Как воспитать своего Шэнь Цинцю

До сего дня воспоминания о том событии прочно засели в памяти Шэнь Цзю. Бессмертный хмыкнул, кляня собственную сентиментальность. Он больше не Шэнь Цзю, теперь он — Шэнь Цинцю. Так же, как Юэ Ци давно стал Юэ Цинъюанем, уважаемым главой школы Цанцюн, к которой когда-то они присоединились вместе. Он же занял место горного лорда второго по значимости пика Цинцзин, что вполне устраивало Шэнь Цинцю, ведь он мог и дальше обращаться к Юэ Цинъюаню как к старшему брату. Само собой, Юэ Цинъюаню он этого никогда не скажет, иначе тот будет сверкать, как медный таз, если вдруг прознает. — Задумался о чём-то важном, Цинцю? — Я бы сказал тебе, шисюн... После этих слов взгляд Юэ Цинъюаня потеплел от нежности, и Шэнь Цинцю с трудом подавил в себе желание треснуть его веером. Эта ситуация повторялась из года в год, когда двери школы Цанцюн распахивались для новых адептов. Прогноз Шэнь Цинцю оказался верен; исполнение того маленького поручения, на которое они когда-то по прихоти согласились, растянулось на целые десятилетия, он уже успел стать горным лордом, а ребёнок из неизвестного пророчества так и не появился. Своё становление горным лордом Шэнь Цинцю также привык объяснять происками судьбы - не займи он столь высокое положение, не смог бы лично выбирать себе учеников. Ещё будучи главным учеником, он сопровождал своего учителя, попутно расспрашивая тех, кто привлекал его внимание, но среди них не оказалось никого с нужным ему именем. Каждый год наплыв претендентов был слишком велик, и никаких списков, естественно, не составлялось. Со временем это превратилось в своеобразный ритуал — ежегодно спускаться с вершины, чтобы отыскать мальчика из пророчества. Юэ Цинъюань тоже не забывал об этом и обычно сопровождал Шэнь Цинцю. Мало кто из остальных горных лордов мог похвастаться таким усердием в подборе потенциальных учеников. Опросить каждого ребёнка было просто физически невозможно, поэтому Шэнь Цинцю обычно узнавал имена мальчиков, которых он сам или же другой горный лорд выделяли из толпы. Само собой, это не осталось незамеченным. Горные лорды других пиков уже не скрывали своего раздражения, попутно обсуждая между собой, что даже если и примечали ученика с большим потенциалом, первым, кто выспрашивал его имя, всегда оказывался Шэнь Цинцю. Однако в открытую высказать своего недовольства никто не решался, ибо, как известно, Юэ Цинъюань всегда разрешал ему творить что вздумается. Большинству — если не всем горным лордам — давно известно, что они присоединились к школе в одно время и были знакомы задолго до этого. Они бы могли назвать Шэнь Цинцю любимчиком главы школы, если бы не видели собственными глазами, с каким раздражением Цинцю принимает излишнюю заботу Юэ Цинъюаня. И всё же, несмотря на явное недовольство, он не спешил отказываться от дарованных ему привилегий, и теперь горный лорд пика Цинцзин часто имел возможность самому выбирать себе занятия по душе и самовольно покидать школу, когда вздумается, что, само собой, не очень хорошо сказывалось на его репутации среди других пиков. А уж то, что, зачастую, узнав имя ребёнка, Шэнь Цинцю просто удалялся без лишних слов, безмолвно позволяя мальчишкам отправляться на обучение к другим горным лордам, приводило остальных преподавателей в состояние искреннего возмущения. Стоило детям узнать в той величественной фигуре, которая только что надменно проплыла мимо них, не одарив и парой фраз, знаменитого совершенствующегося с вершины Цинцзин, их охватывали смешанные чувства. Радость от того, что им удалось присоединиться к уважаемой школе, соседствовала с ощущением неполноценности, вызванной тем, что легендарный горный лорд второго пика не разглядел в них ничего особенного. Встречались и довольно невоспитанные юные наглецы, которые не гнушались опускаться до сплетен и даже громких скандалов, что неизменно оборачивалось для каждого горного лорда назойливой головной болью. Среди тех, кого странная привычка Шэнь Цинцю обходила стороной, можно назвать разве что Ци Цинци, которая принимала на обучение только девушек, да Лю Цингэ, который и вовсе не утруждался личным выбором новобранцев. Если мальчишки оказывались достойны того, чтобы пройти отбор и попасть на пик Байчжань, этого было достаточно. Нимало не заботясь о том, чтобы оказаться на первом или втором местах, Лю Цингэ вполне осознавал славу своего пика и понимал, что у них никогда не будет недостатка в учениках. В основе рейтинга вершин лежала вовсе не физическая сила, а, значит, изначально принимать её во внимание не было никакого смысла. Но даже это понимание не могло изменить его натянутых отношений с Шэнь Цинцю. Молва твердила, что их печально известному соперничеству положила начало Ежегодная Битва, на которой Лю Цингэ впервые одержал победу над Шэнь Цинцю. В тот раз Шэнь Цинцю был как никогда близок к тому, чтобы вернуться к своим старым привычкам, если бы Юэ Цинъюань постоянно не напоминал ему, что не стоит рисковать нарушением правил ради чего-то столь тривиального, как состязание в боевом искусстве. И, хотя прислушиваться к Юэ Цинъюаню было ему не по душе, бессмертный не мог не признать, что эта школа стала местом, которое он мог назвать своим домом, и потерять его сейчас Шэнь Цинцю хотел меньше всего. Это, возможно, был первый и единственный раз, когда горный лорд плотно стиснул зубы и, собрав волю в кулак, решительно направился на поединок, победить в котором у него почти не было шансов. Как и любой мужчина, он почти с завистливым уважением взирал на искусных воинов вроде Лю Цингэ, хотя Шэнь Цинцю скорее бы умер, чем признал это. Однако в те годы Лю Цингэ был совсем молодым и нахальным, в самом начале поединка он уже провёл чёткую грань между собой и людьми пика Цинцзин, которых всех поголовно считал книжными червями, а после и вовсе заявил, что исход сражения был предопределён с самого начала. Позже Юэ Цинъюань скажет, что, возможно, своими неосторожными словами Лю Цингэ пытался немного утешить Шэнь Цинцю — для пика Байчжань превосходство в боевой доблести считалось чем-то самим собой разумеющимся — но вот Шэнь Цинцю такие отговорки были ни к чему, мерзавцев он умел определять с одного взгляда. — Именно поэтому горный лорд знаменитого пика Байчжань будет всегда обращаться к этому учителю как к шисюну. Мастера нашей вершины в совершенстве овладели шестью искусствами, и для «книжных червей», как ты соизволил выразиться, возможность выдержать череду ударов, безусловно, говорит о ваших соответствующих способностях, или же, что скорее, об их отсутствии. Не удивлюсь, если ты не сможешь осилить даже Классику Поэзии. Разъярённый словами Лю Цингэ, сводящего к нулю все его усилия, Шэнь Цинцю нанёс ответный удар со всем присущим ему коварством. Что с того, что он проиграл в битве на мечах? Юэ Цинъюань был прав — это всего лишь проверка боевых навыков, и Лю Цингэ, вероятно, только этим и мог похвастаться. Шэнь Цинцю с лёгкостью сможет разгромить его по всем другим фронтам и не по одному разу! По правде говоря, аргумент звучал довольно жалко, но после обмена ехидными репликами чуть было не разгорелась ещё одна битва. Удивительным образом выпад Шэнь Цинцю о том, что Лю Цингэ оказался не столь сведущ в литературных искусствах, попал в яблочко, и теперь бессмертный целенаправленно давил на больное. С тех самых пор отношения между двумя горными лордами окончательно разладились. Лю Цингэ за это время успел заработать не самую лестную репутацию на пике Цинцзин, заведя привычку «обмениваться опытом», что на деле означало попытки при любом удобном случае нарваться на драку с Шэнь Цинцю, чтобы выпустить пар. Шэнь Цинцю оказался достаточно умён, чтобы не поддерживать предложенную забаву, но иногда тому удавалось разозлить его настолько, что завязывалась ожесточённая битва, в которой Шэнь Цинцю неизменно проигрывал. Это приводило его в такую бессильную ярость, что однажды бессмертный уже почти проникся идеей отравить невыносимого Бога войны пика Байчжань, если бы вдруг его ученики, столпившиеся вокруг места проведения очередной битвы, которые, как он думал, давно разочаровались в своём Учителе, терпящем очередное поражение, вместо этого не закричали что было сил: — Лю-шишу просто завидует, что нашему Учителю всё удаётся, и поэтому срывает свою злость на пике Цинцзин, как самый настоящий головорез! Всемогущий Лю Цингэ завидует ему? Внезапно настроение Шэнь Цинцю заметно улучшилось. Да и ощущение, когда чуть ли не впервые в роли злодея выступал не он, а кто-то ещё, оказалось неожиданно приятным. Он с трудом удержался от злорадного смешка, заметив, что Лю Цингэ залился краской от нанесённого оскорбления, и не стал упускать возможность посыпать солью свежую рану: — Разве этот учитель не учил вас деликатности? Даже если это правда, шиди Лю всё ещё горный лорд нашей школы. Научитесь с уважением относиться к гордости старших. А сейчас отправляйтесь тренироваться, пока шиди Лю не вознамерился наказать вас за честность. В тот день врата ада почти раскрылись, и, если бы не своевременное вмешательство Юэ Цинъюаня, катастрофы было бы не избежать. Хотя глава школы никогда не скрывал своего отношения к их раздору, он всё же не торопился принимать сторону Лю Цингэ: — Лю-шиди, такая жестокость не подходит для спарринга. Если спор можно разрешить словами, вам следует отдавать предпочтение цивилизованному пути! Другими словами, он мягко посоветовал Лю Цингэ перестать задирать Шэнь Цинцю. Слухи о том, что ученики пика Байчжань давно снискали себе славу «головорезов», и жалобы на их поведение поступали не только с пика Цинцзин, тоже сыграли на руку Шэнь Цинцю. Как только Лю Цингэ прямым текстом заставили отказаться от своего традиционного «обмена опытом», Шэнь Цинцю не удержался от злорадной усмешки. Однако эта ситуация неожиданно принесла хорошие плоды; теперь Шэнь Цинцю мог с лёгкостью выстоять в битве против любого, кроме Лю Цингэ. Пусть он и не хотел признавать этого, череда поединков с этим невыносимым гордецом способствовала росту его собственных боевых навыков. Само собой, бессмертный и под страхом мучительной смерти не собирался этого признавать. Даже сейчас они едва могли обменяться скупыми словами приветствия, не опасаясь, что обычный обмен фразами в любой момент мог перерасти в спор на обнажённых мечах. И вот этот самый Лю Цингэ присутствовал сегодня в числе прочих на ежегодном отборе учеников — что само по себе стало большой неожиданностью — наблюдая за претендентами, которые что было сил рыли ямы, пытаясь продемонстрировать свои способности. Он вежливо поприветствовал Юэ Цинъюаня, даже не потрудившись взглянуть в сторону Шэнь Цинцю, которого вполне устраивало, что его оставили в полном одиночестве. Кроме того, у него уже была приятная компания. Его самая младшая ученица Нин Инъин цеплялась за полы ханьфу и с большим интересом наблюдала за происходящим. Шэнь Цинцю помнил, как удивилась Ци Цинци, когда он принял совсем юную девочку в ряды своих адептов. Даже он сам не мог с уверенностью сказать, почему выбрал именно Нин Инъин, но что-то в том, с какой серьёзностью она копалась в грязи, а после широко улыбалась, отчего нежное чумазое личико светилось простым детским счастьем, неосознанно привлекло его. Шэнь Цинцю с одного взгляда мог сказать, что Ци Цинци уж точно не собиралась давать Нин Инъин ни единого шанса попасть на её вершину, поскольку её мягким чертам не дано было превратиться в утончённую красоту учениц, населявших пик Сяньшу. Пусть так, но она демонстрировала приятную глазу грацию вкупе с достаточным потенциалом, и Шэнь Цинцю чувствовал, что Нин Инъин под силу превзойти многих в мастерстве самосовершенствования. Большинству учениц Шэнь Цинцю были присущи схожие с Нин Инъин черты — они не могли считаться непревзойдёнными красавицами, но обладали невинным очарованием. Некоторые из них выросли в бедных семьях, что с достатком восполнялось воспитанием, и это заставляло их братьев по школе лишь с удвоенной заботой и трепетом защищать своих сестриц. — Шэнь-шисюн... Никогда бы не подумала, что вам по вкусу милый и невинный типаж. Однажды во время одного из званых ужинов Ци Цинци обронила подобную фразу, и Шэнь Цинцю чуть было не разломил свой излюбленный веер пополам в приступе гнева. Ни для кого не секрет, что он обладал не самым благородным характером, но, будь то преднамеренные инсинуации или простое недоразумение, клевету в отношении себя он стерпеть не мог. В памяти Шэнь Цинцю ещё свежи были воспоминания о сестрице-рабыне, которая с детства заботилась о них; той, что позже продали на забаву отвратительному старику. Даже будучи ребёнком он понимал, что бесправное положение делает их уязвимыми и беззащитными перед лицом людской похоти и пороков, и в сердцах проклинал ненавистную рабскую долю. Никто в клане не знал о болезненном прошлом, кроме Юэ Цинъюаня, но, по его мнению, даже намёки на подобную низость должны были караться смертью. От Ци Цинци, конечно же, не укрылось негодование Шэнь Цинцю, но она и не думала отступать и вместо этого весело продолжила: — А что ещё я могла подумать? Все ученицы выглядят так, словно растут под крылом папочки! Достаточно ли ты строг, как их Учитель? — Шэнь Цинцю замер в нерешительности. Он впервые слышал, что его сравнивают с отцом этих детей. Несомненно, он вкладывал больше заботы в обучение девочек, особенно учитывая, что им в их возрасте приходилось жить и расти бок о бок с мальчишками. А возможно, он просто проецировал на них собственную неуверенность, опасаясь, что грязь внешнего мира может повредить юным девушкам, и бессознательно брал их под свою защиту. Это вовсе не значило, что он забывал о строгости; их всех обучали столь же серьёзно, как и мальчиков. Бессмертный презрительно фыркнул, не скрывая своего раздражения: — Бессмыслица. Если у моих учениц и есть общие черты, то лишь потому, что Ци-шимей всегда удаётся собрать все редкие пионы в этом саду, а этому учителю достаются нарциссы. Ци Цинци смущённо рассмеялась: — Нарциссы не менее прекрасные цветы, а также считаются благоприятным знаком, — похоже, в тот раз благодаря обоюдному такту им удалось сохранить прочные отношения. Шэнь Цинцю вынырнул из воспоминаний, обратив свой взор к прилипшей к нему Нин Инъин. — Найдёт ли Ин-эр сегодня младшего братца? — Увидим, — ответил он как можно мягче, мысленно раздумывая только о том, как бы изловчиться да наградить Юэ Цинъюаня крепким пинком по голени, стоило лишь заметить, что глава школы наблюдает за их разговором с нежной понимающей улыбкой на устах. Почувствовав далеко не мирные намерения Шэнь Цинцю, Юэ Цинъюань обратил своё внимание к Лю Цингэ, мысленно одёргивая себя от столь бурной демонстрации привязанности к младшему брату: — Как всегда претендентов несчётное количество. Уже приметил кого-то талантливого, Лю-шиди? Острый взгляд Лю Цингэ скользил по большой площадке среди вырытых ямок, после чего остановился на одной маленькой фигурке. Выглядел мальчик довольно неопрятно, но упорства ему было не занимать, судя по тому, с какой решимостью он ковырялся в грязи. Ребёнок был довольно юн, в самом подходящем возрасте для совершенствования. Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю проследили за чужим взглядом, и вот уже глаза трёх горных лордов оказались прикованы к мальчику. — Кажется, лишь в нём одном есть хоть какие-то задатки таланта, — задумчиво пробормотал Лю Цингэ. Подобные слова от горного лорда пика Байчжань могли означать, что в этом мальчике определённо крылось нечто совершенно неординарное. Само собой разумеется, Шэнь Цинцю тут же направился к ребёнку, и Лю Цингэ даже не стал пытаться его остановить. Пусть он и не часто показывался на проверках юных талантов, но успел наслушаться историй других горных лордов, а потому прекрасно знал, что, узнав имя мальчишки, Шэнь Цинцю потеряет всякий интерес к юному кандидату в заклинатели. Гоняться за учениками было не в правилах Лю Цингэ, так что если мальчик в итоге выберет вершину Байчжань, так тому и быть. Мальчик заметил приблизившуюся фигуру, лишь когда высокая тень накрыла вырытую им ямку, и робко взглянул вверх. Величественный, почти неземной красоты мужчина возвышался прямо над ним, наблюдая за его действиями задумчивым взглядом. Выражение его лица оставалось холодным и настороженным, но юная девочка, что всё это время цеплялась за полы халата бессмертного, немного смягчила неприветливое впечатление, её большие яркие глаза взирали на мальчика с искренним восхищением. Стоило ребёнку поднять голову, от мужчины не укрылось, что глаза мальчика сияли как звёзды на чёрном бархате летней ночи, а мягкие волосы волнистыми локонами обрамляли ещё по-детски округлое лицо. — Как твоё имя? — Л-ло Бинхэ, господин. В момент, когда имя слетело с детских губ, Шэнь Цинцю испытал целый калейдоскоп эмоций. Десятилетия ожидания наконец подошли к концу. Но в то же время он вдруг с пугающей ясностью осознал, что не имел ни малейшего представления, что делать дальше. Таинственный незнакомец обещал, что однажды они встретятся, и логично было бы предположить, что он придёт за этим ребёнком. Возникала новая проблема: когда именно он собирался прийти за Ло Бинхэ? Как бы то ни было, давний счёт оказался оплачен. Шэнь Цинцю не любил оставаться в долгу, особенно если намерения, стоящие за благосклонностью человека, казались весьма сомнительными. — Ин-эр, проводи его на вершину. — Учитель, это мой шиди? Этот мальчик будет моим шиди? — Да, будет. Проводи его и попроси Мин Фаня нагреть тёплую бочку воды и выдать ему форму. Мальчик, кажется, с трудом мог поверить в то, что происходит, но девочка, которую учитель назвал «Ин-эр», радостно ухватила его за грязную ладошку и чуть ли не вприпрыжку побежала в сторону ворот. Юэ Цинъюань и Лю Цингэ озадаченно взирали на бегущих в их сторону детей. Шэнь Цинцю направился следом, походя бросив: — Я забираю этого мальчика. Лю Цингэ, казалось, был потрясён настолько, что отказывался верить своим ушам. Мало того, что это противоречило всем россказням горных лордов, которых он успел наслушаться за это время, так вдобавок он не мог отделаться от ощущения, будто Шэнь Цинцю намеренно выбрал этого ребёнка, потому что Лю Цингэ разглядел в нём искорку таланта. — Похоже, я сильно задел гордость Шэнь-шисюна, раз он так стремится увеличить число учеников пика Цинцзин. Если Шэнь Цинцю и оскорбился, он никак не показал этого. Но, как и во всех их словесных поединках, он предпочёл оставить последнее слово за собой. По его губам скользнула насмешливая улыбка, Шэнь Цинцю положил ладонь на плечо мальчика, заставляя детей остановиться. Ло Бинхэ взглянул вверх на обладателя нежной руки, в глаза бросилась добродушная улыбка учителя, который только что выбрал его из многих других, а прозвучавшие следом слова потрясли его до глубины души. — Тысяча благодарностей шиди Лю за рекомендацию. После небольшой проверки этот учитель пришёл к выводу, что мальчик слишком хорош для пика Байчжань. Поэтому, пожалуй, я заберу его с собой под крыло вершины Цинцзин. Не догадываясь, а может, просто не придавая значения тому, что дал почву очередному сомнительному слуху о том, что лорд пика Цинцзин крадёт талантливых адептов, Шэнь Цинцю увёл мальчика за собой. Сосредоточившись на том, чтобы помочь детям удержаться на парящем мече, Шэнь Цинцю не заметил, с каким безграничным благоговением смотрели на него эти мерцающие, словно полуночные звёзды, глаза.