Человек демону Друг, это знают все вокруг

— Одно клубничное мороженое. Продавщица протянула высокому мужчине вафельный стаканчик с широкой, блестящей белыми жемчугами на солнце улыбкой. Гифт протянула руку к угощению, и демон, растянув губы в тонкой ухмылке, отдал ей мороженое. — Надеюсь, это заставит тебя хоть немного замолчать, — произнёс демон, однако же, без раздражения, которое должно было присутствовать в его словах, как показалось Гифт. — Может быть на пал’у секунд, — ответила она со всем достоинством маленькой леди, не умеющей выговаривать букву «р». Сегодня это был парк. Друг часто выводил Гифт погулять куда-нибудь, потому что дома, по его словам, находиться с ней было совершенно невозможно: все вещи, стоящие на пути маленького, легковесного танка в зелёной футболочке, на которой крупными розовыми буквами было написано «Happy», были безжалостно раздавлены или разбиты. Гифт это не волновало, так как родители никогда не делали ей выговоров за то, как она вела себя дома, но Друга, кажется, её бесноватое поведение утомляло в достаточной степени, чтобы, трусливо поджать демонический хвост и сбежать из дома вместе со своей ношей, так как он подозревал, что без его присмотра несносное человеческое дитя умрёт раньше отведённых ей тринадцати лет, так как оно останется наедине с разбитыми осколками вазы, ножами, до которых возмутительно легко добраться и прочими опасными взрослыми штуками, в которые не терпится засунуть мелкий конопатый нос. Сейчас Друг выглядел очень похожим на неё саму: рыжие волосы и веснушки по всему лицу, разве что яркие зелёные глаза отличались от её голубых, но это было нестрашно. Со стороны его всё равно можно было принять за старшего брата Гифт, и девочка находила этот момент довольно забавным. Вопреки неприкрытым надеждам демона, ребёнок не затыкался ни на минуту, даже получив своё мороженое, медленно таявшее прямо в руке, и она продолжала бессвязно тараторить детскую чушь: — Л’оза из младшей гл’уппы говол’ит, что шоколадное мол’оженое вкуснее клубничного, а мне кажется, что она пл’осто глупая. Как она вообще может утвел’ждать, что шоколад вкуснее клубники, если есть люди, котол’ые так не думают? У моего папы аллел… алл… аллел' гия на шоколад, поэтому он его не ест. И сладкое он тоже не любит. А это значит, что шоколад не может быть вкуснее, если его любят не все, ведь если бы шоколад был самой вкусной вещью в мил’е, то его бы любили все, пл’авда? Друг закатил глаза. — Редко встретишь человеческого ребёнка, способного так много болтать ни о чём и при этом не любящего шоколад. — Я не болтаю! — запротестовала Гифт. — Я л’ассуждаю! — Ты даже не можешь выговорить слово «рассуждаю», — демон улыбнулся. — Это вл’еменные тл’удности, — отмахнулась девочка и наконец-то перевела своё внимание на мороженое, пытаясь нашарить своей маленькой ручкой руку демона. Так как он не собирался помогать ей в этих нелёгких поисках и протянуть руку в ответ, Гифт решила ухватить его за штанину тёмных брюк. Друг этого не одобрял, но и одёргивать не решил, а по каким причинам — было известно лишь его демонической рыжей (иногда тёмной, иногда светлой, один или два раза бывало, что ярко-зелёной или ярко-розовой) голове. Друг не очень одобрял какие-то проявления любви от Гифт, и сам никогда не делал ничего такого, за что потом не требовал платы (или молчания), но это никого никогда не останавливало. — А ещё… — неуверенно начала Гифт, подпрыгивая на носочках, — а ещё Лиз пл’игласила меня завтл'а к ней в гости. Маму я ещё не спл’ашивала. Гифт подняла глаза на Друга. Тот молчал, его глаза смотрели строго вперёд, словно маленькой девочки рядом с ним вдруг не существует, и всё это — плод его воображения. Иногда Гифт думала, что это Друг — плод её воображения. — Твои родители не отпустят тебя, — отрезал он. Гифт обиженно засопела, чувствуя, что от этой чудовищной несправедливости захотелось плакать. — Но почему? — Потому что тебе нельзя заводить друзей. — Но ты мой Дл’уг! — крикнула Гифт, дёрнув его за штанину. Друг остановился и посмотрел вниз на девочку, его рыжие волосы стали ещё более яркого оттенка оранжевого, едва ли не красного, напоминая загоревшийся огонь. — Почему с тобой мне можно гулять и игл’ать, а с дл’угими нет! Это нечестно! Гифт шмыгнула носом и опустила голову, вытирая слёзы маленькими кулачками. Это всё было так нечестно, нечестно — родители её никогда никуда не отпускали. Гифт даже в детский садик пошла только потому, что Друг попросил об этом её маму с папой, и те согласились. Может, если Друг уговорит их ещё раз, её отпустят? Упомянутое существо в это время присело на колени перед девочкой и испытывающе посмотрело на неё яркими зелёными глазами, горевшими и обжигающие глаза Гифт, как бьющий прямо в зрачки свет фонарика. — Послушай меня, — произнёс он, вытирая раскрасневшиеся щёки ребёнка самыми кончиками пальцев, будто ему было неприятно это прикосновение. Демон-Друг поморщился. — Тебе это не нужно. Когда тебе исполнится тринадцать лет, я заберу тебя с собой, и ты больше никогда не сможешь увидеть ни своих друзей, ни своих родителей. До этого момента осталось совсем немного. Не успеешь моргнуть глазом, как этот день наступит. И, когда я приду за тобой на твой тринадцатый День рождения, тебе будет очень грустно терять всех, кого ты знаешь — а ты ведь не хочешь, чтобы тебе было грустно, верно? — Но я хочу иметь Дл'узей… Но демон-Друг промолчал и, схватив девочку за руку, потащил её в парк, кататься на горках и каруселях.