Чтобы меня не открыли, не разоблачили, не разворошили

       Обжигающий ветер гнал по пустыне мельчайший золотистый песок. Поднявшаяся пыль забивалась в волосы, проникала под балахон, казалось, даже под ногти забиралась. Премерзкое, человеческое ощущение. Вельзевул снова возблагодарила опустившееся на нее спокойствие и в который раз подумала, насколько привыкла к влажности и прохладе Преисподней. Даже многочисленные вылазки на поверхность не изменили этой привязанности: не слишком демонической любви к созданному Люцифером их грязному общему дому, что того и гляди развалится.        Вельзевул вдохнула долетевший невесть откуда терпкий медовый аромат с примесью едкого дыма. Хотя почему же «невесть откуда», очень даже «весть». Небольшая каменная хижина, стенами которой служили связанные вместе красноватые стволы неизвестного Вельзевул дерева (совершенно точно ничего подобного не росло не просто поблизости, но и в доступном для пеших передвижений пространстве: добраться до подходящих лесов людям оказалось бы сложновато).        — Ты знал об этом? — указала Вельзевул на отшлифованные черные камни, сложенные в причудливые узоры на песке.        Мухи загудели и беспокойно заметались вокруг, то и дело врезаясь в замершего Шеду.        — Это… Нет, я узнал об этом только на прошлой луне, — начал он, нервно сжимая кулаки.        — И сообщаешь мне только сейчас, — задумчиво протянула Вельзевул, пустым взглядом уставившись на открытые двери хижины. — О Лилит ты мне тоже не сообщил, кажется… опасаясь, что я могу сотворить непоправимое. Молчи. Ты такого не говорил, но подразумевал. Помнишь, о чем я тебя предупреждала?        — Лорд Вельзевул, я… — глухо начал Шеду, но договорить не успел.        — Вот именно, твой лорд, как ты постоянно повторяешь, — прошипела Вельзевул, приближаясь к собакоголовому. — Ты должен был следить и докладывать, твое зверье должно делать то же самое, но ты даже с этим не справляешься. Я дала тебе второй шанс, когда ты промолчал о Лилит. Не обратила внимания что твои люди однажды сотворили с Ахимоном. У меня перья побелели? Или же мы создали свое… царство на этой проклятой земле? Ты подчиняешься Преисподней, ты и твои люди. Вы должны быть преданными ее слугами. И что вместо этого?        — Но это же… — нервно тявкнул Шеду.        — Это символы, которые закрывают пространство от взора ангелов, — холодно проговорила Вельзевул. — С изменениями, благодаря которым и демоны сюда не заглянут. Каин один это сделал? Кто ему помог?        Шеду стоял, виновато опустив голову, открыл было рот и вдруг упал на колени, прямо в пыль. Звериные глаза умоляюще смотрели снизу вверх, но взгляд его казался почти счастливым.        — Лорд Вельзевул, это совершенно другое, — мягко зашептал он, потянувшись к ее колену. — Вы злитесь, я виноват, я не сообщил сразу, да. Я расспросил всех и не нашел ничего неподобающего, клянусь. Вы же доверили мне их контролировать, следить, и я делал все, что в моих силах. Наши демоны помогали, Аван тоже, но… Ваш замысел, он сработал.        Заметив руку Шеду, Вельзевул скривилась и отшатнулась:        — Я никому не доверяю, ясно? — сухо процедила она. — Лучше тебе оказаться правым. Я буду появляться здесь чаще, раз уж ты не справился. Каким будет наказание, решу позже. Что там происходит? Не важно. Сама увижу.        Вельзевул, не удостоив и взглядом оставшегося на коленях Шеду, стремительно направилась к хижине.        А на что она рассчитывала? Собакоголовые — такие же падшие, как и вся Преисподняя. Ну, были таковыми когда-то. И тот факт, что над ними поработал Астарот, не давал им никаких преимуществ в части преданности. Развесила уши, когда Ахимон ей сказки рассказывал, браво, герцог. И где теперь Ахимон? Кто этим народом правит и как? Миролюбивые и преданные, как же. Считающие себя самыми умными и хитрыми, вот какие они.        — Лорд Вельзевул, мы так рады, что вы решили почтить нас… — спешно начала рванувшая ей навстречу Аван, но под гневным взглядом тут же осеклась. Каиновы отродья — на каждом шагу, ни одного демона. Еще эти символы… Вельзевул сейчас совсем не хотелось разобраться в ситуации. От скорейшей расправы присутствующих спас только неожиданный запах.        В полутемной хижине — через щели в стенах пробивались солнечные лучи — буквально несло грехом. Липким, едким настолько, что даже у материального тела Вельзевул заслезились глаза. Но, что самое интересно, явно не человеческим грехом. Что-то куда более серьезное, чем обычные людские страсти, что-то поистине судьбоносное. Такие вещи не просто обрекали на вечные муки в Преисподней человеческую душу, они…        Конечно, до мятежа ничем подобным на Небесах не пахло. Но ощущения — вот эта дивная холодная обреченность, что помогла остудить распаленный рассудок, — были слишком похожими.        Вельзевул довольно улыбнулась и чинно кивнула Каину, замершему у чаши с пологими стенками, в которой танцевали языки пламени. Пожалуй, камень, на котором она стояла, напоминал алтарь: глубокие царапины, чуть заметные следы неотмытой сажи, даже темные пятна, попахивающие жертвенной кровью, виднелись.        — Не могла пропустить такое, — гордо произнесла Вельзевул во всеобщем тревожном молчании, будто бы знала, что здесь происходит. Сказала — и мысленно выругалась. Не пристало герцогу Преисподней не ведать о чем-то, в какой бы тайне люди не творили свои пакости.        Каин кивнул, машинально поправляя одежды, опустил рядом с огнем еще одну чашу, с чистейшей водой, и ровно провозгласил:        — Мы рады вам и вашему слову, — он неспешно указал на стоящую перед ним невысокую фигуру, замотанную во множество темных покрывал какого-то странного оттенка. В отблесках пламени из чаши и широких солнечных лучах ткань казалась багряной, с легким оттенком фиолетового. Вельзевул невольно вспомнился цвет запекшейся крови на камнях: странный оттенок для человека, привычно облаченного в грязую палитру от мерзко-серого до мутновато-бежевого. — Моя дочь Азура в особенности.        Вельзевул коротко усмехнулась и, уловив среди удушливого запаха благовоний резковатый аромат чеснока, отошла в тень. Каин — чертовски забавно, если разбираться, — по обыкновению называл всех своих потомков женского пола дочерьми, а мужского — сыновьями. И вот важный вопрос: делал ли он это, чтобы не путаться в многочисленных родственных связях, или же подчеркивал собственную важность? Скорее всего, второе: как показывала жизнь, кто и кем ему приходился, Каин мог вспомнить, когда хотел особенно отметить человека среди остальных.        Люди. Забавные и глупые, если подумать. Проклятые и обреченные, только и имеют, что не слишком много времени земной жизни.        Вырядились в красивые одежды — пожалуй, цвет поприятнее выжигающего глаза алого, что обожает Астарот, — наверняка затеяли праздник. Вельзевул догадывалась, по какому поводу торжество, но… Разве стоило предполагать раньше, чем удостоверишься в собственной правоте?        Хотя, признаться, тусклое ощущение разбавленной и оскверненной благодати легко разрушало последние сомнения. Интересно, и где же прячется пернатый?        Конечно, все это — о, обстоятельства складывались прекрасно, судя по всему, — ни капли не оправдывали Шеду. Какую по счету ошибку он допустил? Сколько Вельзевул может оставаться непозволительно мягкой? Вся Преисподняя бы покатилась со смеху, узнай, насколько несведущим оказался их могущественный герцог по поводу собственного же плана. Отвратительно, правда. Учитывая ситуацию, наверняка даже ангелы — не все, только опустившиеся, конечно, — знали о происходящем. Что она должна сделать с этим своевольным кретином?        Вообще, идеальным вариантом — с точки зрения Преисподней — была казнь. Никакой милости оступившимся. Шеду — не единственный, и он не вытянул. С другой стороны… От Лилит он уберегал ее вполне успешно, да и на поверхности работал в целом неплохо.        Интересно, а Милостивая Богиня размышляла о чем-то подобном, когда вышвырнула с Небес каждого из несогласных с нею ангелов?        От одной только мысли стало мерзко.        Прислушиваться к словам — гулким и мелодичным — что произносил Каин, Вельзевул не хотелось. Общего смысла ей прекрасно хватало. Красивые и мудрые (для кого-то вроде человеческого отродья уж точно мудрые) фразы о жизни, ценностях, о стремлениях… О семье и о тех, кто помогает на тяжелом людском пути. Без уточнений о цвете перьев, что примечательно.        Зато Вельзевул стало понятно, что именно она пропустила. Подробнейший экскурс в произошедшее между Каиновыми и Адамовыми потомками. С объяснением, почему другие неправы: вон, заплаканная Наама буквально светилась от увиденного наконец понимания родственников. Похоже, рассуждениями и утешениями праведники свою семью не баловали. Занятно, на самом деле: быть может, Преисподней стоит пересмотреть взгляд на мучения? Что если души ужасает не боль как таковая, а несколько иные страдания? Хотя уж чего-чего, а чувства обреченности в Аду на всех хватит.        Девица, стоявшая перед Каином, тем временем стянула с распущенных волос покрывало — Вельзевул невольно отметила выкрашенные в красный ладони — и швырнула его на пол.        — И не скроешь ты лица, и увидишь мир таким, какой он есть, — дрогнувшим голосом произнес Каин, глядя, как яростно его дочь вытирает ноги о покрывало, буквально втаптывая ткань в пыль.        — Ты давно здесь? Не ожидал… Хотя о чем это я, конечно же, ты знаешь, ты раньше всех знала, — послышался негромкий горький шепот у самого уха Вельзевул. Та чуть повернула голову — и не слишком удивилась, заметив Азазеля. Странно, что сразу не почувствовала его приближения: неужели так увлеклась?        Азазель точно не был тем пернатым, что скрывался за стеной позади Каина. Оттенки ощущаемого совсем другие. Хотя, признаться, благодать Азазеля тоже здорово помутнела: пожалуй, даже сильнее, чем благодать кого-либо из встреченных ею у Каина ангелов за все это время.        — Раньше всех? — с деланным любопытством произнесла Вельзевул, принюхиваясь и сражаясь с безотчетным желание выпустить крылья от восторга. Ее бывший начальник, свет и пламя всея Небес, покрылся таким слоем греха, что отмыть его даже по приказу Богини не взялись бы. Занятно, что ангелы наверху до сих пор молчат. Хотя, кто знает, как Азазель от них закрывается.        Но вот что интересно: за всем этим ощущением неблагого, глубоко внутри, Азазель казался в сотню раз ярче и праведнее обычного. Точно разделил для себя все наставления Богини и, непочтительнейшим образом попирая одни, возвел в абсолют другие. Поразительная смесь грозовой свежести и гниющих останков сдохших тварей.        Наверное, Тамиэль сумел бы оценить такую противоречивую красоту.        — Вельзевул, ты же не станешь юлить? — глухо произнес Азазель, любуясь, как чистейшая вода льется на запястья девицы, смывая с рук краску и, падая, бурыми каплями разлетается, ударившись о камень. — Не то чтобы я или мои ангелы очень уж возражали, если честно, за указанный путь.        Вельзевул напряглась всем телом и попыталась разобраться в исходящем от Азазеля: занятно, но враждебности в нем не было. Как и желания солгать. Искренность и… Дьявол.        — Мы не сразу поняли, — пожал он плечами и продолжил, явно не дожидаясь ответа от Вельзевул. — Наверное, не хотели. Мне все казалось… Я же говорил с тобой. Слышал о тебе. И черные перья твою суть не слишком изменили. Так что был и остаюсь невероятно рад, что ты обрела свое место. Ты заслуживала власти.       …кажется, Азазель тоже рехнулся. Так даже падшие и падающие не рассуждают.        — Тебе не кажется, что такая откровенность может дорого обойтись? — холодно заметила Вельзевул, наблюдая за разжигающим пару свечей Каином и морщась от запаха плавящегося свиного сала. — Радоваться за брата, навернувшегося в Преисподнюю, да еще и ставшего твоим врагом…        — Я знаю, что говорю, — спокойно ответил Азазель. — Мне вообще кажется, что я был слишком суров тогда, до мятежа. Стоило тебя выслушать, пусть я до сих пор с тобой не согласен.        Вельзевул опустила барьеры — лишь самую малость — пытаясь разобраться в исходящем от Азазеля. Зря: ощущения начали двоиться.        — Это было почти тысячу лет назад, — раздраженно процедила она, тряхнув головой и успокаивая снова разжужжавшихся мух: не выгонять же их из хижины всех. Так, пара тройка может полетать и последить за происходящим вокруг. — До всех ангелов так долго доходит?        — Не притворяйся, пожалуйста, — горько шепнул он. — Мне и так нелегко.        С чего она, демон, вообще должна облегчать кому-либо жизнь?        — Понятия не имею, о чем речь, — легко отмахнулась Вельзевул и не смогла скрыть торжествующей улыбки, замечая выходящего из смежной комнаты Тамиэля. Херувим светился: тускло, но совершенно немыслимым оттенком. Ничего подобного на Небесах Вельзевул видеть не доводилось.        — Ты прекрасно поработала, — грустно начал Азазель, но при виде Тамиэля не сдержался от счастливой улыбки. — Ты вовремя разглядела возможность. Изящно. Я тобой горжусь. Мы этого хотели… Человеческой любви, во всех смыслах. Да и сейчас хотим.        Гордится? Вельзевул закусила губу до крови, чтобы не плюнуть Азазелю в лицо. Кто он ей, чтобы ею гордиться? Он, как и все ангелы, оттолкнул ее. Помог вышвырнуть с Небес, как бесполезную и сломанную игрушку. Будь он проклят вместе с ними всеми. О, он будет проклят…        — Мне казалось, что любовью на Небесах принято называть другие вещи, — с ненавистью произнесла она, даже не замечая, как Тамиэль рухнул перед дочерью — или кем там — Каина, склонив голову и опустив в пыль белоснежные крылья. Девица — не прислушиваясь к тому, что говорит ей отец, осторожно взяла херувима за запястья, оставляя мокрые отпечатки на коже, и, чуть наклонившись, мягко поцеловала того в макушку.        -…будет труден ваш путь, но пусть пламя в ваших сердцах не погаснет, — донеслось до Вельзевул: Каин положил руки им на плечи. Тамиэль, странно шмыгнув носом и не поднимаясь с колен, обхватил девицу за бедра, прижимая к себе. Та лишь улыбнулась шире, лицо ее стало безмятежным. Измазанные в разводах от не смытой до конца краски пальцы зарылись в волосы херувима.        Вельзевул усмехнулась и, расправив плечи, обвела комнату взглядом. Такие гордые лица у всех, от мала до велика, даже у детей — будто что-то понимают. И счастье от каждого — пульсирующими теплыми волнами, в такт биению сердца.        Проклятые и падшие. Величайшая скверна происходит на их глазах, осужденный Богиней убийца напутствует и благословляет (если такое слово вообще уместно) союз смертной дочери и херувима. Что может быть ужаснее для Небес и всех сторонников света? Может то, что светлейший серафим видит это и молчит, лишь временами перебрасываясь словами восхищения и уважения с герцогом Преисподней?        — Ты не любишь людей, верно? Вот этого я не понимаю. В этом — единственном — я с тобой не согласен. А вся эта глупость о тьме… Чушь. Ты сама-то не веришь. Тамиэль никому не сказал, что Каин одобрил их союз. Даже мне. Так, случайно услышал, в городе… Я правда много думал, — негромко заговорил Азазель, проследив за взглядом Вельзевул. — Неужели в этом Ее воля? Даровать своим детям страдания, но не счастье? Может, все мы ее не так поняли? С самого начала…        — Не желаю и говорить об этом, — попыталась подавить зарождающееся бешенство Вельзевул. — Мы просили о безопасности, и… О, наше желание было исполнено, огня нам больше можно не бояться.        Азазель поморщился, странно дернув рукой: точно хотел прикоснуться к плечу Вельзевул. Глубоко вздохнул, подавляя нахлынувшее чувство вины, и промолчал, уставившись в совершенно другую сторону.        Не на Тамиэля. На сидевших в углу женщину и ребенка. Не мать и сына, конечно. Сидят далековато друг от друга, мальчик не цепляется за ее одежды, да и кровные связи немного слабоваты, если верить ощущениям. Да, родственники, но женщина — скорее всего тетка. И, судя по ее округлившемуся животу, в семье скоро появится еще один ребенок.        По сознанию Вельзевул царапнуло необъяснимым теплом. И, тут же, пришла интуитивная догадка: что-то здесь не так. Слишком неподвижны эти двое. Слишком малоэмоциональны, хотя у женщины слезы на глаза наворачиваются.        Вельзевул гордо подняла подбородок и прищурилась, высматривая что-нибудь постороннее…        Вот оно. Небольшой символ, намалеванный на стене под самым потолком. Незаметный, едва ощутимый, не слишком действенный — пожалуй, только и может, что затруднить восприятие и затмить демоническое или ангельское истинное зрение. Милая забота: похоже, даже не со стороны Азазеля, кого-то еще. Он и сам ничего не знал, почти удивлен видеть здесь этих двоих.        Как неосмотрительно, учитывая, насколько важен для него, должно быть, мальчишка. Неужели Каин не рассказал? Вельзевул принюхалась, осторожно потянулась за барьер…        О могучий Люцифер, да вся хижина буквально провоняла этим мальчишкой! Он жил здесь, его прятали от чужих глаз, демонических или ангельских…        Значит, у Азазеля уже появился сын, выношенный смертной женщиной. Одной из проклятых дочерей Каина. Не так и давно: просто мальчик выглядит старше своих лет. Намного старше…        Какой необычный ребенок. Души в нем — ошметки, зато сила… О, отец может гордиться.        Вельзевул улыбнулась шире и одобрительно кивнула сжавшейся в углу Аван. План сработал — и даже несколько лучше, чем она предполагала. Какой переполох скоро начнется на Небесах… Всем станет не до семейки Адама, которая вознамерилась расползтись по планете. И сколько чудовищного Преисподняя сможет с ними сотворить — с людьми, оставленными даже без тех крупиц ангельской заботы, что им доставалась в лучшие времена…        — Лорд Вельзевул, — почтительный тон Каина отвлек ее от мыслей. — Вы… Вы скажете что-нибудь?        Расправив плечи, Вельзевул шагнула вперед. Неторопливо обвела окружающих смеющимся взглядом, неспешно поправила складку на балахоне и повернулась к Тамиэлю с его… Теперь уже женой, должно быть. Плевать, что священным союзом тут и не пахло, а роль позволяющего и напутствующего божества взял на себя Каин.        — Живите, — спокойно сказала Вельзевул. — И не окажитесь по разные стороны. Никогда.        Девица вздрогнула, точно замечая подтекст в словах Вельзевул. Каин благодарно кивнул, подбрасывая в пламя, до сих пор горящее в чаше, горсть сухих трав. Тамиэль на мгновение оторвался от жены, прикусил губу, печальным взглядом окидывая Вельзевул. Еще мгновение — и выражение его лица стало решительным.        — Благодарю, — хрипло заметил он, обреченно улыбнувшись. — Пусть твои слова не станут для нас проклятием.        Притворно-почтительно склонив голову, Вельзевул вновь отступила в тень.        Кажется, ни один из осознавших свой грех ангелов не намерен возвращаться на единственно верный для Небес путь. Оно и к лучшему — для Преисподней.        Даже не подумав подняться на ноги, Тамиэль медленно и безумно бережно взял за руки жену. Осторожно, точно боясь оцарапать суховатую смуглую кожу, провел пальцами по запястью, прижался щекой к ладоням…        — Ты — мое сокровище, — тихо произнес он в звенящей тишине и потянул жену вниз, заставляя опустить рядом. Еще один мягкий жест — заставить ее прикрыть ладонями лицо. Тамиэль печально улыбнулся, бережным движением стирая с тыльной стороны кистей подтек от краски. Голос его стал почти неслышным, но у Вельзевул почему-то зазвенело в ушах. — Ты будешь видеть мир таким же, как и я. Его красоту и истину. Ты заслуживаешь этого.        Каин заметно нахмурился, глядя на херувима, но перечить не стал. Тамиэль же мягко накрыл ладони жены своими.        Признаться, Вельзевул и подумать не могла, что такое вообще возможно. Теплая вспышка — ни капли благодати или святости — озарила хижину. И в следующее мгновение — раньше, чем Тамиэль отнял руки от лица жены, — человеческая дочь обрела часть ангельских сил. Самую малость, такую крохотную, что оставь Вельзевул барьеры — не разобрала и намека.        Глаза девицы светились неясным фиолетовым блеском. Не слишком подходящий дар для людей, но…        Вельзевул выдохнула, успокаивая сознание. Одно дело — учить людей чему-то, и совершенно другое — раздавать врученные тебе Богиней способности. Не приходилось даже сомневаться, что эта почти незаметная искра покинула Тамиэля навсегда, заодно и ослабив херувима.        Азазель все еще смотрел в сторону сына: незаметно, как он полагал.        Понимая, что ничего больше не желает здесь видеть — пожалуй, все самое важное уже случилось, Вельзевул вышла прочь из хижины. Она прекрасно знала, как должна поступить.        Шеду обнаружился ровно в том месте, где она его оставила. Все так же с опущенной головой и на коленях, будто ни палящее солнце, ни обжигающий ветер не могли уменьшить его решимости. Разница лишь в одном: теперь Шеду протягивал Вельзевул клинок.        Что ж, не одна она подумала о казни.        — Лорд Вельзевул, моей ошибке нет прощения, — кашляюще проговорил он, не смея поднять взгляд. — Прошу, окажите мне последнюю честь. Сделайте это лично.        Вельзевул недовольно шаркнула ногой, поднимая пыль и песок. Шеду вздрогнул, но клинок в его руках не шевельнулся.        — Запоминай. Ребенок ангела должен появиться на свет, — сухо начала она. — А вот его родителям… не обязательно знать, что ребенок родился живым. Подговори Аван, младшую сестру ее троюродной племянницы, всех воронов в округе, кого угодно. Ребенок родится и вырастет среди вас, понятно?        — Лорд Вельзевул, но… — поднял глаза Шеду: впервые она ощутила исходящий от него страх. — Разве я не подвел вас?        Собачье племя. Ахимон бы такого не допустил. Да и всей этой мерзости бы сейчас не было. Планы править на ходу не пришлось бы…        — Будешь работать, чтобы я об этом забыла, — раздраженно бросила Вельзевул. — А за свои ошибки… Прикажу выпороть тебя твоим же сыновьям. Завтра. На рассвете. Станут обсуждать мои приказы — так и быть, возьмусь за клинок. Слишком долго я оставляла твой народ без внимания. Все понял? Не забудь о задании.        Шеду расслабленно опустил плечи.        Вельзевул щелкнула пальцами, собирая разлетевшихся по округе собственных мух. Да, казнь решила бы часть проблем, но… Кем заменить Шеду? Да и… Похоже, даже Азазель не знал, что затеял Каин. Видимо, тот решился в последний момент, вспылив из-за смерти правнука. Захотел побольнее ударить праведные Небеса.        Столько грехов за какой-то день.        Пожалуй, теперь ее триумф уже совсем близок.