Heroes and Villians

Хоббитов Назгуль нашла сразу. Это в самом деле оказалось нетрудно, хоть до уютного уголка у орешника, где они устроились и правда пришлось добираться достаточно долго. Майа не обманул её ни в чём. Хоббиты, увидев старую знакомую, радостно бросились к Назгули с приветствиями и предложениями отдохнуть, позавтракать, рассказать что-нибудь интересное, потом снова отдохнуть и перекусить. Назгуль, улыбнувшись, почти сразу начала рассказ о Рыбаке, точнее, о его заботе о хоббичьих посадках. Письма Назгуль решила с собой не брать и хоббитам на всякий случай не цитировать. Правда, сумку Радагаста она как обычно взяла с собой. Кто знает, не решит ли папа в очередной раз опробовать на ком-нибудь свои боевые иголки. Рассказывая, как поживали грядки, пока их отряд не отправился в странствие, Назгуль присматривалась к хоббитам. На вид они не изменились, оставшись такими же радостными, румяными и пухленькими. Даже одеты хоббиты были, как одевались обычно, не в нарядах из программ и сюжетов о величии ПЦ. Привычно интересовались у Назгули, правильно ли присматривали за их грядками, как расспрашивали Рыбака о его хозяйственных делах, разве что не записывая. О своих певческих планах хоббиты почему-то молчали. Назгуль это не удивило. Что на самом деле ждёт хоббитов в расхваливаемом по изобретению грядущем великом концерте она примерно представляла: рассказ Мага или может эльфа о зове, жизни в тёмных землях, награде за проигрыш приглашением в ПЦ, и наконец песенка, исполненная под аплодисменты публики. Кое в чём Назгуль уже разобралась. Но она до сих пор не понимала, почему их хоббитам с их долгой, не то чтобы простой и местами даже интригующей для публики историей до сих пор не сделали песню, как однажды выразился Маг в очередной передаче, повествующей о великолепии ПЦ и будущего концерта. Как помнила Назгуль, кроме Мага в той передаче часто показывали эльфа, красивые виды ПЦ, почему-то художника и некоторых до сих пор неизвестных Назгули артистов. Наверняка она видела их, когда заходила в библиотеку, гуляла по саду, бродила по аллейкам, любовалась рощицами и смотрела на пожар, устроенный Назгулом, но кто эти артисты Назгуль всё равно пока не знала. Конечно, можно спросить у эльфа, но ей не хотелось выслушивать очередные непонятные намёки и попытки того разобраться, где же он может попытаться найти отца и не родня ли они с Назгулью и её дядей. Эльфа она часто не понимала. Он выкладывал слишком много сведений, совершенно неинтересных и ненужных Назгули! Неожиданно её осенило. — Вы же… мне сказали, все хоббиты, кроме одного, живут в милой деревеньке у берёзовой рощицы, — почти выпалила Назгуль. — Но тут никто, кроме вас, не живёт. И берёз я не вижу. Вас отселили? Вы хотели разбить огород или садик, но вам не разрешили? Её бы не удивило ни первое, ни второе. Хоббиты пришли из тёмной страны, о чём сообщалось в каждой передаче о грядущем концерте, где их показывали и даже лишь упоминали. Может, остальные хоббиты, обитающие тут, видели в них если не врагов, то неприятных по этой причине личностей. И хоббиты конечно обожали огородничать и садовничать, но дунландка жаловалась Назгули, как ей не разрешают разводить цветы и возиться в огороде из-за того, что она поёт. Хоббитов в ПЦ тоже брали не огородниками, не садовниками и не поварами, а музыкантами. Может, хоббиты переселились сюда надеясь разбить хотя бы небольшую клумбу? Назгуль это бы не удивило. Хоббиты спокойно устроили огород на землях тёмной страны, в легендах не славящихся плодородием. Но легенды их не напугали, они спокойно делали, что хотели. Но здесь? Наверное, негласные запреты, точнее, правила поведения в ПЦ тоже не могли сломить хоббитов? Назгуль бы не удивилась подобному тихому бунту против нелепых правил. Хоббиты, выслушав неожиданный вопрос, переглянулись и как показалось Назгули, задумались. Потом, тихо посовещавшись, смущённо сказали, что им просто сильнее понравилось это тихое местечко, куда их однажды занесло на прогулке после обильного ужина на каком-то мероприятии. — Там очень эльфа превозносили, — вспомнил один из хоббитов, — Маг его даже расхваливал, мне так показалось! Мы почти не слушали, мы наслаждались ужином. Знаешь, сколько необычных блюд там подавалось? Нужно обязательно рецепты узнать, подумали мы и, посовещавшись, ушли прогуляться! Дальше хоббиты подробно рассказывали назгули о необычных, но таких вкусных и интересных кушаньях, которые они бы приготовили слегка иначе, чтобы получилось вкуснее, но пока, к сожалению, их на кухню не пускали. — Мы же музыкой занимаемся, — напомнили они, — нам не положено. Но ты уже знаешь о таких правилах ПЦ. Потом хоббиты поведали Назгули, как легко им разрешили поселиться здесь и даже обрадовались, когда они сообщили, что хотят перебраться из уютной хоббичьей деревеньки в не менее уютный, но более тихий уголок. — Наверное решили, в самом деле уже слишком шумно у берёзовой рощицы, — задумчиво сказали Назгули хоббиты, — а тут ещё четверо нас. Побоялись, может, что вдохновение собьётся и у нас, и у прочих, живущих в той деревеньке? Один хоббит уже там не живёт по творческой причине. Удобство тут уважают, не думай. Музыку ведь не каждый одинаково творит. Назгуль ещё не побывала в деревне прочих хоббитов потому, покивав, решила, хоббиты правы. ПЦ готовит концерт, о котором все знают многое, если не всё, но о котором… никто ничего не знает? Конечно, Назгуль уже успела узнать, как важно соблюдать интригу и подогревать интерес публики, но понять, почему не все будущие выступающие в курсе готовящегося, она пока не смогла. Может, будущие визиты немного помогут с разгадками или хотя бы дадут новую пищу для размышлений, но пока Назгуль не открыла для себя ничего нового и нужного. Наверное, дядя бы помог ей, но во-первых, Назгуль не знала, где он сейчас, а во-вторых, до сих пор не могла свыкнуться с его предательством. Она, конечно, не сомневалась, дядя знал, что делает, но осадок пока оказывался слишком сильным. Поболтав с хоббитами ещё немного и дружески с ними распрощавшись, Назгуль неожиданно для себя решила наконец дойти до Художника. Сама не зная, почему, если не считать письма, нечаянно попавшего к Назгули, а не к Художнику, которому оно и предназначалось и о котором нужно было Художнику всё-таки сообщить. Наверное, хвалебные и не только хвалебные рассказы о его творчестве и умение Назгула рисовать сказались на её интересе. И ещё ей почему-то захотелось спросить, зачем он тогда не зашёл в зал, чтобы посмотреть записи с ней и эльфом. Назгуль подумала, Художник нарисовал или собрался нарисовать огромное полотно, где бы сравнивались артисты ПЦ и остальные, не взятые, изгнанные, если такие были. Или просто не удостоившие ПЦ вниманием, вот для вдохновения в зал просмотров и заглянул. Художника, однако, не оказалось на месте. Шедший мимо Лекарь сказал, что Художник славится своей любовью к долгим прогулкам, медитациям и к довольно своеобразным методам исцеления не тела, но чего-то, чему даже сам Художник не мог подобрать определения. — Обычно он говорит, что чистит каналы жизненной энергии, — добавил Лекарь. — Как чистит уже к нему вопрос, мне его идеи неизвестны. Нет, конечно, многое он рассказывал, да я не запомнил. Вот поголодать он любит, сразу тебе скажу. И травки разные заваривать, чтобы не скучать. Назгуль едва не спросила, что у Художника в плане грибов и прочего, но сдержалась, вспомнив, чем обычно заканчивались похожие эксперименты Музыканта. Если Художник здесь от него не отличается, наверное, итоги их экспериментов тоже отличаться не будут. Но Назгуль почему-то порадовало, что Музыкант их хотя бы не голодал ради вдохновения или чего-то, близкого к нему. — Травяные чаи и Радагаст любит, — пробормотала она, но, спохватившись, что её не поймут, поблагодарила Лекаря и, подумав, решила не ждать Художника, а, как и собиралась, спокойно пойти к майа хорошего настроения, узнать, кому не не повезло оказаться возможным Гендальфом для их отряда и, наконец, вернуться к себе, узнать, что случилось с письмом, отправленным Назгули паучьей почтой по ошибке.