***
– Нам нужно поговорить. Тамта ненавидела произносить эти слова. Она знала, что после этого на неё возлагается ответственность за важнейший разговор, который либо что-то прояснит, либо наоборот усугубит ситуацию. Она целое утро подбирала нужные слова. Не знала, как начать, как задать вопрос, который терзает её ещё с момента разговора с Микелой и Дунканом. Сначала Тамта хотела удостовериться, что услышанное – не глупая детская шутка или преувеличенные слухи, и подтверждения Зелмерлёва было достаточно, чтобы она окончательно поняла, что назревает что-то ужасное. И в этом ужасом напрямую будет замешана девушка, которая поразила её ещё с первой их встречи. Наивный взгляд Дуски навевал сомнения, которых быть не должно. Не хотелось верить, что самое страшное зло скрывается в той, кого Тамта подозревала меньше всех. – Я тебя слушаю, – с улыбкой сказала Катерина. Сколько они знакомы? Несколько дней. А взаимопонимание такое, будто их связывают годы тесной дружбы или даже чего-то большего. – Я думаю, что ты что-то скрываешь. Что-то очень важное, – выпалила Тамта. Дуска нахмурилась. Жаль, что нельзя было взобраться в её мысли и узнать, о чём она думает. Возможно, таким образом Тамта бы узнала, сто́ит ей волноваться или нет. Но легилименция, к сожалению, не преподаётся в медицинском университете, поэтому проникать в мысли других Годуазде не умела. – Почему ты так думаешь? – спросила Катерина, а у Тамты сердце едва не выпрыгнуло из груди после этих её слов. Она не опровергнула. Не сказала успокаивающего «Нет, я ничего не скрываю, можешь не волноваться». Появились навязчивые мысли о том, что бред, сказанный Микелой и Дунканом, вполне может оказаться правдой. – Не хотелось бы, чтоб между нами были секреты, тем более такие... – Тамта запнулась, не зная как лучше выразиться. Сюда подошло бы слово «страшные», ведь то, что она пытается узнать, вполне может именоваться страшным секретом, – серьёзные, – выкрутилась Годуазде. Дуска подошла ближе, не возвращая на лицо привычную улыбку. В её глазах промелькнуло что-то похожее на сочувствие, и это сразу заметила Тамта, ещё больше подтверждая свои подозрения. – Пожалуйста, скажи прямо. Это «пожалуйста» окончательно выбило Тамту из колеи. Она не жалела, что рискнула начать этот разговор, но боялась, что больше не сможет относиться к Дуске так, как раньше. Так, как хотелось бы к ней относиться – со всей добротой и симпатией. – На самом деле ты не Катерина, да? – и в мыслях: «Умоляю, скажи, что я ошибаюсь». – Да. И без того слабая надежда на то, что этот разговор не откроет Тамте ничего нового, полностью угасла. – Так кто же ты? – почти шёпотом спросила Годуазде. Хель думала, что сможет оттягивать этот момент ещё долго, но сейчас он застал её врасплох. Казалось бы, ничего особенного, ей всего лишь нужно сказать правду и надеяться, что Тамта нормально отреагирует. Она же умная, она всё поймёт. Должна понять. – Будет лучше показать тебе, кто я, – сказала она и вопросительно посмотрела Тамте в глаза. Девушке не оставалось ничего, кроме как кивнуть и ступить шаг назад. На всякий случай. Всё ещё находясь в подобии Катерины, Хель закрыла рукой одну половину своего лица, чтобы Годуадзе не ослепил ярко-зелёный свет, вырывающийся изнутри. Когда она открыла лицо, на нём не осталось ничего человеческого. Наоборот, оно было покрыто пятнами и струпами и выглядело так, будто вот-вот начнёт разлагаться. То же самое постепенно начало происходить с правой рукой и ногой Катерины и означало, что Хель возвращается к привычному облику. Её глаз стал полостью чёрным, казалось, загляни в него – и увидишь, что там собралась вся тьма мира. Это попросту не укладывалось в голове. Всё это время Хель правдоподобно играла роль обычной школьницы, при этом являясь опаснейшей из скандинавских богинь. И самое худшее в том, что Тамта верила ей. Верила во всё, что она рассказывала в день их знакомства и каждый раз, когда им выпадала возможность пообщаться хоть на минуту. Всё было ложью. Тамта не собиралась подходить ближе, она отступала, пока не столкнулась спиной со стеной позади себя. Хель тоже не подходила и до определенного момента даже ничего не говорила, но пугала одним своим видом. – Теперь ты будешь бояться меня? Голос. Совсем не такой, как у Катерины. Он будто вырывается из глубин потусторонья, звенит в ушах и отзывается в груди. – Уходи, – ещё слышно попросила Тамта, прижимаясь к стене и не отводя взгляда от нечеловеческой половины Хель. – Я не желаю тебе зла. Помни об этом, когда остальные будут умирать один за другим. И она ушла, оставив Тамту наедине с устрашающими мыслями и не менее пугающим осознанием увиденного. Хель не планировала открываться сегодня. Особенно не хотела делать это перед человеком, которого действительно боялась напугать, но было уже поздно. И раз уж она вернулась к родному обличию, пора сделать ещё одно важное дело. Пришло время избавиться от того, кто является опасностью даже для богини. Недавно она отправила Луку в разведку по Хогвартсу, и он вернулся с ценной информацией. Маттиас Харальдсон снова в школе. Боги не любят пророчеств, особенно тех, которые предвещают их гибель. Всемогущим нравится, что они могут сами управлять судьбой как своей, так и человеческой, а пророчества напрочь уничтожают их планы. Как асы боятся, что наступит Рагнарёк, так и Хель не хочет допускать, чтобы мальчик-волшебник стал помехой на её пути к возвышению. Впервые услышав пророчество, она засмеялась. Волшебство магов хоть и походит от высшых сил, но не может быть таким же мощным, как сила богов. И уж тем более не может её превзойти. Клеменс, Костя и Никита регулярно наведывались в Выручай-комнату к Маттиасу. Они думали, что там он в безопасности, что в заколдованном помещении его никто не найдёт. Но Хель запросто узнала, где прячут её потенциальную угрозу, и не теряла времени. Маттиасу не становилось ни лучше, ни хуже. Если спросить у кого-нибудь, кто проводил с ним время в последние пару дней, как себя чувствует Харальдсон, они бы ответили «Никак». И не потому, что не знали, а потому, что он не реагировал ни на что, что происходило вокруг. Хель знала, с чем это связано. Родители Маттиаса явно приложили к этому руку, но в какой-то степени богиня собиралась исполнить благородную миссию – избавить мальчика от страданий и от ответственности, которую на него возлагали с самого детства. Хель считала его смелым, в отличие от его брата, который пошёл наперекор родителям и посчитал пророчество полной несусветицей. Большинство учеников сейчас находились на уроках, поэтому они вряд ли заметят Хель, в которой от Катерины осталась лишь половина лица и тела. Да если бы и заметили, что с того? Рано или поздно им предстоит познать её силу в полной мере. – Вот мы и встретились, Маттиас Харальдсон, – сказала Хель, как только вошла в Выручай-комнату. Никакой реакции, как и можно было предположить, не последовало. Со стороны это выглядело странно – пустой взгляд подростка, на чьей совести смерть нескольких магглов. – Родители знатно над тобой поиздевались, – продолжала она, обходя вокруг кресло, на котором сидел Маттиас. – Не понимаю, почему эти умные волшебники думают, что смогут выдрессировать ребёнка для сражения со мной. Находясь далеко от Хельхейма, моего мира, я слабее, чем обычно, но скоро смогу набраться силы и исполнить просьбу Одина, – Хель нравилось разговоривать с тем, кто её не перебивал и не расспрашивал. Но она точно знала, что Маттиас её слышит. – Великое предназначение, о котором толковали твои родители – это выдумка, которой волшебники хотят себя успокоить перед неминуемым концом. Чтобы это доказать, достаточно просто убить тебя. Маттиас по-прежнему не двигался и смотрел лишь в одну точку перед собой. Было бы лучше, если бы они были на равных условиях, но богиня не знала, для чего родители сотворили из Маттиаса безэмоциональное молчаливое существо. Правой рукой Хель стала рисовать в воздухе перевёрнутую руну Альгиз – символ смерти. Над Маттиасом начало появляться начертание из черного дыма, которое ставало ярче с каждым мгновением, а он всё так же смотрел в никуда, словно не боялся ни Хель, ни своей скорой гибели. Когда ей осталось начертить завершающий штрих, Маттиас схватил Хель за руку и отбросил её, чтобы не позволить дорисовать рисунок в воздухе. Не позволяя богине закончить руну смерти, он оттолкнул её мощным сгустком волшебства, что вырвался из его ладони. Это не было похоже на беспалочковую магию. Это было сильнее и страшнее. Это было достаточно мощно, чтобы сразить богиню, но не убить её. Ни Хель, отлетевшая к задней стене из-за неожиданного проявления волшебства Маттиаса, ни сам он, не заметили, что в Выручай-комнату вошли ещё трое людей. – Им это удалось, – шокированно прошептал Клеменс, – удалось создать идеального монстра-убийцу. Хель была уверена, что сегодня она раз и навсегда расправится с тем, кого воспитывали для сражения с ней. Потерпев неудачу, она растворилась в воздухе, заполнив комнату едким дымом, из-за которого было сложно хоть что-нибудь разглядеть. – Маттиас! – Клеменс тут же стал пробираться к брату. У Кости появилась надежда, что после случившегося Маттиас вновь станет таким, каким он был всё детство, но надежда не оправдалась. Когда дым рассеялся, перед ним сидел всё тот же Маттиас, который не смотрел ни на кого и не говорил ни с кем. Клеменс решил, что больше нет смысла прятать Маттиаса в Выручай-комнате. Хель найдёт его, где бы он ни был, и нет гарантии, что в следующий раз она вновь потерпит поражение. Как только всё трое вышли в коридор, таща под руки Маттиаса, по всему Хогвартсу прозвучал голос мадам Монсье. Как директор, она оповещала учеников обо всех важных событиях, но те, кто знали, на чьей она стороне, не доверяли ни единому её слову и встревоженно перешёптывались каждый раз, когда она что-то говорила, пытаясь повсюду увидеть подвох или скрытый смысл. Хоть какой-то намёк на причастность Хель. – Просьба собраться в большом зале, чтобы встретить пострадавших в потопе в Дурмстранге. – Потоп? – переспросил Костя, недоуменно поглядывая на Клеменса и Никиту. – Вторая часть пророчества, скорее всего, – догадался Алексеев. Клеменса не особо волновали приехавшие из Дурмстранга ученики, он считал своим долгом спрятать Маттиаса, чтобы потом рассказать Монсу о том, как им удалось вернуть его в Хогвартс и что он пережил. Единственным местом, где никогда не бывали ученики, оказалась Визжащая хижина в Хогсмиде. По пути в большой зал Костя решил обсудить с Никитой то, что его терзает с самого утра. – Грин-де-Вальд сказал мне кое-что, и я не могу понять, что это может значить, – начал он, избегая взгляда Алексеева. – И почему я вообще думал, что ты послушаешься и не будешь говорить с ним, когда нет необходимости? – Никита улыбнулся уголками губ, приготовившись слушать. – Думаю, это важно, – оправдывался Бочаров. – Он сказал, что скоро мы с ним увидимся. Никита замедлил шаг. Услышанное явно превзошло его ожидания. – Он мёртв, – как можно более спокойным тоном заговорил он, хоть и заметил, что сам начинает волноваться и размышлять о возможном значении этих слов. – Не забывай, что это Грин-де-Вальд. У него на уме может быть всякое, но воплотить это ему вряд ли удастся. – Да, но он говорил это с такой уверенностью... Будто не имел ни капли сомнения в своих словах. И посмотрел на меня с такой тоской, словно должен был сказать что-то ещё, но промолчал. Я больше не могу об этом думать, – Костя зарылся пальцами в волосы и вздохнул. Он уже не первый час ломает голову над словами своего дяди, но очевидного ответа так и не нашёл. – Эй, – Никита окончательно остановился, и Косте пришлось сделать то же самое, – не волнуйся. Если что и случится, ты будешь к этому готов. Сейчас и так многое происходит: Хель, Маттиас, чёртов потоп в Дурмстранге! Но знаешь что? – Алексеев встал прямо перед ним, заглядывая в глаза разного цвета, к которым успел привыкнуть и без которых уже не представлял свою жизнь. – Мы справимся. Что бы ни произошло, я рядом. Чувствуя огромную благодарность за всё, что Никита для него делает и говорит, Костя не смог выдавить из себя даже тихого «спасибо». Зато смог заключить его в самые искренние объятия, на которые только был способен. И Никита, уткнувшись носом ему в плечо, внезапно понял, что не отпустит этого человека из своей жизни никогда и ни за что. Когда они пришли в большой зал, Монсье стояла на трибуне и рассказывала, что случилось с Дурмстрангом. Поодаль стоял Игорь Каркаров, директор школы, которую постигло несчастье. Оставалось только догадываться, знает ли он о том, что теперь его ученики ещё ближе к опасности, чем в родной школе. Ведь если Дурмстранг был всего лишь частью пророчества, то в Хогвартсе разгуливает сама виновница всех трагедий. – Чтобы не прерывать учебный процесс, ученики Дурмстранга продолжат учебу в нашей школе и пробудут здесь столько времени, сколько понадобится, – заявила Монсье и сразу же вызвала бурю недовольства со стороны новоприбывших учеников. Из Дурмстранга, если не считать директора, прибыло всего лишь пять человек, и судя по их рассказам, потоп был беспощадным и унёс колоссальное количество жизней учеников и преподавателей. – Учебный процесс? Мы сегодня потеряли почти всех своих друзей, а единственное, что вас волнует – это как бы задать нам побольше домашки? Вижу, в Хогвартсе не принято сочувствовать, – светловолосый парень в очках вышел вперёд, не боясь даже грозного взгляда своего директора. – Мистер Йозеф, мы должны быть благодарны Хогвартсу за тёплый приём, а не устраивать скандалы в первый же день, – Каркаров знал, что его слова только подольют масла в огонь, но должен был хотя бы попытаться угомонить ученика, чтобы не упасть окончательно в глазах всего Хогвартса. – Они бы не погибли, если бы Вы вовремя догадались покинуть школу вместе с учениками, а не пытаться спасти ценные книги из библиотеки. Видите ли, знания ценнее наших жизней! – Миколас правил своё, не обращая внимания на то, что на него направлены несколько сотен глаз. – Успокойтесь, пожалуйста, – вмешалась Монсье. – Ингроссо и Пеони, проведите наших гостей в гостевые спальни. Бенджамин нехотя встал из-за когтевранского стола, краем глаза наблюдая за Эстер, которой, судя по её недовольному выражению лица, явно не нравились новоприбывшие ученики. Самого Ингроссо больше интересовал потоп. Хоть он и понимал, что своими вопросами только надавит на свежие раны, но не мог позволить себе не разузнать о случившемся. – Сочувствую, – сказал он, когда проводил учеников по коридорам Хогвартса. – Не знаю, что бы мы делали, если бы подобное случилось с нашей школой. – Прибежали бы к нам или в Шармбатон. Дружба школ как никак, – пожал плечами Миколас. – Кстати, я хотел бы кое-что спросить о вашей директрисе. – Монсье? – удивился Бенджамин. Ему всё ещё было непривычно, что Хогвартсом управляет не Макгонагалл. – Так вот как она себя называет, – Миколас чуть не рассмеялся, но, увидев непонимающий взгляд Бенджамина, объяснил: – Её зовут Эмили Сатт, у нас про неё ходят легенды. Говорят, что её муж умер за день до свадьбы, а сама Эмили теперь одержима каким-то демоном. – Ну, насчёт демона я бы поспорил, но она и правда не та, за кого себя выдает. Уж поверь, у нас тут расследование идёт полным ходом, только я в него не вмешиваюсь, – Бенджамин впервые пожалел, что остался в стороне, ведь сейчас он мог бы рассказать Миколасу много интересного. – Ой, мы ведь даже не представились. Я Бенджамин. – Миколас или Мик, как меня называли друзья. Те, кто... погибли, – тихо договорил Йозеф, давая понять, что больше не хочет затрагивать эту тему. Парни обменялись рукопожатиями и ещё несколько минут разговоривали, пока шли по коридорам родной для Бена, но чужой для Мика школы. – Круто, у нас теперь беженцы. С каких пор Хогвартс стал волонтёрской организацией по спасению нищих? Без неуместных шуток слизеринцев не обошлось. Они не были бы собой, если б не отправились вслед за новыми учениками, появлению которых уж точно не были рады. Во главе небольшой змеиной шайки в этот раз находился Чингиз, изобразив на лице подобие ухмылки, но строгий взгляд директора Каркарова, который производил впечатление не самого дружелюбного человека, слизеринцам пришлось стремительно направиться в сторону своих подземелий. Но Мустафаев для себя решил, что у него появились новые объекты для издевательств. И хоть на словесных издевках специализировался Алессандро, сегодня Чингизу пришлось его подменить. Сам же Мамуд был сам не свой после вечеринки в честь победы Слизерина в квиддиче. Единственной, с кем он соизволил поговорить, была Кристабель, ведь это она уже давно пытается помирить Алессандро и Билала. Как раз Ассани и был проблемой номер один, которую Мамуд никак не мог решить. В большом зале зале осталось лишь несколько гриффиндорцев, а за столом Слизерина сидел один Алессандро, который, кажется, не заметил, что его друзья ушли. Билал был зол на себя за то, что пошёл на эту чёртову вечеринку слизеринцев. Нужно было догадаться, что он не только вернётся оттуда пьяным, но и наговорит много лишнего. Хотя нет, наговорил как раз таки не он, а Алессандро, который был пьян не меньше него. Билал запомнил раз и на всю жизнь, что алкоголь – зло. Когда Монс разогнал их тусовку и попросил Мамуда провести Ассани в гриффиндорскую башню, ничего не предвещало беды. Ничего, кроме внезапных слов Алессандро в адрес Билала: «Знаешь, а ведь на самом деле я тебя не ненавижу». Билал не помнил почти ничего, но эта фраза врезалась в память и повторялась в голове, словно эхо. Мелочь, которую по необъяснимым причинам произнёс Алессандро, будучи пьяным, теперь мучила их обоих. И Билалу надоело делать вид, что всё в порядке. Его пугало лишь одно: вдруг Мамуд не помнит, что говорил это, и Ассани сейчас выставит себя полным дураком? П-л-е-в-а-т-ь. – Эй, Мамуд, – кричать из гриффиндорского стола к слизеринскому было не лучшей идеей, но кроме Алессандро, Билала и четырёх младшекурсников-гриффиндорцев в зале не было никого. – Ты случайно не помнишь ничего с того вечера, когда сказал одну странную вещь? Была бы возможность, Алессандро бы провалился сквозь землю. – Заткнись и не ори на весь зал, – на самом деле его не волновало мнение каких-то малолеток, которые могли их услышать, но Алес пытался придерживаться своего привычного поведения по отношению к гриффиндорцу. Билал решил, что «орать на весь зал» действительно не сто́ит, а вот умалчивать эту тему он не собирался. Алессандро его бесил. Бесил до такой степени, что сегодня во время завтрака он хотел бросить в него острым столовым прибором, но сдержался. Бесил и не выходил из головы. Билал подошёл к слизеринскому столу, руководствуясь тем, что ему нечего терять. – Ну так что? Не всплыла в памяти одна фраза? – и мысленно добавил: «Та, которая не даёт мне сосредоточиться на уроках, разговорах с друзьями и вообще на всём». Алес поднялся из-за стола, и теперь Билалу пришлось смотреть на него снизу вверх в силу разницы в росте. Высокий ублюдок. – Дай угадаю, эта фраза здорово контрастирует со всеми обидами, которыми я разбрасывался последние годы? Если бы Билал не знал Алессандро так давно, подумал бы, что в его голосе звучат нотки сожаления. – Так ты вспомнил? – спросил Ассани, уже догадываясь об ответе. Мамуд кивнул и язвительно спросил: – Тебе полегчало от этого факта? – Не особо, – признался Билал. – Говорят, пьяные люди самые честные. У Алессандро новая привычка – повторять фразы Кристабель. Именно это она сказала, когда выступала в роли личного психолога, а Мамуд жаловался, что не может заставить себя ненавидеть Билала так, как раньше. Даже колкие фразы в его сторону уже не кажутся такими обидными. – То есть ты сейчас опять напился? – спросил Билал, уже и не зная, чего можно ожидать от слизеринца. Алес слегка засмеялся. Подумать только – он смеётся с глупой шутки гриффиндорца, да ещё и Билала Ассани. Порой Алес сам себя удивлял.Часть 13. Незваные гости.
27 октября 2019 г. в 16:31
Два часа назад
– Есть идея, но она опасная.
– Вы же знаете, что это только подогреет интерес.
Монс тяжело вздохнул. Конечно, его радовало неравнодушие учеников к возникшей проблеме, если угрозу всему волшебному миру можно назвать просто «проблемой». Но в то же время ему казалось, что с этим должны разобраться взрослые, а подвергать опасности шестнадцатилетних подростков было крайне неразумно.
Совет покойной Макгонагалл сейчас был бы как раз кстати. Зелмерлёв, хоть и не занял директорское кресло, всё равно занимался решением важных вопросов, но иногда он просто уходил в размышления и долго корил себя за все поспешные решения и действия, ведь кто знает, сколько ещё людей пострадает из-за его наивного желания спасти всё и всех.
– Фенрир уже несколько лет ждёт от меня одну вещь взамен на услугу, которую он мне предоставил, – рассказывать, что именно связывает его и самого опасного оборотня в волшебной Британии, Монс не хотел, поэтому поспешно продолжил: – Можно отдать это и расспросить его, есть ли шанс, что Хель пойдёт на компромисс.
– И что же это за вещь такая, что её расценивают наравне с важной информацией? – осмелился спросить Сергей.
– Яд из аконита.
– А когда-то я думал, что это ложь, – удивился Дима, вспомнив древние легенды про фиолетовый цвет, именуемый аконитом, которым можно сразить оборотня.
– Так чего же мы ждём? Пока Хель ещё кого-то добавит в свою коллекцию марионеток? – сорвался на ноги Лазарев, будучи полным решительности.
– Я с тобой, – тут же откликнулся Билан.
Два часа спустя
Они блуждали лесом уже чёрт знает сколько времени. Фенрир, если верить источникам Монса, изменил местонахождение своего логова после того, как после битвы с Волан-де-Мортом всех сторонников тёмного лорда начали массово отлавливать и сажать в Азкабан. Фенрира Сивого посадить не удалось, но в последнее время он притих. Словно ждал, что вот-вот придёт время самых больших изменений за всю историю волшебного мира.
Чем глубже Сергей и Дима заходили в Запретный лес, тем более густыми казались деревья, которые словно наблюдали за нежеланными гостями. Приходилось оборачиваться на каждый шорох – мало ли, вдруг Фенрир найдёт их раньше, чем они его.
Впереди было что-то похожее на пещеру. Если бы не туман, можно было знать наверняка, а сейчас Билан и Лазарев буквально шли вслепую, но всё ещё не жалели о том, что вызвались навестить оборотня.
Сомнений в том, что они на месте, не осталось, когда им навстречу вышел молодой мужчина, своим видом напоминающий оборотня, хоть и не очень злого.
– Юриус Векленко из стаи Фенрира Сивого, – представился он. – Говорю сразу: он не будет даже слушать бессмысленные просьбы подростков из Хогвартса. Идите за мной лишь в том случае, если это что-то важное.
– Важнее некуда, – сказал Дима и шагнул вперёд.
– Мы от Монса Зелмерлёва, – добавил Сергей.
Векленко какое-то время молчал, удивлённо вздёрнув брови.
– Вряд ли Фенрир оценит его попытку избежать разговора один на один. Что ж, прошу за мной, – сказал оборотень, направляясь в сторону пещеры.
Дима и Сергей непонимающе переглянулись и пошли за ним.
Векленко оказался полностью прав в своих словах. Фенрир не просто не оценил того, что Монс не пришёл к нему лично, он ещё и рассмеялся, увидев перед собой двух подростков.
Оборотень заметно постарел со времён, когда его портреты с подписью «Разыскивается» висели на каждой улице. Сергей впервые видел его вживую, а не на картинках. И Дима думал также, но Фенрир узнал его с первых секунд.
– Человеческие дети быстро растут, – сказал он, обходя Билана вокруг и внимательным взглядом рассматривая его. – А ведь сейчас ты мог бы быть со мной на одной стороне.
– О Чём Вы? – спросил Дима, совсем ни о чём не догадываясь.
– О твоём укусе. Ты мог бы быть моим лучшим творением, но твоя мать всё-таки нашла способ предотвратить превращение в оборотня, – недовольно объяснил Фенрир.
– Так это были Вы... – наконец понял Дима, ужасаясь от собственных воспоминаний.
В том году зима была особо холодной, но Дима слишком сильно любил снег, чтобы оставаться дома и выглядывать из окна, поэтому он часто сбегал от родителей, чтобы поиграть с друзьями. Бабушка, жившая на окраине города, пустила слух о том, что в лесу живёт страшный оборотень, который может укусить любого, кто окажется у него на пути. Дети, начитавшись книжек о героических боях Гилдероя Локхарта с тёмными силами, решили сразиться с этим оборотнем. И когда пришло время встретиться с опасностью лицом к лицу, друзья Димы сбежали, оставив его одного. А из леса уже слышались шаги приближающегося волка. Дальше Билан смутно помнил. Было больно, когда острые зубы впились в кожу. Он потерял сознание и несколько часов лежал на снегу, а из раны капля за каплей сочилась кровь.
– Зелмерлёв просил передать вам вот это, – Сергей достал из кармана маленькую баночку с ярко-фиолетовым веществом внутри, – взамен на кое-какую информацию.
Дима был благодарен ему за смену темы. Говорить о своих детских травмах он сейчас хотел в последнюю очередь.
Фенрир засмеялся всё так же презрительно.
– Одумался спустя много лет. Он ведь рассказал вам о нашем с ним уговоре?
В ответе он и не нуждался, ведь по удивлённым взглядам было видно, что в эту тайну Зелмерлёв их не посвятил.
– Ваш профессор, или как он там себя именует, – перейдя на более спокойный тон, Фенрир начал рассказ, – раньше был охотником на оборотней. Он безжалостно убивал каждого, кто попадался ему на пути. Ирония в том, что его зверские поступки вознаграждались Министерством. Но однажды он сразился со мной и проиграл. В первый и последний раз. Как праотец оборотней, я решил отомстить за всех тех, кто погиб от рук Монса, поэтому я убил всю его семью. Оставшись одним на белом свете, Зелмерлёв больше не пытался от меня избавиться, он наоборот просил пощадить его и оставить в живих. Но ничего не даётся просто так, поэтому я сказал ему принести то, что понадобится мне в будущем – яд из аконита. И лишь спустя несколько лет Зелмерлёв соизволил выполнить свою часть уговора, хоть и поручил это дело двум пугливым подросткам. Что, ваш профессор больше не кажется таким хорошим?
Ученики стояли, словно поражённые громом, ведь ожидали услышать что угодно, но не детали тёмного прошлого Зелмерлёва. Казалось бы, они знали очень хорошо, но, как оказалось, он просто хорошо умеет скрывать то, что делал в прошлом. «Одно здравомыслящее существо не имеет права отнимать жизнь у другого, и только тот, в чьём сердце поселилось зло, нарушит этот закон», – разве не этому учил Монс на своих уроках?
– Он не будет диктовать мне свои условия, – заявил Фенрир. – Отдайте аконит и уходите.
Сергей крепче сжал флакон с ядом. Они пришли за информацией, но обстоятельства повернулись против них.
– Мы хотели спросить про Хель, – Лазарев не мог допустить, чтобы визит к Фенриру оказался бесполезным.
– И думали, что я помогу вам? – оборотню снова стало смешно.
– Да. В обмен на яд, – кивнул Сергей.
– Так дело не пойдёт, – возразил Фенрир. – Хотите информацию – предлагайте что-то более ценное.
Лазарев хотел спросить «Например?» и узнать, о чём «более ценном» он говорит, но решил, что вряд-ли Фенрир предложит что-то, на что они согласятся, поэтому промолчал. А вот Дима рискнул уточнить.
– Прими укус во второй раз, стань оборотнем. Лишь в этом случае я поделюсь с вами всем, что знаю.
Слова Фенрира эхом звучали в голове. Дима никогда в жизни бы не подумал, что будет всерьёз размышлять о том, чтобы раз в месяц в полнолуние переживать мучительные превращения в волка и забыть о нормальной жизни в попытках контролировать собственную агрессию.
– Нет, – Лазарев даже думать не хотел о предложении Фенрира, которое, как и ожидалось, не было чем-то безобидным.
– С чего ты решил, что можешь решать за меня? – Дима не заметил, как повысил голос.
– Потому что я слишком люблю тебя, чтобы позволить тебе обречь себя на вечные муки в подобии оборотня.
Слова вылетели сами собой. Сергей и раньше говорил их, но сейчас они были сказаны в состоянии паники. Словно были единственным, что может остановить Диму от судьбоносного решения.
– Ты ведь знаешь, что я тоже тебя люблю. Но если стать оборотнем – моё предназначение, то я готов. К тому же, разве мы не пришли, чтобы узнать, можно ли договориться с Хель?
– Можно, – хоть вопрос и не был задан Фенриру, он ответил. – И я расскажу как, если согласишься на один малюсенький укус. Клянусь, ты даже не почувствуешь.
– Зато будет чувствовать каждое полнолуние, – пробормотал Лазарев, потихоньку сдаваясь. – А в чём Ваша выгода?
– Я не люблю оставлять незаконченные дела. Однажды Диме удалось избежать превращения, и это очень долго не давало мне покоя. А так как совсем скоро я присоединюсь к своей сестре в её непростой миссии, не хотелось бы оставлять это просто так.
Сергей ещё раз взглянул на Диму и понял, что тот не собирается отказываться и никакие просьбы на него не подействуют. Билан, учащийся на Когтевране, обладал безоговорочной гриффиндорской смелостью.
– Я помню эту боль, – сказал Дима, вспомнив первую попытку Фенрира укусить его.
– Ты был ребёнком и слишком всё преувеличил. Обещаю, сейчас ты даже не заметишь, как всё закончится.
Последующие несколько минут были самыми сложными и волнительными – Фенрир выбирал лучшее место для укуса. Обычно оборотни делают это внезапно, болезненно и без предупреждения, но сегодня, кажется, уничтожатся все стереотипы про укусы, которые меняют жизни людей отнюдь не в лучшую сторону.
Фенрир выбирал участок где-то посередине между запястьем и локтем, и Сергей едва не выругался, поняв, что теперь колкие шутки про оборотней со стороны слизеринцев могут увеличиться в геометрической прогрессии, ведь будет сложно скрывать след от укуса. Хотя о каких слизеринцах может идти речь, если, будучи потенциально опасным оборотнем, Дима будет исключен из Хогвартса? Единственным, кто учился в школе и болел ликантропией, был Римус Люпин, и хотелось бы верить, что Диме удастся стать вторым таким исключением.
Сергей, поняв, что от него ожидают выполнения своей части договора, вручил Фенриру флакон с ядом, и тот с довольной ухмылкой забрал его.
– Готов? – прозвучало более угрожающе, чем должно было, но Фенрир всё равно не собирался долго няньчиться с подростком, который чудом согласился на его условия.
– Да, – выдохнул Дима и закрыл глаза.
«Нет», – мысленно прокричал Сергей. Он подошёл ближе и взял Билана за руку, а вторую держал Фенрир, уже, наверное, представляя, как прокусит кожу и сомкнет зубы, вогнав их в податливую человеческую плоть.
Дима не издал ни звука, когда это произошло. Он до крови прокусил губу, но не закричал. Испытав неприятное чувство дежавю, Билан распахнул глаза и сразу посмотрел на руку, из которой сочилась кровь. Хотелось верить, что это всё не зря, что информация, которую они получат от Фенрира, сто́ит той жизни, на которую Дима обрёк себя.
– Когда-то давно Один оставил на Земле камень, в котором хранятся неисчерпаемые запасы магии. Когда в волшебном мире наступит хаос, а волшебники будут умирать один за другим, не в состоянии выжить без магии, вы сможете вернуть волшебство, – слова Сивого звучали слишком правдоподобно, чтобы допускать хоть какие-либо сомнения.
– И где находится этот камень?
– В Хрустальной пещере. Там, где Волан-де-Морт спрятал один из своих крестражей. Но инферналы, что живут в озере в пещере, полностью подчиняются Хель, ведь она – владычица мёртвых. Рискните, если не боитесь.
– Звучит как вызов, – сказал Дима, чувствуя, что боль после укуса постепенно отступает.
Услышав, о чём поведал Фенрир, Юриус колебался, сто́ит ли предупреждать детей о том, что они узнали не всё. Однажды Векленко случайно подслушал разговор Сивого и его сестры Хель, и Фенрир предупредил его, что убьёт его и глазом не моргнув, если Юриус посмеет кому-то рассказать. Но он не мог оставаться в стороне, боясь за свою жизнь, когда на кону стояли жизни невинных подростков, которые наивно верят, что могут обойти неизбежное.
Дождавшись, пока Сивый проведёт их к выходу из своего логова, Юриус сказал:
– Будьте осторожны, – и шёпотом добавил: – это ловушка.
А оборотни, как известно, обладают безупречным слухом, поэтому слова Векленко услышали не только Сергей и Дима, но и Фенрир.
– Я тебя предупреждал, – прорычал Сивый, стремительно приближаясь к Юриусу.
Ученики даже не успели понять, что происходит. Вот они – скорость и безжалостность оборотней, и ещё много других факторов, которые Диме предстоит познать.
– Бежим, – скомандовал Сергей, с ужасом наблюдая, как острые зубы Фенрира вонзаются в горло Юриуса.
А Векленко даже не пытался спастись. Наверное, знал, что это невозможно, и что Фенрир найдёт его, где бы он ни спрятался.
– Но... – возразил Дима, порываясь вернуться и хотя бы попытаться помочь Юриусу, хоть и не был уверен, что его ещё можно спасти.
Не было времени оборачиваться на звук падающего безжизненного тела. Не было времени размышлять обо всём, что они пережили за последние полчаса. Дима и Сергей бежали, пробираясь сквозь ветки и кусты, желая как можно скорее выбраться из запрещённого леса и хоть ненадолго почувствовать себя в безопасности.