***
Лю Цингэ чувствовал себя… вяло. На краю сознания скреблась боль, но он давно к ней привык и почти не замечал. Есть и есть. Только вот старательно выстроенная по крупицам картина мира в один момент треснула и разошлась по швам. Так легко, как будто изначально держалась на одном лишь честном слове. Но Лю Цингэ не хотел думать об этом сейчас, когда будущее казалось таким зыбким — если вообще было. Сейчас бы пробежать сто кругов вокруг хребта Тяньгун, через долину водопадов вернуться на Байчжань, а потом заняться силовыми упражнениями в два подхода. Затем без лишних мыслей сесть в позу медитации для восстановления и укрепления сил. Ещё раз… вот бы ещё хоть раз увидеть пики Цанцюна… Морщась и крепко стискивая зубы, он приподнялся на локтях. Мышцы едва его слушались, норовя опрокинуть ноющее, непривычно тяжёлое тело, будто придавленное сверху двенадцатью пиками Цанцюншаня, обратно на подушки. За то время, что он просто садился, любой смертный уже бы сто раз отжался. Увидел бы его сейчас учитель, не узнал бы. Впрочем, если тело болит — значит, сигнализирует о том, что он ещё жив… Возможно. — Осторожно, Цингэ! — укорил его Му Цинфан и аккуратно взял под локоть, давая надёжную опору, пока Лю Цингэ не попытался упрямым рывком встать на ноги, а потом с тем же успехом грохнуться навзничь. — Не добавляй мне лишней работы. Лю Цингэ нашёл в себе силы кивнуть. Осознание, что Му Цинфан сейчас рядом, придавало сил. Пусть даже это не сам Му Цинфан — лишь его тень, однако аура спокойствия и решительности, с которой он складывал в лекарский мешок свои жуткие иглы, поднимала его растоптанный боевой дух. Если бы ему сказали несколько лет назад, что он умрёт, будучи запертым в грёзах, он бы насмешливо фыркнул. Сейчас смешно не было. Нужно выбраться прежде, чем этот сон развеется. — Мы можем полететь домой, если ты чувствуешь себя хорошо, — предложил целитель. — Хочешь? Вряд ли его желания здесь имеют какое-либо значение, но вообще... да. Выход наверняка можно пробить где-нибудь в слабо детализированной части сна, если постараться. Однако двигаться в этом странном видении оказалось тяжелее недельного раунда беспрерывных боёв с Ло Бинхэ. Приходилось шагать вперёд осторожно, будто под стопой не ровный пол, а размытая дождями болотистая земля. Или вовсе клубок копошащихся змей, на скользких спинах которых нога всё время норовила то пошатнуться, то поскользнуться. Так что большая часть внимания уходила на то, чтобы подавлять дрожь в ослабевших мышцах. Только спустя пару десятков шагов Лю Цингэ немного попривык к собственной неуклюжести. Тогда Му Цинфан мягко перехватил инициативу и повёл его куда-то. Лю Цингэ решил довериться ему и посмотреть, куда он их выведет. Хуже всяко не будет. Внимательно глядя по сторонам, он уже бодрее переступил порог комнаты и с противоположной стороны увидел… Неясное марево. Которое очень проходило на портал, на самом деле, только вот очень странный. Хотя во сне ведь что угодно может быть каким угодно, не так ли? Ещё более странно стало, когда Лю Цингэ осмотрел все помещение и обнаружил меч. Не просто хороший духовный клинок — на небольшом столике лежал его Чэнлуань, знакомый до каждого завитка на ножнах! Лю Цингэ потянулся к нему всей своей сутью и услышал радостный отклик, почувствовал отголосок энергии меча. Всё правильно. Так и должно быть, даже в мире теней. Силой мысли он заставил меч взвиться в воздух и ткнуться прямо в подставленную ладонь. И тут на Лю Цингэ обрушилась целая лавина ощущений: тоска и предвкушение, радость и волнение, теплота и воодушевление… Много, слишком много. Эмоции меча вспыхнули мельтешащими искрами перед глазами, — следующим ощущением было, как его встряхивают за плечи. — Цингэ? — позвал Му Цинфан встревоженно. — Я в порядке, — буркнул он, сжимая ножны стальной хваткой. Нужно просто идти вперёд. Сосредоточиться снова оказалось ещё тяжелее, чем в первый раз. За порталом Лю Цингэ не сразу узнал коридоры Золотого Дворца. Не сразу сообразил закрепить на поясе ножны Чэнлуаня, чтобы шагнуть на тонкую полоску стали: клинок Му Цинфана, зависший в воздухе. Целитель всё ещё придерживал его, помогая укрепиться на мече, — и это ощущение было чем-то надёжным и незыблемым. Лю Цингэ вскинул голову, оглядываясь. Дождь косым занавесом закрывал зияющие мрачной чернотой дворцы — тем не менее в этих тенях безошибочно угадывалась помпезность Хуаньхуа. На взлёте ветер и дождь нещадно хлестнули по щекам, и у Лю Цингэ перехватило дыхание. Он с ошеломлением осознал, что чувствует вкус розового ливня на языке, прежде чем Му Цинфан накрыл их полупрозрачным барьером лечебной ци. Наконец, Лю Цингэ поднял взгляд туда, где от горизонта до горизонта раскинулось мрачное, затянутое тяжёлыми свинцовыми тучами небо. Но оно не давило своей необъятной холодной массой, нет, — Лю Цингэ вдруг ощутил себя… песчинкой в огромном мире. Только теперь, слившись с ветром в едином порыве, он смог поверить, что чужая воля более не сковывает его. Будь то воля Небес, Ло Бинхэ или злого рока. И хотя сомнение свернулось тугим узлом в груди, не желая покидать его, но никто из известных Лю Цингэ демонов не обладал даром воссоздать целый мир в грёзах — а ведь образование ему как наследнику клана заклинателей дали отменное. Ничто не могло воссоздать ощущение ледяного ветра на коже. Или ощущение энергии, окутывающей, как мягкий мох в сооруженном для лесного ночлега настиле, — мягко перетекающей в жилах благодаря ци, что резонировала с его собственной энергией. В самом деле, невозможно подделать тепло и поддержку, исходящую от твёрдого, заземляющего прикосновения чужих рук. Значит, и удаляющиеся златоглавые крыши Дворца Хуаньхуа ему тоже не снятся. Он жив… в самом деле? И даже не застрял в мире грёз? — Прости, — шепнул Лю Цингэ. — Я опять доставил тебе хлопот? — Молчи, — отозвался целитель, чуть сжимая руки. — Здесь не место для разговоров. Точно, Ло Бинхэ их может преследовать… то есть так было раньше, но не сейчас, по крайней мере пока… Хотя он скорее отпустил, иначе они бы не ушли, не отбились. Не в таком состоянии. И почему, гуй побери, Ло Бинхэ отпустил их? С полыхнувшим ни то в удивлении, ни то от волнения сердцем он снова вернулся к руинам Золотого Дворца. Много лет Лю Цингэ провёл в непрерывно сражении — с собой, с Ло Бинхэ, — но теперь, оглянувшись назад, он ужаснулся тому, сколько же времени он потратил впустую. Нет, не верно. Он потратил его, ходя вокруг да около, только для того, чтобы наконец прийти к мысли: не у всего есть конец, даже если иногда так кажется. И Шэнь Цинцю, наверно, стало бы грустно, если бы он знал, как слепы в своей скорби его любимый ученик и шиди… Может, он прекрасно знает, и Лю Цингэ это практически мог ощутить — волну тоски, что прежде жгла Лю Цингэ, злого на свою слабость и обстоятельства. Теперь эта волна, струясь, свернулась в щемящий тёплый комок в груди. Это чувство странным образом придавало уверенности: Шэнь Цинцю не исчез, он остался рядом, до него даже можно мысленно дотянуться, если сильно захотеть. Лю Цингэ всегда будет… его… И Ло Бинхэ, наверно, — тоже. На самом деле у них с Ло Бинхэ удивительно много общего: оба дерзкие и агрессивные, каждый по-своему скучал по Шэнь Цинцю. Однако Лю Цингэ всё никак не мог его понять. Складывалось впечатление, что мальчишка не думал головой. Вообще. Чаще всего демонстративно кичился силой, продавливая под себя, если это возможно. И не осознавал, когда агрессия начинала разрушать его собственную жизнь и тех, кому не посчастливилось оказаться слишком близко. Раньше Лю Цингэ казалось, что Ло Бинхэ ослепила обида настолько сильная, что затмила в его глазах всё остальное. Но теперь, кажется, он наконец-то начал понимать, что чувствует Ло Бинхэ. Его ослепила вовсе не ненависть, а отчаянное желание обладать. Сильное настолько, чтобы удерживать при себе мёртвое тело, спрятать и никогда не отпускать. Чем больше Лю Цингэ думал об этом, тем меньше понимал, как теперь ему быть. Но всё же их с Ло Бинхэ чувства к Шэнь Цинцю отличались. Лю Цингэ никогда не хотел получить от Шэнь Цинцю больше того, что тот готов был ему дать. Что касается Ло Бинхэ, он и раньше, уже после Цзиньланя, преследовал Шэнь Цинцю, желая всё большего... Даже не думая, что испытывает другой человек... Как это эгоистично. И ещё — жутко. Пусть в детстве Ло Бинхэ вдоволь хлебнул унижений, даёт ли это ему моральное право издеваться над другими и калечить чужие судьбы? Из мести ли или от нестерпимого желания заполнить чем-то внутреннюю пустоту, что будет разрастаться от таких действий лишь сильнее, пока не поглотит целиком на радость Синьмо? Чего он вообще не выбросит этот опасный меч, раз он ему так дорого обходится? Столь сильно жаждет оказаться на вершине двух миров? Стоит закрыть глаза на бесчинства Ло Бинхэ и позволить тому творить всё, что вздумается?.. Чего хотел бы Шэнь Цинцю? Лю Цингэ сжал кулаки и пообещал, вскинув глаза к Небу: — Я вернусь сюда. И следующий раз… он будет последним. Му Цинфан без улыбки кивнул: отличный настрой. Они с Юэ Цинъюанем никогда не сомневались в Лю Цингэ. Если он что-то для себя решил, то не отступится. Не в этот раз, так в следующий возьмёт желанную вершину. Казалось, в этом ему благоволит сама Судьба, зажигая манящую путеводную звезду. Будет ли она благосклонна и впредь? Подавив вздох, Му Цинфан крепче стиснул руки вокруг корпуса Лю Цингэ. Остывший за ночь ветер бывает нелёгким испытанием для измотанных путников: налетает порывом, сбивая с ног прямо на промёрзшую землю. Стоило ему начать снижаться от усталости, Лю Цингэ положил свои тёплые руки поверх его ладоней и передал ровную, тягучую, точно расплавленная сталь, энергию ци. Меч тут же поднялся выше и припустил чуть ли не в два раза быстрее. Немного замедлиться пришлось только, когда они всё же влетели в бурю. Лю Цингэ подставил лицо холодным каплям, не замечая, как немеют пальцы. По телу, казалось, пробегали электрические разряды, заставляя покрываться мурашками и пробуждая. Вкус дождя на языке ощущался просто потрясающе. Только сейчас Лю Цингэ смог ощутить глубокое спокойствие, почти умиротворение. Он свободен. По-настоящму, с громом в груди и ветром в хвосте. И больше не позволит себе сомневаться, медлить и ждать неизвестно что. Он положит этому конец, вновь сразившись с Ло Бинхэ — и на этот раз он обрушится безжалостной бурей, сметая на своём пути любые препятствия.До пробуждения Шэнь Цинцю остался год...