how to

Однажды, когда Мише было совсем мало лет, в комнате стоял тусклый, мерцающий свет оттенка карамелизированного сахара, растекающегося блестящим глянцем теплого янтаря по вертикальной поверхности шершавых на ощупь настенных обоев и уползающим куда-то под ступни, подол одеяла, тонкие изогнутые ножки комода, что казалось, будто можешь потонуть в этой эфемерной томительной неге уснувшего вечера, его мама сидела в несуразном кресле, нелепо стоящем внутри фантасмагоричного пространства, чёрное дерево, которое всего лишь существовало, а уже вызывало уродливую неприязнь, доставала цветные карточки из той самой белой картонной коробки под кроватью с различными изображениями, тасуя их, словно фокусник, веером раскладывала на полу, повествуя об ассоциациях – и Миша, практически ничего не понимая, выкладывал в ряд квадратный домик, салатовую траву, желтый круг солнца, пестрый цветок, на вопрос «почему?» отвечая «мне так нравится». Сейчас Мише двадцать четыре и если бы его попросили поиграть в объединение объектов по причинно-следственным связям, он бы собрал красный гигант Бетельгейзе, заправленные выбившиеся кофейные пряди за уши, израненное сердце, миндалевидную форму глаз с радужкой цвета острого камня отзеркаливающую приглушенное помещение, обожаемую симметричность лица, расщепленный мир, припадочную похотливость, на вопрос «почему?» ломаной неуверенностью «не знаю», и потом, добавляя «мне так нравится». - У меня чай закончился, - механический голос Боди в динамике телефона звучит чрезвычайно обычно. Даже слишком для десяти часов ночи морозного января. - Чай закончился? – переспрашивает Миша, искренне не понимая и стряхивая раскрошившийся мел в пепельницу. Зимой вечер тухнет моментально – краски теряют былые оттенки, оседая в алмазных крупицах снега, набитое под завязку осадками монохромное небо, готовое вот-вот лопнуть снежинками в любой момент, приобретает матовый буро-бардовый цвет утомленного внутри отражения света апельсиновых уличных фонарей, а панорама размазана блюровыми орнаментами тут и там, как в калейдоскопе с разноцветными блёстками внутри, глазными сетчатками светофора, шафранных прямоугольниках квартир, где копошится жизнь, кровяные бляшки фар автомобильных машин, - У меня есть только кофе. - Приедешь ко мне? – вопросом на вопрос отвечает Богдан, и сердце резко спотыкается, теряя привычный ритм, подскакивает, застревая в горле едким комом – смехотворное предательское чувство, которое имеет форму круга, не попадающее ни в одно геометрическое отверстие, неуместное и ненужное. То, что происходит сейчас – это нечто из ряда вон, системная ошибка, безрассудное многоточие вместо утверждения в конце предложения, то, о чем стоит умолчать, на что закрыть глаза, но почему-то не получается – и теперь оно пускает свои корни, складывается, множится, множится, увеличивается в геометрической прогрессии, клетка, зародыш, уничтожающий и травящий жизнь. Чужие губы пахнут свежемолотым эспрессо и чем-то еще, острым и немного спиртным, волосы – запутавшимся табачным дымом, лоснящаяся бронзой кожа – свихнувшимся сознанием, восставшим перед оголенной правдой, касания его, словно хаотичные клубни толстых нитей или тело змеи, совершающей тривиальный обряд перед пожиранием жертвы – Миша запутался уже давно, глупый-глупый, отвечает на мокрый и горячий поцелуй, завязывает узлы под рёбрами, подцепляет судорожно дрожащими пальцами непослушную пуговицу на чужих джинсах, Богдан утробно рычит, переворачивая его на спину и крепко сжимает чужие бедра своими, нервы сматываются в тугой клубок, пушистая новогодняя мишура напоминает шерсть мифологического существа, будто на волосяном покрове путаются рубины, опалы, изумруды – солнечное излучение преломляется через их грани, от чего рябит в глазах, словно смотришь на белые блики в глади озера, неудачная попытка восстановить всю уничтоженную адекватность мыслей и проверить собственные чувства на прочность – все равно всё полетит в пропасть, бесконечную пропасть. - Я люблю тебя, пиздец как люблю, сука, - выдыхает Бодя, огненно и звучно выдыхает под острую ключицу, а Миша с ужасом думает, что у него, блять, сейчас встанет, потому что трос, который старательно выдерживал несколько лет, обрывается, или ремни безопасности, прямо вот так, с корнем, чтобы наверняка, песочный замок рушится под дефляцией, вытащи одну карту – и карточный домик рухнет вниз, си бемоль минор на шестом ладу, занавес.