Глава 40
30 июля 2019 г. в 18:10
Договариваясь с Небесами о безопасности для демонов во время погребения тела Адама Вельзевул была уверена: толпой на поверхность Падшие не повалят. Никакой привязанности к целому комплекту из души и тела демоны точно не испытывали. Да и перемены на земле не взбудоражили тех, кто долгие годы назад прочно обосновался в Аду. Кого внизу вообще интересовала материальная оболочка человека? Тем более если в одной из клеток заперта его душа, искушающая всех и каждого на подлости. Прекрасная возможность взглянуть, чего стоят пресловутое торжество духа над материей, сила раскаяния и всепрощения Небес, да и прочая возвышенная чепуха, в которую верят ангелы. Существуй на самом деле что-то из перечисленного, Адамову душу уберегли бы, не давая даже переступить порог Преисподней.
Реальность же сурова. И от нее не прикрыться разглагольствованиями о высоком. А демоны злопамятны.
Пожалуй, если бы не воля Вельзевул, душу человека, подтолкнувшего многих к мятежу, разодрали бы в клочья раньше, чем его бренное тело закопала любящая семья. И кто же в таком случае, дьявол их пересчитай на Небесах, тут милостивый? Кто решил, что не может обойти пару правил, изловчиться и забрать единожды оступившегося? Кто убежден, что человек недостаточно настрадался и отправил душу к демонам — тварям, которые каждой частичкой эфирного тела его ненавидит?
А так — в Преисподней, конечно, развлекаются, но без излишеств. Не все довольны — но кто их спрашивает? Ничего нового. Люциферу никто пожаловаться не решится. Да и пойти против слова Вельзевул — тоже.
Кроли — как всегда чертовски своевременно, даже удивительно, сколько полезного приносит это рыжее недоразумение, — прислал записку о времени погребения. Вельзевул порог Преисподней только и успела переступить, как часовой ее догнал: наверняка ангелы сами время только согласовали. Довольно разумно решили, что погребение состоится на закате субботы, то есть уже вечером. Наверняка в вечной жаре тело почтенного и праведного папаши-человека воняет хуже иной крысы.
Все-таки не своевременно помер Адам. Пятница, вечер, пока все детки собрались — уже и суббота. Работать нельзя, как велено Богиней: Адам, небось, даже из Преисподней бы возмутился, узнай, что его в священный седьмой день решили хоронить. А так — на закате, всех устроит, даже усопшего. Правило — формально — не нарушили: день-то завершился.
Довольно подробно (будто боялся, что демоны в людском мире заблудятся) Кроли писал и о месте погребения: на земле, где Адам был сотворен. Забавно, но Вельзевул даже не предполагала, что многострадальный прах для материального тела человека взят именно с того пригорка. Неразрешимая загадка: как вообще там Богиня с херувимами умудрилась наскрести хотя бы горсть чего-то, кроме камней… Вот оно, божественное чудо: среди абсолютного ничего найти что-то нужное и подходящее. Следите за руками, пока вас не обманули…
Люди и ангелы, пожалуй, чертовски предсказуемы и удивительно едины в своей любви к символам. Столетиями холм никого не интересовал, но теперь точно объявят этот клочок земли священным. Благословленная пустошь, на которой и трава-то не проклевывается. Хотя по такому случаю Наверху дадут добро на несколько чудес. С них станется превратить каменистую гору, обдуваемую со всех сторон горячими ветрами (будь проклята летящая в глаза пыль) в зеленую рощу с птицами. А если херувимы подтянутся, то наверняка еще что-нибудь со светилами намудрят: звезды в пляс пустят, луну в синий или оранжевый выкрасят. Дождь-то уже был, а все эти игры со светом Небесам нравятся.
Пожалуй, чтобы не любоваться торжеством отвратительного вкуса, придется реже поднимать глаза наверх. Или вовсе посидеть пару недель в Преисподней. Хотя с последним, похоже, ничего не получится: в семействе Каина в ближайшем будущем ожидаются самые разные события. Каждое — или почти каждое — из которых потребует участия Вельзевул.
Вечно от людей одни проблемы. Рождаются не вовремя, умирают тоже, а всю земную жизнь — даже не изощряясь специально — досаждают одним своим существованием. Развели на поверхности бурное нечто: споры, страсти, увеселения и тайны… Даже ангелов с демонами задело. Собственно, Вельзевул собиралась появиться на погребении вовсе не из каких-то сентиментальных ощущений (как тот же Каин, вспомнивший о существовании выставившего его за двери отца) или ненависти, смешанной со злорадством (дивный букет, исходящий от Лилит). На этом сухом пригорке соберется вся праведная семья, несколько проклятых человечишек и даже ангелы. Сомневаться не приходилось: пернатые тоже явятся, раз даже демоны изъявили желание присутствовать.
Вельзевул тоже появилась. Наверное, герцогу Преисподней вовсе не пристало пропускать такое: мало ли что случится. Оказалось, что она совершенно не ошиблась: вся праведная и неправедная компания собралась точно в срок. Не слишком приятная по части ощущений — да и звуков с запахами тоже — толпа в совершенно хаотичном порядке перемещалась по холму. Вельзевул повнимательнее посмотрела на происходящее — и решила, что совсем не понимает ничего.
Каждый из присутствующих знал, что Адам не исчез безвозвратно. Каждый понимал, что так называемая человеческая смерть не сулит ничего окончательного: просто душа наконец освобождается от оков материального тела. Да, этой самой душе надлежит существовать в специально отведенном месте, но… Серьезно? К чему убиваться-то, однажды и сами туда отправитесь. Таков Порядок. Неизбежность.
И уж совсем глупым казался озвученный мимоходом аргумент, что горюют здесь по грядущим страданиям Адама. Кажется, это Тамиэль шепнул Вельзевул на ухо, когда она отправилась к семейству Каина. Рассказать о некоторых новостях, узнать важное для нее самой, а потом — если бы настроение позволило — помочь добраться к не святому пока холму. Навряд ли, конечно: где видано, чтобы члены Совета на всякие пустяки разменивались. Будто Вельзевул эта доставка как-то зачлась бы (хорошо, что в итоге ангелы сами позаботились о перемещении).
И ради чего весь сыр-бор? Люди вели себя совершенно непонятно.
Рыдать по чему-то извечному у разлагающегося, вздувшегося тела. Форменное осквернение памяти, впадать в уныние и отчаяние по тому, что не закончится, а лишь прервется. Оплакивать судьбу, предписанную обожаемой ими Богиней. Не роптать, конечно же, только печалиться.
Невозможная глупость. А со стороны ангелов — еще и двуличие. Им-то что мешало что-нибудь сделать заранее?
Совсем близко к заливающимся слезами родственникам Адама Вельзевул не пошла, в отличие от Лилит. Та, стоило ей ступить на землю, скрылась о человеческого зрения, и теперь спокойно расхаживала между своими… А кто они ей, собственно? Да, Лилит была человеком, но теперь — демон. Да, ее создали, чтобы составить пару с Адамом, но такой судьбе она предпочла побег из райского сада в грязную и сырую Преисподнюю. Что ее связывало с человеческим родом и его праотцом? Вельзевул всегда казалось, что Лилит ненавидит Адама, хотя ту же Еву просто не понимает. Что меняет его смерть? К чему это мерзкое злорадство? Какое ей — демону — дело до идиотского вонючего тела?
Оставалось надеяться, что подробных и обстоятельных внушений от Асмодея и Вельзевул достаточно, и Лилит не попытается наслать безумие на безутешных потомков Адама и саму праматерь человечества. Ангелам это не понравится.
С другой стороны, Ева и без участия Лилит выглядела не вполне вменяемой. Щеки в кровь исцарапаны, в ссадинах полупрозрачные капельки собираются. На покрасневшем носу темные пятна: испачкалась, утирая слезы. И нет чтобы на ногах ровно и с достоинством держаться: в пыли на коленях у замотанного в выбеленную грубую ткань тела валяется… Неужели сила привычки? Девятьсот с лишним лет — не шутки. Наверное, страшно терять кого-то, кого знаешь настолько долго, с кем каждый день бок о бок… Молишься и страдаешь в полях, чем там еще праведники занимались.
Сын Евы, Сиф, — сам уже на старца похож, бороду отпустил, — рядом стоял, опустив руки на плечи всхлипывающей матери. И тоже слабость не скрывает: глаза красные, жилка на виске пульсирует… Наверняка кадык дергается и губы дрожат: не разглядишь, борода половину лица закрыла.
Вообще, наблюдать со стороны за людьми было достаточно любопытно, если выставить барьеры. Иначе потоками концентрированных ненависти, презрения, ярости — и не подумаешь, что это праведники испытывают, — ее бы с ног сбило. Конечно, Вельзевул не задавалась вопросом, откуда эти узнали, что на пригорке стоит демон. Какими бы глупыми и невосприимчивыми к эфирному люди не были, но такое явное зло, как герцог Преисподней, почувствовать они способны. С другой стороны, предупредить их мог и стоявший поближе к людям Гавриил: пернатая сволочь даже кивнуть в знак приветствия не соизволил, только среди скорбящих шастал. Вид еще такой важно-печальный, что даже тошно. Подпалить ему крыло — самую малость, чтобы нос не задирал.
Вельзевул тяжело вздохнула, вытирая лоб от выступившего пота: совсем забыла, как солнце может жарить. Стоило сразу озаботиться этим, а не уподобляться грубым материальным созданиям, не способным контролировать свое состояние. Наверное, нужно было и вовсе крылья распустить. И нужную атмосферу бы задала, и о смерти лишний раз напомнила. О боли, которую сулят каждому из местных ненавидящие их демоны… Но и так сойдет. Хватит с них ее личного присутствия. Многие ли подобным похвастать могут? Вот только хвастать-то негде.
Адаму сейчас уж точно все равно. А местные ее в любом случае ненавидят так, что скулы сводит. От всех — праведных, конечно же, — такое яркое и обжигающее ощущение исходит, что невольно задумаешься, насколько эти их гневные страсти подобающи.
— Твои ведут себя тихо, — появившийся из ниоткуда под мелодичный перезвон Азазель говорил глухо и казался почти искренне скорбящим. Вот только Вельзевул его напускная грусть не обманула: происходящее с Адамом его не интересовало. От главного небесного серафима исходило уважение — и чертовски маловероятно, что уважал он сейчас пускающих сопли людей. — Не думал, что демоны, с их тягой к свободе, так послушны.
Слишком много эфирных созданий на этом клочке земли. Потому и разговоры вот эти появляются. С другой стороны, разве не ради подобных встреч и мелочей Вельзевул вообще сюда притащилась?
— Они не послушны, — холодно возразила она, гордо поднимая голову. — Но своему Герцогу они подчиняются.
— А их Герцог — ты, — произнес Азазель с таким видом, будто это все объясняло.
Не желая рассуждать, что это было: признание ее талантов или же упрек, Вельзевул промолчала. Щелкнула пальцами, заставляя разгулявшихся мух снова вернуться к ней, а заодно и успокаивая местных, что во множестве здесь расселились. Ну и — чтобы не чудесить несколько раз — слепней, мошкару и прочую гадость тоже угомонила. Жужжание, смешивающееся со всхлипами людей, немного раздражало. Особенно жирная и громкая муха, поползшая было по трупу, полетела прочь, повинуясь приказу Вельзевул.
И тут же — новая волна ненависти. Достойные потомки Адама в своей глупости, мать их. Конечно, даже мухи без ведома вселенского зла не летают, этому ангелы детей учат? Праведный гнев с каждым мгновением казался все более скучным, а ощущаемая в нем горьковатая сладость вызывала тошноту.
В следующий раз никого она отгонять не станет, а наоборот, пришлет. Облако саранчи, например. Пусть порадуются. Чтобы для гнева появился повод.
О. Ну вот. Сиф только что разодрал на себе одежду с каким-то протяжным воплем, даже затрещать ничего не успело. Черт их разберет, этих людей: в чем смысл стоять у трупа в рванье?
— И что же серафим делает на земле? — негромко спросила Вельзевул, пытаясь занять время.
— Убедил Метатрона, что мои ангелы справятся с людьми лучше, чем архангелы, — пожал плечами Азазель. — Эти вояки, кажется, даже сообщения нормально донести не в состоянии…
— Так и сказал? — усмехнулась Вельзевул и тут же нахмурилась, наблюдая, как Ева кромсает собственную косу туповатым ножом.
— Кажется, Гавриил с Михаил восприняли это как личное оскорбление, — рассеянно заметил Азазель, вопросительно поглядывая на нож в руках Евы. — В любом случае, они отвратительно справляются с примирением враждующих. А вражда здесь на каждом шагу: детки Сифа не слишком рады видеть родственников со стороны дяди-убийцы. А от самой мысли, что тело опустить в могилу поможет Каин… Говорят, что он только и способен, что осквернять. Ты бы только видела, как они возмущались, ваш мятеж — пустяки по сравнению с этим. Мы насилу разожгли пламя мира в их сердцах…
— Да, серафиму проще разжечь праведный гнев, — машинально произнесла Вельзевул и тряхнула головой. — Стой. Общение с людьми — обязанность архангелов. Вы тут при чем?
Азазель, смешно скривившись, смотрел, как неровными клочьями остриженная Ева бросает собственную косу следом за телом в могилу. Отпустивший веревку Каин поджал губы и застыл, явно сражаясь с желанием поддержать собственную мать.
— Метатрон спросил то же самое, — кивнул наконец Азазель. — Я в долгу не остался и попросил ткнуть меня хоть в одну бумажку, где Бо… Всемилостивая указывала на мои обязанности, или обязанности моих подчиненных. В общем… Мы повздорили, но Метатрон уступил.
— Поздравляю, — сухо отчеканила Вельзевул. Конечно, многие серафимы сейчас буквально катятся в Бездну, поддаваясь самым греховным стремлениям, но слышать о ссорах по пустякам Наверху было несколько неприятно. Наверное, ей просто не нравилось, что такой потенциал для раздора тратится на мелочи по поводу работы. — Судя по всему, из-за этого Гавриил в той толпе нам глаза мозолит?
Азазель прищурился, разглядывая каждого из пришедших на погребение. Енох — не сын Каина, а правнук Адама, удивительна человеческая любовь к этому имени — опустился на колени, что-то вдохновенно бормоча и воздевая руки к небу.
— Может, решил прикрыть людей от твоих? — с сомнением предположил Азазель. — Ты знаешь, что Метатрон заинтересовался Енохом? Вот этим, который молится.
От отвращения Вельзевул передернуло:
— Заинтересовался? Помилуй Сатана этого человека, — выплюнула она. — Парень, конечно, не слишком любопытный, но внимание Метатрона… Не повезло ему с ангелом.
— О чем ты? Это же Метатрон, до него еще пару столетий не дойдет, что можно так людьми интересоваться, — хохотнул Азазель, глазея на отбивающего лоб о землю Еноха. — Ему молитвы понравились…
— А разве не с молитв все начинается? — ехидно шепнула Вельзевул, разминая шею.
Азазель нахмурился, поджал губы и ненадолго замолчал.
— Нет, — наконец заговорил он и тряхнул головой. — Не в случае с Метатроном. В общем, у парня слишком искренние даже для человека молитвы. И наш обожаемый Небесный Глас теперь всем ставит в пример, к чему работающие на земле ангелы должны стремиться.
— Не все ли равно? — раздраженно буркнула Вельзевул, отводя взгляд от замершего неподалеку от насторожившейся Лилит Гавриила. — Сиф, Енох, Адам… Всех к нам отправят. Наверняка расширяться придется, люди плодятся хуже зверья.
— Разве у вас уже так много душ? — удивленно спросил Азазель.
— Всего лишь предусмотрительность, — устало выдохнула Вельзевул, стараясь не размышлять о третьей, неучтенной душе из семейства Адама. Не так уж и много за почти тысячу лет. Наверняка однажды Люцифер вспомнит о цифрах и будет гонять демонов, надеясь увеличить количество душ…
Многочисленные потомки Адама — сыновья, внуки и правнуки, — принялись наконец закапывать тело умершего. Зазвучали всхлипы, мольбы, молитвы (от которых эфирное тело не слишком приятно покалывало), стук и шорох…
Вельзевул же скользнула взглядом в сторону, к одной девице, кажется, правнучке Адама. Бледной, будто Смерть повстречала, растрепанной (какое неуважение к почтенному прадеду), в мятых одеждах. Девица — дьявол ведает, как ее звали, все-таки Вельзевул куда сильнее интересовалась потомством Каина, — рыдала, не приближаясь ни к могиле, ни к собственной семье. Да и, признаться, взгляды в ее сторону от любящих родственников казались не менее враждебными, чем адресованные Вельзевул.
Что-то Кроли говорил, что же… Совсем забылось с этими похоронами…
К девице быстро подошел высокий жилистый парень, грубовато перехватил руку — о, Вельзевул только сейчас заметила, как на ее плече растекается пятно крови, — и принялся перевязывать платком, что-то терпеливо объясняя. Девица шмыгнула носом, виновато посмотрела на рыдающую мать и прижалась к груди парня. Тот, кривовато затянув узел на плече, мягко погладил девицу по волосам.
Точно. Как она могла забыть.
Кроли же хвалился, что умудрился столкнуть девчонку из праведного семейства и заплутавшего вдали от своих земель парня из проклятых деток Каина. Парочка друг другом увлеклась и… Похоже, такое тесное их общение не слишком устраивало родственников.
Наверняка Богине это тоже придется не по вкусу. Еще бы, разве для того она приказывала — так или иначе — жить детям Адама отдельно от проклятых Каиновых?
Неплохая работа. Прекрасное небольшое искушение. Может повлечь множество других грехов, в Преисподней оценят. А заодно и Небеса отвлекутся на другие мелочи, покуда личный план Вельзевул в работе.
Немного жаль, что Метатрона к этому обратить вряд ли получится.
— Они тебе не нравятся, верно? — оторвал ее от недобрых мыслей и замыслов Азазель. — Люди, я имею в виду.
— Не уверена, что они хоть кому-то в Преисподней нравятся, — нехотя ответила Вельзевул, щелчком пальцев делая себя невидимой для людей. — Разве что в качестве объекта для веселья. Мы не забыли, из-за чего когда-то началась война. Она все еще идет, а мы с тобой трепемся, как старые друзья. Незачем привлекать внимание.
Азазель поморщился, озираясь по сторонам:
— Гавриил, да, опять забыл, — он тяжело вздохнул. — Архангелов на Небесах сейчас любят, особенно этого. Ты знала, что им поручили следить за… Духовным обликом остальных ангелов?
Услышав сказанные ей вслед — почти наудачу — слова, Вельзевул нахмурилась. Зачем вообще Азазель ей об этом говорил? Демонов это не касалось.
— Что это значит? — обернулась она, сдавливая до боли запястье. — Какой еще облик может быть? Одни ангелы следят за другими?
Ворох путаных вопросов остался без очевидного и однозначного ответа.
— Метатрон боится нового мятежа, не слышала? — криво улыбнулся Азазель, проходя мимо Вельзевул, и вполголоса добавил. — Может, слухи. Но Гавриил слишком уж пристально на нас смотрит.
— У нас с этим проще. Все чертовски внимательны, некогда щелкать клювом. С чего бы Совету бояться всякой чепухи? — издевательски громко засмеялась Вельзевул, медленно оборачиваясь. Азазель не солгал: чертов архангел все глаза проглядел, на нее уставившись. Неужели подслушивал? Отвратительная привычка. Хотя, судя по дивной смеси недоумения и недовольства на лице, вряд ли услышал многое. — Зато Небеса подозревают своих же, прямо как в Преисподней. Может, вы к нам присоединитесь однажды? Эй, архангел, а ты? Один шаг не на ту дорожку, только чуточку посерьезнее, без благой цели — и никаких больше светлых проблем. Черные крылья сразу получишь.
Азазель сокрушенно мотнул головой и побрел прочь, еле волоча ноги. Вельзевул же широко улыбалась: не столько от необъяснимой радости, сколько от мысли, что разозлила ангела. Чертового архангела, который больше пятисот лет — если не все семьсот — творит какую-то чепуху, точно…
Ярчайшая вспышка света на долю мгновения ослепила ее. Волна благодати — насыщеннее, чем даже на Небесах, окутала Вельзевул с головы до ног, заставляя поежиться и невольно, точно защищаясь, выпустить черные крылья.
Архангелы — Ее воины, светлые и могучие, преданнейшие и достойнейшие. И архангел Гавриил — за всей привычной несуразностью и восторженностью — оставался одним из них. Так что двигаться он умел так быстро, как и подобает воину.
Ни один человек не понял, как это случилось. Да что уж там человек — даже ошивающийся неподалеку Молох не успел и дернуться в их сторону, как Гавриил оказался вплотную к Вельзевул, сверкая фиолетовыми глазами.
Святой водой не окатил, пламенным мечом не проткнул — и то хорошо. Только благодатью здорово опалил: не заметил, как распушенными крыльями к черным перьям Вельзевул прикоснулся.
— Не смей даже заикаться при мне о подобном, ясно? — с ледяной сдержанностью проговорил он, пытаясь скрыть гнев. — Никогда.
Также стремительно развернувшись, как и появился, Гавриил ринулся в сторону — куда-то прочь с холма, от людей, ангелов и демонов, к иссушенным кривоватым зарослям кустарника.
Оставшаяся на холме Вельзевул даже забыла об острой боли в крыльях, о тлеющих после прикосновения благодати перьях. В ее голове сейчас стоял один-единственный вопрос.
Какого хрена происходит?
А потом она заметила Лилит: даже не увидела, а сначала почувствовала знакомую ненависть, любопытство и предвкушение какой-то пакости. Демон — отводя глаза остальным — устремилась туда же, где скрылся Гавриил.