***
Визиты хозяина продолжались. Монстр приходил через день, два, мог явиться через неделю, порой заявлялся сразу на следующие же сутки. И всё это время повторял один и тот же приказ, на непослушание отвечая очередной порцией избиений и словесной грязи, выливаемой на раба. Мог ведь в миг сам сделать желаемое или приказать своим подручным, но требовал исполнение приказа именно от него. Сначала он не подчинялся, потому что считал чужое требование отвратительным. Потом в дело вступили природное упрямство, растущая ненависть и желание как-то отыграться за причинённую боль. Со второго прихода аристократа невольник не прекращал попыток огрызаться и отвечать на насилие дракой. Первое время даже получалось оставлять на владельце синяки… Затем побои стали сильнее, начало сказываться истощение — кормили его мизерно, едва ли раз в день-два, а доступ к живительной магии был отрезан. Когда двигаться стало совсем тяжело, и владелец понял, что большего силой не добьётся, избиения прекратились. Раба оставили в покое. В темноте и тишине. Избитого, истощённого, лишённого магии. В изодранном грязном рванье, оставшемся от одежды, за которую он так цеплялся прошедшие два месяца. А в черепе всё чаще набатом звучали слова аристократа, брошенные ему перед окончанием последнего визита. «Псина увидит свет, только если подчинится мне». Тогда казалось, скелет способен оставить его умирать или, что вернее, сходить с ума в темноте. Однако Эррор хотел жить. В здравом уме и трезвой памяти. В конце концов, за недели в одиночной камере лучшего выхода он не нашёл… Когда в следующий раз Найтмер явился взглянуть на него, лишившийся сознания невольник предстал пред ним нагим.***
— Эррор? Инк заволновался, когда после его вопроса подопечный подозрительно притих и перестал реагировать на окружающие шумы. Только на отчётливый зов скелет откликнулся… раза с третьего и посмотрел на художника так, что он невольно вздрогнул и едва не отвёл глаза в сторону. Эррор не мог пошевелиться, но творцу хватило одного взгляда, чтобы понять: он опять его испугал. И умудрился при этом задеть нечто очень неприятное, сидевшее глубоко внутри невольника. — Если моя идея воскрешает плохие воспоминания, мы можем с этим немного подождать… — пошёл на попятную чернильный, торопливо раздумывая, чем можно отвлечь монстра от мрачных мыслей. Однако, к великому удивлению художника — он даже выпил немного зелёной краски, — Эррор вдруг моргнул и слабо мотнул головой, с трудом сфокусировав взгляд на лице нового Хозяина. Инк замер с флакончиком жидкой эмоции в руке, но чернокостный почти сразу перевёл внимание на участок стены рядом. Охвативший было невольника страх отступил, тень беспросветного отчаяния скрылась. Их места заняли отразившиеся на его лице чувства неуверенного смущения и глубокой горькой печали. — Хорошо, — не стал игнорировать чужое мнение художник, с трудом сглотнув вставший в несуществующем горле ком. Остро захотелось добавить к играющей в нём смеси синей грусти, однако это желание удалось задавить каплями жёлтой заботы. Тяжелее было унять порыв обнять раба или высказать свою поддержку иным касанием. Однако и с этим удалось совладать. Разобравшись с красками и непрошеными порывами, Инк поднялся с места, подобрал с пола одеяло и прикрыл им молчаливого скелета. — Подожди меня пару минут, я принесу что-нибудь подходящее, — попросил он, когда монстр, явно через силу, вновь посмотрел на него. Художник замер на несколько мгновений над ним, пока невольник не догадался кивнуть, после чего улыбнулся, едва приподняв уголки губ, и покинул комнату. Эррор провожал уход владельца рассеянным взглядом, но смотрел в спину творца, пока та не скрылась за тихо хлопнувшей дверью. Сейчас всё происходило совершенно не так: Мастер Инк не скалился, угрожая и стремясь добиться выполнения постыдных приказов, петли лёгкой деревянной перегородки не скрипели, и в комнате было по-летнему светло. Это чернокостного успокаивало. Внезапно всплывшие ярким калейдоскопом воспоминания больно ударили по его сознанию, напомнив одновременно, кем он когда-то был, и с чего начинался путь к тому, кем он стал. С чьей посильной помощью. Они заново рождали в нём когда-то уже испытанные чувства, однако быстро угасшие, сменившиеся теми, которые он мог испытать, смотря на давние события с нынешней точки зрения. Невыносимо тяжело было осознавать, что первый шаг к своей новой сути он сделал сам, несмотря на активные действия тех, кто его к этому подталкивал. Сам виновен в том, что позволил прошлому владельцу превратить себя в послушную псину. Мог ведь просто сдохнуть в той камере. Если бы только он знал, на что себя обрекает, поддаваясь желанию жить… Контраст происходящих сейчас событий отвлекал невольника от подобных мыслей. Всё было не так, и Эррор мог отрывать себя от чувств, мыслей и воспоминаний, дробящих его едва живое сознание. Вместо этого он сверлил закрытую дверь взглядом, с растущим нетерпением ожидая возвращения Хозяина.***
Инк сразу же, как закрыл за собой дверь, быстрым шагом направился к своей комнате. Идти до неё было недалеко — пару десятков шагов, но художнику казалось, что каждое мгновение промедления… каждая минута, проведённая подопечным в одиночестве, может стать фатальной. По дороге он встретил Фреша, тихо занявшего верхнюю ступень лестницы между этажами. Всё-таки подслушивал, паразит. Но времени разговаривать с ним не было, и даже попытку самого скелета заговорить творец оборвал, приложив палец ко рту в жесте тишины. Вскинувшийся было монстр пожал плечами и вновь затих, послушно отказавшись от идеи развести старика на диалог. Прислонился плечом к стенке, достал новый леденец и, закинув сладость в рот, вернулся к томительному ожиданию, сохраняя свой вечно беспечный вид неисправимого весельчака. Хлопнула дверь комнаты художника — громче, чем следовало, однако Инк на это даже не обратил внимания. Он уже вскрывал ящики своего комода, пытаясь найти подходящую для невольника одежду. Что-то простое для одевания, комфортное, не сковывающее движения и уж точно без лишних деталей… Сложная задача, учитывая привычку творца на людях кутаться в кучу вещей, отвлекающих от изменчивых глаз и скрывающих его двухцветные изрисованные кости. Соответственно и гардероб у него заполнен был сложными нарядами, пестрил яркими цветами и многочисленными декоративными элементами. — Что-то подходящее у меня же должно найтись… — бормотал себе под нос Инк, устраивая всё больший беспорядок в стопках своих вещей. К нему уже стучалась в голову мысль просто нарисовать подходящий предмет, но от неё художник упорно отмахивался. Сейчас он одну футболку нарисует, а потом что? Совсем расслабится и начнёт пользоваться чернильными порталами где надо и не надо? Он и так уже многое создал при помощи способностей творца: чего только перестановка в гостевой комнате стоит! Хватит, справится подручными средствами, не беспомощный ребёнок, в конце концов. Кстати о футболках… Идея вспышкой лампочки осенила чернильного. Когда ищешь что-то конкретное, отыскать это получается куда проще. Вот и художник справился всего за пару минут. Конечно, одна футболка — это не полноценный наряд, однако для начала сойдёт. Учитывая реакцию Эррора на его предложение, как бы подобное ни смущало, стоит предполагать, что у него давно не было нормальной одежды. Радовало хотя бы то, что невольник не заявил в ответ на вопрос художника что-то в стиле: «Псы ходят на четырёх лапах». Инк помнил эту фразу вплоть до интонаций и неизменных искажений в чужом голосе, и его до сих пор вымораживало с неё. В такие моменты казалось, он может заглючить прямо как его подопечный.***
Опасения художника оказались напрасными: когда он вернулся, ни катастрофы, ни тихого ужаса не произошло. Невольник встретил творца в том же положении, в каком он его оставил. Только взгляд от двери резко отвёл, когда она отворилась, и в проходе показался Хозяин, сжимающий тёмный свёрток в руке. Сам процесс одевания прошёл спокойно. Эррор не показывал явного недовольства и, тем более, страха. Только заметно занервничал, когда чернильному пришлось дотронуться до него, поднимая с места. Правда, сильно касаться монстра Инку так и не пришлось: чудотворное действие гаптофобии помогло чернокостному не только удержать себя в новой позе, но и, по подсказкам творца, просунуть руки в рукава новоприобретённой одёжки. И всё же, дольше необходимого напрягаться подопечному чернильный не позволил, уложив его обратно, едва они закончили. — Как ты себя чувствуешь? — участливо спросил творец, отстранившись, сел на привычное место на краю кровати. — Нет, не так. Тебе комфортно в этом? Эррор не знал, что ему на это ответить. Ощущения были непривычными, давно забытыми, и от того касание мягкой ткани к костям, отличное от тяжести тёплого одеяла, казалось странным. Несколько минут он молчал, сохраняя на лице растерянно-напряжённое выражение. Инк терпеливо ждал ответ, не подгоняя невольника, хотя уже второй раз за последнее время начал сомневаться, что озвучил своё предложение вовремя. Может, стоило ещё немного подождать?.. — Не знаю… — раньше, чем сомнения художника обрели силу, ответил скелет и, наконец почувствовав себя немного лучше, с трудом поднял руку, уложил её на грудь, замечая, как шевелится ткань длинной тёмной футболки, следуя за его движениями. — Нормально? Художник кивнул, принимая такой ответ, и не стал требовать от невольника большего. Инк вообще в дальнейшем старался не заострять на этом моменте внимание, надеясь быстро приучить раба к мысли, что носить одежду для него совершенно естественно. Невольно чернильный ловил себя на мысли, что он никогда не думал, будто ему когда-нибудь придётся помогать кому-либо в подобных привычных вещах. Это поражало и заставляло в очередной раз задумываться: какие ещё сюрпризы преподнесёт ему подопечный?