Не в моем вкусе

В принципе, Хэ Тянь мог зайти дальше. Да, мог схватить его, повалить, придавить телом сверху, ощутив чужой жар и возбуждение, совершенно позабыв о еще двоих чуваках, сидящих рядом. Схватить двумя руками это солнце рыжих волос, сжать что есть силы, взглянуть в помутненное удовольствием пшеничное лицо, пройтись языком по горячим от жара татуировкам. Это Хэ Тянь мог сделать как раз плюнуть, неуверенностью и стеснительностью он никогда не отличался. Мало того, Хэ Тянь скорее всего больше всего на свете на данный момент желал это сделать. Зная Рыжего, тот в порыве страсти даже не стал бы сопротивляться. Вот только Рыжий не только не стал бы сопротивляться в порыве страсти, он, скорее всего, в этом самом порыве даже не понял бы кто с ним. А быть тем самым «очередным», которых этот нахальный мудак расписывает по дням недели, самое омерзительное, что Хэ Тянь только мог представить. Ночное небо из иллюминатора играло фиолетовыми красками, сбегая по густым облакам, отсвечивающим бело-золотой блеск полумесяца. Гонконг. Спустя год. Первое что он видит в аэропорту, это огромный плакат напротив Дьюти Фри, на котором знакомый белобрысый и светлокожий пидор игриво улыбался, накинув на голые плечи полотенце, украшая собой рекламу парфюма. Хэ Тянь не удержавшись ржет. Они стоят у входа, держась за руки. Темно-золотая, остриженная под три сантиметра голова с насупленными как всегда бровями и глазами, цвета льда, просвечиваемого солнцем. Он стал еще крупнее с тех пор, как занялся боксом. Белые пряди, подобранные заколкой, изящная белая шея и полуоголенные майкой ключицы. Работа фотомоделью явно идет ему на пользу, кошачья морда светится прямо за километр. Цзянь И и Чжань Чжэнси всегда ждут его так. Никогда не заходят внутрь, не садятся в зале ожидания. Они держатся за руки, стоя прямо у раздвигающихся, отполированных до блеска дверей аэропорта. Чжань всегда смотрит куда-то вдаль. Цзянь всегда грустно хмурит бровки. Они замечают его издали, но даже не подают вида. Как будто не виделись неделю, а не год с прошлого приезда. — Здарова, Чжань. Я слышал у тебя бой скоро? Желаю тебе удачи с этим. Ни одного проигрыша, идешь в гору, дружище, — Хэ Тянь учтиво пожимает ему руку. — Мудак, что это значит? Мое прекрасное лицо висит прямо у Дьюти Фри, а ты говоришь о каком-то боксе? — Цзянь истерично подает голос. Хэ Тянь смотрит на него, улыбаясь. Смотрит и думает о том, что они ни капли не изменились. Чжань все такой же молчаливый, Цзянь все такой же энергичный. Он делает шаг и эти двое крепко впиваются в его объятия в ответ. — Мы так скучали по тебе, бро, — Чжань от души хлопает его по спине, вжимаясь лбом в плечо. Цзянь хлюпает носом, трясь щекой о ключицу. — Я тоже скучал по вам, два долбоеба, — Тянь по-собачьи скалится, прижимая друзей ближе. Хуа Би стоит у белой ауди, рано поседевшие волосы собраны в пучок. Клубы сигаретного дыма медленно расплываются над его задумчивым лицом. За десять метров услышав звонкий голос Цзяня, он оборачивается, тушит ногой сигарету и кивает Тяню так, как будто они виделись только сегодня утром. Цзянь ловит взгляд Хуа Би, и это секундное переглядывание создало душащую атмосферу, кричащую «Блять, опять он», понятную без каких-либо разъяснений. Хэ Тянь усмехается и поднимает взгляд к темному небу. На заставке телефона развалившееся на асфальте баскетбольной площадки маленькое солнце, а Тянь действительно скучал по Гонконгу. Очень скучал. Он не взял его номер даже на это длинное лето. *** — Сынок! Я так рада видеть тебя! Материнские руки обернулись вокруг шеи. Она встает на носочки, уже давно не дотягиваясь до лица взрослого сына. — Опять не сказал мне дату прилета! Я ведь хотела тебя встретить. Рыжий обнимает ее хрупкую фигурку в ответ. — Зачем тебе напрягаться. Я и сам добраться могу. Она крепко целует его в щеку. — Да, да. Я знаю. Знакомый запах дома, маминых волос и тишины. Да, тишины. Именно запах. Он не может объяснить этот запах, но уверен, тишина и спокойствие пахнут именно так. Бросает сумку, в которой лишь две ручки, одна из которых засохла, в близкую, обвешенную подростковыми плакатами, родную комнату. Плюхается на кровать. Смотрит в окно. Целое лето. Целое лето в одном городе рядом с ним. Ему было страшно возвращаться. В телефоне знакомые и в то же время такие далекие цифры заветного номера ставшей такой необходимой черной псины, которая теперь неблизко. Украденные втихую цифры. Как страшно нажать зеленую кнопку. Как страшно проводить три месяца в одном городе с золотыми глазами. Страшно. Рыжий — трус. Такой же, как раньше. *** Цзянь спит на его коленях. Чжань кидает недовольные взгляды, держа телефон, но молчит. Они лучшие друзья. Он всегда будет молчать в такие моменты. Хэ Тянь глушит очередную банку с пивом. — Ты влюбился по уши, да? — Чжань усмехается, рассматривая фотку. Тянь заводит руки в волосы и откидывает голову. — Бляяяять, я в край ебанулся, бро. Ни секунды не было, чтобы я не думал о нем. Не было ни дня, чтобы он мне не снился. Не было ни часа, чтобы я не улыбнулся, вспоминая о нем. Я не знаю что со мной происходит. Это не может быть любовью, это слишком ненормально. Я чувствую себя поехавшим маньяком. Чжань начинает несвойственно ему громко ржать в кулак. — Это и называется любовью, идиот. Когда человек постепенно становится твоим всем, — он, приближается, протягивает руку и треплет золотую макушку. Тянь громко выдыхает, глядя в потолок. Любовь, да? *** — Тот мальчик приходил, месяц назад. Рыжий вздрагивает, чувствуя холодок. — Вот как? — Он очень переживает. Спрашивает о тебе. Его очень расстраивает тот факт, что ты исчез после школы. — Ага. Мама резко оборачивается, отрываясь от чайника. — Его невеста была с ним! — Даже так. И как она? Лучезарная улыбка освещает ее лицо. — Все такая же яркая и пробивная! Так хочет с тобой познакомиться. Рыжий заводит руку в зачесанные волосы, потирая лоб, чувствуя, как зубы болезненно впиваются в губу. — Господи. Мама подходит ближе, обнимая за шею со спины. — Послушай, родной, я знаю. Я понимаю. Но ты должен с ним встретиться. Иначе нельзя. Ты должен увидеться с ним и поговорить, просто поговорить. Это поможет тебе отпустить то, что причиняет тебе боль. Пожалуйста, я не хочу чтобы ты страдал. Ты должен встретить того, кто полюбит тебя всей душой в ответ. В голове яркой вспышкой сверхновой звезды проскакивает образ, за секунду затопивший каждую клеточку мозга. Рыжий ловит смешок губами. — Мам, хочешь расскажу тебе кое о ком? Зубы больше не прогрызают губу. Губа уже не болит, хотя во рту все еще ощущается металлический оттенок крови. *** — С каких пор ты стал педиком? Что отец скажет? — Чэн рассматривает фотку, устало подпирая лицо кулаком. Он явно заебался от пиздежа младшего брата. — Я тебе сейчас въебу. Не говори это в таком тоне. Тем более отец давно стал думать на всякое, потому что ты от Хуа Би не отлипаешь, — Тянь насмешливо кидает взгляд на сидящего напротив Би, который уже давно забил огромный и толстый на все перепалки братьев. — Закрой рот, — Хэ Чэн отшвыривает телефон, и залпом накидывает виски со льдом, — Без разницы. Главное чтобы ты хоть с кем-то общался, а то мы стали думать что так и вырастешь асоциальным ничтожеством с узким, не пополняющимся кругом. Стоп, — он замирает, — твои друзья тоже педики. — Ты заебал, не выражайся, — Тянь подливает себе следом. Чэн молчит около минуты. — Я уже сказал, без разницы, просто… — замолкает, — лишь бы ты был счастлив. Тянь вздрагивает, чувствуя как щеки покрывает предательский румянец. — Что ты несешь, — он отворачивается, — уже набухался? Хуа Би усмехается, отодвигая от них бутылку и стремительно пряча ее за подушку. — Яблоко от яблони. Вы оба нажрались, ебланы. *** Его курчавые волосы развеваются на ветру. Каштановые, сливаются с кожей. Коротко остриженные. Совсем не как раньше. Он сидит на корточках, в брюках и рубашке, пиджак перекинут через плечо, черный галстук небрежно засунут в нагрудный карман. Рыжий чувствует, что тело онемело, а к горлу подступил комок. Ощущение, будто еще секунда и слезы хлынут ебаным ручьем. Руки дрожат. Удивительно, он финтил этими пальцами и забрасывал мячи как душе было угодно, под крики долбаных девок, творил этими пальцами невесть что, доводя партнеров до оргазма, а сейчас они дрожат как у первоклассника в первый учебный день. Как у девственника перед раздвинутыми девицей ногами. Как у него самого в его первый раз в 17 лет. Он вздрагивает, ощутив чужое присутствие. Пирсинг на смуглых ушах зажил. Поднимает давно потерявшие змеиный коварный блеск янтарные глаза. Замирает. — Ты реально пришел… Его счастливая улыбка бьет Рыжего прям поддых. Пробивая солнышко, выдирая кислород прямо из глотки голыми руками. Он подскакивает с места, ловя на лету сползающий пиджак. Смотрит ошарашенно, не скрывая радости. — Просто не верится… Делает шаг ближе, а потом резко отступает назад, словно не решившись. Рыжий глотает боль, хрипит, поморщившись. — Здарова… — Стой! Прекрати, давай не будем. Это прозвище давно в прошлом. Осталось в средней школе. Я ведь уже давно говорил, зови меня по имени, Гуань. Зови по имени. Гуань. Что ты с ним сделала, сучка? Делает вид, что ему похуй. Заводит руку за шею. — Не, я так не могу. Слишком привык уже. Он выдыхает, разводя руки в стороны, сдавшись. Рыжий выдерживает паузу. Солнце печет голову, зеркалясь от его волос. — Я смотрю, ты убрал этот серебряный пиздец с головы. Он смеется. Ярко и открыто. Как никогда раньше не смеялся. — А я смотрю, ты весь в тату забился. Тебе идет. Рыжий смотрит на него. Смотрит в это любимое и не принадлежавшее ему лицо. Растягивается в дрожащей улыбке. — Давно не виделись, Шэ Ли. Теплая улыбка в ответ, сводящая до адской боли сердце. — Давно, Рыжий. Рыжий не помнит о чем он говорил. Потому что только смотрел. Смотрел и смотрел. Не отрывая взгляда. Смотрел, а в голове неслось, кричало, раздирая когтями подкорку изнутри. Какого хуя это не я? Ответь мне? Чего тебе не хватало? Почему, блять, не я?! Потому что она. Она. Она пришла ближе к вечеру, когда они сидели в парке, когда он только смотрел, смотрел и ничего не слушал. Когда она пришла, Рыжий все понял. Сразу, за микросекунду. Боже, какая же она красивая. У нее длинные, черные, словно деготь, волосы, блестящие, подобно шелку. Белая кожа, пухлые розовые губы. И глаза. Синие, будто бездонная пучина в которой утонуть раз плюнуть. Она улыбается так и кажется, что в небе наверняка зажглась новая звезда. Ее зовут Су Ен, и она прикасается к нему, будто бы к самому драгоценному сокровищу, осторожно, мягко, словно еще чуть-чуть и он разойдется трещинами. Она пахнет чаем с мелиссой, а еще у нее очень теплые объятия. Она смотрела на Рыжего с искренним счастьем, а ее голос лился звонким ручьем, когда она говорила, как мечтала встретится с его самым лучшим другом. Она именно такая, как мама говорила. Яркая и пробивная. И Рыжий все понял. Сразу. За микросекунду. — Гуань, мы ведь еще увидимся? Умоляю тебя, не исчезай снова. Мне казалось, что мы уже никогда не встретимся. Рыжий зажимает в кармане две ручки. Пусть все решится прямо сейчас. — Конечно, давай запишу номер? Она быстро протянула клочок бумаги, вынутый из сумки, пока он нервно хлопал по карманам. — Держи! Глаза ослепила милая улыбка. Рыжий взял бумажку, коснувшись ее пальцев и в голове пронеслась мысль о том, что ее кожа мягкая, словно перышко. А в кармане две ручки. Полностью идентичные. У одной из которых высохла паста. Пусть все решится сейчас, верно? Если бы Рыжий спросил у своего сердца, то оно бы ответило, что нужно из последних сил сжать его в объятиях и не отпускать. Быть с ним и видеть его, хотя бы в качестве друга, ведь как бы он его не любил, он бы никогда не позволил себе разбить такой девушке сердце. Она не виновата, она ничего плохого не заслужила. Она была прекрасной и внутри и снаружи, и Рыжий был счастлив, что такая как она досталась именно ему. Непутевому, глупому и безрассудному. Он ее не достоин. Но нет. Он не спросит у сердца. Потому что за все эти годы Рыжий научился холодному расчету. Он научился отключать сердце и всегда идти по велению благоразумия. Поэтому пусть все решится сейчас. Как ты бросишь кости теперь, гребаная жизнь? Ручка ведет невидимые цифры, лишь царапая засохшим концом бумагу. Рыжий складывает бумажку в три раза и сует ему в нагрудный карман. — Увидимся, Шэ Ли. Он улыбается в ответ, жмурясь. Берет за руку невесту и кидает полуобернувшись. — Пока-пока, Рыжий! Да…пока-пока. Прощай, Шэ Ли. Будь счастлив, ладно? Я люблю тебя. Он роняет руки, а по лицу текут прохладные дорожки. Тянется языком, ловя одну капельку. Соленые. А затем хватает пальцами волосы и сгибается пополам, плача навзрыд. Парк опустел. Давно стемнело. Время близится к полуночи. Так странно, да? Телефон в кармане джинс неудобно переворачивается и тычется ребром в ногу. И Рыжего будто ошпаривает. Подкидывает, возвращая к реальности. Слезы продолжают падать, а руки медленно набирают заученный как-то самим собой номер. На другом конце сонный и знакомый до ужаса голос. — Алло? Рыжий хлюпает носом и дрожит голосом в ответ: — Здарова, мудила.