Heroes and Villians

В означенный день все собрались в гостиной, у изобретения, чтобы наблюдать, как ставшие почти родными хоббиты легко и без вопросов покоряют всех искусством приготовления пищи. Поддерживать хоббитов, однако, не пришли Радагаст, отправившийся к себе, присмотреть за грибами и прочими творениями Йаванны, росшими в его огороде, и Музыкант, сказавший, что у него от изобретения болит голова. Никто не стал особо настаивать, особенно Назгуль с отцом. Они слишком хорошо помнили, с каким лицом музыкант смотрел “Балрогов Ульмо” и ругал некий, пока загадочный, ПЦ. Зато пришёл Рыбак из Дейла, даже не прихватив с собой трубку, за что Назгуль была ему очень благодарна. К поддержке хоббитов Назгул подготовился основательно: нарисовал три плаката (видимо, себе, дочери и брату), смастерил три бумажные короны и десяток дудочек, в которые, насколько поняла Назгуль, нужно было дуть так сильно, чтобы и хоббиты могли их услышать. Дядя, увидев приготовления брата, возвёл глаза к потолку и сообщил, что передача с хоббитами готова давным-давно, ибо показывать в прямом эфире то, что происходило на кухнях, слишком долго и хлопотно. И, кстати, не всегда светло: харадрим, например, могли использовать в общении между собой не самые пристойные словечки, а Светлые такое обычно не одобряют. Папа, вспомнив, что в кулинарном конкурсе никогда не бывает таблички “настоящее время”, однако, не стал убирать дудочки и короны с плакатами, пояснив, что, может, хоббитам это и не поможет, но зато укрепит их уверенность в хоббичьей победе. Дядя, покачав головой, не стал спорить с братом, видимо, понимая, того не переубедить. От плаката и короны он отказался. Их, похмыкав, взял Рыбак из Дейла, тут же сообщив, что впервые видит такие необычные вещицы. Заодно он прихватил чуть ли не половину дудочек и немедленно задул в них, не обращая внимания на раздражённый взгляд дяди. Зато папа был счастлив! — Видите, видите, я говорил, поддерживающая амуниция поможет если не хоббитам, то нам! И нам она помогла! — торжественно заявил он и, поправив корону, не медля дунул в выбранную дудочку. Назгуль, изобразив улыбку, потрясла своим плакатом перед экраном изобретения. Иллюзий, что хоббиты заметят их поддержку, у неё, разумеется, не было, но Назгуль уважала труд отца и не хотела, чтобы он расстроился. К тому же, плакат ей нравился. Он был очень ярким и весёлым. — Думаете, хоббиты вернутся к нам с той волшебной землицей? — сказал папа, едва по изобретению начали показывать соревнования в готовке. — Я бы не удивился! Как говорится, и в Мордоре будут яблони цвести! — и от полноты чувств свистнул во все дудочки, что оказались рядом. — Дак у вас хорошие сады и без волшбы вырасти могут, — добродушно отозвался на эти слова рыбак. — Огородите участок, значится, землицу подготовите… Мороки много будет, но то успеете, пока росточки проклюнутся-то. Ежели из семечек сажать, енто не быстро будет… Землицу вашу, конечно, много чем подпитать стоило бы… И стал было обстоятельно рассказывать, что же требуется мордорской земле для красивых яблоневых садов, но тут по изобретению, наконец, показали хоббитов, тех самых, их хоббитов. Они, разумеется, улыбались и сверкали румянцем, видимо, показывая всем, что их не сломило даже долгое пребывание в искажённых краях. Но и стоящие рядом харадрим тоже не казались угнетёнными и измученными. И они тоже улыбались, демонстрируя белые, здоровые зубы. И красивую, смуглую кожу… Почему-то харадрим были одеты в очень лёгкие и открытые наряды. Наверное, они привыкли в своих жарких землях ходить почти без одежды, ведь так легче переносить зной. Ну, наверное легче. Назгуль решила, харадрим показывают такими здоровыми и улыбающимися, чтобы все увидели, как полезно сотрудничать с признанным Добром и Светом. И наверняка по этой причине среди харадрим (точнее, харадок и одного харадца) не было никого непривлекательного и не юного. Кстати, по изобретению Назгуль ни разу не видела никого непривлекательного, нездорового, кривого, косого если такого не было нужно для демонстрации исцеляющей силы света… До сегодняшнего дня она даже не задумывалась, зачем так делать… Но тут её мысли прервал громкий крик папы: — Оооо, наши хоббиты! Знайте, через час они победят! — и, помахивая плакатом, радостно заулюлюкал. Назгуль, тоже помахав плакатом, улыбнулась, чтобы папа не решил, что собрались они тут зря. Ей очень хотелось додумать мысль до конца, но и хоббитов она поддерживала всей душой, потому что почти успела с ними сродниться. Рыбак бодро заиграл на дудочках, дядя, вздохнув, зашуршал пергаментом. Наверное, чтобы не сердиться, он решил записывать эмоции от соревнования или блюда, благодаря которым хоббиты выиграют… Но хоббиты не выиграли! Они, как сказал комментировавший шоу гном, потерпели сокрушительное поражение, и простая, деревенская пища не смогла противостоять загадочным, пряным, как южные ночи жарким кухонным изыскам таинственных и закрытых харадрим. — Ооо, очень закрытых! — хохотнул Рыбак, глядя, с каким аппетитом одна из участниц харадской команды обгладывает свиные рёбрышки, приготовленные чуть ранее. Папу такой финал очень огорчил. — Но это же никуда не годится, — расстроенно бормотал он, — и так… такого и быть не может! Чтобы хоббиты — и проиграли! Наши хоббиты — и проиграли... — Дык сам говоришь — ваши! И они сами честно признались, мол, от вас пришли, из тёмных краёв тоись, — пояснил Рыбак и вздохнул, — зря ребятки енто сделали, ой, зря… Там же вашу тёмную сторону ух не жалуют, а они ж тут и не страдали, сплошная поддержка и сажайте сады, пирожки кушайте, песенки распевая! — Не надо про песни, — попросил дядя, не отрываясь от пергамента. — Но они проиграли, — повторил Назгул. — Как у добрых сил могут проиграть хоббиты? Они должны были… да что там, просто обязаны были победить условно слуг тьмы, понимаете! Харадрим всегда числились на нашей стороне! Потому их и не любили, как не любят врагов! И причисляли ко злу, даже если они ничего не делали! А хоббиты всегда причислялись к добру и свету и потому их не просто любили, но обожали! Объясните, что могло пойти не так?! — и от полноты чувств швырнул свой плакат в изобретение. Назгуль немедленно задумалась, как же поступить. Ей тоже казалось, что победили харадрим незаслуженно. И вовсе не потому, что они всей семьёй и не только семьёй поддерживали хоббитов! Назгуль видела реакцию пробовавших кушанья от харадрим и от хоббитов и могла поклясться на кольце Владыки, пирог, пудинг и десерт, приготовленные хоббитами, им понравились гораздо сильнее, чем необычные кушанья от их соперников! Назгуль умела определять вкусы публики… по крайней мере, ей так казалось. Нужно было как-то отреагировать, чтобы ещё больше не опечалить папу. Выбор был невелик. Она могла пошутить, что хоббиты наверняка пели и поэтому им не позволили выиграть, она могла промолчать, но молчание в такой ситуации казалось ей невежливым. Комментарий о хоббитах, наверное, придётся по вкусу дяде, но смеяться над проигравшими всегда было очень дурным тоном. А молчание, как ей казалось, сейчас было сродни трусости. Все высказались, а она осталась в стороне? Потому Назгуль решила обратить внимание папы на обещанное после перерыва награждение и вручение утешительного приза побеждённым. — Может, им подарят семечко редкого дерева? — мечтательно предположила она. Папу это, разумеется, не успокоило. И саму Назгуль тоже. Но хотелось верить в лучшее. И вот, после вручения харадрим подарков и красивых свитков, символизирующих переход в следующий тур и после привлекательной дунландки, исполнившей песню про любовь, на сцену вышел, пожалуй, эльф, Назгуль прослушала, кем его объявили. Он был высоким, статным и довольно привлекательным, выглядел юно и свежо, потому Назгуль и записала явившуюся личность в эльфы. Правда, её удивили рыжеватые локоны “эльфа”, но, списав всё на освещение, она успокоилась. — Приветствую всех! — сказал он и, поклонившись, обратился к хоббитам. — Вы наверняка знаете, недавно открылся Продюсерский Центр. Все, ну, или почти все, стремятся и мечтают попасть к нам, а у нас в свою очередь всех желающих обучают всему, касающемуся искусства и познания музыки и умению делать музыку и познавать её с новой стороны, творить воистину звёздно, учиться быть звездой… — Но местов на всех не хватает! — гоготнул Рыбак. — Всем выдают Сильмарилл и отправляют на Вингилот? — поразилась Назгуль. — Но камней лишь три… — Радиация, — не сдержался дядя от шпильки. Папа же хранил воистину оскорблённое молчание. Эльф не умолкал. Он в подробностях рассказывал, чему обучают у них, какие замечательные знания обретают выдержавшие весь курс, не усомнившись и выполняя все требования наставников, как они проникаются истинным познанием, учатся петь, сочинять песни, подавать себя, после чего каждую неделю в прямом эфире на всю Арду демонстрируется шоу, в рамках которого подопечные продюсерского центра будут показывать свои музыкальные достижения широкой, почти всеардынской общественности… (“до Валинора не доберутся” — сказал на это дядя). — Попасть к нам, что не секрет, удаётся не всем, — наконец, минут через пять, сообщил эльф, — а попавшие сюда считают свою удачу за большую честь... Посовещавшись и узнав, что публике, несмотря на победу харадрим, больше понравилось кулинарное искусство хоббитов, мы решили пригласить их к нам! Не печь пироги, но петь и покорять своим пением всех… Знаменуя победу света и добра, сегодня именно тот день, когда победитель завидует проигравшим! — добавил он и первым же зааплодировал хоббитам. Папа, демонстративно скинув корону, выключил изобретение, не дожидаясь даже, когда к аплодисментам эльфа присоединятся остальные. — Они будут петь, — хмуро, совсем как Музыкант, сказал дядя. — Петь. Они… Ненадолго повисла пауза. — Пусть поют себе, — добродушно прогудел Рыбак. — Это нормально. — Но ненормально, когда хоббиты проигрывают в кулинарном шоу, а затем попадают в продюсерский центр, чтобы стать великими певцами! — высказался папа, наконец придя в себя. — Ненормально, когда, узнав, что хоббиты, оказывается, тоже умеют петь, их грубо убирают в поединке, чтобы начать лепить из них звёзд правильной музыки потому, что открыли продюсерский центр и добро, руководящее там, победило! Ненормально, когда всё подчиняют непонятному свету, будь он… Да плевать на него! Это ненормально! Скоро туда начнут заманивать птиц и фосфором красить для быстроты! Все же свет, все добро! — и умолк, переводя дух. Назгули стало страшно за отца. — Папа! — сказала она, бросаясь к тому, — Но что ты предлагаешь делать с этим всем?! — С зарвавшимся добром — не знаю, — совершенно спокойно ответил Назгул и ласково потрепал дочь по плечу, — а продюсерский центр я предлагаю разрушить! Мы ведь всегда против, нам положено! — и торжественно посмотрел на Назгуль. После этих слов воцарилось молчание.