Дазай, несмотря на свою прекрасную память, плохо помнил родителей. Настоящих родителей. Кажется, у матери были светлые волосы, а у отца — прикольный хвост и смешная бородка. Они отказались от него почти сразу после того, как Осаму исполнилось два года — так сказали ему позже. Почему? Кто знает.
Потом были приюты. Шесть разных детских домов, каждый из которых был по-своему уродлив. В одном детей недокармливали, в другом — били, в ещё двух насиловали, а в остальных трёх ребята просто медленно убивали, изживали друг друга: насмешки, травля, порча чужого имущества. Постоянные унижения, потому что кто-то сильнее, а кто-то слабее. Дазай всегда оказывался во второй группе, но ему было плевать.
— Ты вообще говоришь? — Дазай поднял абсолютно мёртвый взгляд. Никакого проблеска. — Эй! Ну, давай, спой нам, птичка! — какой-то ребёнок, чумазый и противный на вид, потряс в воздухе серым от грязи зайкой. Бант милого животного держала девочка, стоящая рядом.
Осаму хотел подойти и забрать свою мягкую игрушку, которая в теории досталась ему от родителей, но рука ребёнка перед ним высоко поднялась. Даже если он подпрыгнет — не дотянется. Ростом пока не вышел. Кажется, мальчик перед ним решил, что Дазай слишком близко к нему стоит и потому шатен получил сильный тычок в грудь. Еле удержавшись на ногах он продолжил смотреть на детей. Ему было так-то всё равно. Он не собирался как-то пытаться ударить их. Просто эти уроды наиграются и отстанут. И дело с концом. Так и случилось — детей тогда позвали воспитатели и те убежали в комнаты, кинув зайца на пол.
А на следующий день все его обидчики, вернувшись с уроков, плакали и кричали на весь этаж от ужаса. А Дазай вовсе не жалел, что весь день ловил тараканов в подвалах и прачечной, которых потом убивал, слегка «пушил» их тельца, делая какие-то странные бесформенные отростки, мазал красной краской и клал детям в кроватки. А те велись и думали, что это что-то страшное.
Затем ещё один приют, потому что в прежнем его зверски избили после уроков — виновника массовой истерики нашли быстро, он даже не стал отпираться. Дазай провёл несколько дней в больнице, а едва вышел оттуда — новый детский дом. Все дети запомнили его таким: худой, раскачивающийся из-за малого веса на сильном ветру, обнимающий какого-то драного зайца. И с забинтованным правым глазом.
Ему было… Десять? Одиннадцать? Кто знает. Но тогда за ним пришел Огай. Приют просто сгорел дотла из-за неисправной проводки, всех детей либо рассортировали по другим приютам, либо забрали в Мафию — та этот приют как раз-таки и финансировала. Дазай был во второй группе. Мори сразу выделил его из всех, быстро прибрав парнишку к рукам.
Дазай снова не выразил ни радости, ни удивления. Огай лишь усмехнулся и приобнял мальчика сильной широкой рукой. Карие и кроваво-красные пары глаз безразлично уставились на пепелище, где недавно было здание.
Маленький альфа без каких-либо чувств. Прирождённый убийца, для которого пистолет стал продолжением руки. Жестокий и холодный, замкнутый и нелюдимый, он почувствовал себя на своём месте ровно тогда, когда впервые убил. Когда с сумасшедшим огнём в глазах и идиотским звонким смехом голыми руками вырывал из чужой груди сердце, с упоением слушая звук рвущейся плоти и глядя на запачканные кровью руки.
Красиво, прекрасно, завораживающе, восхитительно, невероятно! Именно эти чувства крутились в его груди, когда он сжимал еще бьющийся орган, пока он мечтал не то сожрать его, не то раздавить. Сделал второе. Кровь не очень вкусная, плоть и подавно, наверное.
Это стало обыденностью. Пытаться покончить с собой, постоянно язвить и холодно обрубать разговоры, подчиняться приказам наставника и босса в одном лице. Дазай понимал, что у него нет нормальной жизни. Нет целей, которых он хотел бы добиться. Нет самого себя. Он — просто пустое место. Ошибка природы: убивает, а не может убиться, не любит никого, но в него влюбляются за так, его все боятся, а ему не страшна даже смерть. Его способность подходила хозяину во всех аспектах: пустая, никчёмная в бою и не имевшая права на существование. Что-то иррациональное и без души.
А потом в его грудь упёрся грязный тяжёлый ботинок, свысока взглянули превосходного цвета голубые глаза и пухлые юношеские губы растянулись в презрительной усмешке, когда ударявший по ушам хриплый смех прекратился.
— Просто блеск! Ребёнок? Серьёзно? В Портовой мафии вообще людей не осталось?
Слишком… Слишком прекрасный опасный…
Дазай явно преследовал собственные желания, когда обманом и хитрыми ловушками заманивал Накахару в мафию. Ему сильно хотелось узнать этого нахального парня ближе. Почему, он не мог объяснить, но… Что есть, то есть. Точнее, есть один наглый рыжий хам, который снова не может забрать вишнёвый сок из рук Осаму. Тянись выше, коротышка, зарядка полезна всем и… Ай! Бить по яйцам было не обязательно!
Дазаю дико нравилось постоянно смеяться над Чуей. Унижать его на глазах толпы, опускать ниже плинтуса, втаптывать в грязь и при этом оставаться единственным, кому Накахара доверял. Единственным, кто мог вернуть его из точки невозврата, единственным, кто затаскивал его пьяную тушу домой, по пути отбиваясь от голодного сброда с членом вместо головы, единственным, кто видел его обнажённым, открытым, зарёванным, злым — любым.
Ему просто нравилось быть единственным в его жизни.
Ему нравилось видеть, как Чуя краснел, когда он зажал его у стены. У пострелёнка тогда только-только проклюнулся омежий запах — сладкий, но по-своему дерзкий. Ненавязчивый и приятный для обоняния. Дазай с удовольствием тогда провёл носом по тонкой шее, вслушиваясь в звук участившегося дыхания и истошно колотящегося сердца.
И тот носовой платок, что Дазай вынул из чужого кармана, всё ещё лежал дома. Без запаха. Но зато он был именно от Чуи.
Ему нравилось смотреть, как Чуя пытался сделать ему приятно — подарить подарок, убраться дома, покормить. Но заботу Дазай не мог и не хотел принимать, слишком уж чужой та была для него. Жаль, что Чуя этого не понимал.
Ему просто нравилось быть рядом с этим недоомегой.
И быть первым, кто украдёт его поцелуй.
Осаму знал всё, что так усердно скрывал Чуя. И омежья сущность напарника, и неловкие попытки сблизиться, порадовать Дазая. Жаль, что тогда его это не интересовало. Он не считал, что Чуя может быть его парой. Что они вообще могут быть кем-то дальше напарников.
Но поцелуй позволил. До этого он и сам не целовался, если честно. Он не был девственником, потому что удобно было иметь бордель под боком, но с продажными дырками Осаму не целовался. И…
Чёрт! Ему очень-очень понравилось, потому что губы Чуи были очень мягкими, с кислым винным привкусом, потому что омега сам этого желал, потому что…
Нет. Это не влюблённость. Просто Накахара симпатичный. И ничего больше, верно?
Но альфа и правда переживал, когда Чуя резко оборвал контакты. Огай молчал, никак не комментируя происходящее, к Озаки подходить себе дороже. Волнение нарастало. И оно резко оборвалось, когда в мафии объявили о смерти Чуи.
А вообще, смерть — это странно. Вроде вот он, Чуя. Вот он — только руку протяни. Вот еще омега таскает косметику Ане-сан, пьёт вино, защищает Дазая на миссиях, ругается, кричит, тянется выше, не в силах достать что-то из рук альфы, смущается, фырчит, щеголяет в обтягивающей одежде, соблазняет,
просто живет. Как было всегда.
Но почему тогда рука этого не чувствует, а глаза не видят? Где ты, мелкий? Как ты посмел умереть раньше?
И почему что-то болезненно ноет в груди?..
Прошло, казалось, совсем немного. А мир уже перестал быть прежним. Словно бы все краски смыл дождь, и картина стала пустой. Просто белый холст. Потому что художника не было. Он растворился где-то под землей, навечно закрыв небесные голубые глаза и пряча прекрасные огненные кудри от мира.
А потом началось это.
Одасаку и Анго едва ли не ежедневно вытаскивали юношу из петли, из-под колёс поезда или машины, отнимали у него яды и лекарства, насильно вытаскивали из рук лезвия. В лазарете Дазай оказался в чёрном списке, в кабинете Огая все шкафчики были под замком, который не так просто взломать, и Элис, но и этого боссу показалось мало…
— Что это такое? — Дазай с отвращением уставился на какую-то блондинку-омегу, что излишне нервно сжимала пистолет. Её прочитать — дело пяти секунд. Убийца, имеет высшее образование, страдает аллергией и бессонницей, хорошо пользуется косметикой и не умеет прятать эмоции. Девка вскинула голову и презрительно оглядела Дазая с ног до головы. — Только не…
— Твоя напарница. Ичиё Хигучи. Не намного младше тебя. С сегодняшнего дня вы работаете вместе, и это приказ.
— Приятно познакомиться, — Хигучи аж вскочила. Тц. Бесящая пустышка.
— Хорошо. Зачем? — Дазай выделил последнее слово, с нажимом глядя в непроницаемые омуты на лице Огая. Доктор только холодно улыбнулся.
— Я волнуюсь, Осаму.
Какая наглая и неприкрытая ложь. Огай был бы первым, кто всадил бы Дазаю в спину перфоратор, если не дуло танка, будь они в другой ситуации. Но здесь, в этой реальности, они — босс и подчинённый. Так что… Ладно, постоянная шлюха под боком не помешает.
Но Хигучи оказалась несколько иной, нежели думал Осаму. Слишком ответственная и слишком заботливая для мафии. Она была открытой, яркой, приковывающей взгляд. Вне работы всегда таскала цветные платья и пила лимонад, а на работе с закушенной губой бинтовала руки Дазаю, едва забирала у него лезвия. Одасаку и Анго, сидящие рядом, закатывали глаза и наливали новую чашку чая.
Потом стало только хуже — Дазай притащил домой героин, потому что с его добычей проблем явно не имел. Хигучи в час ночи гоняла орущего благим матом исполнителя по квартире, пытаясь забрать у него дозу. Но стоило ей уйти — и новый шприц оказывался в умелых руках.
Дазай никому не говорил, что его мучают кошмары. Что ему не хватает Чуи рядом — а наркота дарила долгожданный сон и мурчащего омегу рядом.
В его снах Чуя улыбался. Смеялся. Звал куда-то сходить, да на то же колесо обозрения. Или съездить на курорт, ведь обеспечить себе отпуск на недельку для члена Исполкома не проблема. Да, Осаму?
Да. Да, тысячу раз да, только вернись и перестань мучить, перестань заставлять снова и снова тыкать себе в вену иглы, перестань
умирать каждый день, оставляя Дазая в одиночестве и темноте.
Осаму остался таким, каким был, но кое-что в нём всё-таки изменилось. Он продолжал тренировать своего ученика, с упоением наблюдая как тот выбившись из сил пытается встать, как со сломанным ребром пытается защитится от очередного удара. Он чуть чаще стал выполнять миссии, чуть чаще стал пускать в лоб врага пулю. Он стал ещё чуть жестче.
А потом…
— Одасаку? На миссию? — Дазай настороженно отложил ненужный документ в сторону.
— Да, — Огай сложил руки под подбородком. — Его способность должна справиться.
— Нет, — Дазай тут же вскочил и достал пистолет, который направил на босса. Элис подскочила. И всё то напряжение, что копилось месяцами, перелилось через край. — Вам мало Чуи?
— Дазай, это приказ босса. Это мой приказ.
— То есть, я ничего не могу сделать? — Осаму улыбнулся. Но улыбка эта, как у психа — сломанная и неправильная, не от сего мира.
— Да. Босс здесь я.
— Значит, теперь боссом буду я.
Огай знал, что так будет. По-другому боссом Портовой мафии не стать — только убить. Он не…
Выстрел прервал любые размышления, но Дазай не попал — Элис. Юноша тут же коснулся Огая, потому что стоял совсем рядом, и всё — светловолосая девушка растворилась в воздухе, пока её хозяин захлёбывался в агонии — всё же не зря Дазай столько времени провёл под руководством врача. Скальпель, пару секунд назад вырванный из-за пояса, торчал из шеи.
— Какая ирония, да, Мори? Убил и сам же умер от любимого орудия убийства… — рассмеялся Осаму, истерично прикрывая глаза. Он сделал это? Так просто? Всегда парой движений?
— Чуя… — Огай, собрав последние силы, пробулькал, когда Дазай говорил. — Он от тебя забере…
Тишина. Кровь мутными каплями падала на дорогие ковры, а Дазай дышал ну очень тяжело — потому что впервые убийство далось ему так нелегко. Аж… Трясёт. Ох… Вроде просто, а эмоции нагнетают, заставляя мучаться без причины. Это же просто убийство. Всего лишь.
Так ведь?
Альфа устало упал на колени, из последних сил нажимая на кнопку на пульте — яркие лучи солнца тут же ворвались в помещёние, а за панорамными окнами открылся вид на невероятной красоты восход. Да. Сейчас утро.
Сегодня началась новая эра Портовой мафии.
Умерший босс загнал мафию в угол. Огай — воскресил. Дазай — сделал империей.
Даже Токийские волки замолчали, когда Осаму, без помощи других организаций, заставил — именно заставил — дать ему разрешение на узаконивание всех действий. Танеда только скрипнул зубами, а Фукудзава хмуро прикрыл глаза, когда наглый подросток показательно заковырял пальцем в ухе.
Дазай был умным. Но люди всегда ошибались в чём-то — Осаму не исключение, потому что он думал, что иметь почти безграничную власть круто. Нет. Ни капли.
На него свалилось столько проблем, что ему хотелось взвыть. Акутагава верно ждал когда начнётся новая тренировка, Коё стояла над душой и требовала отчётов, Анго, эта ходячая проблема, оказался предателем, Одасаку только молчал и ждал его действий.
И все чего-то от него хотели.
А он просто хотел напиться и уснуть.
Два года Осаму только и делал, что писал, обдумывал, предлагал, заключал и страдал. Он и думать забыл о суициде и сигаретах с героином, не до того было. Мори не делал всё в одиночку, ведь у него были Озаки, Хироцу и они, «Двойной чёрный». Дазай же всё делал сам, потому что не умел и не хотел кому-то доверять. Синяки под глазами стали частью жизни, а вместо крови у него тёк кофе.
На третий год случилось что-то странное.
Затишье.
Они искоренили вообще все мелкие группировки, всю преступность, кроме себя. Мафия стала более мирной и тихой — ужасу Дазай нагнал, что надо. Но тихо бывает только в двух случаях — перед бурей и после атаки стихии.
Так ведь?
Зря, очень зря Дазай не брал в расчёт Токийских волков. Эти пронырливые твари сумели обойти даже его, Осаму, и каким-то неведомым образом напасть на мафию. И когда, главное — в четыре утра!
О жертвах лучше молчать.
Озаки отращивала чёлку не ради красоты — пустую глазницу так скрыть было проще всего. Даже её Золотой демон не справился со скоростью мелкой девчушки, которая сумела задеть главу Исполкома. И пока не было эспера или врача, способного вернуть ей необходимый орган. Акутагава с трудом смог восстановить чувствительность левой руки, кости которой собрали едва-едва. Хироцу часто смеялся с болью в глазах и криво вставал на свой скрипучий протез ноги.
И это — лишь высшие чины, близкие к Дазаю люди.
Он сам не пострадал — когда босс пришёл на поле, всё уже было кончено. Из ниоткуда появилась дополнительная поддержка. Фукудзава убрал в ножны катану, Танеда хмурым голосом отозвал назад спецподразделения. Оба были недовольны и напуганы таким положением дел. Вот просто из ниоткуда вылезли эти твари и…
Но мафия справилась. О цене победы говорить не приходилось.
В дазаевской организации был недельный траур. Все долго отходили от случившегося, но босса никто не винил. И не смел винить — никто так и не узнал, что ВДА и ФСБ пришли на помощь по собственной воле, а не потому что Осаму попросил. Не в его стиле.
Альфа до сих пор помнил разговор с Юкичи. Он проходил в самом Агентстве, за чашкой чая и тарелкой сладких моти.
— Ты ведь собственноручно убил Ринтаро? — Фукудзава поднял серьёзные и глубокие глаза. Дазай нахмурился.
— Не каждый смел его так называть, — заметил босс. — Да. Я сам это сделал. А почему вас интересует этот факт?
— Вот поэтому.
Сказать, что Дазай был удивлен — ничего не сказать. На загорелой коже притягательно выделялась метка — самая настоящая метка альфы, причём поставленная очень давно. Юкичи сдержанно вернул кимоно на плечо.
— Но… Если я не ошибаюсь, вы оба были альфами.
— У всех свои грешки в прошлом, — отрезал Юкичи и, допив чай, спросил ещё одну вещь. — Я хочу попросить у тебя ключ от его кабинета. Дозволишь?
На стол легла плотная связка, из которой ловкие пальцы вытащили небольшой ключик.
После этого ВДА и мафия стали более-менее дружны, если можно так сказать. Акико Ёсано, некогда протеже Огая, с интересом обосновалась сразу и в Агентстве, и в лазарете чужой организации. Она же вернула Коё ее потерю, она помогла полностью оправиться и остальным. Только Хироцу отказался от ее помощи, но девушка не стала настаивать — у них явно было общее прошлое, о котором они умалчивали. В Мафии ей все равно нравилось — и ранений побольше, да и в целом они поинтересней! А Рампо Эдогава только и делал, что лез к Озаки с синдромом мамочки и таскал сладости у Юмено.
Одасаку продвинулся чуть выше по карьерной лестнице, но в целом ничего не изменилось. Ах да, этот хрен очкастый по имени Анго остался в мафии — Танеда вообще свихнулся с управлением организацией, и даже исполнительный Сакагучи решил по-тихому свалить.
Со смерти Огая прошло шесть лет.
Жизнь Дазая стала чуть лучше. Он неожиданно влился в работу и смог перебороть своих внутренних демонов. Правда, не всех — лень и похоть всеми лапками вцепились в его организм и не желали валить оттуда. Да Дазай и не был особо против всего этого. Наверное.
Босс буквально прописался у себя в кабинете и на полигоне. Новый поток новобранцев он лично тренировал. Те, кто были слабы, уходили к Акутагаве и Кёке, которые страдали от количества работы, что спихивал на них Осаму. Совсем немощные валили в дом к Озаки. Отрабатывать право на жизнь.
Он продолжал вести отвратительный образ жизни. Кофе все семь дней недели, постоянные отлынивания от приёмов пищи, виски каждые сутки, пять часов сна не иначе как божья воля. Дазай стал чувствовать себя отвратительно, но терпел. Место босса в мафии — это вам не носочки вязать.
А потом время словно стало останавливаться вокруг альфы, открывая ему новые грани жизни.
Он словно стал видеть привычную рутину иначе. В поле зрения все чаще стали возникать какие-то мелочи. Например, влюблённые парочки в парке перед мафией, молодожёны с колясками на улицах города. Родители со счастливыми чадами, которые с чумазой улыбкой трескали булки и шоколад. Пожилые люди, бабушки и дедушки, которые медленно шли по улицам, держась за руки.
Всё это сводилось к одному —
семья. То, чего никогда не было у Дазая. То, что буквально въелось в его сознание. То, что ему было так же непозволительно, как, например, увидеть бывшего напарника живым.
Дазай невольно вспомнил рыжеволосого мафиози, когда в очередной раз уставился на омежку с двумя чадами-близнецами. Интересно, как бы Чуя смотрелся в роли отца? Всё так же бы ворчал и кричал? Или наконец-то бы успокоился? Они бы были хорошими родителями? А какие бы у них были дети? Дазай хотел бы альфу. Маленького и кричащего, чтобы с голубыми глазёнками…
Стоп.
Что это было?!
Дазай с трудом сумел оставить мысли о несбыточном, чтобы сосредоточиться на работе. И
словно в насмешку Акутагава спустя пару недель привел в Мафию Ацуши. Яркого, смешливого и очень сильного парня. Юкичи взял его под свое покровительство, помог освоиться со способностью и принять ее, а потом с сожалением вернул под покровительство Осаму. Тот с интересом смотрел на беловолосого хрупкого юнца, который за мгновение призывал обузданного зверя и легким движением лап ломал даже самые твердые и прочные вещи.
Еще веселее было наблюдать за «любовным» треугольником, который сложился между Хигучи, Аку и Ацу. Первую Дазай оставил как командира специального подразделения, пятьдесят на пятьдесят состоящего из людей Мафии и ФСБ. И эта рассудительная, умная и исполнительная девушка выбрала себе объект воздыханий под стать. Акутагава же в упор не замечал всех ее намеков, наездов и взглядов, потому что сам точно так же смотрел на Ацуши. А Накаджима что? А он часами мог рубиться в приставку, жрать и не толстеть и визжать при виде любого котика от восхищения. Ему на романтику явно было до лампочки.
Но все изменилось, когда Дазай узнал о проблеме Накаджимы. Он честно пытался выглядеть обычным человеком, но из-за едкого запаха и недавнего обнуления совершенно потерял все ориентиры. Акутагава позже все объяснил боссу, и тот быстро принял решение. Всего спустя неделю Тигра прооперировали в одной из лучших клиник Токио, откуда его доставили обратно в Йокогаму.
— Ну как? — Аку улыбнулся и с интересом посмотрел на напарника. Да, Дазай буквально полгода назад «узаконил» их рабочие отношения, и теперь явно ждал того же на бумаге, но в плане брака. — Видится все теперь иначе, правда?
— Невероятно… — просипел Ацуши и восторженно завертелся. Кека, сидящая на его кровати, захихикала. — Это так странно, но мне нравится!
А потом его взгляд остановился на Дазай-сане.
Никто так и не понял, почему Накаджима завис секунд на десять, глядя прямо на босса, стушевался, а потом рассмеялся и продолжил охать и ахать по поводу новоприобретенной способности видеть.
Впрочем, никто — это сам Осаму. Изуми-тян знала, Акутагаве сказали позже.
— О, гляньте, Осаму протрезвел! — только и брякнул Анго, запивая кусок жареного цукини томатным соком. Спустя столько времени Дазай смог вытащить этих несчастных социопатов на совместный ужин, который оплачивал сам. Одасаку молча улыбался, слегка поводя рукой и волнуя виски в стакане.
— Помолчи, а, — вздохнул Дазай и стянул ненужные бинты с локтей. Жарко.
— А вообще, я думаю, тебе и правда нужно подумать о семье, Осаму, — осторожно заметил Одасаку. И он сам, и Анго понимали весь абсурд этого предложения, но видеть мучения лучшего друга, который зло зеленел на каждой второй семейной паре, уже надоело. — Да, понимаю, ты босс, но всё же… — Дазай не ответил. — И хватит так смотреть на виски, оно ни в чём не виновато.
— Да понял я… — пробормотал альфа. И почувствовал, как внутри родилась чокнутая, иррациональная его природе идея. Одасаку и Анго тихо вздохнули, понимая, что у них хоть что-то получилось.
На следующий день Осаму в пять утра стоял у двери, которая не открывалась уже двенадцать лет — запрещено. Руки тряслись, и альфа, цыкнув, схватил одной ладонью другое запястье. Пальцы дрогнули и всё же вставили ключ в замочную скважину.
Щелчок.
Всё в пыли. Вообще всё. Каждая бумажка в мусорном ведре, каждая ворсинка ковра. Шторы уже изъела моль, и те клоками висели на карнизе. Документы ровными стопками лежали на столе. Тут же валялась банка с безделушками. Какая-то непонятная штука. Тёмный пакет с…
Дазай упал в кресло, игнорируя серый слой пыли на нем. Взял первый документ в руки. У Чуи всегда был такой ровный почерк, словно он не в трущобах жил, а обучался в школе для чокнутых перфекционистов. Куникида Доппо, шавка агентства, точно бы оценил. Да…
Чуя…
Чуя.
Рука сама на автомате выдвинула верхний ящик стола. Рука нащупала деньги, сигареты и… Рамка. С пожелтевшей фотографией.
Чуя стоит и показательно курит, а Дазай рядом пинает камушек — это единственная нормальная фотка Двойного чёрного. В остальных случаях либо Чуя орал, матеря всех и вся, либо Дазай втихаря уничтожал все изображения. Дурак… Погодите.
Здесь же две фотографии.
А вот вторую Осаму видел впервые. На ней он обнимал Чую, который, страшно покраснев, с нежностью в глазах смотрел на него. Откуда…
«На память Чуе-куну!». А, ясно. Ане-сан постаралась, иначе быть не может.
А ведь… Чуя любил его, кажется. И… И Дазай его… Т-т-тоже…
Грудь сдавило, к горлу подступил ком. На глаза навернулись слёзы. И Дазай был в шоке от этого, потому что впервые в жизни плакал. Впервые, чёрт возьми…
— Даже после смерти ты меня не можешь оставить в покое… Чуя… Д-дурак… Господи…
Дазай сжался в какой-то комок и просто дал волю чувствам. Впервые в жизни. Да, он любил этого рыжего дьяволёнка, да, он скучал, да, он пытался привлечь во всех этих бесконечных насмешках к себе чуть больше внимания. Да, он…
Он губил себя только из-за того, что не смог принять смерть Накахары. Но почему до него столь очевидная вещь дошла только спустя двенадцать лет? Почему, просто почему?..
Озаки ещё долго удивлялась, отчего Дазай так и не вышел на работу в тот день. А Дазаю было не до этого.
Он долго, очень долго и методично перерывал свой шкаф. Большинство рубашек не подходили для такого важного события, их Осаму сразу отшвырнул подальше. Его серые будничные костюмы тоже ни к селу, ни к городу. Взгляд невольно упал на чёрные пиджак и брюки вместе с тёмным плащом. Ностальгия, да…
Галстук не жал горло, карман оттопыривался из-за пачки сигарет в нём (единственная вредная привычка, которую он так и не переборол), руки немного дрожали. Глаз, доселе всё ещё спрятанный под повязкой, наконец-то увидел свет. Альфа снимал бинты только когда был один, потому пришлось зажмуриться на какое-то время.
Осаму мог сколько угодно надоедать Чуе, сколько угодно дразнить его и говорить ему всякие гадости. Но при этом только он мог знать его настолько хорошо.
Чуя любил пурпурную сирень. Может, поэтому он и был первой и последней
любовью Осаму, ведь значение этого цветка «Я полюбил лишь тебя» и «Ты моя единственная любовь в жизни»?
— Вы к кому? — старенький сторож хмуро оглядел Осаму с головы до ног. Подозрительно крякнул и сюрпнул чая.
— К родственнику. Чуя Накахара.
— Долго же вы шли, уж двенадцать лет прошло с его похорон… — сторож огорчённо цокнул языком. И не надоело ему тут столько времени окучиваться рядом с трупами? — Направо до конца. Там, где все заросло, увидите.
— Спасибо.
Всё и правда заросло. Дазай даже не сразу нашел могильную плиту, но причина такого запустения ясна — Озаки не нашла в себе мужества сюда прийти, Огай был мёртв, а Осаму слишком долго находился в рабстве у собственной гордости. Пришлось голыми руками, шипя и матерясь, рвать высокую траву и кленовые поросли, которые поддавались с трудом. Наконец, спустя полчаса мучений, Дазай смог расчистить площадь. Ещё бы плиту протереть…
Рядом на траву опустилась старая замасленная тряпка, а весь мусор забрал с собой сторож.
На фотографии Чуя улыбался. Задорно, весело, с оттенком издевки, как мог только он. Дазай, игнорируя грязь и холод, сел прямо на землю и облокотился спиной на камень.
— Ну… Я пришёл, коротышка. Надеюсь, ты сейчас опять кричишь, что меня ненавидишь…
Солнце сегодня было особенно ярким. Но оно, как и мёртвый рыжий омега, не умело говорить.
Дазай вернулся в строй. Всё было, как раньше — работа, спортзал, работа, дом, работа, полигон, командировка, дома, работа… Изменилось разве что что-то внутри. Иначе альфа не мог объяснить то, что стабильно, раз в неделю приходил на одну и ту же могилу и говорил. Просто, ни о чём. Все вокруг, кроме сторожа, видавшего на своем веку и не такое, косились на него, как на чокнутого, но мужчине было плевать. Он хрипло и тихо продолжал свой монолог, закрыв глаза и представляя, как рыжик сидит рядом и слушает. Дазай точно мазохист. Потому что после каждого такого сеанса в груди рождалось отвратительное чувство опустошённости и одиночества, которое глушили разве что виски и компания двух близких и единственных друзей.
— Дазай, мы… — Одасаку странно сглотнул, чего не бывало раньше. — Я и Анго…
— Кстати, где он? — альфа бестактно перебил друга, залпом выпивая остатки виски. Уф. Красота. Хоть немного отпустило, но еще пару таких раз в баре — и Акико ему переломает все, до чего дотянется, потому что он неминуемо пойдет к ней жаловаться на боли, а она станет рычать, что не лечит «алкоголизм и дурь серого вещества».
Вечерело. Дазай вытянул Сакуноске из дома и силком припёр в Люпин — Ода не возражал, потому что понимал, какого Осаму. Ведь он был первым, с кем Дазай поделился таким сокровенным.
— Мы скоро поженимся.
Дазай подавился алкоголем и выплюнул его на барную стойку под смешок Оды. Тот явно был напряжён, но виду не показывал. Осаму проморгался, прежде чем к нему вернулась способность мыслить. Что, блять… Стоп.
— Когда… Успели… — босс вытер рот рукавом фирменного пиджака и внимательно посмотрел на Сакуноске. Тот фыркнул.
— Он не уточнил, что у него течка. Ну… Это было около трёх месяцев назад, когда я напился с тобой…
— Ва-а-ау, — Дазай потянулся. И скорчил смешную рожу. — Быстро же вы. Свадьба будет?
— Прозвучало, как издевательство. Ты отлично знаешь, что мы не можем.
— Надеюсь, ваш ребёнок будет небритым очкариком от рождения.
— Умеешь шутить. Но мы просто распишемся, если отвечать на твой вопрос.
Одасаку продолжил что-то говорить, что-то вещая о планах на будущее, о возможном отпуске и возмущении Танеды, который все еще не оставлял попыток вернуть Сакагучи в ряды ФСБ. Новость явно далась ему нелегко — всё же от реакции Осаму зависело слишком многое. Ведь Дазай имел полное право убить всех, даже Одасаку и даже Анго — они его подчинённые. Но в последние годы босс лояльно относился к семьям мафиози, чего не было при Огае. Осаму смотрел на это сквозь пальцы, потому что потом страдать и убиваться по погибшим будет все равно не он.
И Дазай смог себе признаться — он тоже этого хотел. Как бы он не старался казаться злым и холодным, жестоким и гениальным, инстинкты и человеческая природа делали своё дело. Он, с детства лишённый заботы и одобрения кого-либо, остро нуждался в любимом человеке. Не в друге, как Сакуноске, и не в маминой пародии, как Озаки, и не в раболепном любовнике, как Акутагава. Он нуждался…
Нуждался в Чуе.
Но можно ли нуждаться в мёртвых? Наверное, да.
— Дазай-сан, я к вам с докладом, — Акутагава ужом скользнул в кабинет, когда Дазай, кусая пальцы и губы, пытался что-то найти о смерти напарника, потому что внутри родилось странное чувство того, что Накахара жив. Кажется, кто-то сошёл с ума, но этого кого-то подобное явно не заботит. Не сейчас, когда глаза уже вываливаются из-за огромного количества текстов.
— У тебя двадцать секунд.
— Взорвался склад на семнадцатой станции. Что прикажете? — сзади раздался стон умирающего кита. Господи, да за что опять ему эти разборки…
Осаму с трудом не вышел из себя по дороге до порта, где произошла авария. То же самое место, где умер Чуя… Хах, какая ирония. Взрыв был спланированным, но вреда не нанес — жалко было только то, что здание совсем новое, а его уже уничтожили. Хотя денег, судя по всему, было вложено не так много…
— Мы кое-что нашли! — раздался крик Хигучи-тян. Та прибыла на место намного раньше, поэтому взяла на себя руководство операцией. — Смотрите!
Подъёмный кран вытащил из-под обломков странное металлическое. Сооружение? Может, это контейнер? Или просто рухлядь?
А, нет. Погодите…
— Он пережил два взрыва! — Хигучи аж ахнула. Тачихара Мичизу, мелкая сошка, из-за способности разбиравшийся в металлах лучше остальных, со знанием дела продолжил. — Очень крепкая хрень. Если внутри спрятаться — тебе всё будет нипочём… Дазай-сан?
Альфа осторожно провёл по стороне контейнера, на котором всё было чёрным из-за сажи и копоти. Пальцы в шоке нащупали петли. Дверные.
— Тачихара, быстро открой его! — подчинённый беспрекословно выполнил приказ. С ужасным скрипом и грохотом дверь открылась. Внутри было полое пространство, но… Поручни, две бутылки с заплесневевшей водой, кардиган… Подождите? — Боже…
— Что-то не…
Хигучи всё поняла без слов. Только махнула рукой, мол, отойдите, а сама помогла боссу выудить предмет и добраться с ним до мафии. Дазай всю дорогу сжимал блеклую тряпку в в руках так, словно она ему дороже жизни. Хотя почему словно?
«Чисто теоретически, Чуя мог выжить… И… И скрыться… Но зачем? Почему? И как так вышло, что в первый раз ящик не был обнаружен?!», — думал Дазай всю дорогу до собственной квартиры. «Чуя… Неужели ты не умер тогда?».
Ванная, виски, холодная постель. Альфа так и не уснул в ту ночь, потому что мысли крутились вокруг находки.
Следующие пять лет прошли в пустых поисках напарника.
Каждый день Осаму просыпался лишь с одной мыслью: а вдруг сегодня получится? Он стал сумасшедшим, что зациклился на одном. Но лишь это помогало ему жить дальше, лишь это дарило призрачную надежду и делало человеком. Лишь это было целью в его жизни, ради которой он отступился от всего. Значение теперь имели только погибший и Мафия.
А потом в его кабинет вошла Озаки и громко выругалась. Рейтинги её публичного дома падали, за вчерашний день всего сорок клиентов. Сорок! Это позор! Дазай сморщился и отложил в сторону очередной «пустой» документ, в котором был некий Чуя Накахара, вполне подходивший под описание, житель Йокогамы, но это точно не его напарник. С двумя детьми и рыжая бестия? Нет, быть не может. Тем более глава «сучьей» обители, это что-то вообще за гранью возможного. Фото детей Дазай не стал даже искать, понимая, что это не то.
— Ты обязан решить эту проблему! — прошипела Озаки и ударила рукой об стол, и на секунду чёлка подлетела вверх, открывая вид на ужасный шрам — его Акико убрать не смогла. Он криво пересекал вполне здоровый глаз, поэтому челку женщина так и не отрезала. — Иначе мы лишимся части доходов! Причем огромной части!
— Успокойся, женщина. Из-за тебя болит голова… — Дазай устало потёр переносицу и хрустнул шеей. М-да. Ему уже… Тридцать три? А организм пока держится, вау. Хотя спина болит. И всё болит… — Акутагава, назначь нашим конкурентам встречу на сегодняшний вечер, попробуем договориться.
— Есть, — хмуро и сухо кашлянул мужчина, сидевший в кресле недалеко от стола Осаму.
— Берём «шапку». Вызвать к шести вечера всех, ясно?
— Да, босс.
«Шапкой» всегда были те, кто стоял у власти. Не так много человек, но своё призвание и должность они получили не за зря. И потому уже в девять подъезжали к «Восточному саду». М-да, сделано на славу. И как Дазай упустил это строение у себя из-под носа? Весьма опрометчиво.
Внутри был целый рай. Дорогая отделка, не какие-то подзаборные твари, а первоклассные шлюхи, знавшие себе цену. Озаки со знанием дела оглядывала заведение и, скрепя сердце, понимала, что проигрывала по всем фронтам. Возраст не позволял ей так же лихо бегать и швырять всех туда-сюда за неповиновение, дисциплина упала (хотя в таких кругах ее и не было, если совсем честно). И многие известные и умелые жрицы и жрецы любви переметнулись сюда. Сейчас они отводили взгляд.
— Добрый вечер снова. Вам сюда, — Хаюки-сан молча проводила гостей до конференц-зала, оставшись стоять за дверью.
— Мы к вам с визитом. Вас приветствует Портовая мафия, — сказал Акутагава и помолился всем богам, чтобы встреча прошла гладко. Ацуши виновато уткнулся куда-то в пол и не стал даже поднимать взгляда на Чую и парней. Он и думать не хотел о том, какие эмоции их сейчас обуревают.
Тишина длилась не меньше минуты.
— Думаю, мы можем начинать, — холодно отчеканил омега на другой стороне зала.
***
Переговоры кончились быстро. Озаки, до этого рычавшая и проклинавшая владельца борделя, быстро проглотила все слова и сипло извинилась за беспокойство. Ее трясло — Ацуши буквально тащил женщину на себе, пока Акутагава короткими и сухими фразами вынуждал босса двигаться.
Тот словно стал каменным изваянием. Шок парализовал тело, мысли, сердце билось через раз, а перед глазами стояла картина: двое высоких юношей и… Чуи. Чуя… Чуя жив.
Жив.
На улице Озаки не выдержала и разрыдалась в голос, с трудом находя в себе силы стоять прямо. Дазай облокотился на авто; о возвращении в Мафию ни шло и речи. Ацу и Аку молча буравили взглядом друг друга, и каждый не мог решиться высказать ту правду, которая витала в воздухе и была известна именно им.
— Извините, — тихий голос заставил всех присутствующих вздрогнуть. «Пушечное мясо» тут же навело на жертву автоматы, но Дазай остановил их. — Могу я… Поговорить с вами?
И снова это — невероятная схожесть с Осаму. Небесно-голубые глаза, цветные волосы, от природы явно каштановые, какая-то замкнутость и нежелание видеть людей. Последнее явно от Дазая, только в другой форме.
— Да, — сухо ответил Осаму, хотя внутри у него все перевернулось. На него сейчас смотрел его же ребенок, и это было за гранью понимания и самого босса, и всех остальных.
— Вы… Вы же Осаму Дазай? — названный кивнул. Озаки неподалеку всхлипнула и звякнула катаной. Подросток замолчал, хмурясь, а потом выпалил нечто странное. — Я надеюсь, вы не будете пытаться стать частью нашей семьи?
— Что? — Даже Акутагава с напарникам удивленно вздохнули. Юноша вздрогнул, но взгляда не отвел — еще более сумрачно и неприязненно уставился на потенциального кандидата в отцы.
— Это почему же? — холодно осведомился Осаму.
— Не думаю, что принимать в семью человека, который ничего не знал и не пытался узнать почти семнадцать лет — большая ошибка, — Дазай дернулся, желая сказать, что искал, но… Разве ему поверят? Нет. Судя по всему, близнецы знали правду и о Чуе, и об Осаму, и о Мафии. Но не на такую тихую враждебность он рассчитывал. Совсем не на такую.
— Но все равно не тебе это решать, а папе. Утихни, — из темноты входа выступил второй сын, и мафиози еще больше поразились тому, насколько он напоминал Осаму. Вылитая копия, не иначе. — Думаю, пока вам лучше уйти, потому что у Накахары-сана истерика, говорить он не будет ни о чем.
— Дазай-сан… — Ацуши мягко коснулся чужой руки. — Давайте не сейчас.
— Да. Конечно, — пустым голосом проговорил Дазай и, ничего не видя и не слыша, сел в автомобиль. Уже там, когда машина отъехала от «Восточного сада», он согнулся пополам и всхлипнул, схватившись за голову. Водитель в немом замешательстве посмотрел на босса, но ничего не сказал. Только выключил музыку и закурил, глядя на огни большого города перед лобовым стеклом.
Спустя пару минут перед борделем остались четверо: Аку, Ацу, Суми и Фами. Причем если последний просто выглядел ошарашенным, но не расстроенным, то его брат закусывал губу и пытался не раскричаться прямо здесь, на улице.
— Вы ничего ему так и не сказали? — Фамия вскинул брови. Мафиози молча мотнули головой. — Ясно. Наверное, это к лучшему. Надеемся, они с папой найдут в себе силы переговорить, то…
— Нет, — Сумире снова выпалил что-то, не подумав. Слово сорвалось с языка, и Фамия опасно сощурился, понимая, куда клонит брат. Омега на немой вопрос вздохнул и твердо, четко проговорил: — Я против того, чтобы они говорили.
— Прости?
— Я не думаю, что ему стоит доверять. Просто из ниоткуда появляется человек, который с вероятностью в сто процентов является нашим отцом. Боссом чертовой Мафии. Я в жизни не поверю, что он целых семнадцать лет не мог найти нашего родителя или просто узнать, по какой причине тот ушел. Я против любого их взаимодействия и не потерплю чужого человека в доме, — Сумире вскинулся, с презрением глядя брату в глаза.
Глаза Фамии опасно сузились. Ему переставал нравиться этот разговор.
— Он даже не был в курсе, что у него семья, тем более с нами, — попытался защитить свою позицию альфа, но омега фыркнул и, развернувшись, зашел внутрь заведения. Хлопнула дверь. Фамия зло рыкнул и хотел уже уйти, как…
— Стой, — Акутагава помолчал. — На самом деле тут ты прав. Он действительно последние пять лет искал вашего папу как бешеный, ни о чем больше не думал. А вообще, — неожиданно в руки слегка удивленного Фамии лег… Пропуск. Одноразовый и созданный для того, чтобы пройти к боссу. — Нам такие выдавали на экстренные случаи, надеюсь, он сработает. Лучше приходи завтра, когда он немного остынет.
Фамия ничего не сказал. Но в его глазах плескалась благодарность.
***
— Какого хрена, я спрашиваю?! — Дазай в который раз хлопнул рукой по столу. Подчиненные даже не вздрогнули — привыкли за десять минут криков. — Почему молчали?!
Ацуши, Акутагава и Кека стояли в кабинете босса и медленно умирали морально. Дазай не зря слыл мастером пыток: это сейчас он больше кричал на эмоциях, а до этого тихо и вкрадчиво говорил, но так, что у троицы шли мурашки по коже.
Они не могли ответить. Ацуши был здесь чужаком какое-то время, и его «зрение» до операции не позволило определить внешнее сходство. Акутагава узнал обо всем от него, поэтому тоже особо не был виноватым в неведении босса. Кека, знавшая обо всем, и заимевшая необходимые знания раньше всех, являлась, по сути, главной причиной истерики Осаму. Но девушка не была глупой — она поняла, что если у Дазая и Чуи и было совместное прошлое, то имелась причина, по которой они прекратили общение. Верно? Да и детей она видела только в школе крайний раз еще в начальной школе, поэтому лица Фамии и Сумире выветрились из ее памяти.
— Так и будете молчать? — хмуро осведомился Осаму. Тишина. — Лишаю зарплаты на месяц, Ацуши прямо сейчас идет к Ёсано-сан обрабатывать вчерашний порез, а Акутагава — на полигон к новичкам. Кека на полгода без отпуска. Свободны.
Накаджима скривился, ведь Акико питала к своим пациентам нездоровое желание замучить и добить всеми известными и не очень способами. Отношения Рюноске и обучения кого-либо были настолько плохи, что проще было поставить в качестве преподавателя в ВУЗ осла — толку будет больше. Поэтому, поняв всю тяжесть своего проступка и искренне раскаявшись, мафиози ушли.
И только Дазай сел отдохнуть в свое кресло и притронулся к кружке с остывшим кофе, как внутрь вошел еще один человек. Самый неожиданный посетитель, которого можно было ждать.
— Я невовремя?
Фамия. Вроде бы его зовут так. Он чуть выше второго близнеца, выглядит относительно взрослее и куда больше похож на самого Осаму. А еще он очень умело скрывает волнение, которое, видимо, так и хлещет из всех щелей.
— Вы с ними слишком строго, — помявшись в проходе секунд десять, подросток зашел внутрь и осторожно опустился в кресло сбоку. Дазай с нескрываемым интересом смотрел на него.
— Заслужили.
Молчание длилось недолго. Осаму встал, вышел и через пять минут вернулся со стаканчиком кофе, который протянул подростку. Тот благодарно кивнул и отпил.
— Черный без сахара? Обожаю.
— Аналогично, — хмыкнул Осаму. И внутри все странно колыхнулось. Так много общего… — Знаешь иностранный? — заметив одну из книг из своей коллекции в руках юношу, написанную на иностранном, спросил босс. Фамия кивнул.
— Немецкий, французский, английский. Общаться на них умею, но без практики все равно туговато, — подросток поднял взгляд и посмотрел на отца. — Это правда? Что вы… Ты не искал папу?
— Я тебе больше скажу, — Дазай кинул со стола бумагу с полной информацией о составе семьи Накахара. Фамия присвистнул. — Вчера специально отложил, потому что вообще не верил, что карлик может воспитать детей, — ребенок заулыбался.
— Карлик? Серьезно?
— Ну ростом вы в меня пошли, так что вполне оправдано! — с легкой натянутостью рассмеялся Осаму. Фамия покачал головой. — Кстати… Твой брат. Он?..
— Тут можно даже не пытаться. У него сильные проблемы с социализацией и общением, за шестнадцать лет жизни только один друг. Поэтому, думаю, ему нужно время, чтобы все принять. И… — Фамия отставил стаканчик. — Ты будешь пытаться поговорить с папой?
— …да. Но не сегодня. Я сам еще не отошел от осознания своего отцовства.
— И то верно. А еще, — Фамия мгновенно изменился в лице. Словно нацепил на себя маску шута. Осаму аж проняло от того, насколько подросток сейчас копировал его. — Можно мне сам босс окажет услугу в проведении экскурсии по оплоту зла и нечисти?
Снова странное чувство волнения в груди.
Так ощущается радость пребывания с семьей?
— Если будешь вести себя хорошо, то босс подумает! — Дазай улыбнулся.
«Может я и совершаю ошибку, потому что общаюсь с ним, но мне ни с кем не было так… Так…», — промелькнуло в голове у Фамии, когда через час Осаму поманил его за собой в лифт.
Еще нигде он не чувствовал себя настолько на месте, как здесь. Рядом со странным, хмурым и пустым альфой, который за мгновение стал ему ближе всех.
Дазай показал ему самые красивые места главного офиса — да, они были. Уютные кабинеты (например, с надутым Ацуши, который все равно не смог сдержать улыбки при виде этой картины), красивые виды, библиотека, полигон. На последнем месте они задержались. Дазай предложил сделать пробные выстрелы, не думая, что подросток умеет обращаться с оружием.
Так и оказалось. Почти час они провели у мишеней: Осаму корректировал стойку сына, рассказывал хитрости и уловки для более точного выстрела, иногда что-то рассказывал. Фамии было немного непривычно обращаться с оружием, но оно жутко приятно холодило руки и удобно ложилось в них, и, казалось, это одно из самых близких подростку занятий. Он смог быстро схватить все премудрости стрельбы, и под конец часа у него неплохо получалось.
А потом Осаму с улыбкой взял пистолет, взвел курок и без каких-либо проблем одной рукой попал в пять мишеней. В центр. Фамия подавился воздухом. Отец заулыбался, преисполненный гордости, и сын рассмеялся.
— Ты сильно тут не зазнавайся, индюк! — схватив тычок пистолетом в бок, Фамия заржал громче. Дазай покачал головой. И пригласил на обед.
Посещение кончилось в пять часов — к Дазаю прибежала Хигучи с экстренным докладом о нападении неизвестной доселе организации на южные районы города, причем есть погибшие среди гражданских. Босс тут же посерьезнел и, извинившись, отправил Фамию домой. Тот, и так полный впечатлений, не стал задерживаться.
После он зашел к Номи, с которым без задней мысли поделился переживаниями и мыслями насчет прошедшего дня. За чаем, увлекательной беседой и морем сладостей юноши не заметили, как наступила ночь. Альфа ушел, думая, как будет объяснять все брату и папе.
Но этого делать не пришлось.
— Ну и где мы ходили? — перед квартирой семьи Накахара неожиданно нашлись Ацуши, который, как оказалось, шел к Чуе для разговора, и Хикэри. Последняя выглядела растерянной и огорошенной какими-то переживаниями. Какими — объяснять не надо.
— Тебя ебет? — обычно Сумире начинал улыбаться и паясничать после такого, но сейчас что-то пошло не так. Он резко вдохнул, а после открыл глаза. Злые, полные боли и оттого казавшиеся ультрамариновыми.
— Не поверишь. Да. Потому что если ты яшкался с тем ублюдком, дома можешь не появляться.
— Суми… — Хикэри удивленно сглотнула. Она впервые в жизни видела лучшего друга… Таким. И это ее пугало.
— И почему же? Я не имею на это права? — саркастично процедил Фамия. Обстановка накалялась, ночной воздух, казался, сгущался и неприятно холодил тело.
— А оно у тебя было?! — взорвался Сумире, буквально подпрыгнув на месте. До этого стоявший полубоком, он развернулся к брату и продолжил кричать. — Ты вот так вот просто доверишься какому-то психу, которого не знаешь, видишь третий раз в жизни, который, к тому же, глава мафии и насильник? Я ни за что не стану жить в одном доме с этим человеком! Не в этой, блять, жизни!
— Знаешь, я тоже не хотел бы жить в одном доме с ебанутым шизофреником вроде тебя. Ты правда думаешь, что сидеть в темном углу и не давать человеку возможности объясниться — правильная тактика? — Сумире побагровел от такого заявления.
— Слушай, ты! — Сумире с силой толкнул брата, который точно этого не ждал, а потому оступился на пару шагов. — Ты хоть, блять, знаешь, что заставило папу уйти из Мафии? Конечно нет! Что ты, что Дазай думаете членами, которые у вас вместо мозгов!
— Сумире! — это действительно стало страшно. Это плохо кончится, их надо остановить! И Ацуши тоже это понял, но сделать они уже ничего не успели.
— Действительно, винить во всем сильную сторону человечества, просто потому что развел ноги — лучшее решение из возможных. Теперь я понимаю, какого хера ты так спелся с папочкой, так отчаянно его защищаешь, — выплюнул Фамия, зло и тожествующее глядя на брата.
Ударь. Он заслужил.
Сумире закричал так, словно сходил с ума. Он бросился на брата, они оба полетели на землю. Завязалась драка, которая напоминала бойню. Кровавую и жестокую.
Сумире бил во все, что видел. Его трясло, его лихорадило — он даже толком ничего не понимал, потому что ненавидел. Это отвратительное и всепоглощающее чувство вело его, требовало разбить брату лицо, чтобы он больше ни слова сказать не мог, чтобы он заткнулся, чтобы
прекратил мешать
чтобы
не приближался больше к Чуе, не заслужил, слишком ничтожен
чтобы
остался калекой, вдруг хоть такой урок усвоит
чтобы
ВОСПОЛЬЗУЙСЯ МНОЙ
—
ДА ЧТОБ ТЫ СДОХ! — нечеловеческим голосом проревел Сумире, и его рука зажглась сиреневым цветом. Фамия, который почти ничего не видел из-за крови, даже не сразу понял, что сейчас будет. Всего пару секунд, чтобы опустить руку и…
— Нет!
Хикэри молнией метнулась к двум телам на земле и всем весом сшибла Сумире. Тот охнул, падая на землю, и его рука коснулась плитки на улице. Та тут же взлетела вверх красивыми осколками, от вида которых у Ацуши перехватило дыхание. Он слышал о способности Накахары, но…
— Пусти! Отпусти меня, дура! — Сумире извивался на земле, как червь в конвульсиях, и даже Ито-тян, которая могла физической силой посоперничать с самим парнем, еле его удерживала. Фамия вскочил и попытался подскочить к Суми, но Накаджима плотно обхватил его тигриными лапами со спины, боясь, что тот применит способность.
Но нет — братья были в ярости, и разум отключился.
— Я тебя заставлю взять свои слова назад! — прокричал Сумире и выгнулся. Лицо Хикэри исказила мука. Она явно из последних сил удерживала обезумевшего друга. — Я не собираюсь жить с таким, как ты! Заебал! Проваливай!
— Да пожалуйста, не подавитесь, уебки! — Фамия сплюнул и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошел обратно. Накаджима, виновато глядя на растрепанных подростков, пожал плечами и прошептал одними губами: «Простите его».
Сумире не выдержал. Он рванулся последний раз и… Всхлипнул. Мягко, как тряпичная кукла, упал на землю и разрыдался в голос. Ито окончательно офигела от жизни, наблюдая, как вздрагивает узкая крепкая спина Суми, на которой вся кофта была в грязи, крови и пятнах пота.
— Что… Что я наделал… — просипел парень, чувствуя, как разбитая губа огнем горит из-за соленых слез. Перед глазами все плыло, а в ушах повизгивал тот голос, который поддакивал ему во время драки.
Который заставил его едва не совершить самую главную ошибку жизни. — Что…
— Ты не виноват.
Ито осторожно присела рядом с другом, пытаясь не закричать от боли в ноге — когда она бросалась на помощь Фамии, то сильно разодрала голень. Кровь неприятно текла, запекаясь противной бурой коркой. Рану тянуло.
Превозмогая все невзгоды, она нашла в себе силы подтянуть друга ближе к ступеням подъезда. Крепко обняла, поцеловала в заляпанный кровью висок и начала шептать все, что приходило на ум, не задумываясь о последствиях.
Сумире изредка вскрикивал, непрерывно всхлипывал и вздрагивал. Он вертел головой, не соглашаясь со словами подруги, но… Истерика отступала. Горло перестала сдавливать удушливой волной вина, сознание прояснилось, страх отступил. Спустя полчаса парень затих, и Хикэри наконец перестала ласково перебирать его длинные волосы, которые волной рассыпались по плечам — резинка порвалась в пылу битвы.
— Идти сможешь? — тихо спросила она. Невидящим взглядом Сумире скользнул по ней, приподняв голову, и кивнул. Он попытался встать, но его мягко обняли крепче. — Не сейчас.
— Я все что можно и нельзя так застужу, — криво улыбнулся омега. Бета хмыкнула.
— Тоже верно.
Через пять минут подростки встали. Увидели то, насколько плохо выглядят, не зная, как это объяснить родным. Засмеялись. Хикэри, прихрамывая, решила дойти до Цубаки, потому что она явно жила ближе к этому месту. Сумире, отлично понимая весь спектр своих ранений, потащил себя до лифта, а оттуда на седьмой этаж.
Десятки царапин. Разодранный бок, где красовалась внушительная лужа крови. Разбитая губа. Возможно ушибы, один из них — на затылке, пока с Ито падал на тротуар. А еще с десяток кровавых ран по всему телу.
— Что ты… — Чуя аж руку ко рту прижал, потому что вовсе не этого ждал, когда отпускал сына гулять с приличной на вид девушкой. Он застыл, словно изваяние, а Сумире, превозмогая боль, подошёл к любимому отцу и осторожно обнял его. — Сын?..
— Прости, пап, — тихо прошептал омега. — Я подрался с Фамией, потому что слишком хотел тебя отгородить от него и Дазая. Прости…
Чуя почувствовал ком в горле. Буквально сегодня утром он рассказал всю правду Сумире, и тот… Тот сейчас еле стоял на ногах, не представляя, как в таком виде пойдет в школу. Ему скоро экзамены сдавать, а он тут мутузится со всяким сбродом. Хах…
— Дурак ты, Суми. Весь в меня! — рассмеялся Чуя, чувствуя, как по щекам покатились слезы. Он не сдержался и тихонечко завыл, утыкаясь носом сыну в плечо. Младший Накахара слабо улыбнулся и погладил родителя по голове.
Да, может, они поступили неправильно. Может быть, им стоило выслушать Осаму, принять выбор Фамии, но… И Сумире, и Чуя были людьми. А все люди хоть раз в жизни совершали эту ошибку.
Отворачивались, прогоняли, выпроваживали за дверь, отказывали в разговоре. Именно тогда, когда все можно было решить простым разговором.
Но пока что все правильно. Пока что они есть друг у друга, и большего им не надо. Совершенно.
***
— По какому поводу заявился? — несколько удивлённо протянул Осаму, наблюдая за тем, как «красивый» Фамия ужом влезает в его кабинет и садится на кожаный диванчик в углу. Быстро же он освоился тут. — С лицом что?
— Брат, — буркнул юноша. — Даже видеть их, блять, не хочу! Гордые нашлись! Нет бы поговорить, но хуй вам, да? — всё больше распалялся подросток, которого остановили тёплые сухие руки, развернувшие лицо к себе. Голубые глаза удивленно моргнули.
— Всё, тише, я тебя понял, — Дазай покачал головой. — Я понимаю твое негодование, но, как видишь, нашей семье быть целой и счастливой просто не суждено. И да, — палец щелкнул по губам. Младший альфа зашипел. — За мат.
— Тоже мне воспитатель… — скептически скривился юноша. И больше ничего не говорил, пока отец вытирал ему лицо тряпкой, а потом, опомнившись, пошел к Акико. Девушка только присвистнула на такие масштабы побоев, но ничего не сказала, принявшись за дело.
Уже вечером, когда Фамия был отправлен после небольшого допроса для пояснения ситуации в квартиру отца, Дазай не выдержал и закурил с бокалом виски в руке. Ему срочно требовался Одасаку, который точно мог бы его выслушать.
— Дазай? Так поздно? — на заднем фоне послышались сонные бормотания Анго. Судя по звукам, Сакуноске встал и вышел из спальни. — Это срочно? — хрипло спросил он.
— Да, — грубо бросил Дазай. — Важнее и срочнее ничего в жизни не было. Клянусь.
— Раз так… Люпин?
— Да.
— Буду через пятнадцать минут. Перед Анго завтра будешь меня сам отмазывать, — пошутил Сакуноске и отключился. Осаму облегченно выдохнул и потер глаза. Как он еще живет и функционирует с таким режимом и питанием? Непонятно.
***
«Может, мне все же извиниться?», — Сумире вздохнул и поморщился. Весь в пластырях и бинтах он валялся на кровати, слушая шум воды на кухне и приглушенную музыку. Телефон едва не выпал из рук, когда он снова захотел сменить положение. «Ладно… Скажу, и будь что будет».
Сумире с трудом нашарил брата в сети и застыл, глядя в экран.
«Пользователь добавил вас в черный список».
То, что он сделал так везде, объяснять было не нужно.
