Стеклянный мир

Эвелин отодвигается от пациента, убирая руки от его лица, и произносит — как её учили — сухо, без эмоций — в который раз: — Это просто аллергическая сыпь. Тёплая вода с мыльной пеной в железном тазике уже знакомо ласкает её маленькие ладошки. Этот специфический, немного резкий запах мыла въелся в её кожу — кажется, во всё её существование — настолько, что порой даже в ночи Эви могла бы подумать, что находится в доме Магдалины Дерцап. Последняя только и пахла им. Им и немного подступающей старостью. За спиной слышится короткий обрубок брани: никаких крепких выражений в этой обители — заповедь первая жилища Магды. Благо наставницы нет сейчас дома. Да, аллергия — не самая приятная новость для офицера Военной Полиции, однако гораздо менее серьёзная проблема, чем у молодой девушки, которую она видела до этого паренька. Той бедняжке осталось не больше года, прежде чем болезнь выжжет её изнутри. Так сказала старая Магда, а значит так и будет. — Ты уверена? — говорит в нос Дирк Сайфер — младший лейтенант полиции, не переставая чесать нос. Этот высокий и коренастый юноша лет двадцати обладает не самыми приятными чертами лица в виде огромного горбатого носа, маленьких глаз и больших ушей. Он больше Эви, вероятно, раза в три в высоту и в четыре — в ширину, судя по огромным мышцам, выпирающими из-под казённой формы. Розеола, расположенная на крыльях его носа, не делает картину краше. — При нашем уровне развития медицины ничего нельзя знать наверняка, но я почти полностью уверена. Исходя из ваших слов о том, что всё началось с обычной простуды, могу предположить, что, скорее всего, дело в материале платка, которым вы пользуетесь. Вам не стоит больше покупать что-либо из такой ткани. Эви садится за стол, чиркая пером на листе рецепт невезучему офицеру. Она уже сто раз успела пожалеть о том, что не смогла уговорить Магду взять её с собой: ей необходимо больше практики в сложных случаях, а не повторное — кажется, уже сотое — прочтение книг о неотложной медицинской помощи. В итоге Дерцап ушла навестить тяжелобольного пациента, а её оставила одну в своём доме разбираться с книжными пособиями, пока не пришёл… этот. — Мне нужно знать точно, — упирается Сайфер. «Титаньи яйца! Дайте мне терпения», — взывает внутренне Йегер. — Почему вообще офицер Полиции обращается за помощью к Магдалине? Вы могли бы пойти в госпиталь и узнать «точно», раз не можете дождаться возвращения в столицу, — не выдерживает Эвелин. Она права: к Дерцап обращаются немногие, и официальные представители власти — уж точно не офицеры Полиции, которые в этом городе редко бывают — почти не значатся в этом списке. Такие, как Дирк, предпочитают получать медицинскую помощь в больнице, но никак не пересекаться с её наставницей. Оно и понятно: Магда ушла из госпиталя около пяти лет назад со скандалом. Причину раздора Эви не знала, так как говорить об этом наставница не желала, а простой народ не судачил о подобном в подробностях. Да и сама Йегер не особо настаивает, потому что понимает, что у каждого есть свои секреты. Людям Магдалина не переставала помогать, что было запрещено делать без официальной бумаги, которой у её наставницы, конечно же, не было после ухода из госпиталя, однако благодаря защите со стороны некоторых влиятельных чиновников на это закрывали глаза. И всё же… Всё же среди военных Магду не любили. Эвелин же благодарит каждую Стену за встречу с Магдалиной, без которой её жизнь явно была бы сложнее, чем сейчас. Два года назад десятилетняя Йегер повстречала её в близлежащем лесу, пытаясь найти полезные ягоды и коренья. Приближалась дождливая осень и она знала, что вместе с ней приближается время, когда какая-нибудь сезонная болезнь свалит её с ног. Это неизбежно, понимала она, потому что каждую весну и осень проигрывала — и даже не один раз — в схватке с ужасными погодными явлениями, имея в союзниках только слабый иммунитет и едва помогающие отвары. (Когда голову начинал кружить свежий запах дождя, мама грела ей руки глиняной чашкой чая с шиповником, а большие папины пальцы втирали в острые крылья её лопаток резко пахнущую мазь, от которой Эвелин потом бросало в жар. Тряпичные куклы Микасы говорили голосом Эрена, погружая в удивительные миры грёз. Когда-то всё было так. А сейчас она ощущает только лёгкую тяжесть потрёпанной записной книжки в кармане уже маленького ей передника. И всё чаще замечает тяжёлый взгляд брата, направленный в никуда.) Но всё же, думала она тогда, было бы неплохо на этот раз заболеть лишь один раз за весь сезон. Так, её часть работы на полях свалится на плечи Эрена не на слишком долгое время. Он и без того берёт на себя слишком много, стараясь облегчить её жизнь. Магда взяла её к себе после той встречи в лесу. Йегер до сих пор задаётся вопросом: чем она так впечатлила женщину, что та решила обучать её? Может, дело в том, что на неё произвела впечатление записная книга её отца? Или Дерцап кольнул внезапный приступ жалости от вида оборванки из сиротского дома? Хотя, зная Магду уже достаточно хорошо, можно с уверенностью заявить, что её-то не разжалобить щенячьими глазками и несчастным видом. Что Эвелин знает точно, так это то, что до этого Магдалина никогда никого не брала к себе в ученики. Йегер чертовски повезло. Ещё больше повезло Эвелин в том, что она ни разу не болела после того, как захворала после падения стены Роза. Что кажется не просто везением, а каким-то божьим чудом, ниспосланным непонятно за что. — Не твоё дело, — выплёвывает Сайфер. Скребёт свой огромный нос, чихает, тянется замызганным платком к носу и чихает снова. — Да ради всего святого! Эвелин вскакивает на ноги, перехватывает клочок ткани из рук пациента и брезгливо выбрасывает его в мусорное ведро, отправляя следом профессиональную этику: — Теперь, когда мы избавились от этого рассадника заразы, тебе должно полегчать, упёртый ты осёл! Ей-богу, она не хотела переходить границы, но всё вело к тому, что её терпение рано или поздно покатилось бы в тартарары: усталость из-за ссор с братом по причине его чрезмерной вспыльчивости в школе; горечь разочарования из-за ложных обещаний Магды провести её наконец-то в госпиталь; отчаяние из-за возможной перспективы будущего без крова над головой из-за кучки фанатиков Церкви, что хочет прибрать себе земли богадельни, в которой они живут… Сжатые челюсти, какой-то маньячный блеск мутных карих глаз и плохо скрытое раздражение на лице Дирка, который двигает её своей громадной тушей ко столу, непрозрачно намекают Эви о том, что он на взводе, и несколько остужают её пыл. — Сделаем вид, что я ничего не слышал, малявка. И как, блять, я вообще могу полагаться на тебя?! Ты же грёбаная малолетка. Тебе хоть десять есть? — Во-первых, мне двенадцать. Во-вторых, мой возраст не влияет на постановку такого диагноза, как аллергия, которую может поставить и ребёнок. И, в-третьих, ты с порога заявил, что тебе «начхать» на то, что Магды нет и тебе нужен срочный осмотр, — безапелляционно сообщает Йегер, пытаясь отойти от стола и — главное — от напряжённого давления, которое офицер создаёт, находясь так близко к ней. Сказанное несколько убавляет выражение недовольства на лице Сайфера, однако он не только продолжает подавлять своим присутствием, но и заключает её своими ручищами в замкнутое пространство между ним и мебелью позади. Нечто животное прорывается в чертах его лица, когда он смотрит на неё сверху вниз. Желание заорать и разбить этому отсталому представителю человечества нос угасает окончательно из-за вида его нависающей фигуры. «Это плохо. До отвратного херово. У меня нехорошее предчувствие», — появляется мысль. — Допустим, — скрежещет Дирк, — я верю, что это обычная аллергия. Но мне нужно лекарство. И быстро. Я заплатил вперёд не просто так, — он скалится, когда произносит последние слова почти что шёпотом. Дерзким, с каким-то грязным подтекстом обещания, неясного ей. Эвелин сглатывает и отрывисто кивает, ничего не произнося вслух. Дирк ухмыляется одним уголком губ и выпускает напуганную девочку из ловушки своих рук. Она взбирается на стул, чтобы достать с верхней полки платяного шкафа запасы мяты, и радуется привычным ароматам в противовес тому душному запаху пота и алкоголя, что исходил от офицера. — Вот. На бумаге я написала подробно, что именно с этим нужно делать, — протягивает Йегер бумажный конвертик с мятой и бумагой, исписанной её мелким почерком. Она смотрит прямо, не отводя глаза. В крови неясный страх смешивается с чувством усталости. «Просто возьми и свали нахер уже поскорее. У меня и без тебя проблем хватает». Дирк берёт протянутое ему, прикасаясь к её ладони. Она пытается быстрее убрать руку от неприятно обжигающего прикосновения, но парень крепко сжимает огромными пальцами её запястье. — Какого?.. Эви пытается высвободить руку из захвата, но куда ей — маленькой, слабой девочке — до обученного солдата. Поднимает на него непонимающий с нарастающим страхом взгляд и видит сальную ухмылочку на его роже. Дирк нагибается всё ближе и ближе к ней, подгоняя ближе к углу стола, и Йегер сейчас отчётливо ощущает на своей щеке касание тяжёлого мужского запаха с нотками спиртного, который оставляет нос офицера. Это внезапно, как пощёчина, приводит её в себя. — Немедленно отпусти меня и выметайся отсюда нахер. Девочка может гордиться собой: ее голос не дрожит и она без тени испуга смотрит на этого медведеподобного мужчину. К сожалению, Сайфера ни капли не трогает её рык и он только улюлюкает, глядя на смелый порыв девочки. — Какая непокорная детка. Внезапное, практически молниеносное движение с его стороны — и Эвелин уже вжимается грудной клеткой и животом в острый угол мебели. На мгновение боль заставляет забыть о Дирке позади и сосредоточиться на том, чтобы сделать вдох. Однако едва она чувствует, что длинные пальцы поднимают подол её платья, боль отходит на второй план. Её запястья парень в тот же момент предупредительно сжимает в одной руке на случай сопротивления. — Отпусти меня, ублюдок! — она извивается и брыкается изо всех сил, надеясь попасть — и посильнее — в пах насильнику. Пару раз она задевает каблуками сапог его голени, но этого явно недостаточно, чтобы Сайфер отпустил её. — Немедленно ОТПУСТИ МЕНЯ, СУКИН СЫН!!! Стол впечатывается в её левый висок с нечеловеческой скоростью. То есть, нет, это не стол влетает в неё, конечно же, понимает краем сознания Эвелин. Это та тварь хорошенько прикладывает её о деревянную поверхность. Во рту быстро появляется вкус железа от того, что она сильно прикусывает язык. В голове отчётливо проступает только боль, а в остальном — полная сумятица. Эви приоткрывает глаза и комната перед ней кружит в каком-то адском танце. Тонкая трубочка пищевода сжимается в явном предупреждении: ещё немного — и её точно вырвет остатками обеда. Всё, что она в состоянии сейчас сделать — мучительно застонать сквозь зубы. Через несколько секунд ей засовывают какую-то ткань чуть ли не в глотку. Передник во рту, видимо, должен задержать её рвоту и крики. — Знаешь, вообще-то, я обычно так не поступаю, — какая-то её часть вслушивается в речь Дирка, как замечает и то, что он спускает с неё трусики. — Но, крошка, пойми меня. В Полиции девчонок не так много, а если и есть, то все или страшные, или жутко сильные. А у мужиков, понимаешь ли, всё не такое гладкое и нежное, как у вас. Да ещё и это дурацкое задание… Так что, сладкая, просто потерпи немного, хорошо? Ты ведь взрослая девочка, верно? Она не осознаёт полностью, что именно он говорит, но слабо пытается пошевелить руками, ногами, или головой. Хоть чем-нибудь. Но натыкается лишь на то, что к её бедру прижимается кое-что твёрдое. Она точно знает, что это такое и что за этим обычно следует. «Дерьмо, да неужели я настолько слаба?!» — проносится в голове девочки первая осознанная мысль. Эви может только наблюдать за тем, как слёзы капают на стол, размывая кровавые разводы. Эта картинка настолько её завораживает, что она даже не обращает внимание на звук щёлканья пряжки ремня. В этой картине есть что-то знакомое. Что-то, что она знала всегда, заложенное на уровне инстинктов. Борьба за выживание. Борьба за свободу. Она обязана сразиться и выжить или умереть. Нет третьего варианта. Сейчас либо он возьмёт её силой, либо она накостыляет этому ублюдку. Языки разгоревшегося пламени ярости жадно лижут её душу. Эвелин готовится к очередной схватке с насильником, когда он сам внезапно отпускает её руки. Ступор заглушает гнев и тотчас на неё всем весом опускается его тело. Ожидая боли, она пытается вжаться в угол стола ещё сильнее, забывая об освободившихся руках. Но ничего, кроме ощущения огромной туши на себе, она не чувствует. Тело, едва не придавившее её своим весом, спустя несколько секунд её упорных стараний валится на пол со всё ещё спущенными штанами. Йегер выплёвывает свой передник изо рта вместе с кровью, принимается быстро поправлять одежду и понимает, в чём дело, когда встречается взглядом с глазами Эрена. Её захлёстывает злобой и негодованием, которые она чувствует в нём. Брат смотрит на неё и лишь на короткий миг Эви видит в бирюзовых глазах облегчение. Которое, впрочем, быстро уходит, окончательно сменяясь ненавистью. Ещё до того, как Эрен подходит, тяжело дыша, к столешнице, она знает, что он ищет. На интуитивном уровне Эви точно знает и ни капли не сомневается в том, что сейчас произойдёт. Пасмурный день. Эрен, убеждающий идти домой. Сиротливо стоящий домик в глубине леса. Звук последнего вздоха, когда тупой нож входит в тело похитителя. Кровь на руках и лице близнеца, мёртвый взгляд Микасы. Эти воспоминания мелькают в голове, отдаваясь сильной болью в раненном виске. Она смотрит, не в силах двинуться с места, на то, как Йегер приближается с ножом к бессознательному телу Сайфера и глубоко в её душе что-то ликует. Радуется тому, что этот скот получит своё сполна. Ведь сколько ещё маленьких девочек он смог бы изнасиловать безнаказанно? По большей части он заслуживает смерти. Однако… — Постой. Он продолжает медленно приближаться к Дирку, не слыша сестру. И вот тогда эта ситуация действительно пугает её — чем-то даже больше, чем возможность быть изнасилованной. Родной брат, словно помешанный, наступает с неотвратимой решимостью покарать виновного. «Как бы поступил Армин в данной ситуации? Думай, Эви, думай быстрее!» — лихорадочно пытается соображать Йегер-младшая. Пощёчина, которую Эви отвешивает близнецу в приступе паники, приводит его в себя и помогает ей окончательно собраться, несмотря на гудящую боль в голове. Теперь в его глазах появляется замешательство, но пылающий огонь мести из них никуда не делся. — Ты не можешь убить его, — быстро выпаливает она. Эрен смотрит на неё, как на умалишённую, будто не он собирается прирезать служащего Полиции, а она. Всё ещё не произнеся ни слова, он ждёт её объяснений, видимо, отложив на время казнь. — Он в рядах Военной Полиции. Каким бы уродом он ни был, его хватятся, и быстро. Нас схватят и посадят в тюрьму. И не видать нам Разведки до конца жизни. С данным аргументом брат поспорить не может, но видно, как сильно хочет притвориться, что ничего не слышал. В конце концов, с трудом выдохнув, Эрен небрежно отбрасывает в сторону ножик. Но всё равно подходит к распластанному на полу телу и изо всех сил пинает того по рёбрам и паху, пока Эвелин его не останавливает, прикасаясь к плечу старшего брата. — Нужно вынести его из дома до того, как придёт Магда. Йегер даже не рассматривает вариант, где наставница могла бы помочь в такой ситуации, потому что не хочет проблем для неё. Да и для них тоже. Ясно как день, что Дирку взбучку, может, и устроят, но сор из избы не вынесут. Вероятнее, устроят тёмную после предъявления обвинений, чтобы не марать честь Полиции. Правда, что делать, если он ещё раз явится на «осмотр», Эви понятия не имеет… Эвелин замечает обломки деревянного стула, которым, вероятно, атаковал Сайфера Йегер. Взгляд ползёт выше и цепляется за кровь на столе. Игла боли вновь прошивает висок. Желудок всё ещё сводит лёгкой дрожью тошноты и девочка сосредотачивается на дыхании. Свезло, так свезло: скорее всего, это лёгкое сотрясение. — И нужно убрать этот бардак поскорее. Сцепив зубы, Эви кивает брату на Дирка. — Он заслуживает сдохнуть, — шипит Эрен, едва сдерживая злость, но послушно берёт под мышки Сайфера и с трудом тащит его к выходу. Вряд ли кто-то удивится данной ситуации, потому что из дома Дерцап люди выходили по-разному. И, само собой разумеется, некоторых алкоголиков приходилось в прямом смысле слова выкидывать на улицу. Прямо как они сейчас с братом и делают. Они едва волочат Дирка, весящего, кажется, целую тонну, и выбрасывают его в переулке через два здания от дома Магдалины, завалив его мусорными баками. Когда Йегер-младшая отворачивается в сторону дома, Эрен сдирает нашивку с именем с куртки служащего. Пусть для сестры кошмар кончился, но он не успокоится, пока одна мразь не ответит за свои действия. — Как ты здесь оказался? — не отвлекаясь от чистки пятен на столе, задаёт логичный вопрос Эви. Она смотрит на часы и только открывает рот, чтобы возмутиться тому, что он не в школе, как Эрен шуточно поднимает руки вверх в знак капитуляции. — Я был в школе, честно. Даже не получил выговор, — широкая мальчишечья улыбка внезапно сменяется жёстким выражением лица. — Но потом… Почувствовал, что нужен тебе. И прибежал сюда. — Ох, — смотрит Эви во все глаза на брата, который старательно делает вид, что занят починкой сломанного стула. — Всё как тогда? Он просто кивает, а ей и не нужны слова. Это не впервые происходит с ними. И раз уж они связаны, значит она примет этот дар судьбы. — Спасибо. Осознание того, что она так и не поблагодарила брата, приходит к Эвелин, когда Эрен помогает ей обработать покалеченную голову. Девочке, вообще-то, не особо нужна помощь, но голова ещё немного кружится, а брат хочет убедиться, что с ней всё хорошо. На слова благодарности он застывает с ваткой у её виска и расстроенно качает головой. «Не успел полностью защитить. Не убил дикое животное, посягнувшее на его семью», — читает она в бирюзовых глазах, когда ловит его взгляд. Она легонько сжимает его свободную руку. «Я в порядке. А ты?» Он едва заметно улыбается, вспоминая их давнюю игру. И дважды сжимает в ответ её пальцы. «В полном. Не переживай». Они успевают прибраться ровно к появлению старой Магды в дверном проёме. Та, тяжело опираясь на костыль, подозрительно смотрит на Йегеров, только что выбросивших в мусорное ведро обломки стула, а затем обводит тяжёлым взглядом всю комнату. Эвелин вмиг вытягивается по струнке у стены, надеясь, что она не заметит ничего подозрительного за распущенными волосами, призванными спрятать раненый висок. — Где ещё один стул? — щурится Дерцап, шествуя к шкафу и доставая оттуда какие-то лекарства. Судя по тону, она устала и отчитывать за такую маленькую оплошность не собирается. — О, заглядывал Рэтт с соседней улицы, он опять подвыпил, поэтому получилось так, что… — Понятно, — взмахом руки обрывает объяснения девочки Магдалина, всё так же не отвлекаясь от складирования лекарственных средств в сумку. Видимо, сейчас снова куда-то уйдёт и оставит её с носом. Эви приглушает голос обиды доводами разума, но первый всё равно противно пищит глубоко внутри неё. — Я помню, что договаривалась с отцом Николасом насчёт пропуска сегодняшних занятий в школе Эвелин, но не про тебя, Эрен. В чём дело? Сейчас только четыре часа дня, а ты прогуливаешь уроки? — спокойным тоном интересуется Магда. Она заканчивает со сборами и оборачивается к ним, обводя взглядом серо-голубых глаз. Несколько седых прядок выбиваются из её пучка и почему-то Эви вновь замечает, что наставница выглядит старше своих сорока пяти лет. Но даже частые морщинки на лице не выглядят отталкивающе, а создают впечатление мудрой, рассудительной женщины. — Решил, что сегодня я, пожалуй, отработаю весь день, — отвечает Эрен. Они редко общаются друг с другом, но мальчик уважает эту женщину и благодарен ей за многое. Однажды Дерцап предложила всей их компании перебраться в её дом, в свободную комнату. Маленькую в сравнении с их богадельней, зато принадлежащей только им четвертым! Мечта, но всё-таки подачек они не принимали. По крайней мере, пока. Пока их нынешнее место проживания не приберут к рукам последователи Церкви, которые вознамерились забрать почему-то именно этот кусок земли. Влияние религиозных фанатиков после падения стены Роза многократно усилилось, что развязало последователям руки. Неизвестно, как долго Эрен и Эви ещё смогут демонстрировать свою гордость, но пока они справляются и сами. Более-менее. Но нет худа без добра: Церковь хотя бы организовала бесплатное обучение таких детей-беженцев, как они. Да ещё и уроки назначила после обеда, чтобы это не мешало утренней работе, ведь для них никто не отменял систему талонов. Школа с уклоном в религию Стен, само собой, однако для детей и это уже прекрасно. Старший Йегер поначалу отказывался от возможности закончить среднюю школу под предлогом необходимости работать на полях — его пыл быстро охладил тот аргумент, что в кадеты не берут неучей. Тем не менее, от споров с учителями удержаться парень не может и по сей день, что в свою очередь приводит к ссорам уже между родственниками. Им необходимо получить аттестат об окончании школы, а подобные выходки никак не поспособствуют достижению этой цели. К несчастью, хоть Эрен и не был идиотом, не поддаваться на мастерские подначивания учителей не умел. Над этим ему ещё следовало попотеть. — Эвелин, ты идёшь со мной в госпиталь. Сейчас туда привезли солдатов из Разведкорпуса с экспедиции. Если хочешь, можешь остаться здесь до нашего возвращения, Эрен. Мы вернёмся к вечеру и я смогу угостить вас ужином, а не той дрянью, что вам дают в детском доме. Что там Эви говорила про обиду? Забудьте. С большим энтузиазмом девочка хватает сумку, почти такую же, как у Магды, и быстро выходит из дома в сопровождении брата и наставницы. — Нет, спасибо. Я, пожалуй, вернусь на занятия. Хотя мне хотелось бы посмотреть на Разведку вблизи, пожалуй, я буду там лишним в такой момент. Вы там нужнее, — отмахивается от любезного предложения Эрен и уходит в сторону школы. Пару минут они идут по дороге к больнице в тишине, прерываемой только шумом толпы с главной улицы и цоканьем костыля о мостовую, пока зычный голос Магдалины не прерывает её: — Знаешь, почему я ушла из госпиталя? Радостное предвкушение применения теоретических знаний на практике несколько утихает из-за тона наставницы. Эвелин косится на лицо Магдалины, но не видит ничего за непроницаемой маской спокойствия. — Нет. Магда кивает, открывая двери больницы, впуская её в мир стерильности и загадок человеческого тела. — Сегодня поймёшь. И спустя часы Эвелин понимает. Отдалённо, но понимает. Так как её практических навыков в хирургии не хватает даже для того, чтобы зваться санитаркой, то она не закреплена ни за одним конкретным врачом, а носится между всеми докторами. В основном всё, что она делает — приносит шовный материал, прижимает бинты к ранам, подаёт инструменты и, конечно же, утешает умирающих. Боль, отчаяние, крики раненных, хруст костей и мягких тканей под хирургической пилой, запах человеческих экскрементов и уже начинающих разлагаться трупов — вот, как оказывается, то, что она так стремилась увидеть. Поначалу этот ужас вводит Эвелин в ступор. Ей говорят крепко держать пациента, чтобы тот не дёргался при ампутации ноги, а всё, что она может — широко раскрыть рот в немом ужасе от происходящего. Нет, она не дура, чтобы представлять спасение жизней приятным занятием, но чтобы всё было настолько… Врач уже хочет позвать кого-нибудь другого, потому что разбираться с мелкими девчонками нет времени и сил, как Эви отмирает и выполняет поручение. Это ведь именно то, к чему она стремилась, чего так жадно хотела: спасать жизни людей, и неважно, как грубо и бесчеловечно это выглядит. Плевать. Сейчас она должна держать пациента покрепче, чтобы врач спас его от распространения инфекции. Жизнь человека важнее её чувств и переживаний. Всё становится хуже, когда через полтора часа заканчиваются стеклянные баночки с морфием, а ещё через полчаса — шовный материал. В ход идёт всё, что успела припасти из дома Магда, но этого хватает не всем, и тогда начинается настоящий ад. Всё, что они могут — выслушивать последние слова умирающих, в большинстве случаев больше похожие на бред. Как спасти людей, что выжили в схватке с титанами, но умирают от страшных ран после? Что делать, если лекарств на всех не хватает, и остаётся только молиться об ослаблении боли пациентов? Ради чего тогда она старается, заучивает анатомию человеческого организма, если столько людей всё равно умирают в страданиях, неважно, что делают врачи? Из-за отчаяния и страшного чувства безнадёжности Эви, не разбирая дороги, еле плетётся из больницы, после того как Магда отсылает её домой через несколько часов ада. Поэтому девочка влетает в какого-то невысокого мужчину и уже ожидает поток брани за невнимательность, но видит лишь бесстрастное выражение лица. Узкие серые глаза на секунду сканируют её, а затем шейный платок вслед за головой поворачивается на чей-то зов и сам он уходит быстрее, чем она успевает сказать «Простите». Но кое-что Эвелин всё-таки успевает заметить. Крылья свободы на его тёмно-зелёной накидке. Та самая Разведка, сражающаяся за человечество. Это выводит её из транса. Ведь вот оно, решение. Если титанов не будет, не будет и убитых, и раненых солдат. Люди перестанут умирать в мучениях и страданиях. Это ведь только их, гигантов, вина. И в этот момент Эвелин чувствует, что больше не собьётся с пути. Она будет убивать титанов, а если кого-то серьёзно ранят, она его спасёт, потому что выучится на хирурга. Она сможет, она всё это сможет. Никто не остановит её.