В колыбели. . .

      Это было прекрасное утро, и семья Маяковских решила выбраться на природу. Уже была холодная осень в Петербурге, так что все решили, что им стоит поехать в Москву, провести всю зиму до весны там.       Есенин, безусловно, не смел даже перечить, он спокойно кивнул, когда ему об этом сообщили, а еще, скорее всего, он будет жить в одной комнате с Маяковским. Лиля не собиралась ехать в Москву, ей хотелось остаться тут. — Лиля, я сказал, что мы едем в Москву, значит, мы едем! — вскрикнул тот, даже не взирая на то, что в комнате был Есенин с ребенком на руках. Сережа прижал его ближе и укрыл, но уйти не мог, потому что его бы остановили. — Я сказала, что не хочу, Володя, черт! — ответила та, смотря злобно на Владимира. – Едь с его нянькой, а я хочу остаться в Петербурге одна!       Маяковский обхватил ее руку, но почувствовал взгляд Есенина, умоляющий не трогать ее. Будто Сергей хотел спрятать, пусть и такую ужасную мать, но не позволить обидеть Маяковскому. Он прижал к себе ребенка, качая немного, так как Осип издавал кряхтения, будто ему это вовсе не нравилось. Это продолжалось пару секунд; Маяковский отпустил ее руку и опустил глаза, снова хмурясь. — Пойдём, Сергей, — парень обхватил руку няньки, уже уводя парня с собой. Есенин чуть ли не бежал, все равно в бричку уже уложили все вещи, даже не отвертишься.       Сергея усадили в коляску, помогая усесться с ребенком. Маяковский сел рядом. Нянька гладил мальчишку по голове, улыбаясь, даже с какой-то грустью, пока Осип весело чему-то смеялся. — Поспи, солнце наше, путь далекий, а ты никак не успокоишься, — парень гладил его по голове, немного улыбаясь. Его пальцы обхватывала маленькая ручка Осипа, он лишь играл. Маяковский обратил внимание на активность ребёнка и взял сигарету, но его остановил Есенин. — Не при ребенке, уважаемый Владимир Владимирович, он же примет от Вас эту глупую привычку... — Почему же глупую? — спросил Маяковский, ненадолго устремив взгляд на Есенина, и рассмеялся. — Привычка глупцов, я бы сказал, — начал Есенин, поглаживая Осипа, который зевал. – Легко начать, легко пристраститься, а бросить не так-то просто. Вот сколько Вы курите? — В день по 7 сигарет, — ответил ему Владимир, прикрыв свои глаза. Почему-то на миг ему захотелось приобнять Сергея, почему-то захотелось прижать к себе. Он живет в их доме не так много, всего почти полгода, даже где-то 7-9 месяцев, а он уже так привязался к нему. Уже утро не проходит без кудрей, что идут по лестнице вниз за новым бельем для Осипа.       Маяковский уже не мог представить свои будни без прогулок с Осипом и Есениным, а главное – с Есениным. Ему нравился он, если так уже откровенничать, но как человек. Его мысли, размышления, он не походил вовсе на тех молодых, которых привык видеть тот, от кого и исходил неистовый к нему интерес. — А это и плохо, Владимир Владимирович, — ответил Есенин и поцеловал в лоб Осипа, который уже сладко сопел на руках. Осип себя чувствовал так спокойно в руках Есенина, что даже когда Лиля брала на руки, то вечно кричал и пытался выбраться, а тут такое послушание. Только на руках у Есенина Осип чувствовал то, что должен ощущать любой ребенок на руках у матери. Тепло и счастье. — Не уверен, не Ваша жизнь, голубчик.       Не успел Владимир договорить, Есенин его перебил и посмотрел на него: — Но зато Ваш ребенок и его будущее, не уверен, что Вам охота его портить, да? — парень взволновано смотрел на него, будто что-то задело его самые сокровенные уголки души, что это что-то так въелось в его душу, что теперь надо сопротивляться этому.       На протяжении всей поездки, Маяковский все время о чем-то спрашивал Есенина, а тот с улыбкой отвечал. Погода была прекрасна, иногда они останавливались, чтобы немного отдохнуть, а Осип мог погулять с «мамой».       Когда они приехали на место, то Маяковский быстро определил Есенина в комнату с Осипом, а сам ночевал в гостиной на диване. Их осень была прекрасна, Осип уже учился ходить потихоньку, а Есенин этому способствовал.       В один из довольно холодных октябрьских дней, когда снег еще не выпал, а озерца еще не так застыли, Маяковский вышел с Есениным на прогулку. Они решили проехать мимо Московских окрестностей, а Осип сидел радостный в коляске, улыбаясь всему. — Он стал таким активным, — сказал Маяковский. – Даже уже первое слово сказал – «мама», гордость за него берет. — Я тоже рад, что он уже так подрос, — Есенин грустно посмотрел на Осипа. Как только мальчик достигнет 5 лет, Есенин навсегда покинет этот дом, и от понимания этого сердце сжималось сильнее.       Маяковский едва заметным жестом остановил кучера и взглянул на Осипа, которому уже нетерпелось выскочить на улицу, а Есенин аккуратно взял его на ручки и спустился с колясочки. — Мы прогуляемся, — сказал Есенин и поставил Осю на ножки. Тот стал тянутся к Есенину, будто боясь, что он отпустит его, бросит, но Есенин крепко держал его. Он пошел с ним аккуратно по склону вниз, где было небольшое озерцо.       Раньше тут плавали уточки летом, Осип уже был здесь, поэтому немного узнал местность и потянулся к Есенину, а тот усмехнулся и сел с ним на траву, точнее, присел на корточки, чтобы малыш обнял его. — Да, тут были уточки, солнце, но, увы, ты не увидишь их, даже если сядешь мне на плечи,— сказал Есенин, когда почувствовал, что мальчик немного нахмурился. Так походил он на отца, что Сережа рассмеялся, но после поцеловал его в щеку, что-то шепча. — Пошли…       Сергей пошел передом к малышу, но расстояние от его пальцев до ручек Осипа были совсем ничтожны, всего пару миллиметров, чтобы поймать его, если тот испугается. Малыш вытягивал руки, но пальцы Есенина проворно уходили у него из-под рук, от чего Осип недовольно хныкал. Но если бы всё было так хорошо. Есенин совсем не заметил, как земля из-под его ног ушла. Он сам провалился вниз в воду, даже не успев этого сообразить.       Осип упал на землю и захныкал, настолько ему было плохо, но на эти звуки быстро прибежал Маяковский. Первым делом Есенин, после сын, пока тот возится, малыш может ухватиться за его ногу.       Они очень быстро вернулись домой, ведь Маяковский боялся, что подобное купание может выбить из колеи Есенина и навредить как-то Осе. Мальчик хныкал и тянулся к Есенину, пока врачи что-то делали у него кровати...