Чтобы меня не открыли, не разоблачили, не разворошили

       С первыми лучами солнца Метатрон снова собрал всех у ворот Эдема… Ну как собрал. Громыхнул своим излюбленным голосом «Азм-есть-глас-Богини-внемлите-мне-срочное-совещание-не-опаздывать», ангельское свечение поярче сделал — точно мало им обжигающего красноватого солнечного блеска — и воспарил над холодными камнями. Совсем невысоко, если не приглядываться — не заметишь.        Заметили все, кто соизволил (все равно Метатрон сообщал важные вещи в одной-единственной громоподобной манере, вблизи уши закладывало) прийти. Даже Гавриил (у Вельзевул была прекрасная возможность это оценить — архангел с утра к ней буквально приклеился). Хлопнул фиолетовыми глазами, буркнул что-то сочувственное о жуткой влажности в этом зеленеющем саду и расплодившихся шустрых насекомых… Бесчисленных и прекрасных в своей мохнолапости.        Метатрон заметно поежился, цепляясь за рукава форменного балахона (золотистая вышивка по статусу была положена, как и Люциферу. Вот только сам Люц обходился обычной белой хламидой) и взмыл еще немного выше.        Гавриил, странно надувшись, поджал губы. Вельзевул и сама лишь чудом удержалась, чтобы не засмеяться, но совершенно точно избавилась от того мрачного ощущения беспомощности, что не отпускало ее с самого путешествия к огненному озеру. У нескольких ангелов — не в первых рядах — выдержки оказалось еще меньше: поползли полные веселья шепотки, а незнакомый рыжий ангел под яблоней и вовсе захохотал в голос, искоса взглянув на невысокого херувима, разгуливавшего у Восточных Ворот.        Смущенный весельем (или, вероятнее всего, причиной веселья) подчиненных Метатрон насупился, вызывая новую волну хохота: это выражение лица совершенно не вязалось с его обликом почтенного праведника. Преисполнившись праведного гнева, он уже почти решился ступить на благословленные Богиней камни райского сада… Надо же было так не вовремя на них объявиться до сих пор непоименованной тысяченогой, длинной что перечень добродетелей ангелов, гусенице. На солнце погреться захотела, божье создание, а тут еще столько благодатного света. В священном ужасе — не иначе как от того, что мог раздавить несуразную и, безусловно, полезную гусеницу, — Метатрон вознесся еще выше, сдавленно булькнул, точно подавившись, откашлялся, после чего прогрохотал, что седьмой день объявлен Богиней святым, всем полагается отдыхать, и исчез.        На Небеса полетел. Жаловаться на расхлябанных и безответственных ангелов, не иначе.        Широко улыбаясь, Вельзевул — сама не понимая зачем, — без особых мыслей следила за рванувшей прочь с камней гусеницей. Та, обеспечивая себе настоящее купание в прохладной утренней росе, побежала среди зелени…        Прямиком к прячущему улыбку Гавриилу.        Что-то подсказывало Вельзевул, что причиной подобного был вовсе не его архангельский магнетизм. Похоже, этим утром даже самые восторженные и смиренные дети Богини не желали выслушивать проповеди Метатрона.        Стоявший все это время в стороне Люцифер решительно тряхнул белоснежными кудрями и, не удостоив никого взглядом, также исчез, куда-то перемещаясь. Благостный момент растаял, и Вельзевул вновь почудилось что-то невнятное: в воздухе уже второй день к благодати Богини примешивалась неясная, тягучая неопределенность, вязкой эфирной субстанцией сдавливая виски.        Что-то происходило. Даже без их активного участия. Может, Великий План обзаводился новыми пунктами, а может, в голове Богини рождались новые идеи… Хвалебное песнопение, что затеяли особо впечатлительные ангелы, своей структурой смазывало все детали, и понять, ощущал ли Люцифер тревогу, когда уходил, особенно на таком расстоянии, становилось почти невозможно.        Вельзевул не было даровано умение предвидеть будущее, только немногим острее других ангелов чувствовать изменения в благодати и эфирной материи. Но сейчас… Провидение ли? Что-то грядет. Поговаривали, что Астарот умеет заглядывать чуть дальше настоящего — но сам он ни о чем подобном даже не заикался. А спрашивать нет смысла — промолчит: врать еще никто не умел.        Объявленный временем отдыха седьмой день с каждым мгновением казался все более тревожным, если не отвратительным.        Ангелы всех чинов и рангов степенно расходились: не всем нравилось прогуливаться по саду, на создание которого они потратили весь прошлый вечер. Нарочно скрывшиеся в тени Восточных Ворот (и привлекавшие такой таинственностью только больше внимания) Лигур и Михаил о чем-то спорили: чуточку более эмоционально, чем положено порядочным ангелам. Не слишком прислушиваясь — отголосок эмоций все равно царапнул по сознанию, очевидное беспокойство и решимость не разобрать было невозможно, — Вельзевул скользнула к уютной лужайке, которую вчера не только предусмотрительно обеспечила тенью от плодовых деревьев, но и открыла для освежающих порывов ветра.        В одиночестве — матерь великая, как сложно в этих райских кущах остаться наедине с самим собой, — Вельзевул не оставалась и минуты.        На лужайке появился Гавриил: в окружении нескольких броненосцев — зверьки, казалось, жались к его ногам, — и с не слишком довольным утконосом в руках. Как всегда, излучающий неподдельную радость, совершенно не понимающий идеи о личном пространстве и приглашениях…        Одно хорошо: своим светом и благодатью — как еще можно назвать этот эфирный шлейф, окутывающий любого ангела, — Гавриил затмевал глупое пульсирующее предчувствие тревоги.        Быть может, чтобы собраться с мыслями, вовсе не нужно искать уединения?        — Если ты сдавишь его хвост чуть сильнее, он начнет верещать, — Вельзевул со вздохом кивнула на недовольно перебирающего лапками утконоса в руках Гавриила. — Всеобъемлющая любовь — прекрасно и одобряемо, но для зверья этого слишком много.        — Ты только посмотри, как шерсть переливается, — Гавриил шагнул ближе к Вельзевул и на вытянутых руках протянул ей утконоса. Тот хлопнул глазами, щелкнул… клювом, уставился на Вельзевула, прекращая сучить лапами.        — Ага. Здорово, — кисло улыбнулась та, с опаской вглядываясь в крохотные темные глаза странной тварюшки. — И что он ест?        — Эм… Ну… — Гавриил нахмурил брови, продолжая едва ли не тыкать утконосом в лицо Вельзевулу. — Траву? Растения какие. Всем это велено есть, всем живым существам, и этим тоже. Хочешь яблоко? Не обязательно есть, они пахнут невероятно, хвала Богине за это чудо.        Утконос вдруг махнул хвостом и снова щелкнул клювом.        Вельзевул наконец поняла, зачем Гавриил притащил с собой все это зверье.        О великая Матерь всего сущего, благослови этого идиота-архангела с его непрошеной заботой.        — Я думала, ты их не для суши создавал, — с подозрением протянула Вельзевул, решившись двумя пальцами почесать зверенышу пузо.        Расплывшийся было в безмятежной улыбке Гавриил вдруг натянуто выпрямился, слишком сильно сдавив тельце утконоса. Тот пискнул, исхитрился шлепнуть Гавриила по руке — да так, что у архангела от неожиданности пальцы разжались. Обретший свободу утконос не пролетел и нескольких дюймов: Вельзевул инстинктивно подхватила все еще пищащее несуразное животное, которое тут же благодарно вцепилось в ее запястье.        Услышавшие шум и возню броненосцы воодушевленно заверещали, подпрыгивая на месте.        — Я на берегу реки стоял, он сам ко мне выбрался, — нарочито-беззаботно буркнул Гавриил. — А потом еще эти… Люди. Адам и Лилит, точно. Стояли на другом берегу, так смешно друг на друга руками размахивали, я… Ему шум не понравился. Утконосу. Я его и взял.        — А люди? — Вельзевул удобнее перехватила утконоса, усилием отцепив когтистые лапы от балахона.        — Ну… Она… Женщина которая. Меня разглядела и в лес убежала, а он за ней, — ответил Гавриил, сильно задумавшись.        — Ты стоял и смотрел? — Вельзевул еле удержалась от того, чтобы возвести глаза к небесам. — С утконосом в руках?        — Ну… Да. А что-то не так? — непонимающе протянул Гавриил под верещание разбушевавшихся броненосцев. Вельзевул была готова поклясться, что о таких повадках она и не задумалась, когда создавала этих… Ушастых крыс в панцирях.        — Все не так. Богиня сделала их самостоятельными и…        — И потому поставила у Ворот херувимов, а нам сказала приглядывать? — перебил ее Гавриил, прищурившись и снова расплываясь в улыбке. — Мы же ангелы. Просто эта Лилит не привыкла, что с них взять. Ты знала, что эти люди говорили так же эмоционально, как Михаил с Лигуром? Это забавно. Они чем-то на нас похож… Эй!        Особенно нетерпеливый броненосец прыгнул выше — цепляясь когтями за ногу Гавриила чуть ниже колена. Конечно же, особым успехом попытка не увенчалась: коготь лишь немного распорол плоть на служебном теле архангела да разодрал балахон.        — Какой негодник, — щелчком пальцев вылечив царапину, хохотнул Гавриил и поднял броненосца на руки, заставляя Вельзевул замереть от беспокойства. — Но милый. Панцирь этот, уши… Ух. Еще и прыгают.        — Уверяю тебя, никаких прыжков я не задумывала, — ворчливо отозвалась Вельзевул, все еще думая о людях. Эти двое не существуют и дня, а уже… Что такого у них происходит? Вряд ли кому-то из них досталось за какую-нибудь человеческую версию птицеящера… К тому же, по заверениям Метатрона, люди не были способны творить чудеса. Или создавать что-то, подобно ангелам. Носятся себе нагишом по полянам да в воде бултыхаются.        Кажется, даже ее броненосцы разумнее.        — Ты им нравишься, — с неохотой констатировала Вельзевул, разглядывая, как три других броненосца прижались к ногам Гавриила, наконец-то успокоившись. — И этому с чешуйчатым хвостом — тоже. За шерсть только не тяни.        — Ты думаешь? — в фиолетовых глазах Гавриила мелькнул восторг. — Они, конечно, сами ко мне сбредаются, вот я и… Может, с людьми также получится. Что-нибудь слышно?        Неуклюжий вопрос Гавриила не вывел Вельзевул из равновесия.        — Сам знаешь. Ждем. Но Люц как-то долго у нее… — Вельзевул прикрыла глаза, опуская утконоса на землю, и прислушалась.        Порывы слишком холодного ветра трепали густую зелень деревьев. Солнце стало совсем чуть-чуть более красным. Как она могла сразу этого не заметить?        Тревога и беспокойство — но теперь уже за одного конкретного ангела — вернулись.        — Люцифер сможет убедить Богиню не принимать спешных решений по поводу людей, — участливо заметил Гавриил. Броненосец с любопытством обнюхивал его плечо, то и дело поднимая голову, огромными ушами задевая подбородок архангела.        — А если нет? — холодно бросила вдруг Вельзевул. Да, момент не слишком подходящий, но… Другого может не представиться. А Гавриил, при всех своих недостатках, был сильным архангелом. Слово его что-то, да значило. В конце-концов, чем он хуже Хастура или Михаила?        — Думаю, тогда… Тогда нам придется еще раз обдумать все, взвесить, — рассудительно начал Гавриил, вызывая у Вельзевул приступ раздражительности. — Попытаться получше понять идею с человеком. Наверняка в них что-то есть. Это же… Ее Великий План. Ей лучше знать.        — Ты серьезно? — ангельское спокойствие подвело Вельзевул: она чувствовала, как от сказанного Гавриилом у нее дернулась бровь.        — А зачем мне шутить?        — Хорошо, — Вельзевул быстро отвернулась, хватая ртом воздух и пытаясь успокоиться. — Хорошо. Но если в людях ничего нет? Если они… просто переоцененная идея? Что тогда? Ты будешь с нами или согласишься с Ней, хотя будешь понимать…        — Так. Мне это уже не нравится, — Гавриил выставил перед собой свободную руку, точно пытаясь провести границу. — Этот вопрос даже обсуждать нет смысла…        — Я и не обсуждаю. Мне нужно знать! — перебила его Вельзевул, стремительно разворачиваясь. — Она может ошибаться. Ты вчера видел. Этот огонь… Даже птицеящер! Кому он мешал? Что в нем противоречит Замыслу?        В наступившем молчании даже шелест листьев казался нестерпимым.        — Мне нужно подумать, — Гавриил сокрушенно опустил голову. — Я не могу отступить от своих братьев, но и от Нее отказаться… тоже. Давай… Давай дождемся Люцифера. Уверен, ты зря волнуешься.        Вельзевул плюхнулась на траву, машинально запуская руки в шерсть утконоса. Зверь клацнул клювом и странно заурчал.        Гавриил почти отказался. Шанс, что он изменит решение, еще есть, но…        — Святые ангелы мои! — красивый женский голос грустной мелодией зазвенел вдруг над райским садом, заставляя всех обратить взор к небу. Что-то отчаянное, пугающее и невыносимое примешивалось к этому чарующему звуку. Что-то, отзывающееся болью в сердце Вельзевул, будто сонм ангелов рыдал, оплакивая невосполнимую потерю. — Вы долго трудились. Наш Проект все ближе к завершению. Но в заботах и спешке нашей работы я и подумать не могла, что многие вещи, предстающие перед очами моими, потребуют вмешательства. Возлюбленный ангел наш, светлейший Люцифер напомнил мне… В заботе о людях я представила вас самим себе. И в несовершенном мире, который мы с вами еще только создаем, люди теперь в безопасности. Это ваша заслуга. Стены райского сада сберегут их. Но вы сами, ангелы мои… Пламя из недр земной тверди способно причинить вам зло, и не следует без необходимости подвергать вас опасности…        На лужайке из ниоткуда возник Люцифер. Глаза его горели невиданным огнем, руки тряслись, а белое сияние, окутывающее фигуру, казалось особенно ярким. Не сказав ни слова, он демонстративно кивнул, будто приглашая Вельзевул пойти следом, и скрылся между деревьями.        — Ты не пойдешь, да? Я перескажу, что услышу… — быстро шепнула Вельзевул, но Гавриил не услышал: слишком внимательно он вглядывался в небеса, точно надеясь разобрать там лик все еще говорившей Богини.        Не важно. Позже все обсудят.        Найти Люцифера труда не составило: он уселся на внушительный булыжник на соседней лужайке. Лицо его казалось слишком уж сосредоточенным, чтобы выражать настоящие эмоции. Вокруг собрались другие ангелы — не так уж и много, не больше двадцати.        — Остальных не ждем, преданнейшие уже собрались, — безжизненно процедил Люцифер, поднимая голову. — Она не уступит, по поводу людей Она все решила. Рассвирепела, когда я заикнулся о том, чтобы выбрать достойного ангела и поставить его над людьми, как Она возвысила человека над зверьем. Дала мне время подумать, а потом будет решать, что со мной делать. О вас я не сказал. Кто боится ее возможного гнева — пусть уйдет прямо сейчас.        Вельзевул с ужасом — о нет, мир в какой-то момент слишком изменился, чтобы все вокруг можно было описать через любовь и привязанности, — смотрела по сторонам. Пятеро ангелов. Три серафима, херувим и архангел. Даже не пожелали уточнить, что именно произошло, чем Она угрожала, просто ушли…        — Замечательно, — хрипло отозвался Астарот. — Теперь мы знаем, кого способностью думать обделили.        — Придется самим им растолковать, что к чему, но позже, — Вельзевул подошла ближе к Люциферу. — Она не понимает, что другие ангелы с тобой согласны…        — Она — Богиня, все вокруг творение рук Ее. Будь уверена, она прекрасно понимает, — безжалостно перебил ее Люцифер.        — Значит, недостаточно понимает, — отрезала Вельзевул, какой-то частью своей сущности испугавшись своих собственных слов. Уверенность в ней крепла с каждым мгновением, и что-то, похожее на уважение в глазах Люцифера, лишь придало ей сил. — Я пойду с тобой в следующий раз. Я слышала о людях, они уже… уже ссорятся. Им еще нечего делить, им ничего не угрожает и ничего не мешает, это в их природе — искать повод, чтобы… Это совершенно недостойно. У них есть этот выбор, и они в первый же день существования…        Вельзевул сбилась. Эмоции переполняли. Подтекст в словах Люцифера был предельно ясен: если не согласишься, канешь в небытие. Как бедняга птицеящер.        — Спасибо, — благодарно кивнул Люцифер. — Я и не сомневался. Среди вас приятнее, чем там, наверху. Ее свита как услышала, о чем я толкую, едва ли не перья выдирать принялась. Рыдают в три ручья, и Она сама еще так разочарованно головой трясет… Мы не люди, нам выбора никто не дает.        — И что же мы будем делать? — мрачно спросил Лигур. Вельзевул вздрогнула, когда не увидела рядом с ним Михаила, только Хастура. Не успел или решил не приходить? Асмодея тоже не было…        — Официально? — Люцифер скривил рот в странной усмешке. — Нам велено создать модель этого мира, через которую с Небес можно будет продолжать Творение. Не думаю, что мы и за месяц с этим управимся. Все для нас, возлюбленные мои ангелы, из заботы о наших неопаленных крыльях.        — А неофициально? — прошелестел Хастур, взъерошивая волосы и повторяя холодную усмешку Люцифера.        — Поговорим с ангелами. Объясним все. Присмотримся к людям, об их распрях в райском саду расскажем всем, — Люцифер сомкнул пальцы в замок и расправил крылья. — Мы можем продолжать слепо любить Ее, это наша природа, но слепо следовать Ее слову… Я больше не стану.        Самое страшное все-таки прозвучало. Отказаться исполнять волю Ее — недопустимо. Непростительно. Гневом Метатрона и выговором тут не ограничиться.        Их единственный шанс заключался в том, чтобы убедить как можно больше ангелов их поддержать. Всех Она не развеет. Она будет вынуждена к ним прислушаться.        Вельзевул ненадолго прикрыла глаза. В первую очередь нужно убедить Гавриила. Во что бы то ни стало. По части Божественного Замысла он как никто другой умеет располагать к себе самых фанатичных ангелов. Он им нужен.