Когда всё пошло не так?

      Под ногой что-то красноречиво хлюпнуло. Думать о том, что это было, не хотелось, я и так знал, что сейчас моя жизнь проходит не через свой лучший этап. Искренне надеялся я только на одно — что никакой труп не затоптал. Крысы. Кошки. Или чего похуже. Труп своей надежды на спокойную и размеренную жизнь, например. Или конкретнее — на ночь в уютной постели. И что за мода у всего отстойного и выгребного — оно каждый раз случается после полуночи! — Алек, что мы здесь делаем? — печальным выходцем, тоскующим по своей прежней, спокойной, но к несчастью ушедшей жизни, провыл я.       Вообще, если взяться за неблагодарное дело обдумывания сложившейся ситуации, проследить за её ходом можно по моим фразам. Примерно последний час меня носило по довольно однообразным вопросам.       «Алек, куда мы идём?», «Алек, зачем мы вышли из гостиницы?», «Алек, где обещанный разговор?», «Алек, а где мы?» Однообразие было нарушено единожды и одним единственным восклицанием. Оно у меня вырвалось само собой, когда картёжник гостеприимно распахнул дверь в погреб явно заброшенного дома. «Алек, я туда не полезу!» Но этот крик души, как, впрочем, и остальные, услышан не был ни Пресвятым, ни самим Алеком. — Дик, не ной, — отмахнулся он и на этот раз.       Мне это послышалось? Не ной? То есть это я тут ною, мешаю всеобщему делу, предаю все дружеские отношения герцогов и картёжников… — Ною я в душе, и вот этого ты бы уже не выдержал, — обоснованно возмутился я. — А пока я всего лишь достаточно миролюбиво интересуюсь…       Я не договорил. У меня из-под ноги вдруг что-то вывернулось. Я человек всегда был простой, особым самообладанием, тем более в подземных лабиринтах, не обладал, поэтому даже думать не стал — заорал во всю глотку. — Р-ричард! — тут на меня заорал уже Алек.       Нет, я не думаю, что полную версию моего имени он припомнил из-за природного занудства. Просто состояние у него сейчас было такое, что хоть какую-то букву он должен был протянуть угрожающе. А поскольку «Д-д-дик» звучало бы явно как скрип заевшей дверцы потайного шкафчика Алековой адекватности, мне пришлось выслушивать более грозное «Р-ричард». — Что? — орать я прекратил, но в отместку на Алека накинулся. — На меня что-то набросилось. Что-то живое. — Крыса, Дик! — в кошкиной темноте лица Алека я не видел, да мы и передвигались-то почти на ощупь. Но я с кем угодно готов был поспорить, что сейчас картёжник закатил глаза. — Из-под тебя выскочившая, кстати. — Бешеная! — не растерялся я. — Теперь я, вообще-то, тоже бешеный, потому что укушенный. — В будущем времени, видать, укушенный. А бешеный ты и так с рождения. Как и ударенный, — съязвил Алек. Но потом всё-таки перешёл на человеческий тон. — Ещё пара поворотов, и будем на месте. — На каком месте? — идти на мировую я не желал. — Я на такие марш-броски немного не рассчитывал… И вообще, как ты здесь ориентируешься?       Последнее вырвалось само собой, но за сегодняшний день я вещи умнее не говорил. Мы были в лабиринте. Нешуточном лабиринте. То есть всяких там перекрёстков, развилок и тупиков здесь было огромное количество. К тому же — темнота. Но картёжника будто какое-то чутьё вело. — Молча, — хмыкнул Алек. — Тебе так же советую.       Я заткнулся. Нет, я до сих считал себя вправе предъявлять претензии, плесень с не слишком высокого потолка продолжала сыпаться мне за шиворот, а под ногами по-прежнему хлюпало… Но очень уж нехорошо в исполнении Алека прозвучала последняя фраза. Угрожающе так. А ну как и правда здесь бросит? С него станется.       Так или иначе, но я действительно замолчал, вполне возможно, что впервые в своей жизни. И вскоре отметил странную, нелогичную, вроде как, но очень приятную вещь — я понемногу привыкал к темноте. Если раньше единственным способом познания окружающего мира для меня была спина Алека — в неё врезаться мне не давал животный инстинкт самосохранения, то теперь… Теперь я даже стены различал. Узковатые. И выбоины на тоже далёком от идеала полу. Даже интересно стало — а как этот ход прокапывали?       Через пару развилок я даже вошёл во вкус — думать начал, то есть. Поэтому, когда Алек перед каким-то поворотом внезапно замер, я даже расстроился. — Хочешь сказать, пришли? — уточнил на всякий случай. — Нет, — голос у Алека был какой-то странный. Хрипловатый, что ли. А ещё он не хотел идти дальше.       Эта мысль у меня в голове сама собой вспыхнула, я даже удивился откуда. Вроде бы, особой проницательностью никогда не отличался. Чутьё, что ли, в темноте обострилось?       Вот только меня немного не устраивала перспектива стояния именно на этом месте — где-то здесь, по примерным подсчётам — под нашими ногами крысы основали своё кладбище. Судя по запаху, очень почитаемое и известное. — Мы что, так всю ночь простоим?       На мой выпад Алек только покосился, как ни странно, искоса… Дёрнул плечом и в два-три шага исчез за углом. Мне пришлось его догонять, потому что к подобным перепадам Алекова настроения я до сих пор не привык. Только приготовился на все тона хаять картёжника за наплевательское отношение к хоть и временным, но союзникам, но оглянулся вокруг…       После сего неосмотрительного действия способен я был только на одно — свист. Донельзя удивлённый, даже заторможенный какой-то. Мы были в проходе пошире, и на этот раз стены расходились куда как дальше.       Не начал бы я постепенно открывать для себя способности кошек, а именно — ночное зрение, подумал бы, что мы в подземелье для спуска отходов. И хорошо было бы, я бы здесь откровенно пьяных птичек не изображал, а только ругался. Но умственных способностей на ругань, особенно непечатную, ту, которая и была нужна, глубокой ночью под землёй с какой-то непонятной и ненадёжной личностью в провожатых у меня не осталось.       Стены, те самые, которые расходились куда как дальше, явно не были простыми. Кое-где в них зияли то ли пробоины, то ли ниши… Которые тоже простыми не были. В некоторых я достаточно чётко различал прутья. Обычные такие прутья, у нас на псарне похожие были. Вот только в сочетании с выбоинами, бешеными крысами и в контексте подземного лабиринта смотрелось… Откровенно зловеще. — Леворукий и все его кошки, — как-то сипяще и с очевидной нервинкой в голосе протянул я. — Алек, мы где? Ты мне сразу скажи, вдруг здесь где-то жертвенный алтарь каких-нибудь жрецов Чужого, я про них в Книге Ожидания… Ну то есть в Эспере читал.       Сострить чего-нибудь про мою значимость в контексте жрецов Чужого хотелось, но… Откровенно говоря, именно с этого момента мне и стало не по себе. — Оригинальное место, — безучастно заметил картёжник. — Я что, спорю? — пробило-таки меня. Понимаете, не люблю я подземные клетки с решётками, рассчитанные явно не на собачек. И разговоры не люблю. Но в данный конкретный момент активно не люблю исключительно себя! Дёрнул же Леворукий за Алеком пойти… — Ты мне ответь, где мы?       Алек пожал плечами. — На что похоже? Это Цитадель, Дик.       После этих волшебных слов в моём организме произошли кое-какие изменения. А именно — он вдруг забыл, что надо делать, когда очень хочется подышать. В результате грудь и нос у меня не сработались между собой, и воздухом я просто подавился. Пришлось отчаянно кашлять. — Та самая Цитадель? — хрипло после кашля переспросил я. Как будто была другая. Как будто весь Талиг, да и Золотые земли заодно, сплошь утыканы подземными Цитаделями. — С Изначальными Тварями? — Этих здесь уже давно нет. — И насколько давно? — Да чуть ли не со времён Эридани Самопожертвователя. Наверное.       Мне очень захотелось спросить его, на основе какого ызарга он строит какие-то гипотезы на этот счёт и не захотел ли он сделать пресловутым Эридани Самопожертвователем меня… Но я почему-то не стал. — Так это антураж? — даже пошутить смог.       Жалко, правда, но смог. Алек, в этот момент вылитый Враг рода человеческого, посмотрел на меня. — Антураж, — кивнул он. И улыбнулся.       И я понял, что надо срочно бить его хоть чем-то, но увесистым, по голове и сие пристанище братьев наших меньших и серых покидать. Потому что картёжник явно свихнулся. Тяжело, причём. Я бы даже сказал, необратимо.       Именно после этой, вполне допускающей переход к активной деятельности, мысли меня подбросило на месте — уж не знаю зачем, но, наверное, для моего тела это был явный этап в приготовлении к схватке с возможно буйным сумасшедшим, — рука абсолютно без единого приказания с моей стороны выхватила из кармана куртки столовый нож, чудом себе в процессе вены не порезав и даже не уронив, сам я подскочил к Алеку… И со всей дури треснул его серебряной рукояткой в висок. Почему не привычно, кулаком? Да хотелось, чтобы уж наверняка. Откуда в моём кармане завалялся нож, я лично не помнил. Откуда-то из мерина с кобылой, наверное, но особо меня это и не беспокоило.       По дальнейшему плану побега у меня планировалось бегство. Спешное и ускоренное, потому как тут либо Алек сумасшедший, не дай Леворукий, пригожусь ещё, горло перережет, так, по минутному порыву… Либо это правда Цитадель. А может, и всё вместе. Так или иначе, молча ждать Изначальных Тварей на этом или том свете я не собирался.       Я даже успешно проигнорировал тот факт, что дорогу назад, то есть наверх, найти может только рождённый Алеком. Я вообще-то скалами повелеваю… Камнями то есть. Исключительно грубой физической силой. Неважно, но дорогу, перед святым Аланом клянусь, я бы нашёл.       Другое дело, что пуститься в благородное, всё-таки происхождение обязывает, бегство я не смог — мне не дали. Алек, которого даже столовое серебро не брало, на меня бросился. Я такого удара судьбы не выдержал, мы оба повалились на убийственно грязный пол… или на костные останки почивших крыс и покатились, собственно, по крысам. В немного неправильную сторону — по направлению к бывшим домам, я искренне надеюсь, что ушедших Изначальных Тварей.       Пока я усиленно пытался выбраться из-под довольно значительной туши Алека, а он изо всех сил пытался не дать мне этого сделать, вымазаться я успел с ног до головы. В прямом смысле и весьма ощутимо. А ещё успел подумать о том, что в многострадальной кобыле, которая с мерином, нас нагло обманывали. Серебро явно было чем-то убогим, для виду посеребренным. Потому что откровенно демонического сейчас Алека серебро бы взяло. — Окделл, — подтверждая мою теорию о демоничности, прорычал Алек. О Мирабелла, никогда меня не слышащая, роди меня обратно! Я что, умудрился разозлить непоколебимого картёжника? — С ума сошёл?       В данный конкретный момент откровенничать с ним для меня было немного, совсем чуть-чуть смертельно опасно. В нашей ожесточённой схватке Алек всё-таки выиграл и сейчас держал мои руки, как и всё остальное тело, прижатым к земле. Откровенно говоря, положение было не очень, и все мои инстинкты единогласно твердили мне заткнуться… Но когда я их слушал? — Я? — усиленно пытаясь хоть что-то оторвать от утрамбованных крысиных скелетов, пропыхтел я. — Я сошёл? По-моему, это ты тут разглагольствуешь на откровенно сказочные темы, заместо нормального разговора тащишь меня в подземелье, которое оказывается Цитаделью, и… улыбаешься!       Последнее прозвучало особенно обвинительно. Ну а чего он тут в справедливое возмездие всем ворам из обнищавших родов играет? Увидел бы я тот же оскал у кого другого — мигом бы ретивым эсператистским монахом стал. — А ты обычно всех, кто тебе улыбается, ножами по голове за это караешь? — съязвил картёжник. — Или это я такой особенный? — Спрашиваешь ещё, ты себя в зеркало видел? — искренне возмутился я.       Честно — опасался, что переборщил. Всё-таки с чувствами помешанных надо осторожно, щадяще, и в лицо им прямо говорить, что они похожи на Леворуких, тоже не надо… Но, вроде, всё обошлось. Более того, кажется, Алека отпустило. — Сам смотри, Дик. — С меня он наконец-то слез, но мне после этого даже стало как-то стыдно. За что — я так и не понял, но явно стало. — Один разговор, хоть и здесь. Сам смотри.       Вот, вроде, и слез, вроде, даже отвернулся — драматично эдак уставился в даль… Невидимую даль… Или какой там Чужой знает, может, он её видел… Но мне стало ещё паршивее. И так недавнюю картину напомнило — сидим мы с Алеком на его чердаке, а он на меня так же этим своим жалостливым взглядом давит… — Свинья, — сообщил я ему, поднимаясь с… того, на чём лежал. Взглядом удостоен не был. — Ты свинья, — уточнил так, на всякий случай. Вдруг он подумает, что мне это родовое животное мерещится?       Но моего присутствия демонстративно и по-прежнему не замечали. Я потоптался на месте, тяжело вздохнул. Подумал, что сам дорогу найду сильно вряд ли. Ещё, очень некстати, — что из последней череды неприятностей вытаскивал меня тоже Алек. И что, раз уж я и так не успею выспаться, какая разница, спать часом меньше или больше? Помолчал ещё немного и… — И в какую из этих клеток ты хотел меня завести? — не выдержал-таки осуждающего взгляда, даже не на меня направленного, я.       Меньше всего ожидал, что Алек посмотрит на меня искоса и бесстрастно ответит: — Третью с конца. — Каюсь, взглядом начал искать куда-то отлетевший посеребренный нож. — Шутка, Дик, шутка! — Алек, видимо, сообразил, что такие остроты будут стоить ему слишком дорого. — Пошли уже, страж Этерны…       Я фыркнул. Он тоже. В такой дружеской идиллии мы и потопали куда-то вперёд. Я искренне надеялся, что не к третьей с конца клетке, а то моя жизнь приобрела бы совсем уж ужасающий жанр. Своей карикатурностью ужасающий, видимо. И свёл же Леворукий с этой живой Изначальной Тварью в человечьем обличье! С ней-то никаких настоящих не надо.