Навечно твой, Пак Чимин

      — Чонгук-и, тут тебе, кажется, письмо пришло, — в просторный кабинет заходит миловидная девушка, придерживая животик одной рукой, а второй протягивая конверт из выцветшей бумаги мужчине за столом. — Только это странно… Тут не написан адрес и письмо валялось на асфальте.       — Отправь его обратно, наверное ошиблись, — холодно кидает Чонгук, ставя подпись в нужном окошке и откладывая документ в сторону.       — Я же говорю, адреса нет. Ни нашего, ни отправителя, — девушка подходит ближе, отодвигает стул и садится напротив мужа, который за всё это время не удосужился даже взгляда поднять на жену.       — Значит выкинь. Ты же знаешь, мне такое часто приходит, — задумчиво говорит Чон, вчитываясь в строки и явно раздражаясь из-за присутствия в его обители постороннего человека. — И ещё раз напомню. Это мой дом, не наш.       — Ну Гукки, мы ведь женаты, — начинает ныть девушка, вытягивая гласные в имени мужчины, отчего тот неодобрительно кривится, сжимая руки в кулаки.       — Не называй меня Гукки. Никогда, — отрезает Чонгук, выдыхая тяжело и глаза закрывая, будто в голову неприятные мысли пробрались.       — Потому что тебя так Чимин называл? — вопросительно выгибает бровь юная особа, жалея об этом почти сразу, потому что Чонгук смотрит так грозно, будто убить взглядом хочет. А у мужчины внутри ураган не самых приятных чувств от знакомого имени и боль где-то под рёбрами. Там, где должно быть сердце.       — Откуда ты… — Чонгук запинается, обращая внимание на конверт в руках и поднимается со своего места слишком резко, отчего стул падает с характерным звуком, а девушка испуганно вздрагивает, комкая в ладошке письмо. Чон в несколько шагов обходит стол, становясь напротив своей жены и поднимая её за руку. Девушка взвизгивает, зажмуривается, почему-то ожидая удара, но через мгновение чувствует холод на том месте, где только что была хватка Чонгука, и пустующую ладонь, в которой она так сильно сжимала письмо.       Мужчина оставляет жену одну, уходя в свою комнату, пока внутри сердце бьётся всё быстрее, а дыхание учащается с неимоверной быстротой. Потому что это Чимин. Потому что Чимин написал первый, затоптал свою гордость вместе с обидой и отправил письмо.       Чонгук запирает дверь и одним движением вынимает исписанный лист бумаги, начиная вчитываться в такой до чёртиков родной подчерк. Мужчина улыбается совсем глупо, как не улыбался уже давно, когда читает первые строки.       — Я не забыл тебя, малыш, — шепчет Чонгук аккуратно выведенным буквам, будто они смогут донести эти слова до хозяина.       Сердце неприятно щемит, когда Чон читает про любовь Чимина, ведь Пак ошибается в своём письме. Ошибается почти во всём, потому что Чонгук помнит всё. До мельчайших подробностей. Помнит все свои признания и обещания, помнит тот поцелуй под дождём и поездку в другой город ради рассвета. Он помнит даже их первые и такие несмелые признания в любви. Помнит те чувства, которые они делили на двоих. Он прекрасно помнит тот день, когда разбил своей первой любви сердце, а вместе с ним разбилось и его собственное. Потому что Чонгук всё ещё помнит ту ссору с отцом и угрозы на счёт расправы с Чимином. Помнит, как его вынудили сказать, что он разлюбил Пака, вынудили оставить его и предать все их совместные мечты лишь ради сохранения жизни его возлюбленного. Он помнит, как невыносимо больно было после этого. Помнит, как захлёбывался слезами и убивал себя мыслями о своей беспомощности.       Чонгук помнит это и хранит в самых далёких уголках своей памяти, куда не проберётся никто, кроме него. Потому что эти воспоминания должны остаться лишь для них двоих.       Чонгук не замечает, как по его щекам начинают скатываться предательские слёзы, которые свет никогда не должен был больше увидеть. Ведь он мужчина, он будущий отец, пусть и не своих детей. Он глава крупной компании и должен держать имидж…       — К чёрту! — в сердцах выкрикивает Чонгук, впитывая в себя последние строки. Смотрит на часы и с ужасом осознаёт, что у него осталось всего минут двадцать до момента, когда будет поздно. Потому что Чонгук слишком хорошо помнит все заскоки Чимина на счёт дат и времени. Потому что ровно через двадцать одну минуту, ровно семнадцать лет назад, Чонгук скажет Чимину те самые разъедающие душу слова.       Чонгук выбегает на улицу прямо в домашних тапочках и растянутой футболке. Ему всё равно на этот грёбанный имидж, всё равно на прохожих, удивлённо оглядывающихся вслед мужчине. Потому что Чимин, его маленькое солнышко Чимин, скоро может совершить самую страшную ошибку в своей жизни.       Мужчина проклинает тот день, когда громко захлопнул за собой дверь. Проклинает своего отца, что не дал выбора, и проклинает самого себя за то, что не поступил так, как желает его сердце. Ведь Чонгук знал, даже тогда прекрасно знал, что отец не сможет так поступить с любовью своего сына. Просто Чонгук жалкий трус, который играл счастливого семьянина чёртовых семнадцать лет и боялся пойти против воли отца.       — Нет-нет-нет, — вторит Чонгук, кидая быстрый взгляд на наручные часы, где время гласит, что у его всего пара минут, чтобы успеть. Чтобы воспользоваться своим последним шансом, который он так поздно осознал.       Мужчина подбегает к нужному дому, на крыше которого они с Чимином любили проводить время вместе, и поднимает взгляд вверх всего на секунду, но и этого хватает, чтобы сердце замерло и разбилось на мельчайшие кусочки, а из груди вырвался нечеловеческий крик. Крик боли и отчаяния. Потому что прямо оттуда, с высоты семнадцати этажей, летит до боли знакомая фигура, широко расправив руки и крепко зажмурив глаза.

Чонгук не успел.