Козлиная песнь

      Ещё утром Виастис и его воины покинули Эхо для того, чтобы избавиться от немногочисленных келпи, которые вновь топтали землю Дионисии и жестоко разделывались с деревьями и гидросферой этих мест, тем самым обрекая на скорую гибель случайных нимф.       Откуда гнусные твари смогли выведать о том, что судьбы нимф так неизбежно связаны с судьбами деревьев, рек, озёр? Это всё ещё оставалось великой загадкой для нимф, ибо об этом ведали лишь сами нимфы. То был их величайший и драгоценнейший секрет.       Очевидно было бы предположить, что среди нимфийского народа завёлся пренеприятный крысёныш, с которым Виас желал бы собственноручно разделаться, заставить пожалеть о содеянном, вывернуть его наизнанку.       Вблизи самого Эха воинами не было обнаружено ни единой души, однако Виастис был уверен: враг наступит и очень скоро. Посему он был намерен избавиться от всякого представителя вражеского племени, желающего разделаться с парочкой нимф столь бесчестным способом, дабы защитить своих собратьев.       Сам Виас отлично знал о своей гадкой, едкой личности, но в своей силе он сомневаться не смел. Он был способен безжалостно убить всякого, кого только мог пожелать. В нём не было и капли сожалений о всех былых убийствах. Он жестоко расправлялся с двумя истинными, которых уже успел повстречать на своём жизненном пути, но оставил это в страшной тайне, зарыл в себе, дабы не чувствовать себя слабым существом. Никогда Виастис не давал воли эмоциям. Никогда.       Чувства — это удел слабаков. Тот, кто чувствует, несомненно падёт. Так его воспитал воевода-отец, Галеней.       Галеней и сам был жестоким и кровожадным отшельником. И был намерен слепить из своего сына свою мини-копию, не заботясь о том, желает ли тот быть вторым Галенеем. Отец взрастил сына ненавистью к фениксу, что его породил, за то, что тот одарил его проклятьем к бессмертию и скоропостижно исчез из их жизни. Виас рос в жестоком обращении, за всякую промашку получал башмаком по лисьему личику; а когда побоев на нём становилось слишком много, Галеней убивал его острым клинком, причиняя ему неистовую боль и заставляя переродиться в обновлённую форму себя. Мало того, так ему и друзей заводить не позволялось, но играть с кузеном было разрешено, пускай и с огромным нежеланием.       Маленький Виас постоянно лупил и всячески обижал младшего Лесли, однако тот настырно следовал за старшим братом, непременно желая ему угодить. Но, по правде сказать, эти детские глупости переросли в настоящую неприятность. Виастис стал испытывать странные чувства в отношении своего двоюродного брата; то была нежность, которую он столь отчаянно в себе заглушал посредством причинения боли физической и моральной объекту своих приторных чувств.       — Лесли, ты такой тупица! Хватит за мной всё повторять, иначе я снова тебя побью, а потом отдам сатирам!       — Н-нет! Только не… Почему ты всё время бьёшь меня, братик-Виа?!       — Потому что ты тупица! И никогда не рассказываешь моему папе.       — Но я не поступаю так, потому что я тупица. Просто я, — глаза малыша наполнились слезами, — я тебя люблю и не хочу, чтобы дядюшка бил тебя.       — Ха! Тупица! Он всё равно бьёт меня. И ничего ты меня не любишь… Как ты можешь любить того, кто тебя бьёт?       — Я…       — Что, не знаешь, что сказать?! — коренастый Виастис зажал бедного Лесли между собой и стеной, заставляя его издать тихий писк. — Видишь, какой ты дурач…       — Не нужно меня обижать только потому, что твой папа обижает тебя… Лучше… Лучше поцелуй меня!       Тогда ещё маленький Виастис был ошеломлён и, к своему великому стыду, даже смущён, но отказаться от столь однозначного предложения духу у него, разумеется, не хватило. Кроме того, на тот момент у него ничего подобного ранее не случалось (в конце концов, ему было всего лишь две сотни лет), потому его пробирало любопытство к чему-то столь новому, необузданному и «взрослому»! И два глупеньких мальчика, зажмурив глаза, соприкоснулись губами, уже про себя решив непременно оставить случившееся в тайне.       От Лесли пахло теплом и заботой; детские его губы были нелепо зажаты, но даже так Виастис ощущал из мягкость и воздушность, словно крошечная булочка, изъятая только что из разгорячившейся печи. Лесли был внешне довольно болезненным ребёнком: бледное худощавое тельце, такие же бледные волосы, ресницы и брови, а также грустные по своей природе глаза, которые, казалось, были единственным прокрашенным объектом на этой маленькой живой раскраске; он был похож на тоскливого светлячка.       Виасу совершенно точно понравилось целовать его, и так уж получилось, что ему захотелось чего-то большего… И его крепенькая рука беспардонно скользнула под майку прижатого к стене ягнёнка и плавно пробежала по его хрустальной спинке.       — А? Что ты делаешь? — вырываясь из плена, возмутился малыш.       — Ты же меня любишь, почему я не могу потрогать тебя под одеждой?       — Что? Нет, я не хочу этого! — толкнув кузена и свалившись на пол, продолжил бунтовать Лесли.       — А когда мы подрастём, ты выйдешь за меня замуж?       — Что?! Я н-не знаю…       Все эти воспоминания были впечатаны в голове Виастиса самыми яркими красками. Он с блаженной улыбкой на губах вспоминал те детские дни, которые проводил в компании застенчивого и глуповатого Лесли.       Но время шло, а Лесли становился всё более сознательным, и действия Виаса по отношению к нему стали его пугать. Потому, осознавая, что те противоречивые чувства, которые к нему испытывает брат, настоящая катастрофа, он отталкивал его и держался от него на расстоянии. Позже Лесли и вовсе перестал появляться в дневное время дома, когда кузен гостил у них. Он убивал время в саду, на крыше, в городе…       Виастис был в отчаянии и вместе с тем сгорал в собственном гневе. Он бы возненавидел Лесли и расправился бы с ним, понеся все наказания за совершённое, если бы так горячо и безнадёжно его не любил… Лесли — единственное слабое место Виастиса.       Он хотел сделать его своим. Хотел утопить его в своей любви, ласке, но вместе с тем он бессовестно желал его ранить, унижать, причинять ему всякую боль. И то ненавязчивое предложение руки и сердца, сделанное им в то незабываемое для его разума утро, было самым настоящим предложение руки и сердца, какое только можно было бы представить. Но Лесли предпочёл неизвестного. Лесли отказался от него.       — Главнокомандующий, со стороны Эха летит ворон.       — Ворон?! И что?       — У нас не обитают вороны…       Виастис, почувствовав нечто уже ранее ему знакомое, поднял голову к небу: огромная чёрная, как смола, птица, плавно взмахивая такими же чёрными крыльями, парила на ветру.       — Великоват он для ворона, — обратившись в огненное существо и расправив свои пламенные крылья, оповестил своих воинов Виастис. — Это совершенно точно не ворон.       С силой оттолкнувшись от земли мощными ногами, Виастис стремительно взмыл в воздух, настигая испуганное существо. Пернатый незнакомец стал маневрировать в полёте, пытаясь выиграть время для того, чтобы сбежать от преследователя.       Пламенный шар с невероятной скоростью сошёл с руки Виастиса и подпалил беглецу обе лапки. Тот, отчаянно каркая от боли, потерял контроль над своим полётом и, бестолково взмахивая крыльями, полетел куда-то вниз, попутно роняя кучу перьев. Виастис устремился прямиком за ним.       Приземлившись рядом с жадно глотающим кислород вороном, Виастис грозно выпрямился и зарычал:       — Покажи, что ты такое, иначе я тебя прикончу.       Ворон закаркал, словно засмеялся, однако всё же решил показать своё истинное лицо; тело его стало очеловечиваться, а перья стали выпадать.       Стройное нагое тело сероватого оттенка кожи, наполовину вымазанное чем-то чёрным, что, вероятно, тоже составляло часть его плоти, появилось перед глазами Виаса. Большие чёрные крылья, безжизненно валялись за его спиной, а длинные, по плечи, чёрные волосы беспорядочно рассыпались вокруг головы. Мерцала пара жёлтых зрачков, окружённых чернющими, как бездна, белками. Существо зловеще улыбалось белоснежными острыми зубами, которые были заключены в чёрногубый кривой рот.       — Ахахаха, ты? Прикончишь меня? — словно шёпотом, произнёс незнакомец. — Рассмешил, желторотик.       — Ах, рассмешил? Радует, что у тебя есть силы на то, чтобы смеяться, потому что…       — Глупый Виастис думает, что он всемогущ? О, нет, ты далеко не всемогущ.       — Откуда ты…       — Откуда знаю твоё имя? Я знаю всё. Я знаю о твоих родителях, о строгости Галенея и о твоей тайной запретной любви к…       — Кто ты?!       — Ахаха, кто-то не на шутку испугался? Я есть Морриган, божество войны, ясновидец.       — Божество войны и омега? Это смешно.       — Радует, что у тебя есть силы на то, чтобы смеяться, — пародируя Виастиса и параллельно поднимаясь, начал Морриган, — Потому что я бессмертен. Ровно так же, как и ты. Кроме того…       Ворон с неожиданной стремительностью приблизился к альфе, хотя ноги его были в ожогах, и, проведя когтистой чёрной рукой по его вздрагивающей щеке, прошептал:       — Я твой истинный. И от меня ты никогда не избавишься. До очень скорой встречи, — взмахнув чёрными крыльями, испарился, оставив впавшего в раздумья Виастиса наедине с собой, но не надолго.       — Главнокомандующий!       — Я здесь. Отправьте вслед за ним парочку шустрых разведчиков. Эта тварь бессмертна. Не дайте ему скрыться.       — Есть!

***

      Вечер в Эхо наступил неожиданно скоро. Лесли и Кирш, покинув здание храма жрецов, направлялись в сторону отныне своей беседки. Между ними царила тишина.       Признание Кирша сильно задело сознание Лесли. Это было неправильно пользоваться горячими чувствами альфы в своих, пускай и благородных, целях.       — Да не парься ты, Лесли. Всё в порядке. Я понимаю твоё рвение к престолу. В конце концов, править — это… Здорово. Вернее, я так думаю.       — Нет, ты не понимаешь. Не для того мне нужна корона, чёрт возьми! — он решительно остановился.       — Не для… А для чего тогда?       — Что? Ты вообще не понимаешь? В какой части Эха ты живёшь, раз не смог додуматься?       Кирш стиснул зубы и съёжился; он ходит по тонкому льду.       — Я собираюсь отомстить келпи за то, что они сгубили моего отца-омегу и вот-вот догубят и отца-альфу. Я добью их. Я завершу то, что не сумел завершить мой отец.       — А, вот как, — добродушно улыбаясь, отозвался Кирш. — Буду рад оказать тебе помощь.       «Неужели келпи так бессовестно шляются по моей Дионисии? Решили под шумок Эхо захватить, а там и до нашего поселения рукой подать. Вот уроды!»       — Помощь? Я не нуждаюсь в твоей помощи. Прекрати играть в любовников. Этот брак нужен мне лишь для того, чтобы исполнить свою великую миссию.       — А когда исполнишь, мы можем «поиграть в любовников»? — ухмыльнувшись, спросил сатир.       — Извращенец. Ты ещё не понял, что я не питаю к тебе ответных чувств? Мне совершенно нет дела до тебя. Даже если келпи тебя прибьют, я и глазом не моргну.       — Необычная форма признания. Но осторожнее с резкими фразами; судьба любит играть над нами злые шутки.       — Да-да, конечно, — широко зевнув, отмахнулся омега. — Уже довольно поздно. Может ты останешься на ночь в замке? Заодно и с отцом познакомишься, он этого тааак хочет.       — С превеликим удовольствием, мой принц, — любезно поклонившись, ответил Кирш.

***

      — Это что, твой муж? Такой огромный… — прищурившись, вынес свой вердикт Эллиотт. — У него столько родинок на лице! И бородка такая смешная! А колокольчик тебе зачем?!       — Эллиотт, оставь Кирша в покое.       — Да ничего. Я люблю детей.       — Я тебе не дитё! Завтра мой день рождения!       — О, правда?       — Да, ты тоже можешь пойти, так уж и быть…       — Хм, я подумаю над вашим предложением, ваше малышество.       — Лесли, это и есть твой избранник? — войдя в гостиную с помощью слуги, спросил исхудавший король.       «Только бы хватило сил на маскировку, » — нервно дёрнув глазом, подумал Кирш. «Здесь столько взрослых нимф…»       — Да, отец, — учтиво поклонившись, ответил Лесли и толкнул Кирша локтем в бок.       — Ай! Ты чего?! Аа… Да, точно! — спохватился Кирш и повторил жест своего омеги.       — Да к чёрту эти учтивости, — Петра присел на велюровое кресло и продолжил: — Дрябловат я стал для короля. Я этого всего не стою.       Эллиотт подбежал к Петре и уселся к нему на колени.       — Па, Кирш такой огромный, правда?       — Кирш? До боли знакомое имя…       Сжав кулаки, Кирш стал обильно потеть. И, заикаясь, начал:       — Я… Я живу на окраине Эха, сэр. Мне шестьсот двадцать девять, сэр. Я…       — Что ты?! Успокойся, зятёк!       — Пааааап! — топнув ножкой, возмутился Лесли. — Не называй его так!       — Я могу сынком звать.       — А вот тут уже я против, — нервно хихикнув, отозвался Кирш.       — О, Лесли, а вы будете спать в одной кровати?! — взбудоражено прыгая на ногах отца, поинтересовался Эллиотт.       — Я совсем не против, — согласился Кирш.       — Кхм, — влез Петра. — Я тоже не против…       — Нет, нет и нет! Это возмутительно!       — Да! Да! Они там будут целоваться!       — Эллиотт, я тебя сейчас поймаю и надаю по попе!

***

      — И как так вышло, что тебя всё-таки заставили спать со мной в одной комнате? В одной кровати!       Развалившись, Кирш лежал на своей половине кровати вверх лицом, сложив руки под затылком. Лесли же занял половину своей половины и, скрючившись, крайне неудобно расположился на краю кровати, как можно дальше от альфы, спиной к нему.       — Это однозначно заговор дурацких альфачей.       — Ахах, да брось. Что такого с тобой случится, если мы поспим вместе? — разворачиваясь к Лесли, прошептал Кирш. — К тому же, я чувствую, что ты дуреешь от своей течки. Тебе нужно…       — Оставь меня, ясно? Я сам знаю, что мне нужно. Завтра это пройдёт.       Но крепкая рука Кирша уже тянулась к сжатом белому комочку и, достигнув его, ласково притянула к себе. Кирш, полный нежности, прильнул губами к белому затылку и стал жадно вдыхать его запах.       — Кирш! — возмущённо вскрикнул омега и попытался отделаться от альфа-ласок.       — Да что тебе стоит?! Я буду нежен. Ну, пожалуйста. Обещаю остановиться, как только ты кончишь. Ну, Леслиии.       — Нет! Кирш, отвали от меня! Н-не заставляй меня применять свои силы… Перестань меня целовать!       — Тогда я сделаю это рукой.       — Мх… Н-не надо…       Таз Лесли машинально толкнулся на встречу мнущей его руке. Помассировав дырочку снаружи, Кирш дождался пока появится смазка, и долго себя ждать она не заставила. После того он мягонько стал проникать в него двумя пальцами и медленно ими двигать.       — Ах, эта проклятая течка! Если бы не она, я бы… — стон. — Я бы… — всхлип. — Устроил бы т… — стон. — Я к-конч…       — Ты кончил. Блин, и всё… Скучно.       Тяжело, словно после страшной боевой схватки, дыша, Лесли язвительно усмехнулся:       — Я думал, у тебя пальцы выполняют те же функции, что и член.       — Обожаю твои нелепые шутки, — снова насильно прижимаясь к его затылку, прошептал Кирш. — Просто, чтоб ты знал: мне плевать, что ты меня не любишь. Я люблю тебя. И всё тут. Я безумно тебя люблю, Лесли.       Лесли притворился спящим.

***

      — Лесли! Лесли! Кирш! Вставайте, у меня день рождения! — маленький мотылёк влетел в сонное царство с истошными детскими воплями радости. — Ууу, а вы тут всю ночь целовались, да? Чмоки-чмоки-чмоки! Хе-хе-хе!       С величайшей неохотой двое спящих, словно согласовались, перевернулись на другой бок, спиной к из ниоткуда возникшему источнику шума.       — Эй, это что за игнорирование?! Я вообще-то с вами говорю!       Эллиотт, громко хохоча, полез в кровать к Лесли и Киршу и еле-еле забился в крошечное пространство между ними. Кирш медленно разомкнул веки так, словно в них были встроены крошечные, но неимоверно мощные, магниты и, шумно зевнув и неторопливо открывая рот, заговорил:       — Когда это мы успели ребёнка сделать, а, Лесли?       — Какого такого ребёнка? — сквозь сон отозвался он.       — Такого рыжего, наглого, маленького, шумного…       — Я вообще-то всё слышу, Кирш!       — А я и говорю, чтобы ты слышал, — подмигнув, ответил альфа.       — Ну, я тебе сейчас!       Маленькая ручка звучно шлёпнула Кирша по щеке так, что тот сразу очнулся и начал щекотать наглого мотылька в ответ. Тот, извиваясь, начал громко смеяться, норовя оттолкнуть атакующего ногами.       — Да прекратите вы! — злостно гаркнул Лесли, ещё пытавшийся спать.       — Давай на него нападём? — шёпотом предложил Кирш, на что получил положительный ответ в форме кивка.       — Ааа! — одновременно завопив, Кирш и Эллиотт запрыгнули на Лесли и стали его щекотать.       — Ахаха, хватит! Ааа, прекратите, это совсем не смешно… Ахаха! Я боюсь… боюсь щекотки!!! — последняя «и» прозвучала протяжно с нотками истерики в голосе.

***

      Весь день прошёл в подготовках к вечернему приёму гостей: многочисленных родственников со всех уголков Эха. Среди простых городских нимф тоже проходили подготовки к своему празднеству в честь дня рождения принца, которого они, кстати, никогда не видели, но это совершенно не имело никакого значения!       К вечеру, разумеется, гости стали собраться во дворце на пиршество. Множество троюродных братьев с обеих сторон, дедушки, дяди… Помимо кровных родственников были приглашены, разумеется и господа-жрецы, среди которых, как известно, был родной младший братец Петры, Галеней. К величайшему сожалению, Виас ещё не прибыл с похода и не мог присутствовать, за что Галеней постоянно просил прощения, изображая наигранное расстройство на своей ещё не совсем сморщившейся гримасе.       Скрывающие чары Кирша были на волоске, и мысль о том, что завтра ему предстоит предстать в присутствии всех этих нимф в его истинном обличие, одновременно успокаивала и будоражила его сознание. Спокойствие его объяснялось тем, что ему более не придётся скрываться от взрослых нимф, способных почувствовать его козлиный дух, и он не будет более так сильно уставать. Что же касается его страха перед завтрашним днём, то тут, полагаю, объяснения не требуются!       — Эллиотт, мой милый внучек! Ну-ка, иди ко мне! — жухлый старик с добрыми глазами подозвал малыша, что сидел с троюродными братьями, к себе. И тот, подпрыгнув, помчался к нему в объятия. — Тебе уже первый век. Ты знаешь, что это значит?       — Что я уже совсем большой?       — О-хо-хо, нет, совсем нет. Это значит, что скоро в тебе проснутся твои долгожданные силы. В нашем роду, как известно, есть все элементы нимфийских сил, поэтому на твою долю может выпасть абсолютно всякий из них. Было бы замечательно, если бы тебе передалась моя могучая горная мощь!       — Моя разрушительная сила океанов тоже была бы очень хороша, отец, — улыбаясь, присоединился к разговору Петра.       — Тьфу, она бесполезна! — мельком глянув на огорчённое лицо своего сына, бросил дед. — Ахах, как я тебя! Конечно, я шучу! Нет бесполезной силы! Всякий элемент по-своему уникален и прекрасен, поэтому, мой милый внучек, какой бы из них тебе не достался, прими его с гордо поднятой головой, хорошо?       Блеснув глазами, Эллиотт энергично закивал и, засмеявшись, присоединился к своим братьям, с которыми, по правде сказать, ему было очень скучно: он был самым младшим из них. А поскольку сил у него пока не было, братья любили над ним безобидно, по их мнению, подшучивать.       Лесли увлечённо болтал с троюродным выводком своего возраста, в то время, как Кирш, нервно трясясь, сидел в углу огромного зала и, конвульсивно вздрагивая от каждого мимо проходящего старика, смотрел по сторонам. Тут взгляд его пал на грустного Эллиотта, от которого, ехидно улыбаясь, отдалялась его компания. Кирш решительно поднялся и подошёл к нему.       — Эй, что такое, Эллиотт?       — Ничего, — отвернувшись от Кирша, твёрдо ответил мальчик. — Просто мне тут скучно.       — Скучно на своём же дне рождения?       Эллиотт кивнул.       — Ну, по правде говоря, мне тоже тут довольно скучно, — почёсывая кудрявый затылок, согласился сатир. — Может… пойдём погуляем?       — Мне нельзя покидать замок.       — Ты будешь в чёрном плаще. К тому же, я ведь буду с тобой.       — А тебя не поругают?       — Думаю, нет… Никто и не заметит! Мы ведь быстро. Раз-два. Ну, что?       С опаской посмотрев по сторонам, Эллиотт быстро закивал, и, взявшись за руки, сообщники выбежали из зала.

***

      — Вау, я никогда не видел город так близко! — улыбаясь, восхитился маленький принц.       — Да, вечером он ещё веселее.       — Сегодня что, какой-то городской праздник?       — Ну, они вроде твой день рождения отмечают…       — Мой? И без меня? Дурацкий закон… Почему мне нельзя показываться на людях?       — Я тоже не люблю законы, но, наверно, иногда они необходимы… Так, почему ты расстроился?       — Ну, — он грустно вздохнул. — У всех моих братьев уже есть силы. И я чувствую себя белой вороной рядом с ними. Кроме того, они постоянно смеются надо мной, будто я в этом виноват.       — И что? Тебе не следовало так огорчаться. Ты умный, поэтому понимаешь, что это не в твоей власти. Поэтому нужно было просто не обращать на них внимания и радоваться своему празднику. В конце концов, это случается всего раз в год, правда?       — Да, но это так мне надоело! Проклятье! — злостно топнув ножкой, взвизгнул Эллиотт и вокруг него заплясал огненный круг. — Что это?! Кирш, это ты сделал?       — Ээ… Нет, я… Я управляю землёй…       Эллиотт восторженно уставился на свои крошечные ладони, на которых, стоило ему немного напрячься, заплясали маленькие язычки пламени, которые росли с каждой секундой, облачая его руки в огненное одеяние.       — Невероятно, — гаркнуло что-то за спиной. — Последняя эфестиоида!       Кирш обернулся; на крыше низенького дома сидела огромная чёрная птица, чьи перья легонько переливались на крапинках света ночного поселения.       — Морриган… — тихо буркнул Кирш и, сжав руку в кулак, грозно посмотрел на птицу, которая, встрепенувшись, испарилась где-то в темноте.       — Кто? — хлопая блестящими янтарями, спросил Эллиотт.       — Одно чудовище. Давно я его не видел…       — Что за чудовище? Я его зажарю!       — Ну, оно как бы… Оно бессмертно. Это лицо войны.       — Разве война живая?       — Конечно. Война живая и всегда очень голодная.       — Откуда ты это всё знаешь?       — Мой дедушка… Нет, он мне не дедушка… В общем, он всё это мне рассказывал в детстве. Но… Разве мы воюем не с келпи?       — С келпи, — утвердительно кивнул малыш.       — Тогда что здесь делает дружок Фенрира?       — Кого-кого?

***

      — Ахахах! Всех твоих горе-разведчиков я разорву на части! — вопил голос в тёмном небе.       Виастис, осознав, что ворон снова побывал в Эхо раньше него, понял, что силы нимф безнадёжны пред этой великой, быстрой и страшной птицей.       Сонная тишина царила в разбитом ими лагере. Не спали двое: Виас и один из рядовых, который после посещения чёрной бестии содрогнулся и отправился на боковую. Шёпотом трещало пламя, словно боясь нарушить сон солдат.       Виастис поднялся и, расправив свои крылья, вновь устремился за вороном, который, вероятно, этого и ждал. И, торжествующе поняв, что преследователь действует строго по его замыслу, не атакует, а послушно летит за ним следом, он радостно каркнул.       Приземлившись следом за Морриганом в мрачном лесу, заполненном мёртвыми деревьями и изуродованными прудами и реками, Виастис спрятал свои пылкие крылья и вопросительно уставился на птицу, которая, смешно и шустро переставляя ноги, бесстрашно шагала в темноту.       Два жёлтых глаза сверкнули во мраке, а за ними следом и плеяда острых клыков под грозное рычание злого существа.       — Кого ты мне принёс, Морриган? Я уже поужинал.       — Это Галенеев сын, тот самый полуфеникс, — обратившись в обнажённое подобие человека, ответил ворон.       — О, вот как. Что ж, Виастис, рад знакомству. Я — Фенрир.       — Многовато знакомств в последнее время.       — О, это ещё не конец, мой пламенный товарищ, — выходя из тьмы, продолжил монстр. — Твой отец был очень любезен с моим дядюшкой Свадильфари, но тот сгинул. А мы с братишкой Слейпниром такого горе-помощника не очень жалуем. Конечно, это было очень любезно с его стороны, открыть нам, как вас убивать на расстоянии, но всех вас ведь не перебьёшь…       — О чём ты, чёрт возьми, говоришь? Почему ты говоришь о моём отце?       — А ты ещё не понял? — раздался новый голос из-за спины. — Твой отец — предатель.       — Нет, это ложь. Мой отец жрец, он не…       — Я лично убил феникса по его просьбе, — прорычал Фенрир. — Но вместо того, чтобы поблагодарить, меня сковали цепями и бросили помирать. Если бы не Морриган…       — Что?       — Да, но теперь Галеней совершенно бесполезен. Мой папочка когда-то нашёл в нём что-то, но, как ты знаешь, моего дорогого папочку, земля ему пухом, и парочку моих братиков перебил Петра, за что получил от нас маленький презент, — заржав, как конь, с неподдельной усмешкой добавил голос.       — Видишь ли, — присоединился Морриган. — Победа келпи очевидна, а ты, будучи против нас, создаёшь помехи нашей победе. Так почему бы тебе не быть с нами заодно? Разве ты не желаешь отомстить своему отцу? Разве ты не хочешь править Эхом?

***

      — Фенрир — волк-богоубийца. Неужели ты и такого не знаешь?       — Не знаю…       Они дошли до излюбленной нами беседки, из которой вышла стройная фигура. При виде Кирша она, казалось, оживилась и энергично побежала к ним навстречу.       — С-Сой?!       — Кирш, — вакханец жутко посмотрел на альфу. — Старик Пан тебя обыскался. Почему ты снова ушёл?       — Видишь ли, у меня тут есть дела…       — Какие у тебя здесь могут быть дела?!       — Простите, а вы кто?       Сой оторопел. Он перевёл свой возбуждённый взгляд с Кирша на маленькую нимфу, что держалась за большую ладонь сатира.       — Это мой друг, – сухо ответил Кирш. – Сой, уходи. Скажи Пану, что я приду завтра ночью. И пусть не беспокоится и… Следите за домом.       Сой, полный отчаяния от брошенного Киршем «мой друг», кивнул и поспешил испариться с глаз гуляющих товарищей. У Эллиотта возникла ещё масса вопросов, но заваливать ими Кирша ему сразу же расхотелось, когда он понял по его блаженному выражению лица, что у того и без детских почемучек в голове море задач, требующих скорейших решений.       — Давай уже вернёмся, Кирш?       — Да. Пожалуй.