Чтобы меня не открыли, не разоблачили, не разворошили

       Непривычно быстро для ангела — куда спешить эфирным созданиям, которые одной лишь силой своего желания могли оказаться в каком угодно месте, — Вельзевул шагала по райскому саду. Ветки многочисленных кустов — хвала Богине, что лишь некоторые из них были щедро одарены шипами, — то и дело били в лицо, но на удобные чудеса не оставалось ни времени, ни настроения — даже сконцентрироваться толком не получалось. Серый балахон ее окончательно измазался в зелени, в волосах запутались листья — наверное, даже Хастур к концу дня выглядит более подобающе, — но Вельзевул сейчас беспокоило только одно глупое пятно.        Мокрое пятно на грубом полотне балахона. Смятая в области плеч сероватая материя.        Сердце — может, не совсем сердце, но суть ее ангельского существа, — билось слишком сильно. Не нужно обладать особым даром, как у самой Вельзевул, чтобы почувствовать ее смятение, тревогу и… раздражение.        Да. Это было именно раздражение, а не какая-нибудь любовь к сдержанности у ангелов.        Вельзевул сейчас прекрасно понимала эмоции Люцифера. С минуту назад Уриил, услышав о людях и о необходимости переубедить Богиню, залилась слезами. Нет, не так. Разразилась самыми настоящими рыданиями, с воем и всхлипами, шмыганьем носом (прямо в форменный балахон Вельзевул), умоляющими объятиями, почти истерическими просьбами отступить, пророчествами о развоплощении… Будь оно все благословенно до скончания седьмого дня, это в самом деле вывело Вельзевул из себя. Потому что в каждой слезинке не ощущалось искренних чувств: лишь пульсирующая, заглушающая все мысль о правилах и должном поведении.        Уриил просто не слушала. Все аргументы — что о стену горох. А самое паршивое — ей и на человека было плевать. Вельзевул вовсе показалось, что Уриил не видела ничего страшного, если даже Адама и Лилит сожрет лев (не зря же ему сама Богиня такие клыки придумала, траву ими жевать не слишком удобно) или оба они провалятся в озеро раскаленной серы. Мысль эту — сказанную однажды полушепотом Сандальфоном — Вельзевул запомнила очень хорошо. Как и ее продолжение. Придется, конечно, оплакать забавное лысое и двуногое создание, и взяться за что-нибудь поинтереснее. Помохнатее, глазастее или с двумя хвостами.        Первая попытка отпихнуть Уриил не увенчалась успехом: она снова вцепилась в плечи Вельзевул, принялась возить мокрым носом по чужой одежде и выпрашивать возможность поговорить с Люцифером. Конечно же, чтобы убедить светлейшего покаяться.        Неудивительно, что сам Люцифер встречи с Уриил избегал. Прежде, чем в изящных формулировках переложить эту сомнительную честь на Вельзевул, Люц, нисколько не стыдясь своей откровенности, прямо сказал, что беседовать с Уриил станет, только если богиня решит небо черепами птицеящеров украсить. Интересный образ, конечно.        Вторая попытка оказалась чуть более удачной: пока Уриил размазывала сопли по служебному телу, Вельзевул спешно отступила в кусты. Жертвой стратегического отступления стали три свалившихся с веток ящерицы, перепуганный до крайности опоссум и разлетевшиеся пчелы.        Близился полдень седьмого дня от сотворения мира. Адам возмущался тому, что Лилит слишком много времени теребит гриву единорога, которую считал отвратительной. Броненосцы и утконос продолжали ошиваться вокруг Гавриила, который из-за охватившего его чувства тоски не нашел сил пойти к другим ангелам и остался на лужайке. Асмодей и Рафаил дружно распевали какой-то не слишком благостный гимн, посвященный творению в пятый день, то и дело путая слова. Рыжий ангел, развалившись под яблоней и глубоко задумавшись, немигающим взглядом наблюдал за ползающей змеей. Вельзевул же почти бежала через райский сад, надеясь, что не все ангелы в своих размышления ограничатся неоспоримостью сказанного Богиней.        Признаться, все это — от размышлений до отчаянных попыток кому-то что-то объяснить, — она делала не ради Люцифера, а ради глупой короны, пылающей там, в безграничной тьме небесных глубин, которую и разглядеть-то прямо сейчас отсюда невозможно. Из-за собственной минутной слабости, показавшей, насколько прекраснее может стать Проект, появись у других свобода домысливать.        Ради бестолкового утконоса с его птичьим клювом и звериным тельцем, которого в любой момент — случись у Богини дурное настроение, — могла настигнуть судьба птицеящера. Ради возможности искренне улыбнуться наигранной любви к следованию правилам Метатрона.        Ради того, чтобы на Небесах вновь ощущалась та, привычная, благодать, без горечи, тревог и бездумного трепета перед расстроенной Богиней.        Если какую-то идею разделяет большинство — разве это все еще предательство?        На мгновение остановившись, Вельзевул прикрыла глаза, чтобы перевести дух. У нее получалось убедить других, в воздухе с каждым мгновением ощущалось все больше одобрения, значит, и Люцифер с их компанией преуспевали.        Разве они многого желали? Разве просить о том, чтобы их милостивая Мать, светлейшая Владыка, их сердце и любовь прислушалась к ним? Разве это неправильно?        Или все дело в смирении?        — Эй! — перед Вельзевул вдруг появился Астарот, буквально хватая ее за руку. — Идем. Новости. Люцифер сказал найти тебя.        Конечно, кто еще из ангелов сумеет утащить с собой служебное тело другого ангела, ненароком его не распылив. От таких перемещений, правда, крылья зудились и в голове шумело, сам Астарот был последним, чью компанию сейчас бы выбрала Вельзевул, но раз уж дело срочное…        — Что про… — начала было Вельзевул, как только оказалась на лужайке. Дожидались ее всего пятеро ангелов. Сам Люцифер, исподлобья поглядывающий на все вокруг, нервно ломающий в руках сухие ветки Хастур, сминающая рукава ангельского балахона Дагон, мрачный, будто сама тьма поселилась в его глаза, Лигур и привалившийся к дереву отрешенно-беззаботный Велиал.        И Дагон, и Велиала в свое время к Люциферу привела именно Вельзевул. Нет, не за руку с рекомендациями в духе «О, Люц, мы с этими двумя ангелами работали над Австралией, а еще им тоже не нравится, что Богиня не позволяет нам придумывать документацию к Проекту». Лишь осторожно подтолкнула и вовремя заговорила о нужном. Сейчас Вельзевул приятно было понимать, что эти двое не испугались: она не ошиблась. С теми же Лигуром и Михаилом беседовали все вместе, но… Похоже, Михаилу хватило истории с птицеящером.        — Все отвратительно, вот что произошло, — грубо оборвал Вельзевул Люцифер, поднимаясь на ноги. — Ангелы с нами соглашаются, пусть и не все, но… Думаю, с нами выступить побоится от силы четверть. Самые исполнительные и считающие себя рассудительными, вроде Метатрона и Рафаила, даже слушать нас наотрез отказываются.        — Так в чем тогда дело? — нахмурилась Вельзевул, вспоминая отчаянные немелодичные вопли Рафаила и Асмодея. Одобрение ангелов им было необходимо, чем более значимым будет ангел в глазах богини, тем лучше. Это важнейшее условие…        Люцифер кивнул Хастуру.        — Слухи пошли, — булькающе откашлявшись, захрипел Хастур, на мгновение почти виновато опустив глаза, но тут же задирая нос выше. — Я проверил. Поспрашивал… Сандальфон видел, как Богиня сотворила нечто… Меч. Это называется меч. Похожее на палку. Окунула его в пламя озера, где ты… то есть… в этот бассейн, который архангел от всех стеной закрыл. Ничего хорошего это не обещало, я и пошел к Люциферу. В общем, рыжий ангел, который все в райском саду ошивается с самого создания этой грядки, сказал, будто этот меч отдали херувиму у ворот сада.        Велиал пробормотал что-то невнятное: судя по тону, далеко не слова молитвы. Астарот с неприкрытым интересом склонил голову, впиваясь потемневшим взглядом в Хастура. Вельзевул же почувствовала, как по спине пробежали мурашки.        Боль в крыльях давно прошла, но от рассказа Хастура где-то под перьями снова закололо.        — Ангелу, охраняющему врата райского сада, выдают штуку с огнем, который как минимум причиняет боль другим ангелам, — прошептала Вельзевул. — Тут и думать нечего, от кого райский сад защищать собрались. Вот что о нас думают. Мы в полнейшем…        — Мы в дерьме, — фыркнул Астарот, не слишком беспокоясь о выражения.        — Точнее не скажешь, — хмыкнул Люцифер. — Ситуация безрадостная. И твой вывод, Вельзевул, абсолютно правильный… Мне сообщили, что на Небесах знают о наших разговорах и мыслях по поводу людей. Кажется, там недобрым словом припоминают даже наше одобрение птицеящера. В деталях. А еще ходит слух, что Метатрон предлагает Богине нас исправить. Не совсем нас, а всех ангелов. Чтобы никто не нарушал правила.        — Кто-то рассказал о нашем плане? — подала голос Дагон.        — Ага. Кто угодно из двадцати тысяч ангелов, с которыми мы сегодня имели возможность побеседовать, — заскрежетал Велиал, раздраженно взглянув на Дагон. — Не хочешь выяснить, кто конкретно? А что, недолго, еще раз со всеми поболтаем, за шесть дней совместной работы не наговорились же…        — Хватит, Велиал, — легко перебила его Вельзевул, не дожидаясь, пока вмешается Люцифер. — О нас знают. Странно, что до сих пор на Небеса не вызвали.        — Интересно, а херувиму сказали, что это симпатичное пламя сотворить способно? — прищурился Астарот, подходя ближе к Вельзевул. — Как бы к вечеру твои крылья в наглядное пособие не превратили. И будет какой-нибудь архангел, опустим имя, возвышенно и радостно рассказывать другим ангелам, что был знаком с мучеником, потерявшим крылья ради всеобщего блага. Покроет позолотой каждое перышко, вывесит на воротах…        Вельзевул скрипнула зубами, сжимая кулаки.        — Богиня с ними, с крыльями, — холодно улыбнувшись, Вельзевул встала вплотную к Астароту. — Лишь бы с тобой в одной темнице не заперли. Лучше о мучениках слушать до скончания времен, чем твое нытье.        Нащупать самое болезненное место в эфирном теле Астарота оказалось не сложно, как и выбить из него в отместку за полунамек хорошую порцию укрепляющей саму суть ангела благодати.        — Будь так любезен, — продолжила Вельзевул все с той же холодной улыбкой, замечая в глазах Астарота страх, — в следующий раз не лезь не в свое дело.        Ничего серьезного, попаникует немного — и все восстановится. Пусть думает, что несет. Конечно, так с ангелами поступать не следовало, но… Астарот сам нарвался. Сам напомнил.        Вельзевул безуспешно пыталась успокоиться, но внезапно сменившая легкое раздражение ярость медленно заполняла все ее существо.        Огонь. Эта их милостивая Богиня слышала, Люцифер рассказал, что они напуганы. Что они беспокоятся за свои крылья. И все равно не обратила в небытие это пламя, лишь наоборот, создала оружие, вложила его в руки их брата… Она хочет, чтобы они шли друг против друга?        Новое ощущение захватило Вельзевул. В сотни раз сильнее ярости, оно опалило ей душу, мучительно царапая сердце.        Они не позволят этого с ними сделать. Они всего этого не хотели. Пусть исправляет их вид, пусть уничтожает каждого из несогласных с ней ангелов, существовать среди этого невыносимо.        Астарот дрожал, то и дело впиваясь ногтями в собственные предплечья. Бледен до невозможности: кажется, Вельзевул не рассчитала силы, и сама этого не поняла. Хотя для первого раза очень неплохо.        — Жаль, что так не все умеют, — Люцифер с интересом разглядывал хватающего воздуха Астарота, не выражая и капли сочувствия. — Нас с Вельзевул будет недостаточно, но это уже начало.        Ангел не может уничтожить ангела, это просто невозможно. Только Богиня в силах это сделать. Но причинить боль или покалечить… До этого момента о подобном никто не задумывался. Сейчас же…        Где-то глубоко в сознании Вельзевул черное солнце полыхнуло багряным.        Их хотят ударить побольнее. Любовь ко всему сущему, друг другу — все, что определяет ангелов. Они возражали против человека — не как идеи, лишь как самой непродуманной части плана, — из заботы о себе, о своих же… Любовь и породила весь этот кошмар.        У тех (и в какой момент она стала делить ангелов на тех и своих?) есть оружие. Богиня вручила его им. Своими милостивыми и всемогущими руками. Всеведущая Богиня, без желания которой не происходит совершенно ничего… Или происходит?        — Мы все равно не беспомощны, — Вельзевул гордо подняла голову: голос дрожал от переполнявших ее эмоций. Расправив крылья, она скользнула взглядом по своим ангелам. — Что мешает и нам сотворить себе эти мечи? Ее слово? Ее запрет? Она позволяет тем поднять на нас оружие. Но о Пламени мы знаем куда больше. Если мы захотим, мы можем его воссоздать сами. Может, даже обуздать его. Нам нужно время, но и ждать, пока Богиня решит нас уничтожить, мы не станем.        Хастур усмехнулся: в одно мгновение его глаза потемнели.        — Я за это возьмусь. Посмотрю издалека, что это за меч, — вкрадчивый сиплый голос его отмерил для Вельзевул точку невозврата. Они тоже будут готовить оружие. Теперь вина лежит и на них. — Лигур тоже пойдет. Лигур?        — Да, — холодно ответил тот: первое прозвучавшее с его стороны за весь импровизированный «совет» слово.        — Все в порядке? — Велиал настороженно нахмурился.        — В полнейшем, — едко бросил Лигур, скрипнув зубами. — Тебя не касается. Исправлять себя, как моего птицеящера, просто так я никому не дам. Еще указания? Надеюсь, в этой дивной компании обреченных разумных правил больше, чем в царстве всеобщей любви и добра.        — Астарот и Дагон пойдут с вами, — бросил Люцифер тоном, не терпящим возражений, не придавая большого значения сказанному Лигуром, — закроют вас от взора ангелов и помогут, если нужно. Велиал, приглядывай за Небесами, сообщай, если заметишь что-то странное. Вельзевул… Займешься теми, с кем еще не говорили. Не трать силы впустую, на Небесах все может пойти не так, как мы планируем. Нас поддерживает, несмотря на слухи, больше половины ангелов. Мы получим свое. Мы будем решать вопросы по Проекту вместе, и не… Не только Она может выбирать. И уничтожать мы никого не будем. Не для того все… создавалось.        Последние слова Люцифер даже не проговорил — прошипел. Такой решимости в его тоне, такой ярости Вельзевул еще никогда не слышала. Наверное, еще вчера его слова вселили бы в нее животный, неконтролируемый страх — это было не просто неуважение или неподобающее отношение. Это была крамола. Он оспаривал власть Богини. И они выбрали его сторону.        Они обречены. Если затея провалится, их обратят в ничто, как случайную ошибку.        Желания отступить так и не возникло: наоборот, хотелось отправиться на Небеса прямо сейчас.        К следующему утру либо они получат то, чего так желает Люцифер, либо их уничтожат. Изменить ничего нельзя, и Вельзевул все устраивало.        Она согласилась на это не ради Люцифера с его попыткой получить власть над новой идеей Богини. Только сейчас Вельзевул поняла, что именно этого он хотел с самого начала. Потому они все здесь. Он солгал — им, его ангелам, а может и самой Богине…        Какая, в сущности, разница.        Кого теперь волнует расположение Луны и Солнца или чешуя на хвосте утконоса.