День, на две недели отстоящий от черты, обращённый к будущему поколению и новым чудесам.
Артемий выбрался из Боен и через Бычий Зев ступил в степной простор. Впервые за долгое время на душе было спокойно и легко: обязательства и жертвы больше не лежали мёртвым грузом, да и Уклад не возроптал и принял нового Старейшину в его лице. В Город-на-Горхоне постепенно возвращалась жизнь, и поселение неспешно восстанавливалось после эпидемии, отстраивались разнесённые бандитскими набегами дома, открылось разом несколько приютов, а по железной дороге, наконец, направились вагоны с экстренной помощью. Мужчина полной грудью вобрал осеннего студёного воздуха: твирь отцвела, и в нём теперь остался только слабо различимый аромат, а вызревшие травы и колосья мерно золотило холодное негреющее солнце. Новоиспечённый Менху тихим ходом обогнул канатную дорогу, вброд пересёк тёмные топи, коие питали воды Жилки. Так он добрался до резервной ветки, где несколько недель тому назад стояло грозное артиллерийское орудие. Ныне это место пустовало: Полководец отбыл ровно через день, вновь отправился на поле брани. Власти быстро подыскали для него новое пекло. Вместе с ним, впрочем, отбыла и Клара. Обмолвилась, что будет сопровождать его всюду, в каждом походе стоять у него за плечом, усилив своим духом его мощь, а этот город, мол, выстоит теперь и без силы чудотворницы. Выцепив задумчиво сидящего на рельсах человека, гаруспик слегка ускорил шаг. Последний же, услышав эту поступь, оправил на плечах изорванную верхнюю одежду, поднял чернявую макушку, в которой проступали ранние серебряные пряди, и устремил на подошедшего отрешённый взор. Артемий, ничего не говоря, уселся рядом на промёрзлой почве, и оба молчаливо уставились вдаль. — Куда пойдёшь теперь, ойнон? Кому будешь смотреть в глаза? — наконец, негромко справился степняк. — Не знаю… я сделал всё, что мог, — поджимая губы, отозвался Даниил. Он неосознанно коснулся пальцами разорванной снарядами подкладки плаща. — По правде говоря, эти же самые вопросы я собирался задать тебе. — Со мной всё проще, — пожал плечами гаруспик. — На мне теперь обязанности Старшины, забота о растущем поколении, да и Спичку нужно провести по пути Служителя. — А где он, этот чертёнок? — Остался в “Машине”. Выписывает группы мышц из анатомического атласа. — Спичка-то? — слабо усмехнулся Даниил, выпуская изо рта колечко дыма. — Уверен, он уже куда-то улизнул и лазает по заколоченным домам. — Если он хочет стать достойным Служителем, ему необходимо это знание. Рано или поздно он к этому придёт. — Не ты ли говорил, что степняки не обладают медицинскими познаниями? — колко бросил бакалавр. — Это не означает, что ими не должны обладать следующие поколения. Даже ступая по стопам предков, они обязаны быть лучше нас. Тогда велика вероятность, что и прошлых ошибок им удастся избежать. Неспешный диалог прервал ребяческий задорный смех, и к Бураху на шею кинулась шумная ребятня. — Не хочешь с нами поиграть? — пискнул старший из всех. — Во что вы играете? — потрепав мальчонку по макушке, справился Артемий. — Мы отправляемся в путешествие, в одно волшебное место! — Это куда же? — сбоку раздался хриплый голос Даниила. — В страну Утопию, — дружно взвизгнула беззубая малышня. — Лодырь нам рассказывал, что там нет ни болезни, ни усталости, ни забот, там исполняются любые мечты и можно играть целыми днями напролёт. — Тогда вам нужно много сил, — вздохнул Данковский. — Это будет сложное путешествие. — Бегите пока, — предупредительно вмешался в разговор Артемий. — Я позже поиграю с вами в ваши игры. Он проводил глазами малышей, беспечно унёсшихся в сторону Склада, а после без обиняков вопросил учёного — недомолвки и увёртки были не в его привычках. — Скажи, Даниил, ты собираешься вернуться в столицу? — Куда? На пепелище собственных трудов? В сожжённую лабораторию? Пускай меня помиловали, туда мне путь закрыт. Нет, не вернусь… по крайней мере, не сейчас. — Что тогда? — Останусь. К тому же и Андрей сказал, что в хмельной голове Петра вызрела какая-то гениальная идея. Что это будет новый прорыв, нечто невообразимое. Посмотрю, что из этого выйдет. Да и я не собираюсь оставлять свою теорию. С тех пор, как я оказался по ту сторону, вынес для себя нечто ценное. Из-под опущенных ресниц мелькнул печальный взор, и бакалавр в росчерк спички поджёг очередную сигарету. Бурах же поднялся с путей и, встав перед мужчиной, выхватил её из пальцев, затем неторопливо притушил о рельсу. Смольные густые брови тотчас поползли к переносице, во взоре поднялось глухое раздражение. Но прежде чем Данковский успел сказать хотя бы одно слово, оказался увлечён в тесные объятия. Разом позабыв брюзжание, он ответно стиснул на чужой спине свои ладони и уткнулся носом в крепкое плечо.***
Время лечит даже самые глубокие раны, оставляя за собой лишь огрубелые рубцы. Вскоре город отойдёт от тягостных потерь, воспрянет, расцветёт с двукратной силой. А дикий мор, подобно Первой Вспышке, останется в умах людей как грозное предание. Затем забудутся и человеческие корчи, и заколоченные целыми десятками дома, репрессии и мародёрства. Минут десятки лет, и дети будут сочинять про эпидемию страшные сказки, в Театре маски разыграют пантомиму об утратах тех зловещих дней, а настоящая история неспешно канет в лету. И всё же город отойдёт в надёжные руки. Детские игры незримо, незаметно для самих участников перерастут в прочные союзы. Ольгимская и Каин не хуже предков будут безраздельно властвовать над юными умами. Пытливый и смышлёный Спичка шаг за шагом ступит по пути будущего Менху. Ноткин с бандой постепенно оттеснят со Складов Грифа. Тая из капризной крохи вырастет великомудрой Настоятельницей, а за усопшими присмотрит тихая блаженная Ласка. А ныне, подготавливая место для приемников, в поселении остались крепкие и закалённые волей — за чьей спиной степенно занимался призрак далёкого будущего. Данковский, оседая в “Омуте”, продолжил развивать свою научную гипотезу, а Бурах в полной мере занял место своего отца. Братья Стаматины взялись за новый проект, готовые взрастить Новое Чудо.