Слишком Эмоционально

Из комнаты отца Трэвиса раздался хлопок закрывающейся двери, а потом — громкий визг. Парень в одиночестве лежал на кровати. Даниэль ушёл, сделав то, о чём Трэвис даже подумать не мог. Из покрасневших глаз катились слёзы, блондин лежал, не в силах пошевелиться. Тяжёлое прерывистое дыхание, мокрые щёки, дрожащие губы... за что всё это с ним произошло? Трэвис схватился за голову и ещё раз закричал. Казалось, вместе с криком из него выходит и боль — много, бесконечно много боли. Истерика постепенно набирала обороты... Трэвис иногда читал необычные произведения, в которых описывался секс двух мужчин, но на деле ничего приятного, такого как там, не было. Лишь унижение, боль (может, это психосоматика?) и жжение. В голове всё перемешалось, слёзы уже насквозь промочили ворот футболки, но Трэвис продолжал рыдать. "Какой нормальный отец допустит такое?" — эхом звенело у него в голове. Даже не то что, что допустит, а примет непосредственное участие — он ведь позвал Даниэля. Но зачем? Трэвис никогда не испытывал романтические чувства к людям своего пола, он даже не обнимался с Салли никогда. Так зачем, зачем отец всё это придумал? Размышления подталкивали Трэвиса у новой истерике — вызванной не то болью, не то новой психологической травмой. Глухие рыдания, вой и плач раздавались по всему дому, но папа, находившийся в соседней комнате, никак не реагировал. "А папа ли он мне теперь?" — вопрос монотонно стучал в висках. Тем временем истерика продолжалась — Трэвис сполз с кровати (находится там после всего случившегося было не очень-то приятно), свернулся на полу комочком и, не сдержавшись, заорал: — Блять! Я ненавижу его! — вырвалось из груди. Мистер Вилсон наверняка слышит его визг... ну и плевать! Плевать уже на всё! После такого и жить не очень хочется! Дверь распахнулась так же резко, как несколько минут назад закрылась за Даниэлем. В комнату, свирепо сверкая глазами, зашёл отец. За волосы подняв залитого слезами (и не только) Трэвиса, мужчина прижал его к стене. — Хочешь повторить? — прорычал он. Вилсон точно знал, что сын не виновен (да и вряд ли гомосексуален), но какая к чёрту разница? На то, чтобы обвинить Трэвиса, у мужчины была другая причина. — Нет, прошу, — пискнул парень, захлебываясь новыми слезами. Святой отец едко улыбнулся, наклоняясь к лицу Трэвиса и касаясь его губ своими. Мальчик попытался сплюнуть (или его просто затошнило), но мужчина это проигнорировал, ладонью размыкая челюсти парня и втискивая в чужой рот мерзкий, скользкий язык. Трэвис, собрав все силы, оттолкнул отца, с грохотом падая на пол. Но свобода продлилась недолго — Вилсон его поднял. — Ах, ты сегодня не в настроении! Ну ничего, я приду попозже, — улыбнулся он. Трэвис отвернулся, не в силах поднять взгляд на этого мерзкого человека. Как только отец вышел, Трэвис медленно сполз по стене на пол. Истерика вновь накатила — он в ярости молотил кулаками по стене, не понимая, чем всё же заслужил это. Зачем отец беспочвенно обвинил его?! *** — Ну всё, милый мой, сейчас сниму последний бинт, и всё будет отлично! — непонятно кого, Сала или самого себя, подбадривала медсестра, разматывая бинты с некогда прекрасного лица Салли. Боль еще ощущалась, но уже не такая сильная. Царапины пощипывали, губа плохо слушалась, а вместо пирсинга, о котором задумывался Сал раньше, крыло носа разрезала рана. Щека была распорота насквозь. Парень не понимал, как мать могла так хорошо пройтись ножом по его лицу, а уж тем более, как она вообще могла это сделать! — Господи, а это останется? — спросил Генри, когда последний бинт был снят. — Спасибо, пап, — пробурчал Сал, а после осторожно прикоснулся к своему лицу. Он медленно водил пальцами по ранам, морщаясь от боли и понимая, что это пиздец. — Думаю, краснота в некоторых местах сойдёт, но сами шрамы точно останутся, — ответил врач. — А как это случилось? Я так и не успел спросить, а это очень важно. — Я неосторожно пользовался резкой для хлеба, — соврал Сал, помня о договоре с отцом — не рассказывать правду. — Это же как надо было резать хлеб! — возмутилась медсестра, всплеснув руками и ударив себя по бёдрам. — Давайте не будем об этом говорить, Салу неприятно вспоминать. Мы лучше пойдём, — произнёс Генри и, обняв сына за плечи, шагнул к выходу в коридор. — Стойте! Возьмите медицинскую маску! — остановил их врач, потянув самую обычную бело-голубо-зеленую маску парню. — Бл... благодарю, — процедил Салли в ответ, надев маску и спешно покинув кабинет. *** Салли уже сидел в своей комнате, смотря в окно. Он вытер слёзы с щеки, поморщившись от мимолетной боли, и всхлипнул. На кровати лежало перевернутое зеркало, дверь была закрыта на замок, на полу валялась пустая коробка из под сигарет, а Сал, придерживая голову рукой, вдыхал еще не выветрившийся запах сигарет. Отец даже не думал заходить в прокуренную, грязную, неубранную комнату сына, ведь тот уже второй день рыдал там. Ну да, а кто бы не рыдал? Мать убежала из дома, отец замутил с мамашкой мерзкого Ларри, лицо изуродованно, даже Трэвис не пишет... "Может, всё-таки ему написать?" — подумал Сал, взяв телефон в холодную бедную ладонь. Ещё одна слеза упала на экрана смартфона, парень торопливо стёр её, заставив прибор заглючить и открыть какую-то соц-сеть. Салли уже хотел закрыть вкладку, но... стоп, что?! — Эшли, мать твою! — заорал парень, не обращая внимания на боль в изуродованной губе. Ведь с фотографии на него смотрели улыбающиеся Ларри и Эш, в обнимку и под красноречивой подписью "Любимый~". — Эшли, блять, замутила с Ларри? — ещё раз испугал крик Сала отца, что сидел на диване в гостиной и с важным видом гладил кота. Трясущимися пальцами Феррелл набрал номер Эш и позвонил давней подруге. Как это вообще могло случиться? Несколько минут разговора и... да, всё именно так, Эшли Неил и Ларри Дженистон. Как это блять произошло? Из комнаты раздался новый крик, рыдания продолжились с новой силой, Сал вцепился бледными пальцами в ткань собственных штанов, чувствуя, как та трещит и мнется. Всхлипы, горечь, плач... Ненависть к Ларри? Ненависть к Эш? Ненависть к их отношениям? Что это вообще? Новые и новые вопросы крутились в голове у Феррелла, заставляя его прекратить истерику. "Какой сейчас смысл рыдать?" — подумал Сал и отбросил телефон в сторону, так и не написав Вилсону. Обойдется без сообщения, ему сейчас явно не так плохо, так ведь? Салли взял себя в руки и подошел к столу. Он опять взглянул на себя в зеркало. Увидев уродливый шрам, торчащие зубы, разрезанный нос и еще не засохшую кровь, вновь хотелось плакать. Парень взял большие черные ножницы и поднес к лицу. Покрутив головой, Сал раскрыл их и щелкнул. Ещё и ещё раз, он ничего не резал, ему просто нравилось щелкать ножницами возле лица. Хех, а если... Салли положил режущий предмет на стол, снял с головы резинки, пригладил волосы, вновь взял ножницы и щелкнул ими возле подбородка, но в этот раз отрезав свои прекрасные голубые волосы. Локон упал на пол. Снова и снова Салли щелкал, и снова волосы падали на пол. Он опять взглянул на себя в зеркало. Перед ним стоял совершенно другой мальчик, уже с каре. Феррелл пригладил неровно отрезанные патлы, надел маску, что дала ему медсестра, и вышел из комнаты.