Чтобы меня не открыли, не разоблачили, не разворошили

И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо. Быт. 1:25

       — …да-да! И на лапах — перепонки. Ну, то есть, у него одновременно и шерсть, как у зверя, и что-то вроде клюва, — полный энтузиазма и восторга голос Гавриила был слышен, наверное, в самых отдаленных уголках Небес. И, наверное, в этих самых уголках его голос не казался таким громким. Чемпионом по части громыхания был Метатрон со своим режимом «азм-есть-глас-Божий-внемлите-мне», от которого в ангельски ушах начинало звенеть. Гавриил же… Его и его историй просто было слишком много, особенно в этот совершенно неожиданный перерыв в Творении.        Но по какому-то еще несуществующему и несформулированному закону бытия, Вельзевул сейчас находилась куда ближе к слишком счастливому архангелу — Богиня, почему она даже его ранг запомнила, они всего лишь какое-то зверье рядом сотворили — чем ей хотелось бы. Пожалуй, даже меньше, чем в паре шагов. Крылья Гавриил сложить даже не подумал, и любое его движение поднимало едва ли не ветер, который беззастенчиво трепал волосы Вельзевул.        Ангелам не пристало испытывать неудобства. Ангелам следует вместе радоваться новым благим делам и творениям, ибо это есть Замысел Его…        Нет, радость Гавриила — как и его желание сообщить всему сущему о своих успехах, — была для Вельзевул очень понятна и даже близка. Ситуация с солнцем и пламенной короной это доказывала: небольшое непрошеное и непредусмотренное проектом чудо ее слишком увлекло. Только о своем достижении Вельзевул следовало молчать — или хотя бы не болтать о нем с теми, кто точно не поймет.        Но о Солнце Вельзевул не заговорила даже с Люцифером.        Тем самым Люцифером, что сейчас особенно благородно развалился на чересчур плотном облаке, так смиренно сотворенном им самим ради удобства, и крутил в руках чашу с эфирной субстанцией — так, мелочи, что-то вроде преобразованной благодати. Нет, в конечном итоге все — даже более удобное, нежели функциональное облако, — делалось ради любви, ибо любовь легче испытывать, когда тебе комфортно. К тому же, у каждого свой способ соблюдать запрет испытывать неудобства, а осудить Люцифера и вовсе никто не посмеет. Заметно намокшие перья в его крыльях изящно топорщились, подол простого балахона почтительно трепал ветер, а сам Возлюбленный ангел Богини блаженно жмурился, подставляя веснушчатые щеки солнцу.        Тепло, похоже, пришлось по душе и ему.        За прошедшие пять с небольшим дней Богиня ни разу открыто не позволяла им остановить работу. И вдруг Метатрон говорит, что всем велено отдохнуть.        Если ангелы не устают, зачем все эти истории с отдыхом?        Хрустнув плечами — стоявшая в стороне Уриил заметно скривилась от звука и демонстративно выпрямила спину — и следуя примеру Люцифера, Вельзевул устроила поудобнее крылья, подставляя теплым солнечным лучам и освежающему ветру каждое перышко. В конце концов, если ты эфирное создание, это еще не значит, что ты ничего не чувствуешь. И нечего кривиться: лгать хуже, чем предаваться мелким радостям, не связанным с Божественным Замыслом. Хотя, кажется, Вельзевул еще ни разу не слышала, чтобы хоть кто-то врал.        — …и такой хвост-хлопалка. Вот как… Точно, как у рыбы, если на воздух вытащить, такой же звук. Шлепанье, да, — с заметным оттенком гордости продолжал Гавриил, воодушевленный одобрительным кивком Уриила. Вельзевул на это улыбнулась и легонько пошевелила пальцами босых ног.        — Утконосы, единороги… — все также не открывая глаз подал вдруг голос Люцифер. — Слышала, Хастур рыбу сотворил, которая в пересохшем болоте выжить может, если воды не станет. Плавниками ее всю облепил… в самых неожиданных местах.        — Хастур? — Вельзевул нахмурилась, удивленная не столько именем, сколько тоном Люцифера: тот говорил слишком тихо. Только ей. И явно начал с чего-то не слишком значимого.        — Ага. Такой… высокий, в потертом балахоне. Смеется еще, будто лягушку проглотил. Кажется, западные земли устраивать помогал, — почти фыркнул Люцифер, в очередной раз так степенно дернув крылом, что одно из перьев благородно спланировало вниз, теряясь между клубов облака.        — О. Точно.        — Не понимаю, в какой момент Она объявила конкурс на самое причудливое живое существо, — с заметной грустью протянул вдруг Люцифер, заставляя Вельзевул ошеломленно распахнуть глаза. — Перед перерывом с ней говорил. Кракена создавали. Это такой большой кальмар с кучей шупалец, размером с трех китов, а еще…        — Зачем? — поежилась Вельзевул, но продолжила. — Непостижимый план, масштабный проект, это я могу понять. Зачем Хастур такую рыбу сотворил — тоже. Даже утконоса…        — Утконоса сложно понять, — сочувственно кивнул Люцифер.        — Гавриил недавно уронил енота. Теперь боится, что зверь ударится… — Вельзевул беспомощно развела руками, одарив так и не умолкшего Гавриила почти сочувственным взглядом. — Видимо, для того и клюв.        — Утиный клюв? — Люцифер приподнял бровь.        — Он не совсем утиный… То есть… Господи.        — Не упоминай ее имя всуе, — назидательно шепнул Люцифер, все еще улыбаясь. — Утконос так утконос, версию Гавриила все мы имели счастье послушать, больше не хочется. Не обижайся, он славный и вообще, но… Не важно, все в порядке, мы лишь дети Божии и сердца наши открыты для Нее… Так что зачем?        — А, это, — покрасневшая от напоминания о надлежащем поведении Вельзевул заметно смутилась, но быстро с этим справилась. В конце-концов, сам Люцифер… иронизировал? То есть другими словами излагал правду. Немного более эмоциональными. Это все еще была не ложь, до нее на небесах еще не додумались. В конце-концов, каждый же мог найти в его словах истинный, пусть и сокрытый смысл. — Кракен. Я слышала, он в глубине морей останется.        Люцифер скривился.        — Ага. Создать огромную зверюгу… Или рыбину. В общем, огромную заразу, чтобы бросить ее на дно моря, которое… — Люцифер вдруг замолчал, чуть дернув головой, но вскоре с горечью продолжил: — И эта зверюга будет просто дремать. Какой смысл… Не подумай, я не оспариваю то, что Она придумала, только… Я спросил, а она мне — позже узнаешь.        Вельзевул поежилась, складывая крылья. Странно было ощущать одновременно щенячий — собак и прочую мелочь уже создали — восторг Гавриила и обиду Люцифера. Он больше всех работал над этим Проектом — пусть к придумыванию его тоже не допустили, — пытался следить за тем, чтобы этапы работы завершались… Не преуспел, конечно: работа над твердью до сих пор велась, местами среди скал до сих пор полыхали огненные озера, а сотворить за полтора дня птиц, ползучих гадов и всяческое зверье в невообразимом многообразии в принципе было невозможно. И немудрено, что среди такой увлеченности и одержимости Богини новыми этапами среди ангелов поползли странные слухи.        — Значит, разговоры про хозяина для земных тварей — не выдумки? — Вельзевул как можно незаметнее придвинулась ближе.        — Если бы, — Люцифер сокрушенно опустил голову. — После перерыва Метатрон объявит.        — Оу. Неужели вообще все… — Вельзевул широко распахнула глаза, когда Люцифер кивнул. — Мне… Прости, я не понимаю. Непостижимость и все такое, Она, наверное, верит, что ее творения дальше справятся сами, но… Разве это тебе не кажется немного безответственным с ее стороны? Она их почти бросает. Или испытывает. Как назовешь.        — Ты где-нибудь видишь херувимов? — не глядя на Вельзевул, прошептал Люцифер и широко улыбнулся заговорившей о своих созданиях Уриилу. Та покраснела и сбивчиво что-то залепетала, снова переводя взгляд на других ангелов. Люцифер довольно расправил плечи — послышался легкий хруст — и заговорил снова, почти не шевеля губами. — Вот именно. Они ему помогают, пока мы тут опытом делимся. Первое время это создание… Человек. Он будет жить здесь, но уже сейчас для него готовят место поудобнее. Более подходящее. Он будет… Как животные. Не эфирный совсем, его тело из праха. То есть в нем будет это эфирное, но внутри. Внутри тела.        — Она дает зверю сознание?        — В том и дело. Говорю же, это будет не зверь, — все также шепотом бормотал Люцифер. — Это новое существо, свободное действовать как вздумается. И я даже не уверен, обяжет ли Богиня человека помогать с ее Планами или Проектом. Она, конечно, должна знать, что из этого получится, это Ее идея… Но ничего хорошего я в этом не вижу.        — Еще бы, материальное создание, которое само решает, как ему… — Вельзевул вдруг показалось, что ее окунули в ледяную воду. В другое время она бы решила, что это та же любовь, только к старому и привычному, а о человеке они ничего от Богини еще не узнали… Но нет. Это была не любовь. Это был ужас.        Погруженная в нестерпимый липкий страх, Вельзевул даже не поняла, в какой момент молчаливо согласилась с Люцифером, который впервые за существование мира не одобрил дела Богини. Неслыханно и недопустимо для ангела. Против самой и природы…        Люцифер выпрямился, сложив крылья, искоса взглянул на болтающего ободрительные слова Михаилу Гавриила и вдруг наклонился к самому уху Вельзевула.        — Это еще не самое… невероятное. Она хочет, чтобы мы признали совершенство этих новых тварей, признали их превосходство над нами…        — Что? — от возмущения Вельзевул почти забыла, что говорить следует тише. — Это совершенно неприемлемо. Разве… Они же как звери.        — Я пытался ей объяснить, что этого не поймут, — быстро зашептал Люцифер. — И даже попытался поговорить с парой ангелов. Откуда, как ты думаешь, все эти разговоры. Только все считают, что для начала нужно взглянуть на этого человека, а потом уже решать. А потом может быть поздно. Материальное нечто будет бегать по земле, пугать… утконосов и единорогов, топтать траву, веселиться без всякой почтительности к самой Богине. А она окажется слишком всепрощающей, чтобы исправить свою ошибку.        — Не обязательно, — вдумчиво заговорила Вельзевул. Это сейчас все считают, что все обойдется, не представляют масштабов этой непостижимой чепу… этой непостижимости. — Если ангелы поймут — по-настоящему поймут, — что им предлагают, и если они найдут в себе смелость возразить… Даже Она послушает нас, если нас будет много. Даст нам возможность наставить это… сознательное творение на путь истинный.        Люцифер чуть прищурился, с интересом вглядываясь в лицо Вельзевул. Та повела плечами: пожалуй, ей было неуютно. Вельзевул не знала, о чем именно думал сейчас Люцифер, но ощущения не обманывали: он ей доверял. Не так, как принято среди ангелов — здесь все друг другу доверяли, беззаветно любили, а о лжи или пакостях никто не слышал, — а куда сильнее. Он был в ней уверен.        А еще он только что задумал что-то очень серьезное. И опасное.        — Знаешь, мы можем поговорить с кем-нибудь еще. Заранее. Есть херувим, его имя Астарот. Он… — договорить Люциферу не дал плюхнувшийся рядом Гавриил.        — Слышали уже про творения Михаила и Лигура? Метатрон их заметил, говорит, что это нужно с Богиней обсудить, — Гавриил сочувственно нахмурил брови. — Такой недовольный, а у Лигура еще из-за зыбучих песков были проблемы… Да что мы о таком, уверен, Богиня решит все лучшим образом. Кракен, да?        — Кракен. Будет дремать на дне морском, ожидая, когда ему дозволено будет исполнить свою роль в Божественном Замысле, как и все наши творения, — насмешливо улыбнулся Люцифер: судя по всему, сама мысль о Гаврииловом утконосе вызывала у него смех. — Твоя идея с хвостом — оригинальная идея. Шерсть и чешуя, неплохо. К слову о творениях, я так и не спросил у Вельзевул…        От Гавриила повеяло таким восторгом, что у Вельзевул волосы встали дыбом.        — А ты разве не знаешь? Они такие славные получились, а главное… — начал было Гавриил, но замолчал, стоило ему заметить, как перекосило лицо Вельзевула.        — Славные? — Люцифер улыбнулся шире, явно дожидаясь, пока кто-нибудь ему расскажет. Уриил открыто засмеялась.        — Броненосцы, — обреченно прошептала Вельзевул. — Несуразные и неуклюжие получились. Уши больше головы. Зато ни одна тварь их панцирь не прокусит.        — Я когда их увидел, подумал, что это такой сильно ушастый опоссум, только без шерсти, а в особенной чешуе… — вновь принялся рассказывать Гавриил, буквально заливая всех вокруг своим энтузиазмом. Среди таких эмоций впору было выплескивать благодать: лучшего питания, чем его всеобъемлющая радость за ближнего, ангелы получить просто не могли.        — Пожалуй, в необъявленном конкурсе на самое странное существо победят Михаил с Лигуром, — шепнул Люцифер, искренне улыбаясь. — Это ж надо было додуматься… Не то чтобы это проявление фантазии, но явно что-то совершенно необычное. Только зря они объединили два вида, нарочно разведенные Богиней, Ей это придется не по нраву.        То самое странное существо — истошно орущее, величиной с небольшого страуса, — стремительно бежало мимо беседующих ангелов, размахивая огромными несуразными цветастыми крыльями и спешно перебирая сильными лапами с перепонками. Клюв его — явно птичий — украшали многочисленные зубы, вызывая невольные ассоциации с крокодилом. Голая тощая шея забавно контрастировала с пернатой тушкой и будто бы мохнатыми лапами, вязнущими в плотном облаке. Тварь отчаянно пыталась взлететь, но не слишком хорошо приспособленные для полетов крылья позволяли ей лишь самую малость подняться над поверхностью. Не стоило и говорить, что в совокупности с сильными ногами внешний вид птицеящера (а это был именно он) указывал: это не столько полет, сколько высокие прыжки.        Темноволосый ангел по имени Лигур бежал следом. Не оставалось сомнений, что он пытается поймать эту тварюшку. Второй виновник — и по совместительству другая кандидатура для испытания на своей шкуре гнева не столько Божьего, сколько гнева Метатрона, — Михаил, с виноватым видом плелся следом.        Вельзевул одолевали противоречивые чувства.        Неспособный взлететь птицеящер заставлял задуматься о собственных крыльях и том, как, наверное, невыносимо было бы их потерять.