Чтобы меня не открыли, не разоблачили, не разворошили

       Немногим меньше тысячи лет назад Богиня создала ангелов, смыслом существования которых было с широко открытыми глазами взирать на мир. Видеть в нем прекрасное и ежесекундно делать его лучше. Для идеальных существ света — лишь благие цели. В руки таких порождений лучшего и прекрасного Она была готова передать всю реальность, отступить и не мешать им самим строить лучший мир. У Богини было лишь одно крохотное условие: никому не следует отступать от Плана, существовавшего только в Ее сознании. И вот в чем проблема: никто из прекраснейших первых созданий, светлейших ангелов, не мог забраться в Ее голову. Они были руками, глазами, голосом Богини — чем угодно, но не Ее мыслями. Так что с отступлениями все не задалось с самого начала. Признаться, даже сама Богиня до конца не осознавала масштабы своей задумки. Лучший проект из когда-либо созданных, он должен был стать чем-то совершенно особенным. Он должен был начать развиваться без Ее участия. Полная независимость.        Ну, разве что совсем немного контроля от любящего родителя. Все для блага творений. Согласитесь, разве может существо внутри системы отрешиться от личного и выбрать нужный вариант объективно? Разве не желают они, на самом деле, вмешательства Высшего Создания, их Творца, которого они благодарят в своих молитвах?        Действительно, немного разумного контроля никогда не повредит. Пожалуй, чем-то таким и руководствовалась Богиня.       Замысел Ее — с самого начала — был прекрасен и невероятен. И невообразимо жаль, что оценить в полной мере его красоту и великолепие оказался не в силах ни один разум. Упущение это или же осознанный выбор, Богиня не сознавалась и самой себе. Слишком сложно быть единственным в своем роде Создателем. Даже поделиться идеей толком не с кем: ангелы всегда оставались лишь помощниками. Кроме того, разве может хороший руководитель снисходить до такого простого общения с подчиненными?        Богиня всегда была несколько заносчивой и забывчивой. Но при всех этих качествах, Она слишком легко увлекалась всем новым.        Как истинный Творец, Богиня возлюбила свою Идею — и опустилась до страха. Она не могла оставить свои Идеи им. Все должно быть идеально. Конечно, Она искренне хотела отпустить своих детей в свободное плавание, так сказать, но… Замысел. Глупый замысел казался ей настолько чарующим, что еще сильнее ей захотелось воплотить в реальность каждую деталь. Даже мельчайший кусочек чертовски подробного Плана. И вот желание воплотить в реальность Проект столкнулось с желанием даровать своим творениям настоящую свободу.        Может, чтобы обрести свободу, творения должны были доказать, что достойны?        Вскоре выяснилось, что менять такие важные вещи уже поздно. Она уже наделила свои создания разумом и, позволяя им вмешиваться в ход бытия, совсем забыла важное: у Ее творений есть собственные мысли. Желания и воля, отличные от тех, что разделяла Она сама.        Бунт оказался неизбежен. И ангелы — Ее обожаемые ангелы, светлейшие и добрейшие дети, — изменились. Некоторые — ведомые Люцифером и собственными желаниями, пылающие праведными (и не очень) стремлениями — пали, очернив крылья. Ожесточились, объявив себя Ее врагами и сторонниками тьмы. Другие же — поддержавшие Ее волю — остались на Небесах, но ослепли. По собственной воле почти все они стремительно теряли способность видеть мир. Взирать на происходящее Ее глазами, а не своими — вот что им оставалось. Но разве этого желала Богиня?        Ее утешало лишь то, что Замысел оказался вне опасности.        Конечно же, герцог Вельзевул, сильнейший из демонов Преисподней после Люцифера, и представить подобного не могла. Пожалуй, ее мало волновали все эти теоретические моменты, да и терзания Богини тоже. Признаться, Вельзевул не слишком-то интересовалась даже размышлениями Люцифера на этот счет: вот уж кто точно учитывал все варианты. У Вельзевул в руках была разваливающаяся Преисподняя, полная демонов, нуждающихся в помощи.        Вельзевул не была Создателем. Но ответственность за свой народ ощущала, пожалуй, ничуть не меньше (если говорить совсем уж мягко).        В том мире, что родился — или тот, в который переродилась реальность, — с мятежом ангелов, все было запутанным и сложным. Никто не предлагал Вельзевул удобных вариантов для выбора, идеальных условий и преданных подчиненных. Здесь нужно было выживать — каждому без исключения. И из этого короткого убеждения и происходило буквально все.        В мире подслеповатых, загнанных в рамки ангелов и чересчур зрячих демонов случайностей почти не было. Вся история мира строилась на чьих-то кознях. Люцифер с его ложью, недомолвками и желанием править. Появление совершенно бесполезной на тот момент охраны Райского сада с пламенеющими мечами. Михаил, швырнувшая копье, и каким-то чудом лишь покалечившая Лигура. Сбежавшая из Рая Лилит, волей случая столкнувшаяся с Астаротом (тоже «случайно» выяснившим имя Богини).        Совпадения? Серьезно? Вельзевул бы рассмеялась от такого предположения. Случайно наславшая безумие на Еву Лилит. Абсурд. Кто в здравом уме поверит в совпадения, когда есть тот, кто ежеминутно затевает что-то против. Если в тот день была совершена попытка нарушить приказ Вельзевул, если…        Да мало ли этих если? Случайности и Преисподняя — вещи малосовместимые, в отличие от Преисподней и хаоса. Когда что-то случайное происходит, с огромной долей вероятности к этому «случайно» кто-то вполне осознанно приложил руку.        Астарот слишком много себе позволяет, будь он хоть три сотни раз Князем. Нет, конечно, сразу к Люциферу Вельзевул не пойдет. Сначала стоит припугнуть Князя, и только если ничего не получится, идти к их… Владыке. Сатану он боится. А еще стоит заскочить к Асмодею, напомнить, кто в этот раз оказался прав. Это он заверял, что Лилит способна держать себя в руках, не доставит лишних проблем и вообще будет вести себя даже лучше праведных дочурок Адама. Не Наамы, а тех, по-настоящему праведных.        Люцифер свидетель, Вельзевул давала Лилит бесконечное множество шансов показать себя с лучшей стороны. Закрывала глаза на проступки, помогала в мелочах — пусть никогда до конца и не понимала ее получеловеческой природы.        Своеволие Лилит, как и ее попытки играть сразу на два лагеря, раздражали Вельзевул до невозможности. Нервировала ее откровенная глупость, смешанная с абсолютной уверенностью в своих действиях. Но хуже всего — то, сколько внимания тратится на нее. Нет, этот демон — точно не бездарность. У Лилит был потенциал — что и говорить. Зато невозможно найти и капли даже демонической порядочности и усердия. Асмодей столько лет потратил, чтобы эта девчонка превратилась во что-то подобающее, а толку? Астарот щелкнул пальцем, и Лилит, забывая о приказах — более важных приказах — бежит выполнять его волю.        Омерзительное вероломство. Если кому-то хочется — пусть терпят, но Вельзевул с этим мириться не намерена. Право, сколько всего она Лилит спускает, но это уже вне всех возможных рамок.        Астарота по Преисподней пришлось поискать: ему снова не сиделось на своем обожаемом шестом уровне среди склянок и железок. Нашелся он лишь через пару часов, к слову, выходящим из псарни. Неужели теперь еще и за церберов взяться решил? И — какая предусмотрительность — в одиночестве не ходит. Вон, сразу с тремя демонами: остановился, как вкопанный, напротив полуобвалившейся стены и замер, прикусив губу. Хорошо, что обошлись без криков, маршей, парадов и подобного. Угрожать Вельзевул эти охранники не решились: только переглянулись виновато и перегородили ей дорогу.        — Прочь, — холодно отчеканила Вельзевул. — Жалеть не стану. Исполнять приказ.        — Герцог Вельзевул, — негромкий шепот одного из демонов не мог скрыть звучавшую в голосе панику. — У нас уже есть приказ, вас велено не…        В следующее мгновение ценой одного демонического чуда его стукнуло о стену: пожалуй, только это и смогло заставить его замолчать. Никакого больше нудного и скучного желания угодить сразу всем. Во всяком случае, на какое-то время. Живой, конечно, что с ним от одного удара случится.        — Еще желающие поболтать о противоречащих приказах? — холодно бросила Вельзевул, презрительным взглядом одаривая оставшихся. — За кого еще мне принять верное решение?        — И что же заставило целого герцога Преисподней отвлечься от своих дел наверху? — послышался вкрадчивый голос Астарота. — Такой живейший интерес к моей скромной персоне. Мне доложить вам по форме? Как там… Отчитаться о деяниях прошедшего дня, как говорит Хастур. Так, вы двое, хватайте обессиленное тело своего товарища, и несите к черт… подальше отсюда. И в сознание его приведите, ну что такое-то, демоны вы или люди?        Астарот чинно поправил балахон (все такой же мерзотно-алый), с издевательской улыбкой поклонился (вызывая у Вельзевул желание приложить его камнем по затылку) и только после этого подошел ближе.        — Вот, решил озаботиться безопасностью нашего дома, — еще шире — хотя куда уже шире, и так все зубы обнажились — улыбнулся Астарот и величаво повел рукой с грязными когтями. — Стены укрепить. Вы знали, что адское пламя их подтачивает? Непорядок, верно? Казалось бы, наша сила — а может заставить рухнуть весь муравейник.        Не желая рассуждать, что за чушь несет этот псих, Вельзевул шагнула вплотную к Князю, хватая того за балахон:        — Стены разрушаются, потому что ты перекопал все вокруг…        — И все можно было исправить, если бы кто-то, — обманчиво мягко выдохнул ей в лицо Астарот, — например, тот, в чьи обязанности это входит, занялся бы стенами, а не бегал по земле на переговоры с ангелами.        — Мои планы одобрены Люцифером, можешь засунуть свои намеки в глотку Молоху и Абаддону, — зазвенела Вельзевул, не замечая, как мухи облаком окутывают их обоих. Учить он ее будет, тварь. — Твоя девчонка…        Астарот свел брови, чуть прищурился, мотнув головой и, не пытаясь высвободиться, заговорил — даже дослушивать не стал.        — А что-то не так? Подумаешь, одной безумной стервой на поверхности больше, — он скривил губы, едва ли не пуская слезу. Не попытался прикинуться, будто ничего не знает, или не имеет ко всему никакого отношения. Точно специально пытался разозлить Вельзевул сильнее. — Так печально, праматерь всего человечества — и рехнулась. Абсолютно. Такое горе…        Не сдержавшись, Вельзевул тряхнула Астарота сильнее и приложила затылком о стену.        — Ты считаешь, это смешно? Ты отдал приказ? — скрипнула она зубами и тряхнула головой, отбрасывая лезущие в лицо волосы. — Я сейчас же пойду к Люциферу, добьюсь, чтобы ее заперли, а тебя лишили полномочий. Ангелы могли узнать, притащиться сюда за одним из наших демонов, и что бы мы делали?        Астарот безжизненно уставился на Вельзевул, неестественно склонив голову:        — Ну вот, Лилит уже и «наш демон», а не «моя девчонка». Ты так много думаешь о поступках ангелов, солнце, — взгляд его расфокусировался, а от наигранной вежливости не осталось и следа. — Ты их слишком боишься, а разве пристало герцогу бояться ангелов, милая? Или бояться за ангелов?        — Ты и Лилит ослушались моего приказа, — тряхнула головой Вельзевул, краем сознания пытаясь понять, что может знать Астатрот, или же это просто игра. Может, просто обрывки видений трактует по-своему. — Ты подверг опасности Преисподнюю. И, будь уверен, я расскажу об этом Люцу, если…        Астарот облизнулся:        — Не расскажешь.        — Еще одно твое глупое предсказание? — выплюнула Вельзевул, сжимая алый балахон сильнее, от чего ткань натянулась и подозрительно затрещала.        — Ты не расскажешь, потому что не пойдешь с этим к Люциферу, понимаешь? — Астарот почти мягко положил руки на плечи Вельзевул, цепляя когтями ткань. — Ты думаешь, там, на земле, за тобой присматривал один Молох? Да они же друг без друга даже по лестнице не спускаются, Вельз. Они столько видели…        — Что они могли видеть… — начала было Вельзевул, но Астарот приложил к губам палец.        — Ты не станешь угрожать мне, указывая на Лилит. Ты оставишь ее в покое, милая, — Астарот легко отцепил руки Вельзевул от балахона. — Не ты одна здесь такая умница, у которой все под контролем. Я тоже что-то умею и что-то знаю. Мы сделаем вид, что всего этого не было, но однажды разберемся. Друг с другом. Один на один. Когда Сатана нам позволит сойтись в поединке. Или в конце времен.        Вельзевул буравила его тяжелым взглядом. Скотина. Чертова скотина.        — Зачем тебе вообще Ева? — выдохнула она. — Ангелы, даже если что-то получится, заявят, что она себя не контролировала. Она останется праведницей в их глазах. Ну, покается, разобьет лоб о камень в молитве — и все.        — Мне просто весело, — омерзительно-слащаво улыбнулся Астарот. — Это было желание Лилит, если хочешь знать. За хорошую работу она заслужила. Она ненавидит Еву ничуть не меньше Адама. Она вообще людей ненавидит. Мы — ее дом. Кстати! Посмотри на себя, никаких криков и чего там еще. Видишь, ты вполне можешь вести себя спокойно. Только и нужно, что немного крылья подрезать… Ай!        Вельзевул не сдержалась: ударила наотмашь Астарота. Прямо по лицу — из носа кровь хлынула. Пустяк, Астарот и боли-то особой не ощутил, только материальному телу неуютно. Тот скривился сильнее, тыльной стороной ладони попытался утереться, зашмыгал, сплюнул — и с явным удовольствием посмотрел на Вельзевул.        — Вот и я об этом не расскажу Сатане, — шепотом произнес он. — К чему тревожить Владыку пустяками. Думаю, мы можем не мешать друг другу, да?        Вельзевул устало кивнула. Если она сейчас не сдержится, сломанным носом дело не ограничится. И тогда Люцифер от ярости по стене размажет, в прямом смысле.        — Прекрасно, — Астарот расплылся в улыбке. — Надеюсь, твой план по-настоящему гениален. Иначе надо же, столько лет убить ради обычного пшика. Нам наверняка следует ждать пополнение среди падших… К слову, поздравляю с успешным раздором на земле, наслышан.        — Держи Лилит подальше от меня, — холодно бросила Вельзевул. Не нужно быть гением, чтобы понять: Астарот знал. Об Азазеле, о Гаврииле, об их разговоре, возможно — даже о Тамиэле… Но мог ли он влезть? Кажется, вся эта ситуация его не особо интересовала.        — Конечно, что за вопрос, — повел плечами Астарот. — Думаю, мы об этом с тобой и договорились. Я молчу — и ты молчишь, верно?        Вельзевул прикрыла глаза и совершенно по-человечески сделала глубокий вдох.        Разорванное в клочья, измазанное в липкой грязи материальное тело Астарота. Смрадный запах от поджарившейся в проклятом огне подгнившей плоти. Вьющиеся роем вокруг мухи, счастливые от количества падали. Выдранные с корнем нити из эфирной оболочки, да так, что даже перемещение к себе на уровень он бы начудесить не смог. Кусочки его тела, с ошметками мышц, жил и кожи, смешавшиеся с такими же клочьями его обожаемых и слишком любопытных шакалов, не слишком ровным слоем размазанные по очередному подтопленному коридору. Грязно-рыжая вода, в которой изящными клубами расходится вишневая густая кровь…        Однажды так и будет. И каждый чертов кусочек — от выдранного глаза и до последнего сломанного когтя — она сожжет в проклятом пламени, соберет пепел и рассыпет в самой грязной дыре, что только найдется на поверхности. Да что уж там, будет возможность — она лично польет всю эту мерзость — еще живую — святой водой. Даже развоплотиться сама не испугается. Оно того стоит. Это будет справедливо. Демонически справедливо.        Отгоняя приятные мысли о будущем (пусть всего-навсего очередные кровавые фантазии), Вельзевул кивнула, соглашаясь на предложенные Астаротом условия.       От обвинений в разговорах с ангелами она еще могла отбиться (с огромным трудом, пожалуй: история-то уже звучала на уровне слухов), но рукоприкладство… Сатане не понравится. Рисковать расположением Люца и собственными крыльями не хотелось. Сейчас у нее не было времени на новые проблемы.        — Я убью тебя однажды, — совершенно спокойно сказала Вельзевул. — Так или иначе. Это будет моя победа.        Астарот вытер лицо рукавом и пожал плечами.        — Значит, убьешь, — легко ответил он, впервые за все время, пожалуй, не скорчив полубезумную рожу. — Или нет. Кто знает. Молох! Абаддон! Проводите. И больше почтения, дорогие мои.        Демоны появились буквально из ниоткуда: точно переместились сразу сюда, услышав призыв. Пожалуй, нет. Перемещаться по Преисподней с помощью чудес невозможно, Люц широким жестом всем своим подданным удружил. Как специально, но и правильно отчасти: давать этой толпе предателей дополнительные возможности вынюхивать не стоило. Молох с Абаддоном, как полагала Вельзевул, не обязательно умеют перемещаться даже на поверхности, что уж говорить про Ад. Скорее всего, просто подслушивали, оставаясь невидимыми. Собственно, большой роли это не играло. Эти сделают все, что прикажет Астарот, даже если знают о случившемся. Их опасаться смысла не было.        Только Вельзевул такое сопровождение не устраивало. Ей вообще не нравились любые порядки, предложенные Астаротом.        — И своих громил держи при себе, — сухо заметила она, легко отталкивая Абаддона и выдирая из его эфирного тела порядочный клок. Молох приблизиться не рискнул. — Потренировал бы их хоть немного, а то ведут себя как добрые щенята.        Побледневший Абаддон сжал кулаки и осел на пол, но промолчал. Мелочь, а приятно.        — Как прикажете, мой герцог, — издевательски пропел Астарот, махнув на прощание рукой.        Она его точно убьет. Не запрет в темницах, не лишит сил или крыльев, не поработает над его ненормальным разумом, а уничтожит. И дожидаться апокалипсиса не станет.        Но сейчас нужно остановиться и все обдумать. Если она разнесет стены на паре уровней, то лишь себе же работы прибавит. Проблему так не решить.       Забавно, но ярости не было. Ненависть — да. На Вельзевул вдруг снизошло поразительное, всеобъемлющее спокойствие. Что-то сродни уверенности в своем триумфе. Ощущение правильности происходящего.        За этими мыслями ее — сидящей в собственном кабинете, уставившись на старый-добрый череп на полке, — и застал взъерошенный Шеду. Собакоголовый нервно дергал ушами, шумно дыша: бежал он сюда, что ли?        — Вы… Вы нужны наверху, — без предисловий заявил он, по-звериному отфыркиваясь. — Каин там… Вам понравится.        Вельзевул нахмурилась. Не прошло и пары часов, что этот убийца ухитрился выкинуть? Даже если предположить, что ангелы любезно подбросили его домой вместе с семейством, то…        Что же такое важное и любопытное мог сотворить Каин, что даже Шеду всполошился?