Солома в волосах

— Лави? — Да?       Аллен любит звать его по имени. Оно светлое и тёплое, отдающее запахом свежескошенной травы и жаром палящего Солнца, пыльной дорогой родного села, где вырос, и мирным временем. Хватает всего один раз окликнуть его по имени, произнося медленно, перекатывая на кончике языка, и душе становится спокойнее во сто крат. Будто это не они сейчас сидят в холодной землянке, которую от чужих взглядов укрывает плотный слой снега. Будто они где-то далеко от войны, где-то там, где не свистят пули у виска, а вместо криков командира, призывающих к атаке, хоровое пение всем известных песен под аккордеон. — Аллен? Зачем звал? — Лави склоняет голову к плечу, внимательно всматриваясь в опешившее лицо Уолкера. Аллен частенько уходит в себя, задумываясь над чем-то, и если выдёргиваешь его из размышлений, у него становится такое забавное выражение, что Хисториан не удерживается от смешка. — Заберись с ногами, холодно.       В землянке их греет лишь буржуйка. Они сидят на противоположных нарах, накинув на плечи тонкие покрывала. Остальные солдаты, которые были здесь, с ними, сбежали в соседнюю землянку, где кто-то из ребят нашёл гитару. — Как твоя нога? — Лави кивает на ногу Аллена, из которой всего пару месяцев назад извлекали осколки. — Так говоришь, будто не видел, как я бегаю, — Уолкер фыркнул. — Думаешь, кроме этого я не видел, как ты хромаешь? У меня в своё время, может, и был ячмень на полглаза, но подмечаю я побольше некоторых, — Аллену после этой фразы хочется сквозь землю провалиться. Неужели его беспомощность настолько явная? Лави пересаживается к нему и треплет по седым волосам со словами: — Если тебе трудно, не перенапрягайся, хорошо? Скажи мне, я помогу.