***
Обычно преподавателям не позволяют надолго отлучаться от школы, но перед Элени стояла важная миссия – следить за Эмили Монсье. Уроки полётов пришлось отменить на неопределённый срок, как и матчи по квиддичу, а самой Фурейре – отправиться в Лондон вслед за Эмили. У Монса есть план. По крайней мере на это указывало всё, что он делал и как уверенно он раздавал распоряжения. Да, он был бы потрясающим директором школы, но сейчас ему выпала ещё бо́льшая ответственность – не допустить, чтобы ученики пострадали, и удержать школу в целости и сохранности, пока по коридорам в виде безобидной ученицы разгуливает опасное божество, а директриса, как оказалось, умеет раздваиваться. Элени следила за одной из двух Монсье, хоть и не была уверена, что их только две. В голове не укладывался сам факт, что это возможно – находиться в двух местах одновременно. Хотя, в связи с последними событиями, возможным оказалось всё, что раньше было за гранью понимания. Фурейра остановилась в отеле напротив старинного дома, куда часто ходила Монсье. Здание выглядело так, будто там уже лет сто никто не живёт, но Эмили появлялась там по несколько раз в день и каждый раз оглядывалась, чтобы удостовериться, что за ней никто не следит. А Фурейра пристально следила. Всегда. Окна в своём номере в отеле закрыла шторами и оставила только маленькую щель, чтобы наблюдать, как открывается старинная дверь в заброшенном доме напротив. Монс говорил не вмешиваться. Что бы ни происходило, Элени не должна себя выдавать. Она всего лишь следит, не более. Но любознательность всё-таки взяла верх над здравым смыслом, и вот уже Фурейра идёт в сторону здания, куда только что вошла Монсье. На первом этаже никого, значит Эмили пошла на второй. Фурейра взглянула на высокую закрученную лестницу, надеясь, что Эмили не услышит, как она поднимается по ступенькам. На втором этаже что-то происходило. Что-то, что заставило Элени забыть об осторожности и побежать туда, чтобы ничего не пропустить. Через несколько секунд она оказалась возле двери, за которой явно была Монсье и кто-то ещё. В голове последний раз промелькнули слова Монса: «Не подвергай себя опасности», но было поздно. Элени с размаху открыла дверь и застыла с немым испугом в глазах. В следующий миг она отлетела назад и ударилась об стену, успев запомнить лишь озлобленные глаза существа, полностью покрытого огнём, что стояло рядом с Монсье. На следующий день – Она до сих пор не пришла в себя, – доктор, вышедший из палаты, мгновенно уничтожил все надежды Монса. Этой ночью он забыл, что такое сон, да и в предыдущие тоже особо не вспоминал. Он начал бить тревогу, когда Элени перестала выходить на связь, поэтому пришлось трансгрессировать к ней. Зелмерлёв постоянно упрекал себя за то, что отправил Фурейру на столь небезопасную миссию, а когда увидел её, лежащую без сознания под окном заброшенного дома, удостоверился, что это было одно из худших решений в его жизни. Из-за него уже не в первый раз мог погибнуть человек. Монс бы ни за что не простил себя, если бы Элени не выжила. К счастью, доктора в больнице святого Мунго сделали всё, чтобы сохранить её жизнь. Когда она очнётся – это уже вопрос времени, но времени было мало. Монс это чувствовал. Очевидно, что Элени увидела что-то, что не должна была видеть, поэтому её... Сбросили из окна? Это же глупый маггловский приём. Монсье могла бы просто стереть ей память или вообще убить её. Монс решил вновь пойти в дом, где это произошло, но сначала нужно вернуться в Хогвартс, где, по его мнению, куча учеников не теряют времени и ищут приключения на свои головы. К слову, Зелмерлёв не ошибся. В школе сейчас действительно многое происходило. – Ты долбанулся!? – примерно так началось утро в Слизерине. Первым, кого увидел Алессандро, как только проснулся, был Маттиас. Грёбаный Маттиас Харальдсон, который уже давно не только на уроках не появлялся, но и вообще пропал из виду. Мамуд особо не горевал – Маттиас уже давно был сам не свой, можно было предположить, что с ним что-то случилось, но вникать в эти проблемы Алес не хотел. – Заткнись и послушай меня, – позади Маттиаса появилась белобрысая макушка Клеменса. – Нет, это ты меня послушай! – перебил Мамуд. – Нельзя просто брать и приводить своего брата в Хогвартс, как будто это не его мракоборцы разыскивают по всему Лондону за убийство. – Маттиас никого не убивал, – как можно более спокойным тоном ответил Ханниган, – а если убивал, то его сознание в тот момент контролировали. В общем, всё очень сложно, и если я начну объяснять, это займет слишком много времени. Я тебя прошу лишь об одном: никому не говори, что Матти здесь. Скоро вернётся профессор Зелмерлёв, и мы с ним поговорим. – Что это с ним? – Алессандро несколько раз щёлкнул пальцами перед лицом Матиаса, но тот никак не отреагировал. – Хотел бы я знать, – вздохнул Клеменс. – Ладно, допустим, что я соглашусь молчать о том, что в этой комнате находится потенциально опасный убийца. Дальше что? Супергерой Зелмерлёв прилетит и разрулит ситуацию? – И так тяжело, а тут ещё и ты со своим сарказмом, – закатил глаза Ханниган, – Просто сохрани в тайне то, что мой брат здесь, ладно? – И что мне за это будет? – Плюсик в карму, – съязвил Клеменс, выходя из комнаты. Алессандро понял, что выспаться он сможет лишь на том свете, и то не факт. Да и вообще, о каком сне может идти речь, когда он совсем случайно втянулся в какую-то авантюру, впоследствии которой должен прятать преступника, чьим розыском сейчас активно занимаются мракоборцы? Не придумав ничего умнее, Мамуд написал короткое письмо: «Неотложное дело. Приходи ко мне. А. М.» и приказал сове доставить его в башню Гриффиндора. Спустя несколько минут в другом конце Хогвартса Билал Ассани поперхнулся тыквенным соком, читая полученную записку. В нем соревновалась гордость и жуткий интерес, и последний, к счастью или нет, победил. – Твою ж... – гриффиндорец не смог подобрать слов, чтобы описать своё впечатление от увиденного. Его удивляло две вещи: во-первых, почему Мамуд позвал именно его, а во-вторых, что здесь делает Маттиас и почему он выглядит как ходячий труп? – Я тоже так считаю, – будничным тоном сказал Алессандро, запирая дверь в комнату. – Уж я-то думал, что только мои друзья сошли с ума, но в Слизерине, как оказалось, тоже весело. – Было бы весело – я бы тебя не звал, – не удержался Алессандро, но Билал ничего не ответил. Не то чтобы Ассани пожалел о том, что пришёл, но им овладело некое беспокойство из-за собственного поведения. С каких это пор он приходит после первого зова Мамуда? Они ведь даже не друзья. Они даже не относятся нормально друг к другу. Но, в свете последних событий, Билал был уверен, что изменилось многое. – Мы можем ему как-то помочь? – спросил он, заметив, как Алес дрогнул после слова «мы». – Я даже не в курсе, что с ним. Думал, тебе удастся понять. – Во всём, что касается «понять, догадаться или выясниться», нужно обращаться к Кейт. – Ну уж нет, Клеменс и так меня убьёт, если узнает, что я посвятил тебя в это. Билалу эта затея нравилась всё меньше и меньше. Возможно, он просто думал, что это очередная подстава от слизеринцев. Мало ли что может быть, вдруг Алессандро плевать на всё, что происходит сейчас в Хогвартсе, и он решил развлечься, поиздевавшись над Билалом. Но Ассани искренне хотел верить, что это не так. – Клеменс не говорил «не прикасаться, не говорить и не взаимодействовать с Маттиасом, пока он в таком странном состоянии»? – спросил Билал, будто что-то замышляя. – Вроде нет. – Значит, можно попробовать узнать, что за хрень с ним случилась, – сказал Ассани, решительно подходя к Маттиасу. – Надеюсь, мы не умрём, – тихо проговорил Мамуд, а Билал улыбнулся уголками губ.***
«Не говори с Грин-де-Вальдом.» «Он ничего хорошего не посоветует.» «Его следует бояться, а не слушаться. Даже если он давно мёртв.» Косте надоело выслушивать подобные фразы каждый день. Он почти не знал Грин-де-Вальда лично, когда тот был ещё жив, но считал, что высказывания людей слишком преувеличены. Они родственники, и если в жилах Кости течёт кровь Геллерта, значит ли это, что они и их видения мира похожи? Это был тот случай, когда разбираться было страшно. Все вокруг предупреждали, что не сто́ит искать истину в словах опасного волшебника, после смерти которого всем стало спокойнее. Но сейчас всё, что осталось от Грин-де-Вальда, – это гроб за много километров отсюда и портрет – единственный способ с ним связаться. – Портрет не несёт никакой опасности, успокойся, – сказал Костя, когда Никита в который раз попытался убедить его, что не сто́ит вновь начинать разговор с Грин-де-Вальдом. Бочаров хотел выяснить, как именно можно победить Хель. Очевидно, что его дядя знает о ней больше, чем все библиотеки мира вместе взятые, но заставить его перестать говорить загадками казалось непосильной задачей. А Никита волновался. Уже, чёрт возьми, не на шутку волновался! Волновался, поэтому старался не оставлять Костю одного, чтобы тот не наделал глупостей на почве собственного героизма. Но каждый раз убеждался, что Костя всё равно делает глупости, и не важно, присутствует Никита или нет. Его разговоры с Грин-де-Вальдом стали какими-то... фанатичными. Было трудно разобрать, где они обсуждают стратегию борьбы с Хель, а где Геллерт рассказывает о своих достижениях и о цели, которой ему не удалось достичь. «В тебе храбрость Гриффиндора, милосердие Пуффендуя, ум Когтеврана и амбициозность Слизерина. Ты станешь великим человеком, Костя, если будешь идти по правильному пути», – сказал Грин-де-Вальд во время их последнего разговора. Говоря о «правильном пути» он, скорее всего, имел ввиду свое видение мира, где волшебникам не придётся прятаться от глаз магглов и где всеми будут править те, кто устелили этот путь смертями невинных людей. – Сегодня он учит тебя манящим чарам, а завтра что? Предложит захватить мир, убив несколько сотен магглов? – Никита не собирался так просто отступать. – У меня голова на плечах есть, если ты забыл, – пробормотал Костя. – Не факт, что надолго, – в той же манере ответил Алексеев. Они отдалились друг от друга. Троица, которую объединило спасение Маттиаса, потихоньку распадалась, и Никита, кажется, был единственным, кто пытался сохранить дружбу. Он не мог не злиться, когда Костя часами разговаривал с портретом, как будто общения с реальными людьми ему недостаточно. Из кабинета истории магии вышли последние ученики, а за ними и сам учитель. Костя посчитал это лучший возможностью, чтобы продолжить обучаться манящим чарам. Грин-де-Вальд научился перемещать предметы без использования волшебной палочки ещё во время своей учёбы в Дурмстранге, и Бочаров подумал, что тоже сможет овладеть этой способностью. И оказался прав, ведь даже дядя Геллерт похвалил его успехи в манящих чарах. – У меня плохое предчувствие, – выпалил Алексеев, хоть и знал, что эти слова на Костю никак не подействуют. – Ник, – в голосе Бочарова не было ни упрёка, ни раздражения, но Никите всё равно было неприятно, что на все его попытки предостеречь Костю тот реагирует одинаково – говорит, что всё будет нормально, и Грин-де-Вальд вовсе не опасен. Никита и сам так говорил. Раньше. Когда разговоры с портретом ещё не вошли в ежедневную рутину Бочарова. – Всё будет хорошо. Разве это плохо, что я учусь чему-то новому? Поверь, если что-то пойдет не так, я сразу же брошу чёртов портрет в камин, и мы забудем о нём, как о страшном сне. Слова Кости вселяли надежду. Ту, которой так не хватало в последнее время. – А я, между прочим, слышал, что ты только что сказал, – вместо обычного приветствия сказал Грин-де-Вальд. – Не хорошо так относиться к родному дяде. Кто, если не я, поделился бы рассказом о Хель? А новые способности? Разве без меня ты бы научился всему тому, что умеешь сейчас? Если бы Костя не знал своего дядю, то подумал бы, что тот обиделся. – Нет, и я безмерно тебе благодарен. Давай не будем начинать ссору на ровном месте? – Конечно. Не вижу смысла ругаться в столь знаменательный день, – голос Грин-де-Вальда мгновенно изменился, и Никита подумал, что его «плохое предчувствие» не ошиблось. – А что сегодня за день? – задал логичный вопрос Костя. Выражение лица Геллерта на портрете изменилось из привычно-строгого на самодовольное, а в его глазах блеснул едва заметный зловещий огонек. – Помнишь, я говорил, что ты станешь великим человеком, Костя? – спросил он, а в тихом и слегка загадочном голосе слышалось нечто угрожающее. Костя кивнул. Никита уже обдумывал, как скажет что-то вроде «А я тебя предупреждал!», но слова так и застряли в горле комом. Грин-де-Вальд умел пугать одной лишь, казалось бы, безобидной фразой. – Ты послужишь для благой цели, – продолжал Геллерт, – которая, скорее всего, изменит мир раз и навсегда. – Что это всё значит? – не выдержал Алексеев. – Дело в том, что я заключил сделку с самой богиней мёртвых. И всё это время вы разговаривали не с портретом, а со мной, ведь я не в гробу, куда вы меня положили и закопали, оглядываясь по сторонам, ведь боялись, что подумают окружающие. Подумать только! Какой позор! Семья Бочаровых похоронила своего родственника, который считался врагом народа лишь из-за того, что сеял зерно истины в сердцах волшебников. И был повержен Дамблдором, а затем убит Волан-де-Мортом. Но это не конец. Это всего лишь начало, по крайней мере для меня. Хельхейм, царство богини Хель, стал для меня почти родным, но больше всего я хочу оказаться вновь живым. И она согласилась помочь мне с этим. Костя потерялся в собственном непонимании. Слова Грин-де-Вальда казались абсурдными, но в то же время пугали. Бочаров пытался сложить в голове логичный пазл, ведь он наверняка связан с желанием Геллерта воскреснуть, но всё тщетно. Разум затуманился, а страх подступал с каждой секундой, хоть Костя и пытался его отогнать и убедить себя, что всё под контролем. Он мельком взглянул на Никиту. Тот выглядел так, будто готов в любой момент нацелить волшебную палочку на портрет и уничтожить его. Да и сам Костя не собирался стоять на месте и ждать, пока что-нибудь произойдет или Грин-де-Вальд продолжит свой амбициозный рассказ. А ждать и не пришлось. Внезапный грохот был слышен, казалось бы, по всему Хогвартсу. Портрет соскользнул со стола и сделал трещину в каменном полу, которая начала быстро увеличиваться. Никита и Костя быстро зашагали назад, не осознавая, что идут в противоположную от выхода из кабинета сторону, тем самым загоняя себя в ловушку. – Прими свою судьбу, – голос Грин-де-Вальда звучал как будто не из портрета, а эхом отдавался от стен. Костя остановился лишь на секунду, чтобы обдумать, есть ли у них шанс выбраться и избежать огромного разлома в полу, на дне которого, казалось бы, находился сам ад. И тут он понял слова Грин-де-Вальда. То, что сейчас происходит – это и есть его воскрешение, и Костя сыграет в нём ключевую роль. Но было уже поздно, ведь Бочаров стремительно полетел вниз, не поняв даже, как это произошло. Последнее, что он услышал, прежде чем земля ушла из-под ног, был крик Никиты, пронзивший воздух и, наверное, разбудивший половину школы. Алексеев упал на колени и всматривался туда, где только что исчез Костя, но сейчас там царил лишь непроглядный мрак. Когда он поднял взгляд наверх, то увидел расплывчатую фигуру человека. Расплывчатую, потому что глаза наполнились слезами, которые он был не в силах сдержать. Но голос узнал. Узнал и возненавидел в одну секунду. – Сделка с Хель заключалась в том, чтобы обменять меня на Костю. Так что теоретически он сейчас мёртв. Славный был парень, и я никогда не забуду его жертву. Ну, так что, Никита, проведешь мне экскурсию по Хогвартсу, или мне самому прогуляться?