В колыбели. . .

      Владимир сидел на кровати и смотрел в окно, курил. Прикрыл глаза и медленно вдыхал дым. Боже, как он устал! Устал от всего, так хотелось взять все вещи и сбежать из этого душного Петербурга. Лиля все больше устраивает скандалы насчет Есенина, который вовсе не виноват в том, что он влюбился и теперь не может жить без Маяковского.       Все больше и больше времени они проводят вместе, сидят с Осипом. В этом году ему уже стукнуло три года. Скоро условный договор с Есениным расторгнется, он должен будет уехать навсегда. Скоро кончится жалование, веселые деньки с Осипом, а самое главное – горячие поцелуи и теплые объятия Маяковского.       Володя смотрел в окно и думал о том, что с Лилей невозможно жить, Осип вечно от нее бегает и вовсе мамой не зовет, отчего женщина кричит на бедного Сергея, который совсем ни причем. Поэтому думал об разводе, а Осипа в любом случае женщина отдаст отцу, ей-то он зачем?!       Сережа обнял шею Маяковского и нежно стал поглаживать по щекам. Медленные движения так расслабляли Владимира, что тот впал в некоторое сонное состояние, а после тихо прошептал: – Ты меня любишь, Сережа? – его пальцы стали поглаживать пальцы Сергея, который не отводил от щек Владимира своего носа. Вопрос прозвучал, а Есенин, кажется, и не собирался отвечать.       Есенин тронул губами щеки Маяковского, нежно поглаживая щекой кожу того. Мужчина весь напрягся, но не останавливал мальчишку, который был так рад даже таким простым касаниям. Потом пальцы стали поглаживать того по спинке. – Люблю, –ответил шепотом Есенин и усмехнулся, усевшись на колени Маяковского. Владимир поглаживал его по голове, а потом продолжил курить. – Я подумывал о разводе с Лилей, я не вынесу еще один год, а потом разлука с тобой, нет, не вынесу Сережа, – невесело усмехнулся Маяковский и достал еще сигарету. – А Ося.. – Я знаю, он не пустит меня и на тебя злится будет, – в тон ему рассмеялся Есенин и посмотрел на сигарету. – Прекращай курить, это плохо для меня и для Оси, так что все, давай...       Маяковский усмехнулся и посмотрел на него. Мужчина поцеловал юнца в лоб, а после прижал его ближе, нежно целуя его щеки. Владимир еще никогда не был так счастлив, как с этим мальчишкой, который так осчастливил его, открыл ему новые миры.       Есенин сам порой очень сильно удивлялся, как так смог преобразиться рядом с этим мужчиной, хотя разница в возрасте была не столь большая, чтобы говорить о каких-то далеких параллелях. Сергей, правда, полюбил его за все это время, так привык к его губам, шепоту, поцелуям, знал, что его пассия любит и всегда знал, что нужно ему в тот или иной момент. – Мне грустно это говорить, но остался год, – прошептал Есенин. Он положил свою голову на грудь Маяковскому, а после стал поглаживать его пальцы. – Мне очень грустно об этом даже думать.. – Не думай об этом, давай решим это позже, хорошо? – Да, Володя. . .