Чтобы меня не открыли, не разоблачили, не разворошили

       Сколько бы позднее не твердили об обратном, ночью край земной тверди даже в мерцающем свете Луны выглядел совершенно неромантично и негостеприимно.        Погруженная в тяжелые думы Вельзевул плелась по каменистой поверхности обрыва, не пытаясь обойти особенно острые булыжники. Порывы ледяного ветра — контраст после изведанного на небесах тепла ощущался особенно сильно, — топорщили перья и едва ли не опрокидывали служебное тело, которое пришлось получить специально для посещений планеты. Метатрон, следуя воле Богини, позволил ангелам эти тела менять — с оговоркой о необходимости таких изменений согласно Ее Плану. Бессмысленное правило, учитывая, что всех деталей Плана никто не знал. Недолго думая, Вельзевул решила последовать логике Люцифера: если Она сотворила ветер, но позволила посещать планету, навряд ли ангелам следовало терять контроль над своими перемещениями. Так что шесть крыльев пришлось спрятать, оставить лишь два, и те скорее по привычке — непривычно было балансировать в материальной оболочке без чего-то за спиной.        Словно наточенные нарочно грани камней терзали босые ступни, но на незнакомое ощущение, похожее на жжение и покалывание, Вельзевул не обращала внимания. Хвала Богине, до ограничений на чудеса никто до сих пор не додумался, так что все приобретенные изъяны оболочки легко можно будет исправить. К тому же, она на этой планете, а не на небесах, значит — в командировке, выполняет свою работу… Формально день еще не закончился.        Земля — или, пожалуй, скала, — заканчивалась вовсе не обрывом, как можно было предположить. Поверхность, усеянная многочисленными пиками и впадинами, изящной, пусть и ломаной, линией шла вниз, точно стена неглубокой чаши. Слишком рельефной чаши, следовало признать.        И чашу эту до самого горизонта, куда только могло дотянуться ангельское зрение, наполнял жидкий кипящий огонь. Булькающее пламя заставляло вспомнить о Солнце, однако не вызывало тех же ощущений. Огромные пузыри из лавы и раскаленной серы тут и там лениво надувались и лопались, оставляя после себя лишь мелкие брызги, озаряющие темный ночной воздух.        Не слишком очаровательное и обнадеживающее зрелище, учитывая привлекательное и интригующее описание земной поверхности в Проекте.        Признаться, тут даже пахло преотвратительно. Сера и дым.        Хотя заикнись они — Вельзевул сама толком не поняла, в какой момент их с Люцифером компания задумавшихся о проблемах сотворения мира пополнилась еще несколькими ангелами, — о подобном наверху, пришлось бы выслушивать поучительно-наставительную речь о необходимости возлюбить весь мир таким, какой он есть. Ибо неисповедимы пути… и все такое.        Богиня, да здесь плещется огромный бассейн пылающей серы, его огородить стоило в первую очередь, пока бестолковые утконосы и ехидны не прожарились во что-то совершенно неподобающее. Сбегутся же на тепло, на расцарапанные лапы внимания не обратят. Как их можно выпустить «жить, размножаться и населять землю», вы же несерьезно? Человек за ними уследит?        С его материальной составляющей, которая нарочно подчеркнута Богиней, со всей этой кожей, костями и кровью, человек сам окажется в опасности. Царствовать он будет, как же. Вельзевул, вон, и нескольких минут по скалам не шла, а уже ступни исколола, липкой кровью камни мажет. А она — ангел, святейший, мать его, серафим, их служебные тела понадежнее будут…        — Не подходи, эти брызги жгутся, — послышавшийся в темноте голос Люцифера казался слишком сосредоточенным. — Что слышно?        — Херувимы заняты оградой будущего сада. Для людей, — пропустившая мимо ушей совет Люцифера, Вельзевул шагнула ближе к жидкому пламени. — Уриил растениями увлеклась. Тебя искали.        Люцифер отчетливо хмыкнул, потянулся и уставился куда-то на север, расправляя крылья: граница земной тверди в тот же миг продвинулась дальше, отвоевывая у огня новую территорию.        — Пойдут слухи… — не сдавалась Вельзевул. К ним и без того проявляли слишком много интереса. Еще до заката к ней подошел Рафаил и эмоционально — кажется, даже слезы пустил, — принялся призывать одуматься, присмотреться, рассказывал о том, какие забавные эти люди, с какой любовью и невинностью на Богиню смотрят, какое их ждет невероятное будущее. Точно это объясняет приказ Богини склониться перед странной материальной парочкой. Хотя, пожалуй, в женщине было чуть больше живого интереса к миру, чем в мужчине. Взгляд более осмысленный.        — Они и так ходят. Ангелам нужно о чем-то болтать за порцией эфирной субстанции, — махнул рукой Люцифер и прислушался к происходящему. — Пока там, наверху, хватаются за новые инициативы, никто даже не подумал отделить опасное пространство скалой. А если человек случайно тут окажется и свалится в эту бурлящую жижу, нам всем достанется посильнее, чем Лигуру. Скажут — эй, Люцифер, ты же преданнейший ангел мой, как ты мог не уследить за тем, что я доверила тебе. А вы, Вельзевул, Астарот, Асмодей, вы не были уверены в человеке самого начала, так почему же не приглядывали, разве не в этом ваше предназначение…        Привыкшая к таким вольностям со стороны Люцифера, Вельзевул лишь горько усмехнулась, вытягивая шею: новый пузырь из лавы надувался совсем близко.        — Думаю, Она посчитала бы это хорошим воспитательным моментом… Ай!        Огненный пузырь лопнул с громким хлопком, плюнув во все стороны сразу раскаленной серой. Под горящими брызгами камни на берегу затрещали и потрескались. Воздух наполнили клубы пара.        На крыло — хвала тебе, Богиня, что надоумила оставить только два из шести, — Вельзевула приземлилась обжигающая рыжая клякса, заставляя перья загореться. Люцифер спохватился слишком поздно, чтобы просчитать, откуда придет опасность — и закрыл их обоих лишь от еще одного лопнувшего пузыря. Огненное озеро чуть ли не довольно бурлило…        На Небесах им приходилось работать с огнем, и ни одно вещество не вело себя подобным образом, просто не могло причинить вреда, — все так думали. Разве был повод подозревать, что это позабытое в горячке сотворения мира озеро окажется способным на такое? Перья вспыхнули раньше, чем Вельзевул поняла, что именно произошло. Еще более противный запах — куда до него аромату раскаленной серы и металла, наполнявшему здесь воздух — проникал в ноздри и легкие. От невыносимой боли — она и не помышляла, что ангелы могут ощущать подобное, — Вельзевул взвыла.        Ее крылья.        Волна паники затопила сознание. Она не может потерять крылья. Не может дать им сгореть, она же ангел, как она останется без крыльев, как объяснит, что с ними случилось, их невозможно восстановить, они — суть любого эфирного существа… А от одной мысли о сочувствующей физиономии Гавриила стало тошно. Она должна что-нибудь сделать, какое-нибудь чудо. Это должно быть ей под силу, только пожелать, одно маленькое чудо…        Она не могла сконцентрироваться, пока ее перья горели, тлели и дымились.        Нет. Только не это. Что угодно, только не это.        И без того не слишком отчетливо видимый мир вокруг превратился в расплывчатое нечто.        — Вельзевул? Эй, да что с тобой? — полный неподдельного беспокойства голос — кажется, это был не Люцифер, а… Дагон? — Эй, все в порядке. Пара перьев — не страшно. Спишем на случайность, Метатрон с Рафаилом не узнают.        Вельзевул вдруг поняла, что сидит прямо на камнях довольно далеко от огненного озера, в плечо ей впивается рука Люцифера, а вокруг стоят другие ангелы — из их маленькой компании сомневающихся относительно Проекта ребят.        — Кто-нибудь объяснит мне, что это за… Это же невозможно, — от волнения голос Хастура был слишком высоким. И без того кажущийся потрепанным со своими взъерошенными белесыми волосами, Хастур с опаской смотрел в сторону огня, то и дело тыкая в него пальцем, сминая пыльный балахон в районе груди. — Крылья же нематериальные. Они не могут гореть. Они эфирные, почему огонь…        Обменявшийся с Люцифером обеспокоенными взглядами Астарот вдруг отвесил Хастуру оплеуху. И, похоже, только что изобрел совершенно новый метод приведения в чувство эфирных существ, потому что Хастур замолчал.        — Мы тоже это видим, не обязательно все комментировать, — взмахнув крыльями, пробормотал Астарот. На почерневшие и обгоревшие перья он смотрел с каким-то болезненным любопытством, только ангельского истинного зрения и не применял.        — Значит, возможно, — не скрывая тревоги в голосе, заговорил Люцифер. С заметным беспокойством он следил, как Вельзевул нетвердо поднимается на ноги, чем сильно ее нервировал. Благодарить его за помощь внезапно расхотелось: всеобщий приступ тревоги, сочувствия и внимания был не слишком приятен. Признать собственную слабость перед чем-то казалось недопустимым. Точно в насмешку, боль еще не прошла, пульсируя даже не в материальном, а в ангельском теле.        — Нечего тут обсуждать, — Вельзевул поморщилась и, пытаясь не слишком шевелить крыльями, вдруг извернулась, выдирая опаленные перья. — Досоздать землю в ближайшее время и без разрешения мы не можем, надо хотя бы ограждение какое придумать. Не приведи Богиня, какой-нибудь слишком любопытный ангел сюда один забредет.        — Эта штука может нас даже не развоплотить, а повергнуть в небытие, — зарычал вдруг Лигур. — Мы не какая-то неудачная попытка творить, мы ангелы, мы Ее опора, орудие в руках Ее, а Она создает… такое. Это что, тоже часть ее Замысла? Это я тоже упустил и где-то записано, что в мире не должно быть зыбучих песков, птицеящеров, но должен быть огонь, пожирающий ангелов? Мы можем сами…        — Нет, — отчеканил побагровевший вдруг Люцифер. — Она предупреждала всех, что стоит быть осторожнее, и здесь не следовало появляться никому, кроме меня.        Распалившийся Лигур исподлобья взглянул на Люцифера, явно желая ответить что-то совершенно неделикатное.        — Никого из нас сюда не посылали, это верно, — кивнула Вельзевул, вдохнув поглубже. В третий раз Лигур обычным выговором не отделается, а с его вздорным характером пойти к Метатрону и высказать свое возмущение ничего не стоит.        Похоже, Михаил думала о чем-то похожем. На короткое мгновение ее пальцы сомкнулись на запястье Лигура, точно успокаивая излишне темпераментного ангела.        — Я пойду к Ней завтра и поговорю. С самого утра, — Люцифер выпрямился, недолго помолчал, все еще искоса поглядывая на чернеющее пятно среди перьев Вельзевул, и вдруг обратился к Лигуру, будто пытаясь извиниться за недавнюю грубость. — К слову, ваш с Михаилом птицеящер был забавным. Зря они его обратили в ничто. В конце-концов, если уж они оставили муравьеда…        Все ангелы дружно усмехнулись. Из-за своего муравьеда Рафаил поднял шум на целые небеса, так что Метатрону ничего не оставалось, как согласиться. И навряд ли главный аргумент Рафаила — о длинном языке, из-за которого будто бы невзлюбили его творение, — стал тут решающим. Всем без исключения показалось, что Метатрон впервые в жизни поддался… правилу о том, что ангел не должен испытывать неудобств.        — Ого. Какое озеро, — новый голос, полный ошеломленного восторга, послышался совсем рядом. — С этого берега упасть недолго, сюда же нельзя никого пускать. Ребята, вы для этого сюда пришли?        Предусмотрительно обмотавший ноги служебного тела в какие-то листья, Гавриил торопливо направлялся к ним, хлопая крыльями.        — Припозднился немного, извините, — Гавриил вдруг остановился и прищурился: скалистый берег вдруг затрясся и вздыбился, прирастая внушительной отвесной каменной стеной. — Не думал, что это место так нужно обустроить, что Богиня решит собрать тут нас всех. Тем более так. Эти ощущения…        Вельзевул, забывая о не прошедшей до конца боли и пятнах гари на крыльях, зачарованно уставилась на созданную Гавриилом стену.        — Богиня велела всем собраться? — испуганно прошелестела Михаил, выпуская руку Лигура.        — Эм… А разве нет? — Гавриил мотнул головой. — Тут ощущалось что-то необычное, я и… Оу. А что случилось?        Люцифер легким щелчком обратил выдранные Вельзевулом перья в пыль:        — Исследуем опасности мира на себе. Хорошая работа, мы как раз обсуждали стены, — он одобрительно кивнул в сторону барьера.        — Да? И что вы придумали? — с искренним любопытством начал было Гавриил, как вдруг замер и ошарашенно захлопал глазами. — Кого-то уже обожгло? О Господи. Надо всем пойти к Ней… Нет, Она занята, вы в курсе, человек и его обустройство. Если мы все пойдем к Метатрону…        — Я завтра с Ней поговорю, — повторяя уже данное сегодня обещание, Люцифер казался раздраженным. — Она ничего подобного не планировала, уверен, это глупая случайность. Или попытка нас чему-то научить. Не будем… Не будем сомневаться в ее поступках, когда есть кое-что серьезнее. Человек. Он еще более уязвим, чем мы с вами. Нам нужно убедить Ее, что давать человеку власть — слишком рано. Все, расходимся, новый день близится.        Вельзевул недовольно поежилась, ощущая, как Люцифер читает ее эмоции. Да, ей все еще было больно, но это совершенно не повод считать ее слабее. Перья к восходу солнца она восстановит, а в следующий раз будет внимательнее. И не позволит себе такой беспомощности.        Но раз уж Люцифер так открыто копается в ее эфирном сознании, можно ответить тем же.        Вельзевул шмыгнула носом, настраиваясь на ангела и… Почувствовала, как в физическом ее теле в жилах стынет кровь. Люцифер был… Почти в ярости.        Ангелы не должны чувствовать боль. Не должны быть настолько уязвимы. Зачем Ей создавать субстанцию, что может уничтожить главных Ее помощников, тех, чья любовь к Ней неизмерима? Чтобы заменить их людьми? Как объяснить Ей, что Она ошибается, если Она никогда и никого не слушает? Но их общая Мать заблуждается, ради общего блага они должны говорить…        Самое страшное было в том, что Люцифер не смел даже додумать в своей голове.        Если Она их не послушает, если прогневается, то может их уничтожить. Но и они пойдут до конца. Нельзя закрывать на такие вещи глаза, нужно защитить остальных, в этом и смысл их существования. Защищать — разве не означает это проявлять любовь?        Они будут возражать, но это запрещено. И кто знает, куда их это заведет.        Чужая мысль безжалостно вторглась в сознание Вельзевула.        Любой из ангелов всегда может отступить. Она пожурит и простит.        Вельзевул усмехнулась и решительно мотнула головой.        Люцифер может и дальше ей доверять: она не отступит, а чем все закончится — не имеет значения.