И вдоволь будет странствий и скитаний, Страна Любви - великая страна! И с рыцарей своих для испытаний Все строже станет спрашивать она. Потребует разлук и расстояний, Лишит покоя, отдыха и сна... Но вспять безумцев не поворотить, Они уже согласны заплатить. Любой ценой - и жизнью бы рискнули, Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшебную невидимую нить, Которую меж ними протянули... В. Высоцкий
- Матушка! – донёсся из-за расписной ширмы полный отчаяния голос Анны. – Мама, что мне делать?! Леди Френсис своей обычной неторопливой походкой прошла к дочери за ширму. До слуха Эдварда донеслись их приглушённые голоса – срывающийся на плач голос сестры и ровный, почти суровый – матери. В этих крошечных комнатушках, которые по недоразумению назывались их покоями, при всём желании невозможно было побыть наедине с собой, так что ему пришлось быть невольным свидетелем того, как собирались его сёстры на это важнейшее в их жизни событие. Потом, когда они будут представлены королеве, и, если им улыбнётся удача, сумеют заполучить хоть крошечную должность, они будут в праве рассчитывать на комнаты получше, а пока… Нервозность его сестёр, усилившаяся с исчезновением одной из горничных, передавалась и остальным членам семьи, а несчастная измотанная Джудит стала куклой, которую в детстве не могли поделить Катерина и Анна. Голос Анны взвился до истеричных нот, но леди Френсис живо осадила дочь. Эдварду не нужно было даже прислушиваться к их разговору, чтобы понять, в чём причина такого невероятного огорчения сестры и возмущения баронессы: Урсула ушла из их комнат вчера ещё до заката, и до сих пор о ней ничего не было слышно. Сердце юноши разрывалось от тревоги, ведь он прекрасно знал, сколько опасностей таит для юной и прекрасной девушки королевский дворец, битком набитый плутами, наглецами всех мастей и сословий и развращёнными аристократами, считающими любую служанку своей собственностью. Конечно, он лучше других знал, что Урсула в состоянии постоять за себя, но его пугало и то, что с ней сделают за подобную дерзость в отношении какого-нибудь дворянина. Что, если прямо сейчас она кормит рыб на дне Темзы? С утра пораньше он отправил своего лакея на кухню за сплетнями о происшествиях, случившихся в эту ночь, но никто ничего не слыхал ни о благородных, ни о незнатных девицах; во дворце царило спокойствие, и слуги, лишённые громких скандалов, довольствовались тем, что перемывали косточки своим хозяевам. А Урсула словно в воду канула. Леди Френсис вышла из-за ширмы и бросила на Эдварда жгучий неодобрительный взгляд. - Я должна понять, что из посудомойки не выйдет горничной, - проворчала она, беря с подноса бокал с вином. – Что ж, поделом мне. Зря я послушала тебя и Анну. Он пропустил этот упрёк мимо ушей. - Матушка, мы должны отправить кого-нибудь из слуг на поиски Урсулы. Что, если с ней случилась беда? – он старался говорить так, словно был всего лишь рачительным хозяином, которому не безразлична судьба слуг его дома. Но его мать провести было почти невозможно. - Беда? – переспросила она так, словно не верила своим ушам. Губы её презрительно искривились. – Не удивлюсь, если мы обнаружим эту девку в постели какого-нибудь пажа, а то и лорда. – Эдвард в свою очередь поджал губы: больше всего его ранило то, что мать может оказаться права. Разве их что-то связывало кроме той вспышки страсти под покровом ночи? Тем временем леди Френсис продолжала: - нет! Я проявила к ней небывалую доброту, пошла против собственных правил, но эта девчонка, похоже, не умеет быть благодарной и верной. Что ж, она свой выбор сделала. Более я не желаю слышать ничего о ней, Эдвард, - и она сурово взглянула на него, словно запечатывая свой приказ в его памяти. Юноша лишь почтительно поклонился, хотя внутри у него всё кипело от негодования. Про себя он уже решил, что отправится искать девушку, как только у него появится такая возможность. Эдвард был настроен найти её или, на худой конец, узнать, что же случилось с Урсулой. За ширмой пищали и ссорились из-за горничной и платьев его сёстры, и молодой человек почувствовал острую необходимость убраться из этой комнаты и остаться одному хоть на некоторое время. - Леди-мать, я… Мне… - он неопределённо повёл рукой, не в силах придумать причину для отлучки в то время, когда вся его семья занята такими важными приготовлениями. Взглянув на мать, он увидел, что она смотрит на него с какой-то странной смесью недовольства и жалости – прежде, Эдвард мог поклясться, она ни на кого так не смотрела. У него создалось неприятное ощущение, что леди Френсис читает его, как открытую книгу. - Присмотрись к фрейлинам Её Величества, - вдруг сказала женщина, - среди них есть богатые наследницы и девушки из знатнейших семей Англии. Возможно, именно среди них ты найдёшь себе невесту. А уж твой отец позаботится о том, чтобы добиться согласия. - Непременно, - он снова поклонился, хотя меньше всего ему хотелось сейчас думать о грядущей женитьбе. Когда он закрывал за собой дверь, он слышал, как мать отдаёт приказания прислуге и пытается угомонить Кэтрин и Анну, но чувствовал, что задумчивый взгляд леди Коллтон всё ещё прикован к нему.***
Блеск и великолепие ослепили его, едва он ступил на порог тронного зала. Впереди шли отец с матерью, рядом с ним, затаив дыхание, тихонько ступали сёстры. Тронный зал был полон разодетыми придворными и теми, кто ещё только надеялся стать ими, – семьями верных советников королевы: гордыми отцами, степенными матерями, робкими девушками и такими, как он сам, нервными молодыми людьми. Подняв взгляд, Эдвард увидел королеву Елизавету, восседающую на великолепном золочёном троне. Она была хоть уже и не молода, но всё ещё красива; в рыжие волосы, собранные в замысловатую причёску, были вплетены нити жемчуга, платье было расшито самоцветами. Королева о чём-то говорила с низко наклонившимся к ней мужчиной, в котором барон Морли узнал сэра Роберта Дадли, графа Лестера, и на лице её играла такая счастливая улыбка, какой Эдвард не ждал от королевы. Он-то думал, что увидит на троне серьёзную женщину, уставшую от тяжести короны и государственных дел, придворных и просителей. Вокруг Её Величества прекрасным роем бабочек расположились её фрейлины, скромно потупив глаза. Но юноша видел, что каждая из них нет-нет да стреляла выразительным взглядом в кого-нибудь из придворных, а кавалеры отвечали им тем же – даже здесь, под самым носом у королевы не прекращалась эта извечная страстная и скрытная игра. По знаку отца Эдвард отошёл в сторону. Церемониймейстер вышел в центр зала, и все разговоры стихли как по мановению волшебной палочки. Стукнув своим жезлом, он назвал чьё-то имя, и тут же из примолкшей группы новичков вышел высокий худой мужчина, а с ним жена и две красавицы-дочери в расшитых серебром платьях. Он представил жену и дочек королеве, назвав их имена, те низко поклонились ей, а Её Величество благосклонно кивнула им и жестом приказала этому семейству занять место по другую сторону зала. За ними последовали следующие, затем ещё и ещё. Придворные, казалось, не обращали никакого внимания на тех, кого представляли ко Двору, продолжая перешёптываться; время от времени слышались даже приглушённые смешки, впрочем, очень быстро стихавшие под взглядом Френсиса Уолсингема или Уильяма Сесила, которые были тут же, у самого королевского трона. Наконец, очередь дошла и до них. - Сэр Роберт Коллтон, барон Морли с семейством! – громко объявил церемониймейстер, стукнув жезлом. Неторопливым шагом барон двинулся к королеве, держа за руку леди Френсис. Эдвард, по левую руку которого шла Энн, а по правую – Кэтрин, шёл следом, стараясь приноровиться к шагам отца; Кэт вцепилась в его руку так сильно, что, он полагал, останутся следы от её ногтей. Приблизившись к трону так, что можно было разглядеть цвет глаз королевы, они все сделали глубокий поклон. - Ваше Величество, позвольте мне представить вам мою жену, леди Френсис, моего сына Эдварда и моих дочерей – Кэтрин и Анну, - голос сэра Роберта звучал на удивление громко и уверенно, словно он каждый день накоротке говорил с королевой. Сэр Роберт Дадли, не покинувший своего поста по правую руку королевы, пристально взглянул на барона и всех них и, наклонившись, прошептал что-то королеве на ухо. Она лишь мельком посмотрела на говорившего и тут же перевела пытливый взгляд на барона Морли и его семью. Эдварду даже показалось, будто улыбка Её Величества стала шире и теплее. Его сёстры трепетали от восторга рядом с ним. - Мне очень приятно, барон. Ваша жена из благородного рода, ваши дочери прекрасны, ваш сын – мужественный молодой человек, это видно. - Эдвард командует городской стражей, Ваше Величество. Она снова посмотрела на графа Лестера, который взглядом искал кого-то в толпе придворных. Королева открыла рот, словно желая что-то сказать, затем закрыла его и помолчала несколько секунд. - Очень приятно, барон, очень приятно, - задумчиво, мягко и негромко сказала Елизавета и жестом отпустила их. За ними последовало ещё одно семейство из Глостершира – рыхлый пожилой джентльмен, худая и высохшая женщина и трое подростков-сыновей. Эдвард не знал, какие услуги королеве оказал этот мужчина, но Её Величество тут же пообещала, что эти онемевшие от благоговейного восхищения мальчишки будут назначены пажами к знатным лордам. - Теперь будет бал! – возбужденно прошептала Анна. Она, вероятно, уже видела себя фрейлиной королевы, кружащейся в танце с прекрасным кавалером. Не только Анна, но и все собравшиеся в зале ожидали, что королева вот-вот подаст знак к началу бала, но вот в центре у самого трона вдруг возник граф Лестер, ведший за руку молодую рыжеволосую девушку, одетую так роскошно, словно она была настоящей принцессой. Взгляд королевы вдруг осветился радостью, но эта женщина так хорошо владела собой, что этот свет через мгновение потух, словно его и не было. - Ваше Величество, позвольте мне представить вам мою племянницу Анну, давно потерянную дочь моего брата Генри и его жены Маргарет. Господь и счастливый случай вернули её в лоно нашей семьи, я полюбил её, как родную дочь, и смею надеяться, что вы одарите леди Анну хоть толикой своего внимания и благосклонности. - Она просто красавица, - великодушно отозвалась Елизавета. – Иди ко мне, дитя моё, - женщина поманила её к себе, и девушка покорно взошла на невысокий помост и встала рядом с троном. Когда девушка повернулась лицом к толпе придворных, кто-то отметил её красоту, кто-то удивился неожиданной удаче сэра Роберта, а кто-то за смешками попытался скрыть недоверие и предположения, не делавшие чести графу, но у Эдварда, мельком взглянувшего на леди Анну Дадли, перехватило дыхание: у трона английской королевы, одетая в шёлк и кружева, стояла Урсула! Его родители и сёстры, конечно, тоже узнали свою бывшую служанку: барон и баронесса обменялись изумлёнными взглядами, а Кэтрин тоненько вскрикнула, но мать, сжав её руку, одними губами велела ей молчать. Эдвард краем глаза заметил, как на одно мгновение покраснела леди Френсис – вероятно, ей вспомнились все те грубые слова, которые она не далее как утром так щедро рассыпала в адрес столь высокородной, как оказалось, девицы. Племянница графа Лестера, фаворита королевы – это не шутки. И она мыла у них посуду! Бал прошёл для Эдварда как в тумане: он с кем-то танцевал, кому-то улыбался и отпускал комплименты в адрес своих прекрасных партнёрш, но мысли все его были направлены на то, как бы оказаться поближе к Урсуле и перемолвиться с нею хотя бы словом, поймать на себе хоть один её взгляд. Но ему это не удалось, потому что девушка весь вечер провела подле королевы и сэра Роберта; Елизавета, которая, как говорили, обожала танцы, всё время восседала на своём троне, время от времени окидывая танцующих рассеянным взглядом, а граф ни на минуту не отходил от них, словно старый сторожевой пёс. Конечно, Урсула не могла не знать, что её прежние хозяева здесь, на этом балу – она ведь слышала, как их представляли ко Двору. Но, как ни старался, Эдвард не поймал на себе ни одного взгляда девушки. Неужели такой невероятный взлёт вскружил ей голову, и больше она не желает знаться с ними? Нет, он не хотел и не мог в это поверить. Но Эдвард понимал, что ему, баронскому сыну, нечего и мечтать о племяннице самого могущественного и самого близкого к королеве лорда в Англии. В какой-то миг, когда голова юноши кружилась от выпитого вина, красивых девушек, музыки и танцев, он заметил, что ни королевы, ни графа, ни Урсулы больше в зале нет. Тут же противно засосало под ложечкой от смутной, необъяснимой тревоги. Сам не зная, для чего, он направился к отцу, и, едва он подошёл к сэру Роберту, перед ними склонился паж в королевской ливрее и пригласил сэра Роберта Коллтона, его жену и сына в приёмную королевы. - Её Величество желает говорить с вами, - торжественно объявил мальчишка. Они недоумённо переглянулись и безропотно отправились за пажом. По мере того, как отдалялись они от звуков музыки и гула голосов, Эдварда не покидало какое-то странное волнение. Наконец, миновав анфиладу погружённых в полумрак коридоров и переходов, они оказались у золочёных дверей. Ещё раз поклонившись им, паж распахнул двери и тут же исчез. В большой ярко освещённой комнате не было никого, кроме королевы и графа Лестера – Её Величество сидела во главе длинного резного стола, а Роберт Дадли стоял около её кресла, небрежно опершись о его спинку. Эдвард и его родители низко склонились перед Елизаветой. Она ответила им коротким кивком. - Прошу, садитесь, - сэр Роберт указал им на кресла, стоявшие у стола. Тут заговорила королева. - Сэр Роберт – мой ближайший друг и соратник, его беды и радости я воспринимаю как свои. И я так же, как и он, хочу поблагодарить вас за Анну… леди Анну. Она рассказала нам, что вы приютили её и дали работу, кров над головой и пищу, чтобы она не умерла с голоду, - её голос едва заметно дрогнул. - Ваше Величество, милорд, клянусь, мы ничего не знали о её происхождении, - спохватившись, быстро проговорила леди Френсис, и это был первый момент на памяти Эдварда, когда его мать не выглядела уверенной в себе. - Если бы мы только могли подумать… Но и леди Анна… - она словно споткнулась об это имя, - …мы все звали её Урсулой… она ничего не говорила. - Едва ли бы она могла даже подумать об этом, - заметил граф Лестер. – Её похитили ещё когда она была малым ребёнком, так что она вряд ли помнила своих настоящих родителей. Мой брат, отец бедняжки, погиб в сражении, а её мать после обеих этих потерь заболела и умерла, но на смертном одре взяла с меня клятву найти её дочь. И вот я уже почти отчаялся, полагая, что мне не суждено исполнить это обещание. - Прошу прощения, милорд, но как же вы в таком случае узнали девушку? – осведомился барон Морли. - О, у неё был медальон, который в день крещения повесила ей на шею моя невестка, - небрежно ответил граф. Эдвард тотчас вспомнил тонкую золотую цепочку на смуглой шее Урсулы, с которой она никогда не расставалась. Вот, оказывается, что за судьбоносная тайна была спрятана на груди девушки. Знала ли она сама о важности этого украшения, когда так отчаянно уверяла его в том, что медальон этот не ворованный, а действительно принадлежит ей? - Что ж, в таком случае я могу только порадоваться за вас и за Ур… леди Анну, - улыбнулся его отец. Леди Френсис согласно закивала. Эдвард изобразил на лице сочувственную улыбку, хотя что-то, какая-то едва уловимая фальшь мешала ему по-настоящему посочувствовать несчастной сироте и её дяде. Королева Елизавета выразительным долгим взглядом посмотрела на своего фаворита, и тот, словно спохватившись, спросил: - А как вы с ней встретились? Мне было бы любопытно узнать… - Это Эдвард, - мать кивнула на него, - привёл девушку в наш дом. Взгляды графа и королевы обратились к нему. Они ждали от него ответов так явственно, что ему не верилось в обычное любопытство. - Я… я встретил её на улице… Она… она приехала из деревни после смерти своих родителей, - он выдумывал историю Урсулы-Анны на ходу, понимая, что настоящая жизнь девушки лишь ужаснула бы её высокородного дядю и его царственную покровительницу и отвратила бы их от Урсулы, - чтобы заработать на жизнь, но у неё украли все её сбережения. Когда она осталась ни с чем, без друзей и без крыши над головой, она решилась обратиться к городской страже. А у нас как раз уволилась служанка, и я решил устроить её на работу к нам в дом, так как знал, что там никто её не обидит. Мне стало её жаль тогда. Я никак не мог подумать, что она принадлежит к такому знатному семейству, как ваше, милорд. Елизавета вопросительно посмотрела на сэра Роберта и слегка нахмурилась, но лицо её фаворита осталось непроницаемым. Некоторое время длилось молчание, тягостное, потому что его родители заметно нервничали, не понимая, по нраву ли их слушателям пришлась история Эдварда. Он сам заметил, что мать слушала его с любопытством, ведь он так никогда не рассказывал ей, откуда в их доме взялась Урсула, ограничиваясь лишь неопределёнными ответами. - Я бы хотела отблагодарить вас, - сказала Елизавета. Граф Лестер казался её молчаливой тенью. – Я жалую вам земли в Эссексе, Уилтшире и Ланкашире, приносящие в общем семь тысяч фунтов годового дохода. Вашего сына посвятят в рыцари. Вас, сэр Роберт, я буду рада видеть в Совете, а ваших дочерей – среди своих фрейлин. Барон и баронесса, да и он сам попросту онемели от королевской щедрости. Неужто радость графа Лестера была для королевы столь значимой, что за его племянницу она давала такую невероятную награду? - Благодарю вас, Ваше Величество, - скромно потупив очи, проговорила баронесса. Её муж и сын вторили ей. Елизавета кивком головы обозначила, что принимает их благодарность. Впрочем, похоже, мыслями королева была где-то далеко. - Я, конечно, буду рада видеть вас всех при Дворе, - добавила она. – А сейчас мне пора идти. Граф отодвинул её кресло от стола и подал ей руку, помогая подняться. Они поклонились королеве, но она, казалось, даже не заметила этого, спешно покинув комнату через замаскированную в стене за её креслом дверь. Когда королева удалилась, Роберт Дадли обвёл Коллтонов внимательным взглядом. - Конечно, вы не должны болтать о леди Анне и обо всём, что вы сегодня здесь услышали. Репутация моей племянницы будет восстановлена в кратчайшие сроки, и никто не должен узнать, что она была служанкой в вашем доме. Королевская милость имеет границы, а я хочу быть вашим другом, а не врагом, - только дурак не увидел бы в этих словах предупреждения. Баронесса кивнула со всем присущим ей достоинством. - Конечно. Мы всё понимаем, милорд. Лестер улыбнулся ей. - Я очень рад, леди Френсис. А теперь позвольте и мне откланяться. Думаю, вы захотите ещё вернуться на бал. Конечно, они так и поступили. Едва завидев родителей и брата, Анна и Кэтрин подбежали к ним. - Матушка! Отец! Где вы были? – наперебой спрашивали девушки. Они выглядели действительно взволнованными и заинтригованными. - Я всё расскажу вам потом, - улыбкой успокоил их сэр Роберт. – А пока веселитесь! – и он мягким движением направил их в круг танцующих. Краем глаза Эдвард заметил, что вихрь танца тут же подхватил его сестёр, но самому ему вдруг стал противен весёлый шум бала. Пробормотав какие-то извинения и объяснения, он стал пробираться сквозь толпу придворных к выходу. Чувство тревоги и невесть, откуда взявшиеся сомнения не покидали его ни на миг, и он ощутил настойчивую потребность остаться одному, чтобы успокоиться и попробовать разобраться в своих чувствах. - Эдвард! Сэр Коллтон! – услышал он позади себя нежный взволнованный голос, от которого защемило сердце. Покорившись ему, он замер на месте. Девушка растерянно смотрела на прямую спину удалявшегося солдата. Дамы и господа в галерее начали оборачиваться на громкий окрик Урсулы, холодный шепоток пробежал по помещению и затерялся в сквозняке переходов. Но она не замечала ничего, кроме покидающего её Эдварда – почему-то ей казалось, что, если он уйдёт сейчас, то она не увидит его больше никогда. Обретение родителей ничего не стоило для неё, если платой за это была потеря единственного дорогого ей человека. Парень обернулся, пересилив себя. Он, конечно, не винил Урсулу ни в чём, но один предостерегающий взгляд отца намекнул ему, что теперь она потеряна для него навсегда. Взглянув на девушку, он всё-таки не смог сдержать улыбку: недавняя служанка явно чувствовала себя неуютно в богато расшитом платье и с собранными в высокую причёску волосами. Эдвард отметил, что неизменная цепочка, сыгравшая столь поразительную роль, оставалась на месте. Но через миг его улыбка померкла: богатый наряд был не маскарадным костюмом, а привычной одеждой знатной дамы. Дамы, которой он не достоин. - Как мне теперь следует называть вас? – сдержанно спросил он. Отчего-то она покраснела. - Анна Дадли, - тихо шепнула она, словно пугаясь этого имени. «Племянница собственного отца», так и хотелось добавить ей, но опасное признание вовремя замерло на её губах. - Королева весьма высоко ценит вашего дядю… и вас, - зачем-то сказал он, вспомнив о небывалом вознаграждении. Девушка раздражённо дёрнула одну из оборок платья и пробормотала: - Да, похоже… Эдвард невесело улыбнулся. Ему так много хотелось ей сказать, так много разных, подчас несовместимых чувств сейчас крылось в его душе, но ни одного из них нельзя было открыть ей, не задев гордость не посудомойки, но знатной дамы. - Я всегда желал вам счастья, миледи, и рад, что всё так получились. Вы заслужили семью и лучшую жизнь. Я рад за вас, - повторил он. Урсуле хотелось плакать, потому что его слова были так похожи на прощание. Она подавила в себе желание взять его за руку, а ещё лучше броситься на шею, потому что за ними наблюдало множество глаз. А больше она не знала, как заставить его не уходить, как изгнать из его голоса эту холодную церемонность, а из взгляда – какое-то обречённое сожаление. - Вы уходите? Покидаете меня? – сдавленным голосом спросила она. - Разве вы остаётесь одна? - Нет, но… Вы мой друг, - сказала она, хотя хотелось ей сказать совсем другие слова, - и я хотела бы видеть вас подле себя. - Увы, но мы с вами теперь едва ли сможем часто видеться, - казалось, это искренне огорчало его. - Не уходите! – вдруг взмолилась девушка, сделав несколько стремительных шагов к нему. Теперь они стояли так близко, что Эдвард чувствовал её дыхание на своей коже. Ему пришлось сжать руки в кулаки и припомнить все события этого сумасшедшего дня, чтобы подавить желание умыкнуть её из дворца. Возможно, этого она и добивалась. Знала ли она, какую власть на самом деле имеет над ним? Но Эдвард интуитивно понимал, что для блага своей семьи он должен переступить через свои чувства к ней. Поэтому он только молча поклонился ей и пошёл к выходу из галереи, оставляя её позади и не обращая внимание на бешеный стук собственного сердца. Урсула в отчаянии сжала пальцы в кулак – она ожидала, что он, как полагает джентльмену, коснётся её руки хоть и прохладным и церемонно-безликим, но поцелуем. Она смотрела ему вслед и чувствовала себя совершенно одинокой в этом шумном, переполненном людьми дворце.