Чтобы меня не открыли, не разоблачили, не разворошили

      Предрассветный час       Забытая Богом пустыня на окраине Города Оракулов        Монотонный, гулко пульсирующий в ушах шум разбил крик рассерженной Вельзевул, тут же сорвавшийся в глухое шипение. Опаленное хваленым небесным очистительным пламенем плечо едва ли не шкварчало: огонь гас слишком медленно и обжигал в миллиарды раз сильнее раскалившегося под ногами песка. Одно движение рукой — чтобы удостовериться, а не развеет ли мерзкая святость ее материальную оболочку насовсем. Не хватало еще прямо отсюда навернуться обратно в Преисподнюю, да еще и без тела.        Великий Люцифер, какой был бы позор.        Азазель, будь он тысячу раз проклят. Может, лучшего воина на Небесах и не найдется, да и сильнейшего там нет, но большего кретина — тоже. Чертов серафим. Пламя Господне, как же. Швырнуть во врага очистительным небесным пламенем.        Идиот, взял бы хоть на время мозги у какого херувима. Эта дрянь действует только на материальные тела, только на чертову плоть!        Похоже, ей все-таки повезло: пламя не добралось и до кости, только плоть слизало, оставляя твердую бугристую корку. Которая, к слову, от первого же движения потрескалась. Крупные капли красного и прозрачного побежали по плечу, почти не сдерживаемые грубоватым полотном разорванного рукава.        Вот же сволочь. Мог и вовсе развоплотить. Ее. Герцога Преисподней. Ангелы совсем страх потеряли. Ну хоть не святая вода, и то хлеб.        Вельзевул закусила губу: не хватало тратить время на идиотские ругательства. Еще будет время ругать саму себя за непредусмотрительность, невнимательность и недопустимое доверие к пернатым. Готовая к атаке, Вельзевул спешно разожгла в ладони адское пламя (прекрасно понимая, что толку от него в схватке с превосходящими силами противника будет мало), шагнула в сторону и взглянула наверх, пытаясь предугадать, куда придется следующий удар.        Никогда больше в обещающее трудности мероприятие она одна не полезет.

***

      Несколькими часами ранее,       окрестности Города Богов.        Солнце степенно опускалось за горизонт, утопая в наползающих с запада плотных облаках. Барханы, каким-то чудом удерживаемые на значительном расстоянии от города, купались в самых разных оттенках алого, оранжевого и розово-фиолетового. Песок отзывался на последние лучи миллионами крохотных огоньков, безмолвно мерцающих в закатной тишине.        Там, точно в неглубокой чаше, стенками которой служили мягко уложенные волны миллиардов песчинок, среди рыжевато-багряного камня торжественно возвышался город, подобных которому свет не видел — и не увидит больше никогда. Да и тьма, пожалуй, тоже.        После похорон Адама люди заселяли землю — и довольно успешно. Множество отдельных дворов, тысячи деревень, десятки городов, основанных праведниками…        И три совершенно особенных города, созданных порождениями проклятого во всем его многообразии. Отродьями Каина, отродьями демонов и отродьями ангелов.        Созданный Каином город Енох был первым из всех городов планеты, и за прошедшие годы приобрел лишь определенное очарование древности и простоты. Семьи проклятых и семьи праведных (последних было не слишком много, лишь самые смелые и дерзкие решались сюда перебраться: слишком уж своеобразной была слава у этого места) не то чтобы совсем без проблем, но уживались на этих землях. Прекрасное место для жизни — такой, какая она есть. С ее привычными сложностями, страданиями и горестями. Живи — и не мешай жить другим. Руководящий городом своего имени Енох не позволял отступать от этого правила, задуманного еще Каином. Сам праотец убийства, к слову, всего лишь отошел от дел: лишь временами приходил в храм и подолгу разговаривал с каждым, кто в этом нуждался. В его городе до сих пор мог найти защиту почти любой — изгнанник, преданный семьей или бегущий от справедливого, по мнению преследователей, возмездия.        Просто, несколько грубо, но со вкусом. Слова Богини и ее правила здесь ни для кого ничего не значили, или просто были не слишком важны. Горожане предпочитали покой, а не мнимую праведность.        Еще один, по-настоящему удивительный, город создали дети Каина и порождения ангелов. Признаться, совершенно особенную роль здесь сыграла дочь Тамиэля, Инанна. Открытые для настоящего мира глаза, восприимчивый взор обоих родителей превратились в ее способность видеть образы будущего, читать знаки в происходящем и мнимых случайностях, и не бояться говорить об увиденном. Вокруг храма, созданного для нее многочисленными родными и сводными братьями, и вырос Город пророков и провидцев. Царство не чудес, но магии и искусства. Город Оракулов, куда со всей земли сбредались любопытные, не слишком-то озабоченные волей Богини люди. Природное стремление человека добраться до правды (исключительно той, что его бы устроила), узнать свою судьбу, уродится ли пшеница, не нападет ли на дом дикая кошка или сводный брат, потрясающий в воздухе копьем, влекло сюда многих. И ни одно наставление пернатых не могло победить естественное человеческое желание узнать свою судьбу. Узнать о неизбежном — первый шаг на пути к его принятию. Или же наоборот — опорная точка для мятежной души, не способной смириться.        И еще один, воистину поражающий воображение, — Город Богов. Храмы и святилища каждого из созданных по воле Люцифера Новых Богов размещались здесь. Поделенный на две части, подобно миру, разделенному на тьму и свет, Город Богов поражал красотой и изяществом строений, царапающих блестящими крыльями небеса. Конечно же, человеческая рука не могла бы создать такого великолепия, но вот рука полукровок, творящих чудеса, поддерживаемых демонами и ангелами, породила истинного гиганта, воплощенного в камне. Ритуалы, непотребства и колдовство — вот что стало сутью.        Саф и Анак (тот самый сын Азазеля) воистину превзошли самих себя. Даже Люцифер едва не хлопал в ладоши, услышав, какой поражающей воображение получилась его задумка. Город, одним только названием оскверняющий и попирающий Ее Волю.        Именно сюда неспешно брела Вельзевул. Она обещала появиться к первой звезде — и ничего не помешает оставаться пунктуальной.        Настроение было чудесным, и даже раскалившийся воздух, нисколько не остывающий от приближающейся ночи, не приносил обычного раздражения.        Новое тысячелетие — в этот раз ровно одна тысяча лет от сотворения мира, а не какое-то примерное «ой, шестая часть жизни планеты завершается» — встречало Вельзевул прекраснейшими новостями, событиями и явлениями.        Три солнечных затмения, кровавая луна, устроенный полукровками дождь из протухшей рыбы (об этой мелкой пакости молились не только Каиновы отпрыски, но и несколько сбежавших к ним Адамовых — и уже не слишком праведных — потомков) и жуткая шестилетняя засуха с нашествием саранчи на южные поселения…        Вообще, началось все с чертовски неприятной ситуации, разыгравшейся чуть больше десяти лет назад. Кроли донес, что еще один из адамовых потомков, Енох — тот самый праведный любимчик Метатрона, а не суховатый и скупой на слова правитель процветающего и растущего первого города сын Каина, — захворал, и довольно серьезно. Будто бы семейство молится о нем днями и ночами напролет, забывая спать, есть и даже работать. От количества священной чепухи, изрыгаемой праведниками в Небеса, близко к домам подойти не получается, от святого и благого воздух искрит.        А потом случилось что-то совсем непонятное и невероятное. Енох пропал, и сколько бы Кроли (или другие демоны, которых Вельзевул послала перепроверить, не перегрелось ли рыжее недоразумение) не вынюхивал и не выслеживал, никого так и не нашел. В итоге Кроли притворился дальним родственником с северных холмов (хвала Люциферу и всем причастным, что люди наконец-то разошлись на другие земли) и разговорил дочь пропавшего.        Выяснилось, что благочестивый Енох в один момент просто пропал в столбе ослепляющего света. Живым. Потом послышался глас с небес, уверяющий, что все в порядке, что обожаемый отец, сын и кем кому он там проходился в лучшем мире, Богиня изъявила желание забрать его к себе. И никакой Преисподней.        В этот момент рассказа ошарашенного Кроли Вельзевул скривилась. Все эти способы Небес привлекать к себе людей — такое вранье, что даже у демона волосы дыбом встанут от наглости. Смерть выразился предельно ясно: Небеса закрыты, так просто даже он никого туда доставить не мог. А вот это вот все… Либо выпрошенная у Богини подачка, либо невероятное самоуправство.        И, зная, как поразительно общительна последнее тысячелетие Богиня, Вельзевул была уверена: кто-то из ангелов хитрит. Может, даже Метатрон: помнится, случайная мысль Дагон ему как-то понравилась. Быть может, сидит сейчас Енох в комнате ожидания, ни жив ни мертв…        Бедняга. Долго еще сидеть, а из развлечений — одни завывания пернатых. Скучно до дрожи, должно быть. Хотя кто их, этих праведных людей, знает. Может, сам Енох убежден в своем безграничном везении. А то как же, сама Богиня его отметила как особенного и достойного.        Такое месиво в голове у каждого светлого, даже представить страшно.        Не прислушиваясь толком к жужжащим вокруг мухам, Вельзевул шла по пыльным тропам, выложенных желтым камнем, дальше — к главному храму города Богов.       Добраться сюда — уже испытание для человека, так к чему лишние сложности для измученных дорогой путников? И Город Богов заботливой рукой принимал измученных и страждущих, обещая утешение. Стоило миновать толстенные крепостные стены, выстроенные по необъяснимо причудливой линии, как зной заметно спадал, а песок больше не норовил забраться под десятки намотанных на тело платков. Длинные тени взмывающих в небо храмов укрывали от обжигающего солнца воспаленные после перехода по пустыне глаза. Аккуратно огороженные изящным камнем бьющие из земли источники с холодной водой сулили невозможные наслаждения.        О чем еще может мечтать тот, кто провел бесконечные дни среди палящего зноя, но брел сюда, в осуждаемый верными и преданными Ее слугами Город? Все, что путник хотел получить от служителей Новых Богов, меркло по сравнению с желанием напиться, спрятаться в тень и отдохнуть. И множество постоялых дворов с чем-то бурлящим на кухнях, дарующие долгожданную прохладу родники и узорчатые стены храмов с их милостивым полумраком давали каждому возможность прийти в себя.        Всего несколько часов, чтобы набраться сил. Чтобы обдумать, зачем пришел сюда и что будешь просить через жрецов. Стоит ли оно того, или перенесенные страдания сделали прошлые желания несущественными?        Никто из служителей Богов не посягал на свободу воли. Но, конечно, весь уют и расположение Города не были случайными: в том и состоял замысел Сафа.        Одна идея — чертовски верная. Никто не покидал стены Города ни с чем. Зато попросить большего оказались способны почти все. Не продешевить и не мелочиться — вот о чем думали паломники.        И очень редко кто-то преисполнялся вселенской любви и терпения. Люди легко и предсказуемо поддавались плохому: раздражению, усталости, ненависти и страху. И просьбы, адресованные внемлющим их словам Богам, становились воистину жестокими.        Кого-то забрали на Небеса всех определенного порядка? Отец не позволил перебраться на новое место? У брата лучший урожай и стада?        О великие и мудрые, пусть всем им воздастся! Пусть солнце выжжет их поля, обращая урожай в изломанные прутья, которые не тронет и голодная птица. Пусть ветер разметает крыши, не оставит и камня на камне от домов. Пусть детям его придется испытать предназначенную ему боль…        Люди оказались чертовски мелочными. И как просто они поддавались искушениям, когда, посулив прекрасное и лучшее, их долго и планомерно доводили до отчаяния! Им не хватало одного заступника — хотя какой Богиня заступник. Так, всемогущее знамя, что исчезло и не показывается даже ближайшим своим подчиненным.        Ангелы и демоны с куда большим вниманием и интересом участвовали в жизни людей. Но, что любопытно, худшие из злодейств выдумывали сами люди. А уже воплощали их, чаще всего, порождения ангелов. Может, саранчу наслал и Велиал, но засуха — дело рук лично Сафа, который по просьбе жителей целой деревни сжег в жидком пламени Главного Храма целое стадо лучших быков. Одна лишь сила его намерения, помноженная на унаследованные от отца-ангела силы, смогла оттеснить все предусмотренные Небесными отделами погоды планы по дождям на долгие шесть лет. А страшнейшее столкновение двух семей из Адамовых потомков, когда в живых остался лишь седьмой сын одного из участвовавших, — результат случайно поведанного слишком уж амбициозному юноше Инанной. Ну как «случайно». Многие и многие из них, детей светлейших ангелов, обладали особыми силами и совершенно не желали ограничивать себя… В развлечениях.        Они были способны на такое — так зачем упускать возможности?        И три города, выстроенных проклятыми, преумножали человеческие грехи. Колдовство и кощунство, раздор и войны, убийства и предательства… Да мало ли человек находил способов развлечься и обречь себя на мучения в Преисподней, заодно испытав ненависть Небес?        Любуясь удивительным сочетанием темных, подобно вулканическому стеклу, и солнечно-желтых камней на главной площади, Вельзевул ненадолго остановилась. Право, как мало волновали ее многочисленные прохожие, хотя впору было гордиться собственной работой. Ее уже почти не смешило то, как некоторые из людей прячут лица, как другие разгуливают в неподобающем даже для сборища разратников виде, как третьи приносят жертвы и разжигают благовония прямо на улицах, не удосужившись выйти хоть к самому крохотному храму…        Интересно, как бы отнесся Ахимон к тому, что все эти существа поклоняются ему как Богу и заступнику? Оскорбился бы? То, что творили в храмах Саф и Анак было хоть еще немного уважительно, но остальное… Нет, конечно же, Вельзевул нельзя было удивить или смутить распотрошенной вживую птицей или внезапно отрубленной человеческой кистью (она работала с Астаротом, этот псих с самого начала вытворял вещи в миллионы раз хуже), но какое-то смутное неприятное ощущение скреблось по сознанию.        Оглушительный рев многочисленных труб послышался с крыш храмов. Медленный, раскатистый, он становился лишь громче: тысячи жрецов присоединялись к этой могучей приветственной мелодии. Нет, конечно, встречали вовсе не Вельзевул. Здесь приветствовали ночь и наступающую тьму, прощались с ушедшим солнцем. Наступит ли завтра? А если и наступит, для всех ли? Кто встретит свое утро в Преисподней?        Но невыносимая эта музыка была вовсе не горестным гимном уходящему времени: наоборот, как и настаивал Каин, она напоминала, что жизнь продолжается. И каждый отмеренный час — возможность исправить собственные упущения. Даже наступление ночи и темноты еще не сулит конец.        Смерть материального тела — лишь освобождение души, а не ее уничтожение.        Над головой Вельзевул, на слабо потемневшем небе сияла ослепительная звезда.        Затихли наконец трубы, и захлопали решетки на окнах. Открыть, позволяя ночи проникнуть в дома, — для темной части города, и закрыть, сохраняя память о дне — для светлой. Многочисленные запрятанные среди теней светильники, повинуясь вышедшему на ступени главного храма Сафу, подмигивали языками танцующего пламенени. Город погружался в отблески и переливы отраженного огненного света.        Вельзевул пришла сюда в честь нового тысячелетия. Поприсутствовать на каком-то невероятном торжестве, ради которого собрались сотни людей (и когда их только стало так много?), совершить небольшое чудо, напоминая, кто тут милостивая мать, которой не плевать на подданных и поклоняющихся, после чего, пожалуй, поскорее вернуться в Преисподнюю. Астарот в последнее время совсем с катушек слетел, бегает по всем уровням с загадочно-счастливым видом, от одной рожи тошно. Так ведь наверняка еще и задумал что!        — Лорд Вельзевул, какая честь! — громогласно провозгласил Саф прямо со ступеней: народ почтительно склонился. — Мы и надеяться не смели…        Вельзевул окинула Сафа скептическим взглядом. Пожалуй, она никогда не поймет все эти ужимки и уловки перед людьми: от сомнительно-лживой вежливости и до внешнего вида. Ну вот что за ленты, выглядит так, будто на Сафа стая сухопутных кракенов напала. Хотя… А ветер-то откуда, чтобы ленты так развевались?        Черт с ним. Хочется — пусть хоть живую собаку на плечах носит, если работает, Вельзевул это не касается.       В считанные мгновения она пересекла площадь и стремительно поднялась по ступеням.        — Слава Сатане, — вполголоса произнес Саф, пропуская Вельзевул вперед, в просторную залу, где в огромном углублении плескался жидкий огонь. — Празднование начнется в полночь, но если вы спешите…        — Вельзевул! — под мелодичный перезвон послышался спокойный голос Азазеля. — Знал, что ты будешь здесь. Можем поговорить?        Вельзевул неторопливо повернулась к Азазелю, но не сделала в его сторону и шага. Кажется, они договорились, что в этот город серафим соваться не станет и займется оракулами (после видений Астарота и помешанности Асмодея на Великом плане сама мысль о знании будущего вызывала отвращение).        — Слушаю, — произнесла она, чуть склонив голову и сложив руки в замок.        — Мы можем… Нам нужно кое-куда переместиться, ты не против? — Азазель едва заметно покосился на Сафа.       Вельзевул нахмурилась и отпустила мух: пусть проверят, не следит ли кто.        — Этот храм посвящен вам двоим, здесь нет ваших врагов, — недоумевающе шепнул Саф, оглядываясь на врата.        — Я не задержу ее надолго, — подошел к Вельзевул Азазель и очень тихо продолжил: — У меня демонические проблемы.        — У тебя? А я должна их исправлять? — она ехидно подняла бровь. — Ты сейчас серьезно? С чего бы?       Саф неторопливо отошел подальше, явно не желая мешать, и принялся с любопытством осматривать ряд подсвечников.        — Увидишь, — Азазель нервно взглянул в окно. — Пожалуйста. Это и твоих касается, даже больше, чем моих. Я перемещу.        Вельзевул нахмурилась и опустила барьеры, всматриваясь в ощущаемое Азазелем. Тот заметно нервничал и, совершенно очевидно, переживал за чью-то жизнь. А еще…        — И что же за демон перешел тебе дорогу? — холодно зазвенела Вельзевул, собирая мух. — Уверен, что я помогу с твоей проблемой?        — Астарот, — припечатал Азазель, прожигая ее глазами, и протянул руку. — Теперь идем? Обещаю, Саф, мы быстро вернемся.       Вельзевул устало потерла глаза. А ведь был такой прекрасный день, и снова что-то вмешивается. И, что самое интересное, даже Небеса уже знают, что имя Князя действует на нее как красная тряпка на быка.        — Куда? — спросила она и поджала губы. По сознанию скользнуло что-то неясное: смутный интерес к происходящему. И явно не от Азазеля. Может, Саф? Было бы логично: так долго делать вид, что золоченная стена ему намного интереснее, — тяжелый труд.        — Да чтоб его, — выругался Азазель. — Мы столько лет работаем с людьми вместе, сложно поверить хоть раз? Скажи на милость, чем я хуже…        Договорить он не успел: Вельзевул вцепилась когтями ему в горло.        — Ты. Мне. Никто, — зазвенел ее голос громче. — Ты мой враг и я буду счастлива видеть, как ты горишь, ясно? Довериться? Тебе?        — Вельзевул… — захрипел Азазель, цепляясь за ее запястье.        — Не забывайся, серафим, — презрительно выплюнула она, разжимая пальцы.        Надоело, право. Каждый второй считает нужным напомнить об ее отношении к ангелам. Ошибаются, конечно, но… С чего они все вообще такое взяли? В аду подозревают, что она едва ли не о каждом шаге на Небеса докладывает, хотя у недавно открытого главного входа постоянно толпится множество демонов с ангелами, едва ли не хихикая друг с другом. Теперь еще и этот серафим возомнил, что ей не все равно.        — Там три материальных тела твоих демонов, — сухо заявил Азазель. — И, судя по всему, они покинули оболочку не по своей воле. Вот только следов эфирного тела там больше, чем положено. Они не просто оставили служебное тело, их оттуда выпили, понимаешь?        Вельзевул почувствовала, что бледнеет.        Она не может пойти туда одна, верно? Ангел вряд ли будет врать, но… Ничего конкретного он не сказал. Формально, он может и не лгать. А вот смысл сказанного будет разниться в зависимости от намерений.        Среди жертв есть демоны. И в этом Азазель не лжет. В конце концов, когда-то он был ее начальником, да и особо на счет извечной борьбы падших и пернатых не трепался. Кроме того, она не случайный демоненок, она Герцог Преисподней. Посмотрит, проверит — и вернется. Посылать за кем-то еще немного глупо, ну что от них всех толку. Астарот же наверняка постарается, Молоха с Абаддоном следом пошлет.        — Черт с тобой, — фыркнула наконец Вельзевул, цепляясь за запястье Азазеля когтями и мысленно готовясь к чему угодно.        Тот печально улыбнулся и щелкнул пальцами.        — На Небесах обсуждают, как бы заставить всех ангелов отчитываться о каждом сотворенном на земле чуде, — устало заявил он, когда они мгновение спустя оказались в другом месте. Вельзевул узнала орнамент на стенах: в городе Оракулов его любили. — Идем.        Что ж, хотя бы понятно, куда ее затащил этот обнаглевший серафим.        — Что случилось и почему ты отказывался говорить, куда мы идем? — сухо произнесла Вельзевул, неспешно шагая следом за устремившимся куда-то вперед между гранитных домов Азазелем. Расстояние лишь увеличивалось: даже если причины спешить были, без пояснений лететь сломя голову за ангелом она не собиралась.        — Я солгал, — заявил в лоб Азазель, указывая на малозаметный крохотный переулок, утопающий во тьме. — Я не знаю, получится ли вернуться быстро.        Вельзевул поджала губы, поднимая взгляд наверх: туда, где среди покатых крыш домов виднелись беспокойно мерцающие звезды. Сколько ангелов с потушенными огненными мечами может таиться во тьме? Паранойя или предусмотрительность? Истинное демоническое зрение не подсказывало ничего, запаха благодати не ощущалось, но, черт побери, у нее на глазах один из высших серафимов, Азазель (конечно, уже давно не такой праведный, как раньше), соврал о чем-то важном, а теперь безбожно юлил. И все — лишь для того, чтобы заставить ее действовать по-своему.       И куда только эта сволочь решила ее заманить?        — Я не шучу, Азазель, — Вельзевул остановилась, разжигая на ладони всполох адского пламени. — Если ты затеял вероломное пленение герцога Преисподней, чтобы Небеса простили тебе всю эту чепуху, ты начал не с того демона.        Азазель захлопал глазами, от удивления открыв рот:        — Что? Нет, как ты вообще подумала…        — О, давай пораскинем мозгами, — саркастично выплюнула Вельзевул под рассерженное жужжание мух. — Маменька швырнула меня с неба вскоре после того, как ее же огонь чуть не уничтожил мои крылья. Я работаю среди существ, у которых вашими стараниями предательство в крови. И вышестоящий демон — Астарот, будь он неладен!        Азазель настороженно следил за этой вспышкой. Стоило Вельзевул замолчать, он задумчиво почесал затылок и щелчком пальцев осветил переулок. Святостью не пахнуло, зато взгляду открылся многочисленный мусор вроде перьев и обрывков ткани, что валялся среди мерзковатой темной жижи. Навряд ли это просто грязная вода.        — Инанна смотрит не в настоящее, ее взор постоянно обращен в будущее, — устало заговорил он. — Она и просила не говорить в том городе о случившемся, я ей пообещал. Она не хочет, чтобы Анак или Саф вмешивались. Они не смогут помочь, но сами окажутся в опасности. У меня исчезло несколько ангелов, но я в этом не видел ничего страшного. Подумал — ушли в другое место и не предупредили, бывает же. Твои нас не беспокоили никогда, так, мелкие стычки и перепалки не в счет. Хотя не случись здесь чего-то подобного, я бы даже не сунулся. А потом было бы поздно.        — С женой интереснее, чем работать, да? — иронично поинтересовалась Вельзевул. Интересно, как часто Азазель теперь появляется на Небесах? Благодати в нем не слишком много, неужели наверху никто не видит? Или он там среди таких же бегает?        А ведь забавно получилось. Богиня хотела, чтобы ангелы возлюбили человека — и вот оно, дословно и с энтузиазмом. И что могло пойти не так…        — Речь не о том, — на удивление спокойно отмахнулся Азазель, продолжая рассказ. — Я бродил по городу, они строятся снова, еще храмы и святилища… Не важно. В подвалах одного из недостроенных храмов и наткнулся на несколько завернутых в ткань тел. Мои и твои, кто-то не сделал большой разницы между детьми Небес и Преисподней. Только ошметки эфирной энергии и никакой жизни. Их пылью засыпало даже.        — Если ты задумал тащить меня одну дьявол знает куда, рассчитывая, что я развешаю уши и поверю, будто тебя проблемы демонов интересуют, ты здорово ошибся, — начала Вельзевул, все еще сомневаясь в искренности серафима.        — Я не прошу тебя спускаться со мной, чтобы посмотреть тела, — предельно четко произнес Азазель, явно теряя терпение. — Инанна согласилась, что проблема есть, только когда перестала видеть в будущем хоть что-то определенное и не связанное со страданиями. Оказывается, она способна рационально рассуждать, когда любое гадание указывает на смерть, кровь и боль. Она сказала, что впервые кто-то из ваших с угрозами объявился в начале прошлого года. И вскоре у ворот города объявилась эта тварь. А с месяц назад демон пришёл снова, заявляя, что если храм не будет достроен к урожаю, помощи могут не ждать. В отличие от наших и твоих, люди исчезают совсем, даже тел не остается…        — Ты так и не сказал, что именно происходит, — дернула головой Вельзевул, шагая в переулок. С каждым словом ее подозрения лишь крепли. Что ж, такое не могло не случится, и удивительно, что произошло это лишь к концу тысячелетия.        — Демон представился Абаддоном, помнишь такого? — негромко произнес Азазель, указывая на завешанные полотнами ворота. — Черные полностью глаза, разодранные щеки и кровь на подбородке, будто он птицу сожрал.        — Это еще ни о чем не говорит, — отмахнулась Вельзевул, внутренне насторожившись. — Вымазать рожу в крови в этом столетии модно.        — Назвался ангелом Бездны, — скептически фыркнул Азазель, указывая на внушительных размеров каменное изваяние, закутанное в светлые покрывала.        — Демон назвался ангелом? — холодно хмыкнула Вельзевул, взбираясь по ступеням. — Уверен, что это наш, а не один из сошедших с ума твоих?        — Заявил, что сообщает волю Князя Астарота, единственного Лорда Преисподней, — вкрадчиво заметил Азазель, останавливаясь у ног статуи.        — Ну, предположим Князь действительно единственный Лорд, но какой ему смысл… — лениво протянула Вельзевул, внутренне закипая. С него станется послать Абаддона творить гадости и мешать ее работе. А где Абаддон, там и Молох.        — Вельзевул, я помню Астарота еще по Небесам. Он и тогда был противным, не думаю, что Падение превратило его в понимающего начальника, — тяжело вздохнул Азазель. — Чокнутый псих, жестокость и мерзости он обожает.        — Ты говоришь о нашем Князе, ангел, не забывайся, — зазвенела Вельзевул. Конечно, Астарот — тот еще маньяк, и она его ненавидит. Но дать серафиму так свободно трепать и поносить имя Князя, даже такого отвратительного и бесполезного… Образ Преисподней никакие пернатые не должны осквернять своими святыми лапами и важным мнением. Пусть о своей Маменьке так смело рассуждают.        Азазель не ответил: махнул рукой, и покрывала плавно полетели вниз, с шелестом укладываясь среди пыли мягкими волнами. Еще надеясь, что каждое слово серафима — ложь или огромная ошибка, Вельзевул подняла глаза и заметила чертовски знакомую безумную рожу, воплощенную в камне.        Гадство. И здесь эта тварь.        — Это точно он. Не вижу причин, по которой демон без его приказа притащится в человеческий город и будет говорить от имени Князя, проверить недолго, — проследил за ее взглядом Азазель. — Дело не в этом. Дело в том, что именем вашего Князя на город нападают огненные духи. Сгустки пламени, выпивающие эфирную субстанцию у нашего племени и пожирающие людей целиком. Один или каждый раз новые — никто не знает.        Астарот. Будь он проклят со своими экспериментами. Так и знала, что выпускать этот ужас на свободу нельзя, вот, пожалуйста. Хотя и подозревать не смела, что эти лишенные разума твари начнут атаковать кого-то целенаправленно. Они раньше казались не слишком опасными… Что им понадобилось в городе Оракулов?        — Почему сюда, а не на город Сафа? — сражаясь с желанием обратить в крошку статую Астарота, произнесла Вельзевул. — Там больше людей, туда стекаются паломники со всего мира, там даже странной святости и эфирной субстанции в разы больше. Это должно их привлекать.        Азазель задумчиво почесал бороду и пустым взглядом уставился на недокрашенные колонны.        — Я слышал, Саф создал особую стену вокруг города, — пожал он плечами. — Кровь лилась рекой, но, по слухам, стена возникла за одну ночь, и теперь там пылает невидимое пламя, когда в святилище возносят жертвы. Анак говорить о работе отказывается, а мои ангелы не слишком рвутся выяснять, насколько слухи правдивы        — Мог бы раньше сообщить, а не тащить меня с места, — холодно буркнула Вельзевул. Никакого невидимого огня у стен она не заметила. Хотя жидкое пламя в главном храме города Богов напоминало очистительный огонь серафимов. К слову, их жрецы наловчились даже ковать оружие в таком пламени, что само по себе интересно. Надо бы обзавестись клинком, вдруг полученные лезвия окажутся интереснее простых человеческих железок.        — Как, боюсь спросить? До Шеду не добраться, мои записки до тебя не доходят, поймать тебя на поверхности, не зная, когда ты объявишься…        Вельзевул не слушала, размышляя. С одной стороны, гибель людей и ангелов ее мало касалась. Первые лишь отправятся в ад, обеспечивая работой Преисподнюю, вторых же каждый демон только рад отправить в небытие. С другой же… Вышедшие из-под контроля порождения Астарота. Он не мог их контролировать, совершенно точно. Он мог рисоваться, убеждая, что справится. И совсем неясно, не будут ли убитые этими существами люди расценены Небесами на суде как праведники. Вообще, довольно странно: Вельзевул никто не сообщал о появившихся в аду по этой причине душах. Странные смерти отслеживала Дагон, ей можно было доверять. В смысле служебного доверия.        Так появились ли эти души вообще в Преисподней? Хорошо бы проверить, поднять бумаги, разобраться…        С улицы послышалось что-то, похожее на многократно усиленный шепот. Доносившийся из пустыни звук то приближался, то отступал, заставляя дрожать стены. Дивное сочетание леденящего страха и испепеляющей ненависти окатило Вельзевул, едва не сбивая с ног: стоило вернуть барьеры сразу же, как только выяснила нужное. Проснувшийся от шума город погрузился в ужас.        Ну конечно же. По-другому и быть не могло. Когда у нее было время?        — Ты поможешь? — Азазель от волнения прикусил губу.        — Чем, позову Астарота? — скривилась Вельзевул, спешно пытаясь выдумать, как отослать прочь свихнувшихся огненных демонов.        Если бы Астарот с самого начала знал, что с ними делать, ей бы не пришлось решать вопрос с изгнанием. В конце концов, из Преисподней-то их выставили из-за разрушительности. Этот огонь сметал все на своем пути, не церемонясь с развалинами ада. Запирать их было бессмысленно: рано или поздно любая преграда на их пути исчезала.        Когда-то они были демонами, но их разум уничтожили, а тела превратили в бушующее пламя. Вельзевул ощущала их боль и была уверена: имейся у этих существ возможность мыслить, преданностью и любовью к Астароту они бы не воспылали. Хотя это довольно интересный способ разделаться с Князем. Назидательный для каждого.        Откуда-то со стороны ворот города послышался оглушительный грохот. Чем бы ни стала та демоническая тварь, она только что чертовски успешно разрушила стену. И никаким Абаддоном поблизости даже не пахло.        Безумная мысль пришла ей в голову.        Такая мощь — и никому не подчиняется. Похоже, безумные огненные духи, которых Вельзевул сама когда-то спасла от полного уничтожения, могли развиваться. Чтобы напасть на город, как минимум нужно обладать хотя бы зачатками сознания.        А если это так, Вельзевул может попробовать договориться. Такие сторонники в последние дни бытия очень пригодятся. Не должно быть совсем уж сложно: особенно после успешных переговоров с лишенными разума ангелами и демонами. Тот же Астарот или, прости бездна, Гавриил, никогда не производили впечатление более мудрых собеседников.        Больше не удостоив Азазеля и словом, Вельзевул переместилась за черту города. Туда, где огромный огненный силуэт вполне успешно громил стены (довольно крепкие и толстые, к слову: прорваться внутрь даже с такой испепеляющей мощью у существа не получалось).        Над головой Вельзевул в светлеющем предрассветном небе блекли звезды.        В шаге от нее появился Азазель, слабо мерцая праведно-благостными ощущениями.        — Ох. Жаль, что на Небесах так не получается, — рассеянно прошептал он, явно шокированный внушительной огненной фигурой. Похоже, произнес первое, что в голову пришло. — Перемещаться куда вздумается. Она запретила, как Метатрон говорит. Будто Ее воинству на Небесах некуда спешить.        — В Преисподней тоже нельзя свободно перемещаться, — глухо отозвалась она, вглядываясь в повернувшегося к ним огненного духа. — Воля Владыки, создавшего наш дом.        О великий Люцифер, что вообще происходит? Она стоит рядом с серафимом, разглагольствует о невозможности перемещений, собирается защитить человеческий город… Со стороны это выглядит именно так.        Ладно, чего уж там. Дураку понятно, что внезапная мысль о перемещениях — лишь попытка вернуться к изведанному и не поражающему воображение. Потому что приближающийся дух — Вельзевул мысленно возблагодарила случай, приславший сюда лишь одного такого монстра, а не сразу нескольких, — даже у демона вызывал… опасения. Не страх, негоже ей бояться.        Непрекращающийся шепот — сотни самых разных голосов, мужских и женских, ангельских и демонических, — лишь усиливался.        Вблизи огненное чудовище не походило на простое пламя. Во всяком случае, его огонь не оставался привычными багряно-оранжевыми всполохами. Множество силуэтов мерцали в нем, подобно клубам дыма собираясь в багрово-черные тени, очертаниями напоминая обезображенные лица. Воздух вокруг чудовища раскалился и гудел, но само оно не спешило нападать, только скользило по песку ближе к ангелу и демону.        Вельзевул окончательно опустила барьеры, но не нащупала ничего, кроме привычных уже боли и отчаяния. Замешательства, желания добиться цели, хоть чего-то, указывающего на осознанность поведения, на попытки размышлять просто не было.        Может ли многоликое создание, лишенное глаз и разума, смотреть на кого-то? Может ли оно видеть?        — Герцог? — тихий шепот послышался откуда-то из недр гигантского бездымного пламени, коим и было чудовище. Короткий всполох узнавания пропал в одно мгновение: всепоглощающий гнев, без толики праведности или греховности, накрыл все пространство. Чудовище рванулось к ним, намного быстрее.        Азазель, совершенно неподобающе выругавшись, швырнул в сторону твари очистительное пламя: жидкий огонь разлился по пустыне, вырастая стеной и заслоняя дорогу.        — Это ваши создания, чего они боятся? Джинны, духи, или как их там еще называют, — обеспокоенно закричал Азазель, замечая, как неторопливо тварь огибает гаснущее пламя, шагая по темному стеклу, в которое превратился песок от огромной температуры.        Если бы Вельзевул знала. Она их помнила небольшими, размером с человека тварюшками, способными опалить и пробить не слишком надежную стену, а не пожирающими всю эфирную субстанцию на своем пути чудовищами величиной с истинную форму ангела или демона.        — Я попробую вытянуть из него бла… Черт. Что там в нем есть, то и выбью, отвлеки… — довольно резко прикрикнула Вельзевул, чувствуя, как ангел начинает паниковать.        Поздно. Азазель, круглыми от шока глазами взирая на огромную тварь, переместился куда-то позади чудовища, размахнулся…        Еще один сгусток очистительного огня серафимов пролетел мимо увернувшегося Джинна — и зацепил плечо Вельзевул.