Чтобы меня не открыли, не разоблачили, не разворошили

       Вельзевул, могучий герцог Преисподней, способный мановением руки стирать с лица земли целые города, управляющий Ада и повелитель мух, с бездумным видом валялась на полу клетки, уставившись в закоптившийся потолок. От золотистого сияния сложных плетеных символов, объединенных в одну беспрерывную вязь, ажурным кольцом окутывающую стены, не получалось спрятаться даже с закрытыми глазами. Мерзкое сияние — напоминающее благостную ангельскую позолоту — расплывалось в каждом мысленном образе, затмевая все остальное. Никакой четкости или ясности: одна лишь мерцающая пелена.        Из-за дверей уже который день — или сколько там прошло времени, здесь не разберешь — доносился тоскливый вой цербера. Не прекращался ни на мгновение, переливаясь на все лады, точно зверь пытался себя хоть чем-то развлечь. Что его, Хастур не кормит совсем? Или сам объявиться здесь побаивается, опасаясь ее гнева? Чертовски маловероятно, что весь этот дивный рисунок на стенах Астарот намалевал один и без участия Хастура. Или Лигура. Или еще кого-нибудь из своих многочисленных помощников. Вообще странно, что из-за дверей никаких звуков не доносится: неужели ни одного часового не поставили?        Толпа предателей. Наверняка только услышали об ангелах — и бросились в ноги своему Князю, испугавшись. Спаси нас, безумный избавитель, от нечестивого демона, который столько лет заботился о нас и всей этой рухляди. Вверяем тебе свои головы, кровь, тела и что там еще…        Астарот, должно быть, невероятно счастлив. Благослови его Богиня в каждое ухо, лишь бы снова сюда не притащился, княжеский треп слушать — худшее из наказаний. Развлекается вовсю, наверное. С Молохом вместе буйствует… Велиал с Лилит не отстают, это уж точно. Как хитро получилось-то…        Хотелось надеяться, пара измученных до состояния эфирных нитей демонов будет неплохой платой за вот эти стены и замок на дверях. Вот только обойдется ли Астарот хотя бы в первый день одной лишь парой или разделается сразу с дюжиной…        Бедняга Дагон. Стоило сразу отправиться на ее поиски. Дьявол знает, где она сейчас.       Астарот, продуманная сволочь. Наверняка постарался, то запер ее где. Вот уж теперь крови напьется… Плевать. Раз ни один демон не возмутился, заслужили. И не такого даже, а худшего.        Хотя… Илуэль. Интересный демоненок. Довольно настойчиво пытался предупредить, если уж на то пошло, не побоялся Велиала и Лилит. Прямо при верных Астароту, занятно… Помощник Асмодея, стало быть. Которого тот пытался всучить Вельзевул, хотя и ненавязчиво. Мог ли Асмодей знать? А сейчас даже не пришел в темницу: либо его все устраивает, либо и правда не в курсе. Асмодею доверять нельзя, это понятно, а вот к Илуэлю… Как выберется из клетки, обязательно попробует присмотреться. Вероятность того, что демон пытался оградить ее по своей воле, а не по указке Асмодея, все-таки оставалась.        Прелестно. Хотела Вельзевул отдохнуть от забот — и вот, пожалуйста, ее услышали. Отдыхайте, герцог, уступите место более умным, ловким и хитрым. Так просто попасться, клюнуть на простейшую приманку… Благими, мать их, намерениями. О безопасности она беспокоилась. Порядок и контроль, будь они тысячу раз неладны. Воистину, глупость — величайший из грехов. Непозволительно для демона.        По воздуху разносился отвратительный удушливый запах горелой плоти, но Вельзевул такие мелочи не волновали. Сражаясь с паршивыми мыслями, буквально подталкивающими к тому, чтобы сдаться, она продолжала методично — раз за разом, символ за символом, кусочек за кусочком, — проверять барьер на наличие слабых мест.        В любой защитной системе должен быть какой-то изъян. В конце-концов, она, Вельзевул, все эти годы ошивалась в проклятых городах. Неужели Астарот с его крадеными бумагами за пару месяцев способен сотворить неразрешимую загадку? Конечно же нет. Нужно только время, и новый символ сведет на нет все его усилия. Ей бы только силы вернуть, одно небольшое чудо, расплавить дьявольский замок, и плевать на волю Люцифера. За такое она при самом дьяволе Астарота на куски порвет.        Время шло, а решение никак не появлялось. Наверху ее работу три сотни раз уже могли облагодетельствовать, заставить проклятых покаяться, поубивать их всех к чертям…        Что там говорил Велиал о людях? Что умирать они не будут, пока Богиня для них испытательный срок объявила? Смерть, должно быть, не в восторге от подобных историй с правилами. Если до него докричаться… Хотя чем бы он помог, право. Борьба за власть в Преисподней его точно не волнует. А вот Ахимон за дверью очень даже пригодился бы. Только оживать он, что бы там верования собакоголовых не сулили, не планировал. Все также оставался желтой черепушкой на алтаре города Богов с парой ползающих мух.        Вельзевул снова щелкнула пальцами, высекая на ладони мелкий огонек: большего добиться так и не получилось. Ну, размазала она один из второстепенных символов у самого пола, а что толку? Руку превратила в кровавое месиво, и все. Материальное тело слабело на глазах, игнорируя эфирную составляющую.        Если дальше так пойдет, придется его развеять к чертям и выбраться в эфирную форму. Может, в таком варианте получится что-нибудь стоящее. Слиться с барьером, конечно, не выйдет, но вмешать пару эфирных нитей в его структуру и что-нибудь разорвать — сойдет за план.        Тесновато будет, скорее всего: клетка совсем крошечная. И больно: барьеры явно на что-то подобное рассчитаны. Не мог Астарот об этом не подумать.        Огонек полетел в один из узлов, объединяющих символы. Вязь тускло засветилась — но не исчезла, а лишь чуть слышно зазвенела.        Черт. Попытка номер пять тысяч… Дьявол знает, какой там номер.        Зачем вообще она ввязалась в эту историю с выгораживанием полукровок? Толку от них особого не было, что они могут против ангелов — неизвестно, и для чего Вельзевул себе портила кровь? Стоило натравить кого-нибудь из них на Астарота. Анак, пожалуй, со своим оружием принес бы неприятностей… Еще можно было приказать принести в жертву в честь Астарота множество людей, и тот бы совсем потерял способность размышлять.        Поздно, Вельзевул, совсем поздно. Лежи, ползай по клетке, сжигай материальное тело, убивай собственных мух, кричи или помалкивай, а исправить отсюда ты ничего не сможешь.        Можно, конечно, дождаться Люцифера, но… А станет ли Владыка ее выслушивать? Совершенно необязательно. Астарот ему наплести может чего угодно. Вверять свою судьбу слепой случайности и милости Люцифера? Ищите дурака.        — Лорд Вельзевул, — в звоне символов послышался почти неразличимый шепот. Ни отголосков эмоций, ни колебания силы и эфирной энергии, только голос: смутно знакомый и искаженный.        Вельзевул заставила себя сесть и прищурилась. Не хватало только в самом деле начать сходить с ума — от боли, бессмысленности действий или замкнутого пространства. Шепот повторился — сразу от всего свечения. Может, какую-то брешь в защитной вязи все-таки получилось проковырять?        Что можно здесь разглядеть? Связывающие символы. Объединяющие материальное и эфирное — полезные для полукровок и людей, а не для демонов с ангелами. Обжигающие, уничтожающие плоть, разрывающие тела… Все не то. Бессмыслица из оккультно-человеческого и демонического колдовства.        Вельзевул поморщилась и заскользила взглядом по тонкой полосе темного камня, не освещенного золотистыми свечением. Символы здесь были завершены криво, точно создатель немного не рассчитал с размерами. Немного, но…        Эфирные нити потянулись к стыку пола и стен, подстраиваясь под золотистое свечение и впиваясь в каркас барьера. Сияние стало сильнее, но расшатать несколько элементов почти получилось. Истончившийся барьер заходил ходуном — всего в одном месте, будто занавеска в храме на ветру, — и с тихим треском надорвался.        — Лорд Вельзевул, славим тебя и просим — не оставьте нас в час тревог и опасностей, — торопливый шепот наполнил комнату. Еще один тон вторил ему, намного тише, куда более низким голосом.        Инанна. А второй… Дьявол знает. На Сафа похоже.        — С именем твоим на устах приносим жертву, услышь нас, — продолжили голоса, заставляя Вельзевул беспокойно подскочить на ноги. Сила жертвенной крови — попадет ли она внутрь, или ее поглотит барьер? Еще крепче же станет… Этого только не хватало.        Голоса замолчали, зато свечение замерцало лиловым и загудело. Часть символов заметно побледнела, а Вельзевул почувствовала, как заживают руки служебного тела. Захотелось выпустить крылья и расправить плечи, но…        Слишком уж мимолетным было ощущение, чтобы серьезно изменить ситуацию.        Вельзевул торопливо опустилась у самой бреши, впитывая крохи эфирной субстанции, доставшейся благодаря жертвоприношению. Полукровки были живы — двое точно. И, во всяком случае, пока. Хотя, похоже, ничего хорошего у них наверху не происходит.        Дьявол. Узнать бы, сколько она уже здесь. Астарот ни разу не объявился, да никто не появлялся… На что, черт побери, расчет? Если попробовать пробить здесь стену…        Игнорируя обжигающую боль, Вельзевул попыталась забраться когтями под мерцающий барьер. С трудом выдрала камень — но земли не обнаружила. Только новые слои проклятого камня. Ей сейчас просто не хватило бы сил продраться через твердую породу. В эфирной форме выскользнуть тоже не получится: перемещения при помощи чудес в Преисподней не работали.        Боль усилилась — и Вельзевул вытащила из-под барьера изуродованные снова руки. Брешь не затянулась, но разрушенные символы стоили ей всех сил, полученных благодаря полукровкам. Пока ободранные и истерзанные предплечья заливали камни кровью, сознание — не спрашивая позволения — услужливо поплыло, и Вельзевул отключилась. Совсем как человек.        Проклятье.        Как долго она провалялась без сознания, Вельзевул не знала. В чертовой клетке даже песочных часов не было. Разумно, конечно. Невозможность понять, как сколько уже ты страдаешь — тоже пытка. Как Вельзевул сама могла забыть, что клетку готовили для Каина, и делали на совесть. Чтобы первый проклятый на земле — после своих родителей — точно не мог ускользнуть, как бы не хотел. Если Хастур не в курсе происходящего — или был не в курсе, когда ее здесь запирали, — нужно наградить демона. Прекрасная работа.        Выберется. И Астарот взвоет…        Потирая ноющий затылок, Вельзевул с трудом поднялась на ноги. Запах гари наконец пропал, а разодранная плоть почти затянулась: что ж, похоже, без сознания она пролежала дольше, чем хотелось бы. Великие дни, будь они неладны, за счет разницы в наполненности дней — сколько десятилетий у людей уже закончилось? Нет, нельзя дальше продолжать так, раз от попыток толку никакого. Похоже, символы так просто не поддадутся. Заклинаний, которыми полукровки передавали или отнимали их силу, Вельзевул не помнила — а те, что помнила, не работали. Как и вообще все опробованное.        Вельзевул в который раз осмотрела клетку в поисках хоть чего-то полезного. Пусто. Даже возвышение тряпьем не накрыто. Шнурок с мелкими костями, сплетенный собакоголовыми. Игла с венцом, приколотая к балахону — наберется сил, попытается превратить ее обратно в нож: может, стены чудеса Астарота узнают. Как ни крути, именно его рук дело — тот самый клинок, которым Сафа убить хотел. Вот и благодари Люцифера за мелкую подачку… Лишь бы снова в глиняные черепки не обратился.        Да чтоб его. Совершенно пусто. Ничего, кроме…        Шкатулка с глазами Инанны. Мерзко, но…        Одернув запылившийся балахон, Вельзевул схватила шкатулку, поддевая когтем крышку и чуть поправляя всего один золотистый символ…        Сознание затопило огнем. Пальцы разжались, шкатулка с грохотом полетела вниз — вслед за рухнувшей на пол Вельзевул.        Она видела город Богов. Слышала мысли Инанны, могла различить каждый клочок земли, каждое лицо… Сажу на стенах. Упавшие золотые фигуры, засыпанные щепками из красноватого дерева. Разрушенные стены и обезображенные тела людей, многочисленные лужи крови, снующих всюду мух. Горящее тут и там пламя, пожирающее лики новых богов на ткани. Сломанные кинжалы, мечи, копья — и выкованные Анаком, и покрытые благостной позолотой Небес…       Город Богов превратился в руины. Главный храм лишился стен — грудой черных камней, перемешанных с покрытыми пылью изломанными телами, они осыпались на многочисленные ступени. Незримый наблюдатель — не Вельзевул управляла этим взглядом, кто-то еще брел среди обломков, раз за разом оступаясь, замедляясь рядом с каждым безжизненным телом, — пытался добраться именно туда.        К алтарю. Туда, где в лужах крови плавали яркие бутоны цветов и зеленые листья, где сновали невесть откуда взявшиеся в городе крысы, где расплавленной грудой металла лежали статуи.        Туда, где двое людей — совершенно точно людей, слишком уж мелкие и слабые для ангелов — придерживали за плечи связанного сияющими цепями полукровку. Шрамы на руках, огромная рана в боку, грязь, кровь и пот — но тот лишь гордо стоял, не выдавая слабости. Подлый удар одного из людей — древком позолоченного копья по ногам — заставил связанного упасть на колени. И тут же оскалиться, разразившись жутчайшей бранью.        Незримый наблюдатель (Инанна или кто-то из очевидцев? Была ли девчонка в разрушенном городе?) застыл — слабое узнавание почудилось Вельзевул. Она и сама только сейчас смогла различить под слоем копоти черты лица. Анак.        Белоснежное свечение и легкий перезвон разрушили тягостную атмосферу. Перед людьми и полукровкой появился архангел — во всей небесной красе, сжимающий в руках карающий меч, поблескивая знаками отличия на балахоне… Вельзевул смогла различить не просто лицо, но и фиолетовые глаза. Деталь, за которую зацепился незримый наблюдатель.        Гавриил. Конечно же. Куда без него и ему подобных. Архангелы, что сеяли мир и праведность. Разве они хотя бы пытались вернуть других ангелов на праведный путь? Разве пытались они помочь полукровкам? Чертова ложь. Все до единого слова.        Краем глаза Вельзевул разобрала и других архангелов — радостно потрясающих оружием у подножия храма. Анак что-то насмешливо хмыкнул и даже не скривился, когда один из людей довольно сильно ударил его у основания шеи рукоятью кинжала.        — Мы не желали этой войны, — преувеличенно нахмурившись, произнес Гавриил, явно отвечая второму человеку — вопрос его так и остался неуслышанным. — У меня нет приказа казнить его. Здесь и сейчас этого не требуется.        Человек, отпуская плечо Анака, подался вперед, что-то эмоционально рассказывая.        — Архангелы пришли сюда, чтобы уничтожить лживых богов. Повергнуть идолы и разрушить само место, ставшее обителью порока, — без намека на улыбку произнес Гавриил, округляя глаза. — Не убивать. Их участь решать не нам.        -…он мог пасть… раненным… вместе со всеми! — прокричал человек, размахивая ножом и заставляя Гавриила брезгливо поморщиться. Анак беззлобно рассмеялся.        — Это так. Никто сейчас не умрет. В этом городе или в их проклятом городе Жрецов. Состоится суд, на котором Всевидящая и решит, что делать, — провозгласил Гавриил, поворачиваясь к другим архангелам и одаривая их широкой улыбкой. — Слушайте же. Выжившие грешники будут пленены праведниками, и позже их доставят на небо…        В доли мгновения произошло многое. Гавриил вздрогнул, точно почувствовав чужие дурные намерения. Только прежде, чем он успел перехватить праведную руку, позолоченный нож, которым недавно размахивал человек, взвился в воздухе — и вонзился в грудь Анаку. Человек — кем бы он ни был — расплылся в улыбке с чувством исполненного долга.        Гавриил закатил глаза, запуская пальцы в волосы.        — Соберите тела, — махнул он наконец рукой. — Воля Богини неизменна, никто из жителей городов, прогневивших Ее, не умрет окончательно. Суд состоится и над этим грешником, порождением ангела и человека. Ибо сразило его оружие Небес, и в руках одной Всевидящей его жизнь и душа…        Обжигающее чувство стало нестерпимым — и Вельзевул открыла глаза, слабо отпихивая в сторону раскрывшуюся шкатулку. Глаза пророка — самые настоящие, вырванные из глазниц, все такие же окровавленные, омерзительно, — никуда не выпали, только слабо переливались серебристым.        Черт побери.        Она сейчас видела то, что происходит на поверхности. Радовала лишь одна вещь: в городе оказалось слишком мало трупов. Это обнадеживало. Может, Каин, Саф или даже сам Азазель успел вывести многих из них в безопасное место. Но Анак и чуть меньше пятидесяти полукровок остались защищать свой дом. Похоже, праведники, которых привлекли к работе Небеса, оказались слишком уж эмоционально вовлеченными. Милости и рациональности от таких не дождешься, зато возмездия — того, что им кажется таковым — всегда хоть отбавляй. Разделаться с одним из сильнейших полукровок, пока он связан и не способен ответить…        Очень предусмотрительно. Очень в духе человечества. Особенно праведников.        Такого — показательной казни своего сына — Азазель не простит, это уж точно. Если, конечно, сам не заперт в какой-нибудь комнате на Небесах с мягкими стенами. Если же он свободен, пожалуй, даже с одними только полукровками он здорово попортит ангелам кровь, прежде чем пасть.        Интересно, а то, как праведники поступили с Анаком, отразится на отношении Азазеля к человечеству?