Танцуй, цыганка, рви судьбы в клочья, Вплетая в кудри игривый ветер! Чем жарче сердце – тем жизнь короче, Танцуй на грани меж тьмой и светом! Пришла из мира мечты воздушной, Дитя свободы и песен смелых. Во мраке взгляда сгорают души, У ног плясуньи ложатся пеплом…(с) Ольга Найдич
Сент-Джеймский дворец, Лондон, 11 ноября 1558 года. Собравшиеся в комнате мужчины коротко поклонились вошедшей девушке. Елизавета не обратила на учёных мужей никакого внимания и сразу прошла к огромной кровати, на которой умирала её сестра, королева Мария I. Заслышав приближающиеся шаги, женщина неохотно открыла глаза, но, взглянув на посетительницу, вновь опустила веки. Все её надежды и чаяния превратились в прах, и королева мысленно призывала к себе смерть, которая должна была избавить её от бесконечных мыслей и мучительного одиночества. Но смерть не шла. Вместо неё явилась Елизавета – молодая, красивая, гордая. - Ваше Величество, - принцесса присела в реверансе возле кровати. – Сестра… Вспышка ревности заставила Марию вновь открыть глаза и посмотреть сестре в глаза. Она знала, что должна передать трон Елизавете, но в то же время душа её восставала против того, чтобы еретичка правила её страной. Но у Марии не было выбора – она так и не смогла родить наследника. - Ты должна будешь выйти замуж и родить Англии наследника. Ты должна править в истинной вере, Елизавета, - слабый голос женщины звучал мерно и наставительно, а в Елизавете начала подниматься волна негодования: представления об истинной вере у них очень сильно разнились. - У меня есть уже ребёнок, Мария, ты ведь знаешь. Я хочу найти свою дочь. По губам умирающей королевы скользнула холодная улыбка. - Никогда ты не увидишь её. Никогда, - голос Марии сорвался, и она закашлялась, - никогда больше Англией не будут править бастарды… Елизавета без труда уловила оскорбительный намёк в словах Марии. Боясь не сдержаться, она поднялась с колен и отвернулась. Её взгляд упал на голубое небо, столь редкое для осени, на золотые верхушки деревьев. Буйство красок за окном слишком сильно контрастировало с полутёмной комнатой, словно укрытой погребальным саваном. Воздух, насыщенный едкими запахами микстур, которыми врачи потчевали королеву, был невозможно липким и спёртым. На миг Елизавете показалось, что она сейчас лишится чувств. - Откройте окна! – приказала она слугам. - Но Ваше Высочество, - осторожно обратился к ней один из докторов, - воздух может повредить Её Величеству. Принцесса смерила мужчину колючим взглядом, но он не дрогнул. - Здесь невозможно дышать, сэр. И Её Величеству тоже. Лекарь поклонился и жестом подозвал слугу. Елизавета понимала, что все здесь уже видят её своей королевой. Медленно она вернулась к ложу сестры. Королева Мария молча наблюдала за происходящим в комнате, чувствуя, что не значит уже ничего, что её верные люди готовы преклонить колено перед этой еретичкой прямо сейчас. На миг женщина вспомнила о своей несчастной матери, и подумала о том, что всегда боялась умереть так же, как Екатерина: в полном одиночестве. А она была одинока сейчас, как и всю жизнь. Единственный человек, которого она хотела бы видеть сейчас рядом, навсегда покинул её, и ветер не гнал его корабль к ней. Елизавета вновь наклонилась над королевой, прильнув губами почти к самому уху Марии. - Верни мне моего ребёнка, Мария. Скажи мне, где она, и, клянусь, я никогда не посажу её на трон Англии. Мария устало прикрыла глаза и поманила сестру ближе. - Я бы не сказала, если бы даже и знала. Уходи. Принцесса тяжело вздохнула и, поклонившись мертвенно-бледной королеве, вышла прочь из комнаты. Толпившиеся около дверей придворные поспешно кланялись ей, но девушка не замечала этого. Её последняя надежда угасла. Тем же вечером она вернулась домой, в Хэтфилд.***
Лондон, май 1572 года. - Всё спокойно, сэр, - молодой человек подъехал к своему товарищу и улыбнулся, - может быть, нам пропустить по кружке эля? Уж больно жарко что-то в этом году. Эдвард улыбнулся в ответ, но цепкого взгляда от торговых рядов не отвёл. Только что открывшаяся ярмарка привлекла людей больше обычного, но сегодняшний день выдался спокойным. Слишком спокойным. Заходящее солнце золотило крыши домов, заливая город волшебным светом, но он знал, как легко портит это волшебство пара убийств. - Ещё рано, Джон. Торговцы ещё не расходятся, а воры только и ждут, чтобы мы ушли. Ты же сам знаешь… - Брось, Нед! Мы оставим несколько ребят, потом сменим их. Пойдём! – Джон подтолкнул друга к ближайшему трактиру. – Я умираю от жажды. - Нет уж, - рассмеялся он, - в эту дыру я ни ногой. Уилл Сэнтон божился, что его здесь кормили тухлой свининой. Туда пойдём, - он указал на раскачивающуюся в конце улочки вывеску, на которой танцевал искусно нарисованный белый конь. Джон кивнул и, бросив подчинённым несколько указаний, двинулся за товарищем. Эдвард Коллтон был сыном юриста, благодаря своему уму получившего небольшую должность при дворе. Сэр Роберт Коллтон умел быть полезным и заводить нужные знакомства, и в самом начале своего царствования королева Елизавета даровала ему титул барона Морли. Отец смог добиться для единственного сына выгодного места, и в двадцать один год Эдвард уже командовал небольшим отрядом стрелков, в обязанности которого входило патрулирование лондонских улиц и поддержание порядка в городе. Уже подъезжая к указанному трактиру, молодые люди были остановлены толпой зевак. Оглядевшись в поисках причины столпотворения, они увидели деревянный помост, с которого обычно объявляли о намечающихся казнях или важных событиях в жизни королевства. На почерневших от старости досках под звон бубна и трель дудочки танцевала рыжеволосая девушка. Её яркое платье заметно выгорело и потрепалось, а на ногах не было башмаков, но ничего из этого не могло заставить поблёкнуть юную красоту танцовщицы. Она двигалась так быстро, что напоминала огонёк, мечущийся в порывах ветра. Эдвард невольно залюбовался девушкой, что не ускользнуло от его товарища. - Чего уставился? – Джон ткнул его в бок. – Чай, не принцесса… - Красивая ведь… - протянул Коллтон, даже не глядя на приятеля. – И танцует здорово. Принцессы уж точно так не танцуют. - Много ты повидал принцесс! – хохотнул солдат. – Эй, Нед, смотри не влюбись в нищенку-то. Вот не до смеха будет твоему отцу. - Ни в кого я не собираюсь влюбляться. В уличную плясунью тем более, - Эдвард отвёл взгляд от помоста и направил своего коня прочь. Тут же смолкла музыка, и девушка, поклонившись, сбежала с импровизированной сцены. Под аплодисменты толпы откуда ни возьмись вынырнул мальчишка-оборванец и принялся собирать монетки в шапку.***
Хьюго крепче сжал руку девушки, словно боясь, что она от него ускользнёт и навсегда затеряется в толпе. Урсула знала извитые улочки Лондона лучше многих бродяг, но он всё равно боялся потерять самое большое своё сокровище. - Хьюго! Мне больно! – Урсула попыталась выдернуть руку из громадной ладони мужчины. – Я не твоя пленница, ты можешь не ломать мне руку! - Прости, дорогуша. Тут слишком много молодцов, которые будут не прочь поживиться такой лакомой добычей. - Том не даст меня в обиду, - девушка ласково улыбнулась идущему рядом парню, - да и я сама могу за себя постоять, Хьюго, - словно для того, чтобы придать больший вес своим словам, она положила руку на рукоять ножа, висевшего на поясе. – Да и кому охота развлекаться с нищенкой? Нищий пожал плечами и выпустил её ладонь. В этот момент к нему подбежал долговязый юнец в лохмотьях и что-то возбуждённо зашептал на ухо. Договорив, он тут же вновь скрылся в одном из бесчисленных проулков. - Дьявол! – выругался Хьюго. – Эти проклятые солдаты проходу нам не дают. Снова здесь. Есть у тебя что-то, Том? - Три кошеля, - буркнул парень, кивнув на котомку в руках, – в одном из них, должно быть, не больше нескольких медяков, зато два других полные. - Дьявол! А ты, Урсула?! – рявкнул он, повернувшись к девушке. - Я не ворую, ты же знаешь, - тонкие брови сошлись на переносице. - Ах, да, простите, госпожа, - раздраженно произнёс мужчина. – Я и забыл. - Что ж, нам всё равно пора сматывать удочки, Хьюго. Мы не можем продолжать работать сейчас, иначе все окажемся на виселице. Урсула молча развернулась и пошла туда, где находилась её сцена. Том схватил её за руку, останавливая. - Куда ты? – в его светлых глазах читалось неприкрытое беспокойство. Он был готов бросить свою жизнь к ногам этой девушки, но понимал, что ей это не нужно. - Танцевать. Сегодня мы с Джеком заработаем вдвое больше денег, я обещаю. Видя, что парень не отпускает её, девушка нахмурилась. Она не привыкла к подобному обращению ни со стороны Хьюго, ни со стороны Тома. Она с самого детства старалась ни у кого не искать защиты и полагаться только на себя, зная, что в самый нужный момент никто не придёт ей на помощь. Такова была жизнь здесь, на улицах Лондона. Слишком много она видела смертей, страданий и грязи. Она слышала, что жизнь за высокими заборами богатых поместий была совсем другой, но поверить не могла. Нет места на земле, где можно было бы не бояться голода, холода или солдат. Чрезмерная опека, какой окружил её Хьюго в это утро, начинала порядком раздражать девушку. Урсула резко вырвала руку из ладони парня и пошла своей дорогой. - Иди за ней, - коротко бросил Тому мужчина. Вчерашнее появление солдат возле помоста Урсулы насторожило Хьюго. Он никак не мог отделаться от мысли, что вот-вот случится какая-то неприятность, поэтому и послал за Урсулой парня. Обычно он сам всегда находился неподалёку от места, где танцевала его подопечная, но сегодня ему предстояло собрать свою шайку воров и бродяг, чтобы придумать, как им остаться незамеченными солдатами. Он знал, что Том станет у помоста, как часовой, и не уберёт руку со своего ножа, пока Урсула не закончит танцевать. Хьюго смотрел на мелькающую в толпе яркую фигуру девушки и грустно улыбался. Чем дальше, тем больше он был уверен, что место Урсулы вовсе не на грязных улицах столицы. Прямая спина, белая кожа и завораживающая красота девушки были созданы для роскошных залов и для мужа-дворянина. Драгоценный сапфир отчасти подтверждал его догадки, но мог быть с тем же успехом украден из ювелирной лавки родителями девушки, которые вполне могли оказаться такими же нищими, как он сам.***
Предместье Лондона, февраль 1558 года Сэра Лингтона и его жену разбудил настойчивый стук в дверь. Он быстро понял, что добра ждать вряд ли придётся – никто не ходит с визитами в промозглую зимнюю ночь. Мэрион, его жена, быстро перекрестилась и выхватила из колыбельки крошечную девочку, которая тут же разразилась истошным плачем. - Джон, не открывай! – одной рукой леди Лингтон прижимала к груди ребёнка, а другой мёртвой хваткой вцепилась в рукав мужа. Мужчина колебался. Но, словно для того, чтобы разрешить его сомнения, стук в дверь повторился. А вслед за ним раздался громкий окрик: - Именем королевы Марии, откройте! Лингтон облегчённо вздохнул. - Видишь, милая, это всего лишь королевские солдаты. - Но что они делают здесь и в такое время? – не унималась женщина, продолжая крепко держать мужчину за руку. - Должно быть, какой-то преступник сбежал из Тауэра, вот его и ищут, - он опять обрёл приличествующее добропорядочному человеку спокойствие. – Не станут же они ждать, пока снег сойдёт. В любом случае, пока мы не откроем им дверь, мы не узнаем. Женщина выпустила его руку, но осуждающе покачала головой и ребёнка из рук не выпустила, а только лучше закуталась в шаль. В открывшиеся двери ворвался поток ледяного воздуха, а за ним с топотом ввалилось не меньше дюжины солдат. Джон сразу же распознал в их предводителе испанца и недовольно поморщился: как и многие англичане, он не любил чванливых чужеземцев, прибывших в свите мужа их королевы. Однако он поклонился вышедшему вперёд мужчине в латах. - Чем могу быть полезен, сэр? - Вы должны отправиться в ссылку в Испанию вместе с вашей супругой, сэр Лингтон, - с заметным акцентом произнёс испанец. - Но… но за что? Я ничего не понимаю! – он почувствовал, как на лбу, несмотря на прохладу в доме, выступила испарина, и оглянулся на жену: та стояла ни жива ни мертва, крепко прижимая к груди девочку. Он не мог поверить своим ушам. Он, скромный клерк, каких было много при дворе, рыцарь и сын рыцаря, единственным сокровищем которого была малютка, недавно переданная им с женой на воспитание. Так чем же он мог так прогневать – страшно подумать – саму королеву?! - Вы были уличены в неких денежных махинациях, - бесстрастно продолжил испанец, - но за вас просили влиятельные люди при Дворе Её Величества. Её советники допускают, что вы ввязались в это дело лишь по небывалой доверчивости, и это спасло вас от тюрьмы. Но вы должны покинуть Англию в самый короткий срок. В Испании за вами будут присматривать и, если сочтут, что вы осознали свою вину и исправились, возможно, разрешат вам вернуться. - Но я не понимаю, о чём вы! Я ничего такого не делал! Даже в мыслях не было, - он смертельно побледнел и был готов броситься в ноги этому проклятому посланцу, но ему всё же удалось сохранить последние крохи гордости. – Прошу вас, облегчите нашу участь. Моя жена может не пережить столь дальней поездки… - Невозможно, - коротко бросил испанец, расставляя своих людей по периметру его дома. В лице сэра Лингтона не было ни кровинки, когда он обернулся к обомлевшей жене и тихо произнёс: - Собери пелёнки, да поживее. И накорми Анну перед дорогой. Путь предстоит очень длинный. Заслышав о ребёнке, командир солдат оживился и взглянул на леди Мэрион со свёртком на руках. - Этого не нужно, миссис. Ребёнок останется в Англии. - Нет, прошу вас! – женщина сбежала с лестницы и одной рукой схватила испанца за расшитый плащ. – Оставьте её со мной, она мне как дочь. И она не сможет без меня… - Она ещё слишком мала, чтобы запомнить кого-то, леди Лингтон. Не беспокойтесь, мы найдём ей нового опекуна, который будет, - он замолчал на несколько секунд, - более благонадёжен. С этими словами он вынул из застывших пальцев женщины гукающую девочку и жестом поторопил чету Лингтон, передав им в помощь двоих солдат. Через час все пожитки супругов были уложены в сундуки, а Джон и Мэрион готовы к дороге. Женщина беспрестанно плакала и молилась, но её муж сохранял поистине стоическое спокойствие. Затем они оба прикоснулись губами к крошечному лобику малышки и вышли за дверь. Дождавшись, пока за ними закроется дверь, испанец подозвал одного из солдат. - Держи, - он передал юноше свёрток с младенцем. – Поезжай в Лондон и там избавься от ребёнка. - Но, сэр… - в глазах солдата капитан прочитал ужас. – Избавиться? Это же ни в чём не повинный ребёнок, нельзя же… Это большой грех, сэр. - Тебе его запросто отпустят, болван! Я уж позабочусь об этом. Эта девчонка не должна вырасти, ты меня понял? - Понял, сэр, но… - Что ещё? – свирепо рявкнул испанец. - Почему в Лондоне, сэр? Нельзя здесь? Я не умею обращаться с детьми, - солдат неловко покачал девочку, отчего она проснулась и закричала. - Ничего не случится, если во время поездки ты вывернешь ей ногу. А здесь её могут заприметить и донести. Этот ребёнок должен остаться тайной. Так, словно бы его никогда и не было. Понял?! - Понял, сэр. А… - Ну что? Разве я не ясно выразился?! – от раздражения его акцент сделался сильнее. – О, La Santísima Virgen что ещё не так? - Сэр, вам хоть не надо сердце девочки в доказательство?… - парень нерешительно замер. Испанец захохотал. - Нет, конечно, идиот! Оставь эти россказни для детей и старух! А теперь – живо! Солдат выскочил за дверь и кое-как взобрался со своей ношей на коня. Порыв ветра отвернул уголок одеяла, и парень увидел безмятежное личико младенца. Это было так жестоко – лишить жизни этого маленького ангелочка. Внезапно его мысли озарились поистине божественным светом. - Боже праведный! Он не сказал «убей», он сказал «избавься». Я совершу благое дело, если дам этой девочке шанс выжить, и Господь вознаградит меня, - прошептал он и тут же пустил лошадь во весь опор.