Королева проклятых

Удушающая жара врывалась в распахнутые настежь двери, принося с собой негромкий мелодичный звон металла о металл. Мимо Урсулы на цыпочках вверх по лестнице, к двери, ведущей на задний двор, прошмыгнули Лиз и Китти. Она слышала их приглушённое хихиканье и отлично знала причину такого неуёмного их любопытства, заставившую всегда исполнительных девушек побросать работу: там, сбросив дублет и оставшись в одной рубашке, упражнялся в фехтовании молодой господин. Урсула и сама была бы не прочь выглянуть в щёлочку, хоть одним глазком взглянуть на красавца-хозяина, но вместо этого только с остервенением драила большую сковороду, не замечая, что вода в деревянной бадье уже давно остыла. - Ну-ка подите сюда! Живо! – Энн рявкнула так, что горшки и плошки подпрыгнули на своих местах, а Урсула вздрогнула. Лиз наверху негромко ойкнула, выдавая себя и подругу, и они обе спешно засеменили по ступеням. Девушка почувствовала странную радость от того, что они больше не будут торчать у дверей и строить глазки Эдварду, и порадовалась, что никто не увидит её почти победоносной улыбки. Толстуха продолжала распекать служанок: - давно я вас хлыстом не охаживала? А?! Ишь, только и знаете, что хвостами перед молодым господином крутить! А работать кто будет? Баронесса или молодые мисс? Рагу само себя не приготовит! Взгляните на Урсулу: вот, кто знает своё место, - пусть это и было сказано грубо, но в устах Энн всё же звучало, как похвала. Она почувствовала на себе почти ревнивые взгляды девушек и покраснела, по-прежнему не оборачиваясь, пожала плечами. Конечно, она знала своё место. Что же ещё ей оставалось? Она видела Эдварда лишь иногда и мельком, и надеялась, что никто не замечал, как ей хочется подольше побыть рядом с ним, поговорить, может, даже коснуться его руки. Но её место было на кухне, а его – в богато украшенных залах, и пути их не должны были пересекаться. Теперь она с трудом вспоминала, что были в её жизни мгновения, когда она ненавидела Эдварда Коллтона так остро, что могла бы воткнуть нож ему в спину. Теперь Урсула помнила лишь то, что он спас её от рук солдат, тюрьмы, а, может, и виселицы, а затем не позволил вновь оказаться на улице и даже солгал для этого. И, каждый вечер перед отходом ко сну вознося молитвы Господу, она поминала его, произнося его имя одними губами. За спиной Урсулы громко, выражая почти осязаемое недовольство Лиз, застучал о доску нож. Энн только хмыкнула: душевные терзания служанок её нимало не касались. По мнению строгой и прямолинейной кухарки, девчонкам стоило думать о своих прямых обязанностях, а не о серых глазах молодого господина. А кому что не по нраву, тот может искать себе новое место, благо, в Лондоне полно таких же девчонок, с радостью сменивших бы их на кухне Морли. Девушка придирчиво оглядела результат своей работы и, не найдя ни пятнышка жира на блестящем металле, с облегчением отбросила тряпку. Жара стояла невыносимая, влажные пряди липли к коже, мешая, и она убрала их рукавом. Вытерла руки и огляделась вокруг в поисках новой работы, ведь почти не бывало такого, чтобы в середине дня для неё не нашлось задания. Энн подняла голову от миски, в которой замешивала тесто для пирогов, и внимательно, нахмурившись, вгляделась в лицо Урсулы. - Что-то ты бледная, девонька. - В самом деле? – девушка оглянулась, рассматривая своё отражение в только что начищенной сковороде, и не найдя ничего необычного в своём облике, пожала плечами: - из-за жары, наверное. Что теперь делать? Женщина окинула её оценивающим взглядом, помолчала несколько секунд, будто раздумывая над чем-то, а затем махнула рукой. - Отдохни немного. Посуду ты вымыла, да и на кухне прибрано. Как понадобишься, я тебя кликну. Урсула только послушно кивнула и направилась к дверям, ведущим на задний двор. Тени от движущихся снаружи фигур проскальзывали в распахнутые двери, метались по ступеням, заглядывали внутрь кухни. Она ожидала, что вот-вот её настигнет строгий окрик Энн вроде того, каким она наградила Лиз и Китти, но стряпуха молчала. Зато до слуха Урсулы отчётливо донёсся возмущённый шёпот Китти: девушка сетовала, что ей можно и прогуляться, и поглазеть на хозяина, а ведь она и работает всего ничего, и вообще невесть откуда взялась. Сердце девушки тревожно сжалось, и она от всей души пожелала, чтобы вот прямо сейчас Энн похвалила или Лиз, или Китти, или обеих: кухарка была весьма скупа на похвалу, и от того на кухне вечно царило негласное соперничество за благосклонность Энн. Несмотря на палящие лучи солнца, обжёгшие её уже на пороге, поднявшись, Урсула смогла, наконец, вдохнуть полной грудью: кухонные запахи больше не смешивались, забивая лёгкие, на смену им пришли запахи нагретого камня и цветов из многоцветного палисадника баронессы. Прислонившись к косяку двери, девушка наблюдала за фехтовальщиками, увлечёнными шуточным поединком до такой степени, что не замечали ничего вокруг. Учителю фехтования было лет тридцать, но двигался он с быстротой и непринуждённой, грациозной ловкостью юноши, и Эдварду, похоже, приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы ни в чём не уступать ему. В своей жизни Урсула видела немало поединков – там, где она выросла, драки вспыхивали едва ли не каждый вечер, а сколько раз она была свидетельницей кровавых стычек с городской стражей… Но нищие предпочитали палицы или пускали в ход длинные кривые ножи, помнившие не одного хозяина, а здесь солнце сверкало на остриях идеально ровных шпаг, и ненастоящий бой между мужчинами больше походил на танец, чем на что-то устрашающее и кровавое. Шпаги высекли водопад искр, скрестившись в последний раз, и учитель фехтования отвесил Эдварду лёгкий поклон. - Assez pour aujourd'hui*, - произнёс он и аккуратно убрал в явно дорогие ножны своё оружие. - Merci**, - с таким же едва уловимым поклоном ответил ему Коллтон. Отбросив шпагу в сторону, парень потянулся за деревянной бутылью с водой, стоящей на камне. Сделал несколько глотков, а остатки содержимого со смешком вылил себе на голову. Как завороженная, Урсула наблюдала, как капли воды стекают по его лицу, серыми точками опадают на белоснежное полотно рубашки, повисают, искрясь, на потемневших от влаги прядях волос. Сейчас он казался ей самым прекрасным мужчиной на свете, и это восхищение, граничащее с благоговением, стискивало ей грудь, мешая дышать. Невольный вздох сорвался с её губ и выдал её. Эдвард стремительно обернулся на едва слышный звук, и улыбка не без тени самодовольства тронула его губы, когда он заметил застывшую в дверях Урсулу. Было что-то притягательное и согревающее душу в том, что тобой восхищается красивая девушка, даже если эта девушка просто служанка. Она же вздрогнула и поспешно присела в почтительном реверансе, пряча глаза, но Эдвард всё-таки успел заметить, как зарделись её щёки. - Подглядываешь? – весело спросил он. - Нет, ваша милость, - сбивчиво пробормотала девушка, и жаркий румянец переполз на белую кожу шеи. – Вышла воздухом подышать. - Воздух нынче довольно горяч, - подняв взгляд к пышущему жаром небу, заметил он. – Ты видела, как я сражаюсь? - Да, ваша милость. Он переступил с ноги на ногу, закусил губу, не веря, что ведёт такие разговоры с простой посудомойкой. Но затем всё же спросил: - И что ты об этом думаешь? Как я, по-твоему, фехтую? Урсула подняла на него взгляд, пытаясь понять, что он ожидает от неё услышать: грубую лесть или правду. Но она нисколько не покривила душой, когда ответила: - Вы фехтуете прекрасно. Эдвард промолчал, украдкой разглядывая девушку. Что могла смыслить нищенка в том изысканном танце смерти, основы которого он постигал дважды в неделю? Но отчего-то он стоял здесь, под палящим солнцем и вёл с ней беспечную беседу вместо того, чтобы отослать её прочь. - Ты что-нибудь смыслишь в фехтовании? Насмешливая снисходительность против его воли просочилась в его слова, но Урсула не дрогнула. Теперь она смотрела на него прямо и открыто: он единственный знал, кем на самом деле она была до того, как появилась на кухне этого благородного дома. Он видел, как она жила, он собственноручно вытащил её из грязи, и скрывать от него что-либо было по крайней мере глупо. Особенно, когда он спрашивал вот так прямо. Поэтому она просто произнесла: - Я видела, как люди убивали друг друга. Такое и правда случалось: хотя бы раз в месяц над старым монастырём взвивались истошные женские вопли, отборная брань, проклятия и стоны умирающих. Пьяная драка, делёжка добычи или спор из-за женщины – павших хоронили без церемоний, и на смену им уже скоро приходили другие. Эдвард даже вздрогнул – так спокойно, почти скучно сказала об этом Урсула. Он был солдатом, капитаном городской стражи, он видел много уличных драк, убийств и крови, но и его ещё коробил вид умирающего или рассказ о хладнокровном убийстве, а эта девушка – такая красивая, нежная, хрупкая – могла бы много порассказать ему, считавшему себя бывалым бойцом. Вдруг ему захотелось хоть немного защитить её, оградить от страхов и жестокости жизни. Подумав несколько мгновений, он кивнул головой, отметая все сомнения. - Иди сюда, - он поманил её к себе. Ей хотелось повиноваться ему, но ноги будто приросли к месту, да и что-то внутри мешало тут же броситься на его зов. И вместо того, чтобы подойти к парню, Урсула лишь широко распахнула глаза. - Зачем? Эдвард раздосадованно выдохнул. Кривая ухмылка тронула его губы: наверное, зря он так волновался за неё, раз она толком не доверяла даже ему. - Ты выходишь ночью на улицы, - она открыла было рот, чтобы возразить, но Коллтон махнул головой, не давая ей произнести и слова, - не отрицай, я знаю. Ты должна уметь защитить себя. Я могу научить… - Благодарю вас, сэр, - выдавила из себя Урсула, хотя сердце её билось в бешеном ритме при одной только мысли о том, что он мог бы учить её защищаться, и она была бы так близко к нему, как не смела и мечтать. – Меня научили. - Кто? А, впрочем… - Эдвард взъерошил волосы на затылке, почувствовав неловкость. Не стоило так много говорить о её прошлой жизни, и особенно здесь. – Тогда давай я хотя бы дам тебе нож… Его рука уже потянулась к поясу и висевшим на нём ножнам, когда Урсула произнесла: - У меня есть, ваша милость, спасибо. Урсула знала, что не сможет выдержать его взгляд, и поэтому окрик Энн, донёсшийся из кухни, показался ей по-настоящему спасительным звуком. Быстро поклонившись Эдварду, она поспешила вниз, оставив его одного.

***

Вестминстерское аббатство, Лондон, 15 января 1559 года Воровато оглядевшись, он приоткрыл дверь и проскользнул в комнату. У него перехватило дыхание, когда он увидел её, застывшую, словно изваяние, перед зеркалом: белая кожа будто сияла, парча и самоцветы, украшавшие платье и волосы молодой королевы, переливались всеми цветами радуги в свете свечей. Сделав несколько шагов к ней, Роберт почувствовал тонкий аромат мира и замер. Имел ли он право вот так стоять рядом с ней теперь, когда Елизавету окружил почти божественный ореол? Мог ли он заговорить с ней, шепнуть на ушко пару ласковых слов, предназначенных лишь для её слуха, мог ли он назвать своею королеву, владычицу всех английских земель? Не зная, что делать, Дадли склонился перед королевой, зная, что она внимательно наблюдает за ним в зеркало. Елизавета только совсем не по-королевски фыркнула. - Быстро же вы, сэр… - она замолчала и закусила губу. Чувствуя дрожь негодования в её голосе, Роберт быстро выпрямился. Острый слух придворного чутко улавливал малейшие шумы за дверью: отдалённый звук чьих-то шагов, негромкие голоса и чей-то смех. Елизавета выглядела задумчивой и…грустной, будто не она торжествовала сейчас после стольких лет униженного ожидания. Они молчали, разглядывая друг друга, словно видели впервые. Впрочем, в некоторой степени так и было: она никогда не видела Роберта таким робким и нерешительным, он же медленно свыкался с тяжёлой мыслью о том, что его Элайза теперь принадлежит не ему, а целой стране, каждому человеку на землях Англии. Молчание затягивалось, становилось всё тягостнее, и сердце мужчины дрогнуло, когда он увидел, как поникли плечи королевы, и потух взгляд. - Не ожидал застать тебя одну, - наверняка, не пристало говорить так с правительницей целой страны, но эти слова подсказывало ему сердце, и Роберт послушно следовал за ним. Похоже, он выбрал правильный путь: Елизавета облегчённо вздохнула, и на тонких губах появился проблеск улыбки. - Я отослала всех. Хочется хоть немного побыть наедине с собой… Он не смог сдержать усмешку. - Мне уйти, Ваше Величество? - Роберт! – удивительным образом в этом восклицании переплелись возмущение и мольба. Девушка по-прежнему стояла спиной к нему, и Дадли чувствовал себя довольно странно, глядя в глаза отражению Елизаветы. Поддавшись порыву, он подошёл совсем близко к ней, дотронулся до оголённых плеч, обнимая. И она чуть подалась назад, прижалась спиной к его широкой груди и блаженно закрыла глаза, чувствуя себя в безопасности. А затем, медленно открыв глаза, Елизавета оглядела своё блистающее отражение и встретила полный восхищения взгляд Роберта. - Хотела бы я, чтобы милорд мой отец видел меня сейчас, - тихо проговорила она, вдруг снова ощущая себя маленькой отвергнутой девочкой. Столько лет она боролась с мерзкими слухами, столько лет пыталась доказать, что она настоящая принцесса, законная наследница трона, но всё же долгожданная победа была бы много слаще, если бы грозный король Генрих мог видеть сейчас свою дочь, облачённую в горностаевую мантию английских королей. - Он смотрит на тебя с небес. И твоя матушка тоже, - уже тише прибавил Роберт. Елизавета опустила дрогнувшие ресницы, скрывая подступившие слёзы. Имя Анны Болейн слишком долго было строжайшим табу при Дворе, и едва ли ей удастся восстановить доброе имя своей матери. А ведь она отдала свою жизнь ради того, чтобы она, Елизавета, смогла получить корону Англии! Почувствовав, что прикосновение Роберта стало настойчивее, призывая её вынырнуть из пучины тоски по матери, девушка распахнула глаза, едва уловимым движением стёрла слезинку из уголка глаза и повернула голову, глядя на Дадли. - Я бы хотела, чтобы ты сейчас был со мной рядом. - Я рядом. - Нет… - мотнула головой королева. – Чтобы ты стал моим королём. Роберт равнодушно пожал плечами, словно никогда и не мечтал о короне. Он знал, что как бы ни любила его Элайза, как бы ни желала посадить рядом с собой на трон, она никогда не станет его законной женой, не рискнёт любовью народа и доверием членов Тайного Совета ради своих чувств к нему. Он так и останется её тягостной тайной и не более. - Это невозможно, ты знаешь, - спокойно произнёс мужчина. Елизавета ничего не ответила. Королеве в день коронации надлежит быть счастливой и весёлой, принимать поздравления и выражения любви и восхищения; ей же больше всего хотелось запереться в спальне, укутаться в одеяло и укрыться от всего мира в тёплых ласковых объятиях Кэт Эшли. Уже завтра ей предстоит поставить первую подпись на государственных бумагах, а затем – Елизавета приходила в ужас при одной только мысли об этом – пойдут бесконечные сваты от самых завидных женихов Европы. Впрочем, для всех них у неё уже был готов ответ. - Но в остальном, - помолчав несколько мгновений, доверительно шепнул Роберт,- ты можешь мне довериться. Я рядом, Элайза, всегда рядом. - Спасибо, - её ручка нашла его ладонь и сильно стиснула в благодарном пожатии. - Пора, - он запечатлел мимолётный поцелуй на её плече, и щёки королевы жарко вспыхнули. – Твои подданные заждались свою королеву.

***

Замок Ладлоу, Уэльс, июль 1572 года Солнечные лучи, лениво вползающие в открытое окно, не грели её, звуки лютен и скрипок не веселили сердце. Ладлоу был резиденцией принцев Уэльских; некогда здесь царила и Мария, а вот ей достался Хэтфилд-хаус и непочтительное назвище бастарда. Никто не посмел бы порицать Богом данную королеву, но Елизавета кожей ощущала вязкое, тяжёлое ожидание, граничащее с неодобрением: это не для неё, а для её сына, наследника английского престола должна была звучать эта музыка и светить уэльское солнце. Так же, наверное, чувствовала себя и её мать, когда носила под сердцем её саму и её несчастных братьев или сестёр: как канатоходец, идущий по тонкой шёлковой струне над разверзнутой пропастью. Один неверный шаг, одно неоправданное ожидание подданных – и всегда найдутся люди, которые только того и ждут, чтобы вцепиться тебе в горло бульдожьей хваткой. Приверженцы её католической кузины*** только и ждали, чтобы она оступилась – и уж тогда они мигом приберут к рукам корону Англии. Вот только Елизавета не собиралась давать им повода для торжества, даже если Ладлоу до самой её смерти останется без хозяина. Отыскав глазами Роберта Дадли, королева поджала губы: Летиция Ноллис**** была чудо как хороша в этом платье цвета молодой листвы и заливалась звонким смехом, крепко сжимая руку графа Лестера. В другое время Елизавета позволяла себе смеяться над слухами о нём и леди Деверё*****, но сейчас вдруг почувствовала себя одинокой и безмерно несчастной. Она много думала о том, могла ли требовать от Роберта непререкаемой верности, когда сама не могла вознаградить его ничем, кроме тайных встреч и украденных поцелуев? И, если когда-то Елизавета и задумывалась над тем, чтобы бросить вызов своей стране, выйдя замуж за Роберта, то печальная судьба Марии Шотландской****** была ей уроком, которого не забудешь. И всё же острый укол ревности заставил её самым непочтительным образом отвернуться от графа Уорика, прервав его на полуслове, и дать музыкантам знак смолкнуть. В следующий же миг музыка затихла, как по волшебству, и Елизавета с удовольствием поймала на себе вопросительные взгляды придворных. Дождавшись, пока глаза Роберта найдут её глаза, она медленно поманила мужчину к себе, со всё растущим удовлетворением глядя, как он едва ли не отбросил от себя руку Летиции, а та обиженно поджала губки. Уорик, не медля ни минуты, с поклоном освободил место для Дадли, и тот, почтительно поклонившись, коснулся лёгким поцелуем протянутой руки королевы. - Рада видеть вас в хорошем настроении, граф, - дождавшись, пока он усядется, произнесла она. – Что, подыскиваете себе супругу? Мужчина метнул взгляд на явно расстроенную Летицию и нахмурился. Обычно королева воздерживалась от сцен ревности, только одаривала его тем острым и прохладным взглядом, от которого мурашки бежали по коже. И уж точно она никогда не устраивала скандалов в переполненной людьми обеденной зале, где каждый искал повода для новой сплетни. Но сейчас Елизавета была подавлена и расстроена, и чувствовала себя в Ладлоу не в своей тарелке – это он заметил тотчас по прибытию сюда. - Никак нет, - почтительно ответил он. - Леди Деверё замужем, сэр. Помните об этом. - Элайза, - прошипел он, взглядом умоляя её остановиться. - Ваше Величество, - шёпотом бросила королева и поднялась со своего места. Все присутствующие поспешили встать вслед за нею. – Прошу прощения, - женщина прижала ладонь ко лбу и поморщилась, как от боли, - у меня разболелалась голова. Должно быть, от жары. Я удаляюсь, а вы…продолжайте веселиться, - она кивнула музыкантам, и те с удвоенным энтузиазмом принялись за игру. – Леди Деверё, - она пронзила ту таким взглядом, что Летиция побледнела. – Граф, - когда она посмотрела на него, в глазах королевы стояла непередаваемая смесь чувств, от которой у Дадли защемило сердце. Там было всё: и нежность, и обида, и снисходительность, и неприкрытое обожание. Стоило Елизавете повернуться спиной к придворным, как тихо зашелестели голоса, перекрывая шорох шелков. У Роберта не было никакого желания прислушиваться к этим голосам – он и так прекрасно знал, что болтают о нём, о королеве, унизившей себя любовью к простому дворянину, и о зардевшейся Летиции Ноллис, о чьём кокетстве её мужу в Ирландии станет известно уже послезавтра. Он бы вызвал на дуэль каждого из этих сплетников, но важнее всего сейчас была Елизавета, и граф метнулся за нею, не обращая внимания ни на кого. Дадли поспел к дверям королевских покоев лишь за миг до того, как Елизавета захлопнула их, и буквально ввалился в гостиную королевы, заставив ту испуганно вскрикнуть. - Что вы себе позволяете?! - Элайза… - он протянул к ней руку, но Елизавета не успокоилась; напротив, в зелёных глазах вспыхнули воинственные искорки. - Элайза! Ты говоришь, что любишь меня… - Люблю! -…а сам флиртуешь с замужними дамами, а ведь ты обещал мне найти нашу дочь! - Мои люди как раз заняты этим. - А ты сам? – забывшись, Елизавета упёрла руки в бока и стала похожа на сварливую жену, встречающую на пороге загулявшего муженька. - Едва ли она в Уэльсе, - скептически заметил Роберт. - А здесь ей самое место! – воскликнула она и тут же сникла, ссутулила плечи. – Это она должна встречать нас здесь, а не комендант замка. Она должна быть здесь хозяйкой. Она… - Тише! – мужчина испуганно огляделся и прижал указательный палец к губам. – Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал. Елизавета лишь отмахнулась и покачала поникшей головой. - Что толку от этих секретов, Роберт? Никто никогда не увидит её, а сплетни…одной больше, одной меньше… Уедем отсюда, Роберт, пожалуйста! – вдруг взмолилась она. Мужчина опешил. - Ты королева, ты вольна ехать, куда тебе угодно. Только прикажи. - Я устала приказывать. Я прошу тебя, - она протянула к нему руки, как к своему единственному спасению, - увези меня отсюда. ______________________________________________________ * Assez pour aujourd'hui (фр.) – довольно на сегодня. ** Merci (фр.) – спасибо. ***… её католической кузины – королева Шотландии Мария Стюарт, многими европейскими монархами воспринимавшаяся как законная наследница английского трона. **** Летиция Ноллис – двоюродная племянница королевы Елизаветы по линии её матери, Анны Болейн. С 1578 года – жена Роберта Дадли. *****…леди Деверё – в первом браке Летиция Ноллис состояла с Уолтером Деверё. ****** …печальная судьба Марии Шотландской – выйдя замуж за графа Ботвелла, Мария Стюарт полностью утратила поддержку шотландского дворянства, что привело к её падению и изгнанию из страны.