Ненависть — месть труса за испытанный страх. © Бернард Шоу
День проскользнул быстро, даже совсем незаметно. После того, как Тони перебросился парочкой слов с тем незнакомцем, Питеру было удобней идти молча бок о бок с мужчиной. На самом деле, парню и не хотелось с тем о чём-то говорить, та ситуация с детьми показалась ему очень грубой и неуважительной, а личное предположение, что у Тони проблемы ещё с раннего возраста, не покидали голову. Почему-то настроение резко упало и ничего не хотелось. Или может, только упасть на кровать и пролежать так до самого утра. Одежда немного просохла и уже не так прилипала к коже, но идти было всё равно некомфортно. Парень смотрел себе под ноги, не замечая, как они подходят к пустой остановке и доезжают до дома на старом автобусе с грязными стёклами, как Старк незамысловато махнул ему рукой в знак прощания и он, Питер, неторопливо входит в пустой, обвеянный спокойствием дом. Паркеру показалось, что мама уже спит, поэтому тихонько переодевшись у себя в комнате в домашнюю майку и штаны, Питер отрешённо побрёл на кухню, чтобы заварить чай. Часы показывали полдевятого вечера, их тихое «тик-так» эхом отдавалось в ушах. Питер, зевая переступает порог, и, опираясь о столешницу, уныло сыплет заварку в кружку, ставит кипеть воду и отрешённо ждёт с пустым взглядом в пол. Наконец чайник закипел, вода льётся в чашку и лёгкий пар клубками поднимается вверх. Паркер медленно помешивает напиток ложкой с тихим звяканьем, и, отложив ту в сторону, облокачивается о подоконник, за которым показывалось темнеющее небо Австралии. Умиротворённо прикрыв глаза, парень вдыхает аромат чая и аккуратно поддувает, чтобы не обжечься. Приоткрытое окно впускает звуки просыпающейся ночи, а мышцы расслабляются вместе с мыслями. Опустив кружку на подоконник, юноша на выдохе потерянно шепчет: — О, Боже, Питер… — зарывается пальцами в кудряхи. Закрыв глаза, Питер снова и снова видит перед глазами удивлённое лицо мамы с падающими на щёки прядками волос, слышит свой голос, что он не может сегодня пойти на мессу. Затем бежит сломя голову за разлохмаченным мужчиной сквозь толпу и летящих в лицо фруктов. Проигрывает свой громкий смех и задористую физиономию Тони, что подзывает его указательным пальцем к себе. Видит ясное небо и прислушивается к свистящему ветру, отвлекается на подколы Старка и лёгкие пинки от того под зад. Вспоминает насколько ему было хорошо сегодня и с мучительным стоном взмахивает рукой. Быстро заморгав, парень сначала задумчиво смотрит на полную кружку чая, и, закусив губу, стремительно разворачивается, оставляя ту остывать на окне.***
Питер заснул быстро. Даже несмотря на количество мыслей, что заполонили голову, только он коснулся подушки, то сразу отключился. Однако времени с того момента, как закрылись веки и дыхание превратилось в совсем тихое, прошло не много. Где-то отдалённо, очень далеко, Паркер различает звук открывающейся двери, и в миг, просыпается. Сначала, парень думает, что это может быть Тони, однако присмотревшись на тёмный циферблат часов, отмечает четыре часа утра. Не быстро поворачивает голову к окну и не замечает даже намека на рассвет. Темно, да и только. Откинув одеяло, Питер медленно поднимается с кровати, будто боясь, что его кто-то услышит. «Может, это мама», — промелькнуло в голове. Тем не менее, шорох продолжался, даже изредка постукивали дверцы шкафчиков и стекло старой посуды. Паркеру стало жутко. Юноша не знает, почему в тот момент его голова в миг опустела настолько, что он не отдавал отчёта в своих действиях. Питер не хотел идти на кухню, но что-то упрямо подталкивало его туда, туда, где в потёмках покачивался его пьяный отец. — Пап? — только и вырвалось на содрогнувшемся вздохе. Перед заслезившимися глазами, что сбивчиво рассматривали полуживое тело в свете тусклой луны, предстал вонючий, непонимающий, что происходит человек, его отец. Фрэнк не был дома уже около недели. Питер даже перестал считать сутки, чтобы окончательно не расстраиваться. Он и не представлял себе их первую встречу, боясь худшего, он не хотел, чтобы она была неожиданной и болезненной, ему хотелось увидеть своего папу стоящего в чистой опрятной одежде с кучей гостинцев, с добрыми и ласковыми глазами… Чтобы они кричали своим светом о той любви, что так не хватает, отцовской любви и поддержки. Да, настолько все было запущенно, в их «новых» отношениях, от которых не осталось и следа. Бог? Смешно. Старший Паркер был увлечен целью найти деньги и не замечал бы своего сына, что жался в проходе двери, ослабел и не отрывал от него своих оцепенелых глаз, если бы не тихий отклик. Это жалкое «Пап» парень не хотел говорить, он вообще ничего не хотел произносить, чтобы не привлекать рассеянное внимание родного человека на себя. Однако было уже поздно, мужчина попытался развернуться, но как назло, его ноги не послушались, а перед глазами мир сделал кувырок, и Фрэнк с грохотом, и попытками за что-то ухватиться, валится на пол. — Блять! — перекосившись, выругался тот, мотая головой и размазывая стекающие слюни по груди подбородком. — Какого хуя?! Питер! Быстро помог свое… — он сделал такое движение, будто вырвет прямо сейчас и прямо под себя. — Своему отцу, блять… — тяжело вздыхает, откидывая голову и снова хватаясь за край стола, делает рывок. Попытка вышла неудачной, колени подкосились и вместе с вазой на столе, он полетел вниз, уже приземляясь полностью на спину и чуть ли не ломая шею между стеной и полом, зарыготал что-то о их семье и какой же его сын чмо. Стекло разлетелось в разные стороны, окончательно поднимая ужасный шум. Фрэнк что-то бурчал, и, еле-еле перевернувшись набок, закашлял, при этом пытаясь подтянуть ноги и встать на четвереньки. — Помог, блять! — колени разъехались, и мужчина снова валиться на пол, сплевывая слюну вперемешку с кровью. Питер был не в том состоянии, чтобы хладнокровно оценить ситуацию. Всё текло так быстро и непонятно, что времени на обдумывания совершенно не было. Ему пришлось переосилить себя и помочь отцу кое-как подняться, при этом царапая ладони и локти о стёкла маминой любимой вазы. — Помог, бляа… — с искривлённым лицом плюнул Фрэнк, грубо отталкивая парня рукой и хватаясь за свои короткие волосы, в которых виднелись кусочки какой-то испорченной еды, снова закашлял. — Вот скажи мне… Сын, — рука падает на раздвинутые колени, голова, качаясь, приподнимается и Питер встречается с дикими глазами, в которых читалась такая ненависть, что сердце невольно сжалось и холодок поцеловал поясницу. — Почему я тебя так ненавижу? Паркер застыл на месте, пытаясь передвинуть ногами, чтобы уйти из кухни, но те его не слушались, а взгляд не отрывался от мерзотного Фрэнка, который дёргал верхней разбитой губой и сжимал грязную ткань штанов в дрожащих пальцах. Серые тени практически закрывали ссадины и синяки под глазами. Губы потрескались, на них была видна засохшая блевотина вместе с серым пеплом выкуренных сигарет. Майка разорвана, местами в пятнах от какого-то неаккуратно выпитого алкоголя и в кусках грязи. Видимо его отец пробирался через загон для свиней, потому что поблизости не нашлось бы настолько грязной помойки, куда он мог бы забрести. На ногах не было обуви, видимо, пробираясь по тратуарам или канавам, куда его завело бухло, мужчина посчитал нужным избавиться от неё. Пальцы ног опухли, и даже в потёмках кухни, было заметно, что они жутко покраснели толи от постоянного раздражения, толи от засохшей крови. Его жутко колотило, и Питер не хотел помогать этому человеку. Не хотел смотреть на него и понимать, что это — его чёртов отец. Чёртовое подобие человека. И вот, наворачиваются горячие слёзы. Ведь мир рухнул так же быстро, как и эти резкие струйки. Он редко плакал, но сейчас, сейчас, не то состояние, чтобы думать об этом. Он больше жалел себя, лихорадочно думал обо всём на свете, запоминая на всю оставшуюся жизнь глаза своего папы. Они были жуткими, в гневе подрагивающие и пытающиеся ухватиться за нечёткую картинку. Они были узкими и наполненными слёзами бешенства. Отец ненавидит его всей душой и говорит об этом открыто, без доли смущения или грусти. Без стыда. Без эмоций. Он говорит желчно, плюясь слюной прямо в лицо, и снова поднимаясь на слабые ноги. Хватает какую-то тарелку и скривив лицо, продолжает говорить, наступая на оробевшего сына, что не мог сдвинуться с места. Ноги отказали. Мышцы замерли, мозг отключился и Питер не смог бы ответить, что происходит. — Знаешь, почему я так ненавижу тебя? — опухшая ступня оказывается на стекле, но тот не замечает этого. — Ты жалок, — противно посмеивается, свободной рукой направляя указательный палец в грудь парня. — Ты противен мне, — Питер слышит скрежет желтоватых зубов. — Ты отвратен мне до самого моего гнилого сердца, — Питер не отрывал глаз ни на секунду, однако даже смотря в ответ, он уже не видит чужого лица. Смотрит сквозь, находясь на грани истерики. Видимо слёзы потекли без перерыва, однако дыхание даже не сбилось. Оно замерло. Его нет, но парень все ещё стоял на месте, уже не пытаясь уловить взгляд Фрэнка, что вдруг остановившись, резко выкрикнул до вздрога во всём теле: — Я никогда тебя не любил! Блять, я не мог тебя выносить, Питер! Я люблю своего маленького Сэма в смерти которого, виноват ты! — сорвавшись, в дикой ярости орал мужчина, замахиваясь дрожащей рукой и изо всех сил кидая тарелку в даже не отвернувшегося сына. Посудина нестерпимо ударилось об висок парня, и, полетев вниз, разбилась в ногах на мелкие осколки. Питер отдаленно чувствует, как что-то тёплое течет по его лицу. И нет, это были не слёзы, хотя, они точно смешались с бордовой кровью, что ласкала кожу. Он не чувствует этой боли. Лишь покачивается, отмечая, как перед глазами все темнеет и видна лишь непросветная тьма. Вырывается вздох. Рваный и совсем тихий. Вырывается выдох и рука тянется к виску. На пальцах блестящая кровь, он смотрит на неё не моргая. Смотрит на отца, что тяжело дышит полной грудью, наблюдая за ним, а потом, наконец сокращая расстояние между ними, начал наносить хаотичные удары по телу отскачившего к стене парня, что упав на пол, накрыл голову руками. Фрэнк что-то вопил то на самое ухо, то откуда-то сверху, отходя, крутясь на месте, хватая себя за шею и голову, потом снова приближаясь с новым острым ударом ногой. — Ненавижу, блять! — начиная захлебываться собственными слезами, отчаянно срывал тот голос. — Ненавижу! — оступаясь и с грохотом падая на пол, скрутился калачиком мужчина, рыдая себе в ладони. — Почему Сэм?! — завыл, и не может остановиться. Дрожь добралась до каждой клеточки. — Почему не ты подох?! — резко подняв голову от рук, кинулся в сторону лежащего парня, Фрэнк. — Так убей меня! — не выдержав, завопил Питер, подрываясь и на четвереньках бросаясь на отца. — Зарежь, раз так ненавидишь! — размахивает руками, уже не пытаясь утирать слёзы. Дыхание сбивчивое, и началась исступлённая истерика, что всё это время росла где-то внутри и подбиралась наружу. Парень начал задыхаться, рыдая и крича одновременно. — Пошёл нахуй, Фрэнк! — падая на колени, орал парень прямо в пальцы мужчине, касаясь его кожи растянутыми в гримасе губами. — Пошёл! — зубы яростно сжимаются. — Ты! — кулаки рвут ткань штанов. — Нахуй! — окончательно сорвав голос, изо всех сил завопил Питер, чувствуя, как вены рвутся наружу, а кровь разрывает голову. Резко отстраняется и падая, кое-как выбирается в коридор, по стене выпадая на улицу. Земля холодная. Слёзы горячие, и редкие всхлипы с болью в горле, перерастают в горькие рыдания. Паркер зажмуривается, и, хватаясь за колени, злобно бьёт по земле, каждый раз замахиваясь сильнее и ударяя жёстче. С каждым разом все больше думая о Тони и о том, что нуждается в нём. Как он добрался до Старка, парень не помнит. Перед глазами свет плывет и раздваивается. Темнота принимает ввалившегося к мужчине парня, пробуждая ничего не понимающего Тони и вынуждая его принимать в объятия дрожащего, рыдающего, в предобморочном состоянии юношу. — Итан… — отчаянно тянется к Тони. — Он ненавидит меня… — всхлипывая и не успевая глотать огромное количество слюны, лихорадочно шепчет Питер. — Ненавидит, терпеть не может… — хватается за плечи мужчины и отчаянно сжимает пальцы, прижимается всем телом, оказываясь полностью на замеревшем Старке. — Итан... Эт-то я... Я во всём виноват... — лицо в изгибе шеи, ноги сжали бедра. Тело трясется, сердце не в силах успокоиться. — Итан… Если бы я был рядом... — Питер сжимает зубы и чужую кожу под пальцами сильнее. — Моего маленького Сэмми убили из-за меня! — боль, физическая и душевная разрывают. Парень прижимается к мужчине только отчаяннее, утыкаясь в щетину и сжимая волосы, подбирается, наконец чувствуя сильные руки, что сначала неуверенно, но потом смело сжали в ответ. Тони не знал, что говорить, он сжал губы и закрыв глаза, покачивал парня на себе, водил ладонями по бьющемуся в истерике телу, сжимал мокрые волосы и прикасался губами ко лбу в легких поцелуях, от которых снизу доносились судорожные вздохи и такое же дыхание, что через столько времени, не хотело устаканиваться. Тони в таком откровенном шоке, что даже когда были слышны лишь редкие всхлипы и неровное дыхание, он не мог понять, что вообще произошло. Лёжа у себя в хлеве, сон наконец посетил его, как вдруг к половине пятого утра, к нему вваливается ревущий Питер, бросается в объятия и не хочет отпускать чуть ли не душа сжавшимися руками. Мужчина не мог сказать, что вообще ничего не слышал, однако не придал этому никакого значения, ему хотелось спать, а не лезть в проблемы семейки Паркеров. — Я не знаю, что мне делать, Итан… — тихонько шмыгал тот носом, устраиваясь удобнее, но не слазя с Тони полностью. — Тихо-тихо, — наконец прозвучал совсем охрипший голос. — Давай ты выдохнешь и успокоишься, пацан, — прочистив горло, Тони прекратил гладить спину парня, вдруг погружаясь в свои далёкие воспоминания, что как током ударили по замеревшему мужчине. — Ты… Знаешь, у меня тоже были проблемы в семье, — передернув плечами, он тяжело вздохнул, неосознанно сжав Питера сильнее. — Только с Евой… С мамой были стычки, — не почувствовав сопротивления, мужчина перевернулся набок вместе с притихшим юношей, что всё ещё утыкался тому в шею. — Я не могу тебе рассказать, что именно сослужило причиной… Пока, — отворачивает голову и задумчиво смотрит в темноту хлева. — Пока не могу, пацан, но я тебя уверяю, что наши отношения были не хуже твоего, — легонько усмехается, думая, чего бы добавить, но до ушей доносится тихое посапывание. Love the peace when I feel alone Мне нравится находить спокойствие в своём одиночестве, It's a part of me that I never run from Это часть меня, от которой я никогда не убегу.