Как воспитать своего Шэнь Цинцю

Должно быть, это чудодейственное лекарство создали сами небожители. Всего за одну ночь бо́льшая часть ранений и порезов Шэнь Цзю затянулась. Наутро оба мальчика выглядели более-менее неплохо, и хозяин постоялого двора уже не провожал их странную компанию подозрительными взглядами. Хуа Цин заплатил за комнаты, и они приготовились отправляться в путь. Хуа Цин наклонился, намереваясь подхватить Шэнь Цзю, как и вчера, но мальчик грубо хлопнул его по рукам. Сейчас, когда он снова был в состоянии держаться на ногах, Шэнь Цзю отказывался позволять кому бы то ни было обращаться с ним как с несмышлёным ребёнком. Юэ Ци поспешил принести извинения за его поведение. Хуа Цин неопределённо хмыкнул, но ничего не сказал. Мужчина встал на меч, сзади него устроился Юэ Ци, цепляясь за полы чужих одежд, чтобы устоять, а Шэнь Цзю встал за спиной друга, цепко ухватив его за плечо. Даже с весом трёх человек арендованный клинок казался устойчивым и плавно скользил по волнам воздуха. Шэнь Цзю и без того был не слишком разговорчивым, Юэ Ци же воспитание не позволяло заводить разговор ни о чём. Сам Хуа Цин, очевидно, предпочитал не болтать попусту, пока с ним не заговаривали, поэтому их полёт проходил почти в полном молчании. Это вполне устраивало Шэнь Цзю, которого полностью захватил открывшийся перед ними чарующий пейзаж. Ветер свистел в ушах, пока они парили высоко над густыми волнами пшеничных полей и ярким пламенем кленовых лесов — мальчик замер, любуясь невероятной красотой вокруг. Они летели на мече почти целый день, останавливаясь лишь дважды, чтобы перекусить, и когда мальчишки вымотались настолько, что уже не могли самостоятельно держаться на ногах. Хотя Шэнь Цзю так ни разу этого не признал. Когда-то их заставляли попрошайничать на улицах, проводя на ногах с раннего утра и до поздней ночи, так что разница была невелика. Юэ Ци же не видел ничего предосудительного в том, чтобы попросить о небольшом отдыхе, отчего Шэнь Цзю лишь недовольно хмурился — кротость названного брата зачастую доводила его до белого каления. Хуа Цин не отказывал просьбам, и к концу дня они прибыли в ещё один город. Шуанху оказался гораздо оживлённее, чем места их коротких остановок, и, к их потрясению, именно здесь Хуа Цин собирался с ними проститься. — Время услуги, о которой я просил, ещё не пришло, но двери школы на хребте Цанцюн скоро откроются для новых адептов. Присоединитесь к ним в качестве новых учеников. В далёком будущем ребёнок по имени Ло Бинхэ постучится в эти двери. Шэнь Цзю, ты примешь его в ученики. В этом и состоит пророчество. Шэнь Цзю, может, и был молод, но вот дураком себя уж точно не считал. Стать заклинателем значило положить несметное количество времени и сил, чтобы отточить навыки совершенствования и овладеть духовными техниками. Услуга, о которой просил мужчина, могла растянуться на десятилетия. Неудивительно, что он с такой лёгкостью согласился их отпустить, когда они выполнят поручение! Но, с другой стороны, пойти ему было некуда. Да и перспектива стать заклинателем в уважаемом клане выглядела заманчиво — уж лучше он чего-то добьётся своими силами, потому что был твёрдо уверен в одном — бесплатный сыр бывает только в мышеловке. — И ты вот так просто уйдёшь? Не боишься, что мы сбежим, стоит тебе только отвернуться? Юэ Ци не понимал, почему Шэнь Цзю по-прежнему с таким подозрением относится к Хуа Цину, несмотря на то, что тот для них сделал. Если они смогут присоединиться к школе, это откроет перед ними прекрасные возможности. Юэ Ци с большим сомнением относился к своим собственным способностям, но вот у Шэнь Цзю определённо был талант. Во всяком случае, младший брат от этого только выиграет. Тем не менее, уровень подозрительности Шэнь Цзю граничил с паранойей, Юэ Ци невольно задумался, возможно ли, что тому было известно что-то, чего не знал он. Хуа Цин понятия не имел, что происходило в мыслях мальчишек, но не мог не признать, что подозрения Шэнь Цзю имели под собой основание: — Небольшой кредит доверия, без которого не обойтись. Этой суммы вам должно хватить, чтобы прожить в городе, пока не придёт время отбора, — сказал он напоследок, подкидывая тканевый кошелёк. Тот с тяжёлым хлопком упал прямиком в чуть подрагивающие ладони Юэ Ци – прежде мальчику не приходилось держать в своих руках столько денег. — Время покажет, окупятся ли мои усилия. Однажды мы снова встретимся. И так же внезапно, как появился, Хуа Цин исчез из их жизни. Наблюдая за тем, как мужчина неспешно удаляется прочь, мальчики растерянно застыли посреди оживлённой площади. Конечно, Шэнь Цзю не ждал, что задержится рядом с Хуа Цином надолго, но слишком уж много событий свалилось им на голову. Незнакомец вызволил их из личного ада и, снабдив чистой одеждой и суммой, на которую можно было прожить, по крайней мере, месяц, оставил в незнакомом городе — мальчик пребывал в полной растерянности. У него всё ещё не было достаточной уверенности, что мужчина не просто очередной сумасшедший, который не знает, как распорядиться свободным временем. Всё шло слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Шэнь Цзю бросил озадаченный взгляд на Юэ Ци, словно у того были заготовлены ответы на все его вопросы. Обычно красноречивый старший брат на этот раз лишь беспомощно пожал плечами. — ...Тем, о ком говорилось в предсказании, был ты. Я останусь подле тебя, куда бы ты ни пошёл, Сяо Цзю. Если хочешь сбежать, можем сбежать. Если решишь остаться, мы останемся. — А я уж было подумал, ты велишь мне быть послушным мальчиком и исполнять приказы этого чудика. Для Юэ Ци казалось совершенно естественным уступить право принятия решения Шэнь Цзю, даже если то, что он говорил, имело смысл. Юэ Ци убрал за пазуху мешочек с деньгами, дабы не привлекать лишнего внимания. При нормальных обстоятельствах он бы, без сомнения, постарался исполнить обещание. Но где-то на уровне подсознания его не покидало странное ноющее чувство, от которого он никак не мог избавиться. Юэ Ци постарался выразить собственные опасения: — Ты прав, но, Сяо Цзю... Ты вёл себя излишне осторожно с этим человеком, даже сильнее, чем обычно. Если тебе не по себе от его просьбы, я не стану заставлять тебя. Он не узнает, если мы сбежим. Так, значит, Юэ Ци заметил, каким сдержанным был Шэнь Цзю подле Хуа Цина. Даже себе Шэнь Цзю не мог толком объяснить, отчего с таким недоверием отнёсся к человеку, которого встретил всего несколько дней назад. Возможно, всему причиной послужила его чрезмерная доброта, или же дело было в упреждающей манере поведения, что Шэнь Цзю затруднялся сказать, что из этого было искренним, а чем двигали личные интересы. Ему было бы гораздо спокойней, окажись Хуа Цин холодным и равнодушным или дай он ясно понять, что преследует исключительно свои цели. Шэнь Цзю, по крайней мере, понимал людей, которые действуют в соответствии со своими собственными желаниями; он сам был одним из них. Несомненно, его подлости хватит на то, чтобы просто забрать деньги и сбежать. Но что они будут делать, когда деньги закончатся? У Юэ Ци были все шансы выжить, в отличие от Шэнь Цзю, он вполне сносно мог читать и писать. Его друг был благожелательным и вежливым, он бы с лёгкостью преуспел в любом деле. Но Шэнь Цзю едва ли было под силу что-то из перечисленного, он выбивался из признанных в обществе моделей поведения. Даже в столь юном возрасте Шэнь Цзю осознавал это, и от понимания становилось горько. Пожалуй, это стало главной причиной, отчего предложение Хуа Цина звучало так заманчиво. Решившись, он уже не сомневался, что справится с ролью заклинателя. Стать учеником известного ордена означало всегда иметь пищу и крышу над головой. Стоит ему только захотеть, и Шэнь Цзю сможет проводить день за днём, оттачивая тело и разум, чтобы больше никто не смел смотреть на него свысока. Что касается просьбы Хуа Цина, он мог заниматься этим в своё свободное время; если его встреча с этим Ло Бинхэ предначертана судьбой, рано или поздно это случится, ему всего лишь достаточно дождаться его в школе Цанцюн. — Давай найдём место, где можем остановиться, пока школа не откроет двери... Хуа Цин, верный своему слову, совершенно не беспокоился о том, сбежал Шэнь Цзю или нет. Негромкий смешок сорвался с его губ, глаза отливали багряным светом, пока остальное лицо оставалось надёжно скрыто за слоями одежды. То, с каким упорством юный Шэнь Цзю отказывался принимать любые его слова за чистую монету, казалось почти очаровательным. Эти вызывающие глаза, дерзкое сияние которых он так сильно презирал и изо всех сил стремился уничтожить, но так и не смог потушить до самого конца, сейчас искрились невинным светом на лице юного мальчика. «Само собой, ты волен сбежать, Учитель. Но от меня тебе не спастись. Я найду тебя, куда бы ты ни пошёл», — размышлял он про себя, пребывая в довольно приподнятом настроении. Он уже напоил Шэнь Цзю своей демонической кровью во время вчерашнего ужина. У его жертвы не было шанса сбежать, и даже если Шэнь Цзю попытается — он придумает иной способ, чтобы вернуть Шэнь Цзю в город Шуанху, и сделает так, что присоединиться к школе Цанцюн станет для него единственным выбором. Он долго и упорно размышлял, прежде чем решиться пойти на этот шаг. Как и сказал Учитель из альтернативного мира, изменить прошлое означало отказаться от всего, чего он достиг — его бесчисленных жён, детей и объединённых Трёх Царств одним махом. И зачем ему лишать себя всего этого только ради того, чтобы вернуть к жизни эту мразь? Хуа Цин попытался представить всё в виде шкалы ценностей, сравнив их значимость, но мысли неумолимо текли в совершенно другую сторону. Ответ оказался до нелепого прост и лежал прямо на ладони: он просто этого хотел. Его грудь сжигало неистовое чувство, которому он не мог дать названия. Он просто знал, что не мог позволить Шэнь Цинцю умереть вот так. Он хотел этого мужчину в своей власти, живого. Чтобы он корчился в агонии, и его страдания на этот раз оказались намного страшнее; или же он просто пытался себя в этом убедить, пока не заглянул в прошлое подонка. Хуа Цин был готов проклинать Учителя из другого мира за его предложение. Шэнь Цинцю обидел его, мучил его, обращался с ним, как с безродной псиной, так что все его пытки были оправданы. И всё же ему стало неуютно, стоило краем глаза взглянуть на то, что он всегда считал жалкой и бессмысленной историей негодяя. Хотя она всё ещё казалась жалкой и бессмысленной; в жизни Шэнь Цзю и без того ничего не осталось, даже удивительно, как он умудрялся взваливать на себя ещё и вес ответственности за Юэ Цинъюаня. Мысль об этом оставляла кислый привкус на языке. И он должен был пожалеть его? Понять, почему он превратился в того, в кого превратился? Вина за то, что он сейчас на полном серьёзе рассматривал возможность пощадить Шэнь Цзю, лежала целиком и полностью на том, другом Учителе. Хуа Цин не знал, плакать ему или смеяться, а он-то думал, у него в душе больше не осталось сострадания. Вся доброта и милосердие пришлись на долю многочисленных жён, которым досталась вся его нежность. Но тень, которую отбрасывал Шэнь Цзю, навсегда поселилась в тёмных глубинах его сердца; даже когда он всей душой презирал этого человека, он всё ещё не мог позволить ему умереть. Словно Шэнь Цзю наложил на него проклятие, способное успокоиться, лишь когда Хуа Цин подвергал его пыткам и прислушивался к мучительным крикам. Только однажды Шэнь Цзю не удалось развлечь его — когда он принёс весть о смерти Юэ Цинъюаня своему сломленному, но по-прежнему дерзкому Учителю. Хоть он и осмелился расхохотаться ему в лицо и проклинать на чём свет стоит, его разум, казалось, находился далеко. Хуа Цин ненавидел это чувство; ненавидел, что Шэнь Цзю имел наглость думать о чём-то ещё, когда он стоял прямо напротив него, раздирая Шэнь Цзю на части, словно дикий зверь свою жертву. Разгадка нашлась, когда демон заглянул в воспоминания Шэнь Цзю в Царстве Снов. Он всегда ставил добродетель Юэ Цинъюаня ему в вину, тот не мог не броситься на выручку горным лордам своей школы. Хуа Цин оказался прав, но всё оказалось гораздо глубже — глава школы был единственным человеком, кто знал Шэнь Цзю с самого детства. Хуа Цин не был дураком, от него не укрылось, что бред, который бормотал Шэнь Цзю в агонии, вовсе не означал, что бессмертный оказался неспособен простить Юэ Цинъюаня. В нём говорили отголоски чувств к тому, кто когда-то разделил его безрадостное прошлое. Это откровение возмутило Хуа Цина до глубины души; как подонок вроде него оказался способен испытывать боль за чью-то судьбу? Почему тогда Шэнь Цзю ничего не чувствовал к нему? Если при их первой встрече Шэнь Цзю действительно разглядел в юном Хуа Цине себя, почему был так жесток и не проявил ни толики сочувствия? Но как только эта мысль сформировалась в сознании, слова другого Шэнь Цинцю всплыли в памяти, будто продолжали преследовать его. «Так ты планируешь стать таким же, как и Шэнь Цинцю, жестоким и несчастным?» Шэнь Цзю заслужил это, Хуа Цин почти зарычал. Его возмездие было справедливым, он всё ещё твёрдо в это верил. Но где-то в самом дальнем уголке сердца крошечная его часть уже знала правду. Стальные когти его мести не остановились на страданиях Шэнь Цзю, его руки омыты таким количеством крови, что его хватило бы, чтобы затопить все Три Царства. И всё же в его душе царила пустота, которую могли заполнить лишь любовь его жён да мучительные крики Шэнь Цзю. Именно тогда Хуа Цин принял решение. Во что бы то ни стало он хотел, чтобы этот человек жил, в эту игру можно сыграть только вдвоём. Если они и вправду считают, что Шэнь Цзю достоин искупления, он собирался выяснить это сам. Теперь, когда он самолично обратил время вспять и доставил Шэнь Цзю прямо на порог школы Цанцюн, ему осталось лишь подождать и увидеть, изменится ли Шэнь Цзю к лучшему. Конечно, совет Учителя из другого мира был всё ещё свеж в памяти. Если всё сработает, его воспоминания исчезнут, хотя Хуа Цин всё же не удержался и сохранил копию в надёжном месте. Ради блага Шэнь Цзю, лучше бы ему навсегда стереть из памяти воспоминания о своём прошлом. Если когда-нибудь Хуа Цин вернёт их, это будет означать, что их авантюра закончилась неудачей. Но всё-таки Хуа Цин ненавидел проигрывать. Если появится возможность восстановить воспоминания, он просто вновь пройдёт своей проторенной дорожкой и приберёт всё к рукам ещё раз. Эта затея с возвращением Шэнь Цзю была на самом деле не больше, чем способом убить время. Размышления Хуа Цина прервались, когда он понял, что его тело становится прозрачным. Губы растянулись в ликующей усмешке. То, что он исчезает так быстро, могло означать лишь одно — сердце Шэнь Цзю, несмотря на обуревающие сомнения, всё же выбрало школу Цанцюн. Удивительно, как быстро изменился ход истории, стирая Хуа Цина из этой реальности, стоило только Шэнь Цзю избрать свой путь. По мере того, как сознание угасало, небольшое сомнение сорвалось с его губ, но ему так и суждено было остаться без ответа. «Интересно... отчего игра с прошлым Учителя напрямую влияет на моё?..»