересно, — у Санджи выступили непрошенные слезы, — я хочу надрать тебе задницу прямо сейчас за то, что ты обидел моего драгоценного малыша. Я хочу забрать его у тебя, лишить тебя права быть его родителем из-за твоей тупости и гребанного самобичевания. Ты не имеешь права делать ему больно! Ради всего святого, он же ребенок! Ты знаешь, что он спросил меня, ненавидишь ли ты его? Зоро не ответил — Санджи не давал ему шанса заговорить, пока не выплеснет все, что у него накопилось. — Ты знаешь, как трудно убедить Кайтаро в том, что ты любишь его, когда я сам в этом сомневаюсь? Я не лгу ему — и не хочу, поэтому и ты не лги. Если ты действительно чувствуешь, что не сможешь стать его отцом, скажи мне это прямо, и мы больше не встанем у тебя на пути. Ему будет больно, но я заставлю его понять. Я очень надеюсь, что ты разберешься с дерьмом в твоей башке и примешь все, что сейчас происходит, потому что так будет лучше для моего ребенка. Он смотрит на тебя, не разочаровывай его. Санджи еще раз глубоко вздохнул. — Как я уже сказал, — продолжил, пытаясь сохранить прямоту в голосе и непреклонность, — теперь ты отец. Пусть дойдет это уже до тебя, чурбан тупоголовый. Ты должен быть с ним ради него. Для твоего же спокойствия, будь здравомыслящим. Если должен сказать еще раз — я скажу: наличие общего ребенка не обязывает тебя быть со мной. Они на мгновение встретились взглядами. Взвешивали позиции друг друга. Первым не выдержал Санджи, он отвернулся, потому что не мог себе позволить плакать перед Зоро. Он не хотел, чтобы тот видел его слезы. Гордость не позволит Санджи, ведь Зоро будет думать, что он слаб. Сдерживая дрожь в плечах, Санджи откинул голову назад и посмотрел на синее небо, чтобы успокоиться, и ртом втянул в себя свежий воздух. Успокоившись, Санджи снова заговорил: — Ужин будет в шесть. Не заблудись, чертов Маримо. И ушел. Он не хотел слышать того, что мог сказать ему Зоро. Хотя был абсолютно уверен в том, что лишил его дара речи своими эмоциональными тирадами. Ступив под тени высоких деревьев и скрывшись за густыми кустарниками, Санджи немного взбодрился. Пальцы, сжимавшиеся в кулаки в карманах, расслабились — он и не осознавал, что впивался в ладони ногтями до жгучих следов-полумесяцев. Он чувствовал, что наплакался на много лет вперед. Он чувствовал себя сухим, иссохшим, истощенным. Он поклялся: это был последний раз, когда он плакал из-за Зоро.