Как воспитать своего Шэнь Цинцю

Когда по возвращении Юэ Цинъюаню доложили о случившемся, он, мучимый тревогой, сразу же заторопился на пик Цинцзин. Ученики Шэнь Цинцю прилежно поприветствовали главу школы и, пока их Учитель был занят практикой на гуцине, Юэ Цинъюань воспользовался случаем справиться о благополучии юного поколения. Особенно его беспокоило состояние Ло Бинхэ после того, как собственные адепты поведали о героических усилиях молодого человека в поединке против демона, победить которого казалось невозможным. Ло Бинхэ низко поклонился Юэ Цинъюаню, глаза ярко сияли от плохо сдерживаемого счастья. Счастье это, однако, к заботе Юэ Цинъюаня не имело никакого отношения. — Этот ученик был выбран Учителем для участия в битве, я и не думал о поражении. Учитель похвалил меня за то, что превзошёл его ожидания, и даже спас этого ученика от вероломного нападения исподтишка. Благополучие этого ученика ничтожно по сравнению с Учителем, который столько сделал для меня, — выпалил он на одном дыхании, едва сдерживая волнение. Юэ Цинъюаня приятно удивило известие, что Шэнь Цинцю похвалил кого-то, и отчего-то он давно предполагал, что тем, кто первым услышит особенные слова, станет именно Ло Бинхэ. В конце концов, невзирая на своё беспристрастное поведение, Шэнь Цинцю не спускал ястребиного взгляда с цели, поставленной перед ним тем загадочным человеком. Юэ Цинъюаню казалось вполне естественным, что рано или поздно предмет его исследований вызовет более глубокие эмоции. Он мягко улыбнулся подростку: — Понимаю твоё счастье. Похвала от Цинцю — редкое явление, — его немало забавлял энтузиазм Ло Бинхэ, от которого мальчик, казалось, раздувался от гордости. В разговор вмешался встревоженный Мин Фань: — Простите этого ученика за грубость, но не мог бы глава школы Юэ узнать о самочувствии Учителя для нас? В последнее время он сам не свой. После этих слов Юэ Цинъюань заметно побледнел: — Что-то случилось с Цинцю? Нин Инъин покачала головой, отгоняя страхи Юэ Цинъюаня. — Учитель в порядке, глава школы. Просто в последнее время после занятий Учитель, бывает, надолго замирает, глядя на нас. — Учитель всегда держит мысли при себе. Если его что-то беспокоит, мы надеемся, глава школы выслушает Учителя, — добавил Мин Фань. Не скрывающий своих волнений Шэнь Цинцю — это зрелище, которое даже Юэ Цинъюаню редко удавалось увидеть. Он разделял тревоги учеников, пообещав со своей стороны сделать всё возможное. По возвращении Шэнь Цинцю адепты вернулись к занятиям, а Юэ Цинъюань последовал за горным лордом в бамбуковую хижину. — Как шисюн имел возможность убедиться, этот учитель находится в добром здравии. Нет нужды нестись сюда по каждому пустяку, — веер Шэнь Цинцю медленно порхал взад-вперёд, хотя волны воздуха, которые он создавал, не имели никакого практического смысла; ветер, проникающий сквозь открытое окно, приносил достаточно прохлады. Юэ Цинъюань не произносил этого вслух, но ему всегда нравилась бамбуковая хижина и сам пик Цинцзин. Окружённый пышной зеленью и неподвижным спокойствием самой вершины, бамбуковый домик больше походил на уединённое убежище, чем на жилище. На взгляд Юэ Цинъюаня, это место идеально подходило непостоянному характеру Шэнь Цинцю. — Безопасность любого члена школы находится под моей ответственностью. Кроме того, ты был единственным старейшиной, которому пришлось противостоять демонам. Излишне говорить, что я хотел бы узнать больше подробностей, — ответил Юэ Цинъюань, вырываясь из плена своих мечтательных мыслей. Насущные проблемы стояли на первом месте, да и Шэнь Цинцю всегда охотнее говорил, если они сразу переходили к делу. Школа Цанцюн со всех сторон была защищена духовными барьерами со стороны каждой из двенадцати вершин; для демонов прорваться сквозь них должно было стать непосильной задачей. Тем не менее, сам факт, что демоны осмелились пойти штурмом на пик Цюндин говорил об их уверенности, что им удастся преодолеть защиту. Обсудив возможные причины, Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю пришли к выводу, что любые дальнейшие размышления следует приберечь для собрания всех горных лордов. — Кстати говоря, Цинцю, твои ученики волнуются о тебе. Говорят, ты зачастую теряешь связь с реальностью под конец занятий. Твои мысли занимает ещё какая-то насущная проблема помимо вторжения? — Юэ Цинъюань попытался прощупать почву. Зная Шэнь Цинцю, тот скорее унесёт все свои проблемы в могилу, чем поделится тем, что его тревожит. Ему так и не удалось избавиться от недоверия к другим людям, поэтому Юэ Цинъюань никогда не переставал заботиться о нём. Шэнь Цинцю доверял своим ученикам так же, как мастер — своим подмастерьям, и даже после стольких лет Юэ Цинъюань оставался для него единственным близким человеком. Шэнь Цинцю смерил его долгим взглядом, прежде чем покачать головой. Если он отказывался отвечать, то заставлять его говорить не было никакого смысла. Вместо этого Юэ Цинъюань решил сменить тему и, улыбаясь, спросил: — Слышал, ты похвалил Ло Бинхэ за его ошеломительную победу... — договорить ему не дал Шэнь Цинцю, возмущённо воскликнув: — Это не похвала! Юэ Цинъюаня застала врасплох такая резкая перемена настроения. Возможно ли, что беспокойство Шэнь Цинцю как-то было связано с его словами одобрения в адрес Ло Бинхэ? Стараясь не вызвать очередной вспышки гнева, на этот раз Юэ Цинъюань осторожно высказал своё предположение: — Ты сказал, что он превзошёл твои ожидания?.. Шэнь Цинцю, казалось, задыхался от негодования, но поспешил возразить: — Это была констатация факта, а не похвала. Кто мог ожидать, что ребёнок одолеет демона? Он был прав, никто. Пусть Шэнь Цинцю и просчитал шансы на выживание, перевес был не на его стороне. Поэтому довольно логично утверждать, что Ло Бинхэ действительно превзошёл ожидания, одержав победу. Юэ Цинъюань согласно кивнул, мысленно сопоставив вопрос похвалы в контексте проблемы, упомянутой Нин Инъин. — Поэтому ты в последнее время странно ведёшь себя во время занятий? Ты пытаешься похвалить детей? Шэнь Цинцю сердито нахмурился в ответ на его предположение. — Что навело тебя на подобный бред? — Цинцю, ты всегда выходишь из себя, когда я прав, — Юэ Цинъюаня, вынужденного мириться с резким нравом Шэнь Цинцю практически всю свою жизнь, подобная реакция не удивила. Шэнь Цинцю же, недовольный тем, что старший названый брат видел его насквозь, с трудом подавил раздражённое рычание. И всё же, это беспокойное чувство неловкости действовало ему на нервы в течение последних нескольких дней. Единственным способом, которым Шэнь Цинцю, вероятно, мог успокоить свой разгорячённый разум, было выместить злость на этом до противного мягком парне. Не целясь, он прямо под столом нанёс яростный удар по чужой голени, от чего глиняные чашки угрожающе звякнули; спрятав взгляд за ресницами и уставившись на свою чашку чая, он вполголоса пробормотал: — Ло Бинхэ продемонстрировал беспрецедентный уровень радости от моих слов. С тех пор мои ученики как будто больше усердствуют в своих занятиях. Я никогда не давал им повода подумать, что скажу больше, чем того требуют рамки занятий... Этот учитель старался, но мне нечем их вознаградить. — Цинцю, не будь так строг к себе. Простых слов будет достаточно; возможно, похвалить их сочинение или почерк. Оцени скорость их роста или верную приверженность правилам пика Цинцзин. — Разве этот учитель выглядит столь щедрым на добрые слова? — Думаю, Цинцю это вполне по силам. — Откуда тебе знать? С чего ты вообще взял, будто мне это удастся? — Шэнь Цинцю зарычал, уже остывший чай в его чашке, казалось, слегка задрожал от тона чужого голоса. Юэ Цинъюань слегка вздохнул — если бы только его Сяо Цзю не был так упрям. — Потому что ты хороший человек, Сяо Цзю, — попытался он, но лишь раздул огонь яростного пламени Шэнь Цинцю. — Как бы не так! Это ты сделал меня таким! Если бы не ты, я... Такие вспышки были нехарактерны для его нынешнего благовоспитанного образа; Шэнь Цинцю шумно втянул воздух и усилием воли заставил себя успокоиться. Разбитая чашка осколками осыпалась из гневно сомкнутых пальцев, чай стекал со стола на пол с равномерным стуком капель. Взгляд Юэ Цинъюаня остановился на чужой руке. Какое-то время они молчали, пока он медленно отряхивал ладонь горного лорда от острых обломков. В обычно спокойной атмосфере бамбуковой хижины это выглядело так, словно гневные возгласы Шэнь Цинцю заставили сам воздух осыпаться им под ноги. — Прости, Сяо Цзю. Я виноват в том, что тебе пришлось столько взвалить на себя. Мне лучше всего известно, как эти невзгоды повлияли на тебя... Но, пожалуйста, поверь мне, когда я говорю, что ты хороший человек. Если бы с самого начала в тебе не было семени добра, как ты смог бы стать тем, кем являешься сейчас? Разве Ци-гэ хоть раз солгал тебе? — Юэ Цинъюань не оставил попыток убедить Шэнь Цинцю, прижимая платок к его влажной ладони. Шэнь Цинцю плотно стиснул кулак, сжав шёлковый отрезок ткани. — Ты и сам знаешь, что всё это построено на лжи. Тебе известно, какой я. Как может этот... тот учитель, которого они видят, быть моей истинной натурой? Он — тот, кто обманывает, лжёт, хитрит и делает всё, чтобы выжить. Ци-гэ вырос в той же среде, но всегда был мягким и уступчивым. Видя столь разительную разницу между ними, как он мог быть настолько уверен, будто Шэнь Цинцю способен на хорошие поступки? Разве лишь это не являлось достаточным доказательством, что Шэнь Цинцю уже был рождён без малейших задатков доброты? — Ох, Сяо Цзю... — Хватит называть меня этим детским прозвищем, я больше не ребёнок! Толку от этого было немного, особенно, если он продолжал вести себя как ребёнок. И всё же, часть вины лежала на Юэ Цинъюане за то, что потакал его капризам, мстительно подумал Шэнь Цинцю. Но Юэ Цинъюань согласно кивнул на его просьбу; его улыбка дрогнула, но не угасла: — Ты всегда стоял рядом со мной, даже если сомневался в своём выборе. Цинцю, одна твоя преданность уже многого стоит. Даже если, на один малейший шанс, твоя натура и была порочной, людям свойственно меняться. Это касается и тебя, Цинцю. Взвалив на себя ношу в виде меня, ты сделал выбор в пользу перемен. Вот почему, даже если ты сам в это не веришь, я всегда буду верить в тебя, — произнёс он тихо. Он оставался на стороне Шэнь Цзю с самого детства; пусть и бывали времена, когда мальчик становился груб и безжалостен, так было не всегда. Неласковый мир вокруг превратил и без того мрачного и замкнутого Шэнь Цзю в ещё более угрюмого, но это не делало его плохим человеком. И всё же, он всегда был так уверен, что должен идти по дороге жизни один, что Юэ Ци просто не мог оставить его. Кто ещё сможет позаботиться о Шэнь Цзю, если не он? Однако, похоже, сейчас они поменялись ролями, на мгновение мрачно подумал глава школы. — Ты неисправимый оптимист. Шэнь Цинцю наконец сдался. Красноречием ничего не добиться, если твой оппонент упрям настолько, что не слушает аргументов. К тому же, подобный спор происходил между ними далеко не первый раз, не стоило тратить силы на пустой разговор. Юэ Цинъюань просветлел после неохотного отступления Шэнь Цинцю. И как только этот упрямец сам не замечает, что его желание уйти от спора и спрятать когти уже является верным признаком того, как он изменился и научился терпимости? — Ты утверждаешь, что я чересчур волнуюсь, но и ты тоже беспокоишься, Цинцю. Нет необходимости заставлять себя что-то говорить, если эти слова не будут идти от самого сердца. Ты должен говорить только то, что чувствуешь. Ты настаиваешь, что твои слова Ло Бинхэ не были похвалой — пусть так. Но даже если ты не вкладываешь в них подобный смысл, твои ученики могут думать иначе. Поэтому, думаю, лучшим решением станет оставаться честным. Твои ученики уважают тебя, не сомневаюсь, что они ценят всё, сказанное тобой. — Я прислушаюсь к совету Главы школы... Пусть он и оставался сердит, но уже относительно успокоился. В конце концов, слова Юэ Цинъюаня имели смысл, даже если всё, что он старался сделать — это подсказать Шэнь Цинцю самый простой выход из ситуации. Ему ни к чему чувствовать себя обязанным непрерывно хвалить своих учеников, нейтральных фраз более чем достаточно. Он как раз собирался перейти к другой теме, когда шум приближающихся шагов отвлёк их обоих. Вскоре после этого из-за двери раздался голос Мин Фаня, объявив: — Учитель, к вам горный лорд пика Байчжань. Шэнь Цинцю и Юэ Цинъюань обменялись недоумёнными взглядами. Памятуя напряжённые отношения Шэнь Цинцю и Лю Цингэ, последний вряд ли посетил бы пик Цинцзин по доброй воле. Особенно после того, как Юэ Цинъюань был вынужден прямым текстом запретить его визиты «по обмену опытом». Больше было похоже, что он пришёл поговорить именно с Юэ Цинъюанем. — Входите. Как только Лю Цингэ переступил порог хижины, на его лице, казалось, промелькнуло удивление, словно он не ожидал встретить тут Юэ Цинъюаня. Он немедленно поприветствовал главу школы, но Юэ Цинъюань махнул рукой, отклоняя формальности. С тех пор как вошёл, заклинатель не сделал ни шагу — так и застыл на том же самом месте, неловко теребя в руках холщовый мешок. Шэнь Цинцю приподнял бровь, разглядывая ещё более непреклонную, чем обычно, позу Лю Цингэ. Будто его застали в самый разгар боя или во время бегства. — Присаживайся, шиди Лю. Пусть их отношения и были далеки от совершенства, перед взором Юэ Цинъюаня они могли лишь обмениваться словами вежливости. Лю Цингэ через силу кивнул, при этом не отводя взгляд от стола. Юэ Цинъюань сидел по правую руку от Шэнь Цинцю. Это означало, он мог занять место либо слева от Шэнь Цинцю либо как раз напротив него. После долгих размышлений Лю Цингэ сел туда, где мог встретиться взглядом с горным лордом пика Цинцзин. Усевшись, он бросил быстрый взгляд на человека напротив, который спокойно смотрел в ответ. После многолетнего обмена ударами и колкостями для Шэнь Цинцю не составило труда заметить, что с горным лордом вершины Байчжань что-то не так. Хотя эти пронзительные глаза решительно смотрели на него, им не хватало привычной враждебности, а Шэнь Цинцю не сомневался — Лю Цингэ был последним человеком в Царстве Людей, познавшим искусство скрывать своё презрение. Сегодня он выглядел ещё более несгибаемым, чем обычно, создавая впечатление, будто Лю Цингэ был не в себе. Именно в этот момент в хижину вошёл Ло Бинхэ, неся поднос с чаем и закусками. Должно быть, Мин Фань поручил ему приготовить угощение, пока сам провожал Лю Цингэ. Мальчик как раз собирался поставить чай, приготовленный для гостя, когда заметил осколки чашки. Как бы ни был он хорошо воспитан, все манеры разом вылетели у него из головы; Бинхэ бесцеремонно поставил поднос прямо перед носом Лю Цингэ и опустился на колени рядом с Шэнь Цинцю. — Учитель, вы в порядке?! Вы поранились?! Ло Бинхэ, от чьего взгляда не ускользнуло, что ладонью Шэнь Цинцю крепко сжимал платок, захватило беспокойство, не мог ли Учитель порезаться об осколки. Такая неприкрытая забота заставила Юэ Цинъюаня улыбнуться, но Шэнь Цинцю недовольно нахмурился, слегка стукнув Ло Бинхэ по макушке веером. — Разве этот учитель выглядит способным на такую небрежность? У нас гости, веди себя подобающе. Убедившись, что ничего плохого не произошло, Ло Бинхэ снова неохотно поднялся на ноги. На этот раз он должным образом подал чай Лю Цингэ и передал Шэнь Цинцю запасную чашку. Эта вынужденная пауза, похоже, помогла Лю Цингэ немного успокоиться, и он, словно вспомнил о чём-то, водрузил мешок в центр стола. Взгляд Шэнь Цинцю обратился к сумке, после чего снова вернулся к Лю Цингэ, безмолвно спрашивая, для чего этот мешок. — Подарок, — наконец обрёл голос Лю Цингэ, но столь простое слово, как падение фишки домино, вызвало цепную реакцию. Улыбка Юэ Цинъюаня, казалось, ещё сильнее расцвела, спокойное выражение лица Шэнь Цинцю сменилось недоумением, а Ло Бинхэ, ожидавший дальнейших указаний, осмелился подозрительно прищуриться. Кто бы мог их обвинить, безмолвная вражда между пиками Цинцзин и Байчжань имела печально известную репутацию. Шэнь Цинцю недоверчиво рассматривал неприглядный мешок. Лю Цингэ, который едва ли до этого сказал ему больше десяти слов, если не считать оскорблений, объяснил так называемый дар: — Это не идёт ни в какое сравнение с тем, что я остался должен тебе после пещеры Единства душ, но однажды я возмещу сполна. Этого съедобного монстра я добыл на охоте в знак своих добрых намерений. На мгновение глаза главы школы потемнели от беспокойства: — Что-то произошло в пещере Единства душ? Шэнь Цинцю не посчитал нужным упомянуть об этом ранее, поскольку это могло пробудить более древние воспоминания, которые ему не хотелось ворошить в присутствии Юэ Цинъюаня, поэтому своим почти пылающим взглядом он отчаянно пытался передать Лю Цингэ безмолвную просьбу хранить молчание. Но, естественно, прямота Лю Цингэ сделала его слепым ко всякого рода скрытым намёкам. — Шэнь-шисюн помог мне исцелиться от искажения Ци. По словам Му-шиди, помощь оказалась как нельзя своевременной. Недавний разговор всё ещё был свеж в памяти, и Юэ Цинъюань с нескрываемой нежностью взглянул на Шэнь Цинцю. Тот в свою очередь знал, как мысль о том, что Цинцю пришёл кому-то на помощь, осчастливит главу школы, потому и пытался сохранить произошедшее в тайне. Преисполненный гневом, Шэнь Цинцю уже собирался наступить на ногу Лю Цингэ так сильно, как только мог, когда человек напротив снова заговорил. — Кроме того... я постараюсь впредь не истолковывать превратно твои намерения. Этот день с самого начала был странным, но сейчас превратился в настоящий кавардак. Все намерения Шэнь Цинцю нанести Лю Цингэ телесные повреждения отошли на второй план, и если бы он так хорошо не умел контролировать свои лицевые мышцы, то наверняка самым постыдным образом просто приоткрыл бы рот. Казалось, Лю Цингэ и вовсе не заметил внутреннюю суматоху Шэнь Цинцю, вместо этого буравя пристальным взглядом, пока заявлял о выбранном пути покаяния. Никто в комнате, кроме него, не знал правду, которую ему всё же удалось вытянуть из Шан Цинхуа. Шэнь Цинцю уже готов был поверить, что Лю Цингэ одержим, если бы твёрдо не знал, что его сила сводила подобную возможность на нет. Он даже проигнорировал ободряющий кивок Юэ Цинъюаня, наконец отмирая и осторожно спрашивая: — Какие намерения?.. Нет, в самом деле, Шэнь Цинцю хотел бы знать! Что имел в виду Лю Цингэ, когда заявил, что не станет больше неверно истолковывать его намерения? Обычно сдержанный Шэнь Цинцю чувствовал, что привычная маска трещит по швам. Сначала невесть откуда взявшаяся щенячья привязанность Ло Бинхэ, следом — непоколебимая вера в него Юэ Цинъюаня, а теперь вот смехотворно подозрительная искренность Лю Цингэ собиралась окончательно его доконать! — Му-шиди заставил меня понять, что твои слова не всегда совпадают с действиями. — Шиди Лю, я рад, что ты наконец понял истинную природу Цинцю. Должно быть, с точки зрения Юэ Цинъюаня это звучало как самая высшая похвала, но сейчас подобная фраза могла лишь усугубить любое неверное представление, что Лю Цингэ успел составить о Шэнь Цинцю. Тот всё же не удержался от очередного прицельного пинка по голени, но Юэ Цинъюань смиренно принял его, даже не изменившись в лице. От всего происходящего Шэнь Цинцю потерял дар речи, и, как ни странно, спасение пришло в виде Ло Бинхэ. Его ученик схватил мешок со стола, ярко улыбаясь Шэнь Цинцю: — Учитель, так как Лю-шишу сказал, что это съедобно, этот ученик приготовит что-нибудь вкусное! — прощебетал он. Выйдя из оцепенения, Шэнь Цинцю распахнул веер и сумел восстановить самообладание. Он кивнул, добавив: — Скажи Мин Фаню упаковать чайных листьев в подарок Лю-шиди. Ло Бинхэ послушно кивнул, покидая бамбуковую хижину. Никто из горных лордов не замечал, что его сияющему взгляду незримо удавалось сгладить гнетущую атмосферу, пока тот не ушёл. Однако стоило Ло Бинхэ покинуть комнату, Шэнь Цинцю осознал, что имеет дело с двумя довольно беспокойными людьми. Лучшее, что он мог сделать, это притвориться, будто ничего не произошло и попытаться отвлечь обоих. — Мы ещё не разобрались во всех деталях, но скоро состоится Собрание союза бессмертных, чтобы обсудить вторжение демонов. Лю-шиди без труда уничтожил большинство противников, поэтому, полагаю, вы не в курсе более ранних событий? — Я не слышал официального доклада, но Минъянь рассказала всё, чему стала свидетелем, — последовал ответ. Лю Минъянь приходилась ему родной сестрой, не было нужды сомневаться, что она всё расскажет. Лю Цингэ втайне был горд тем, что ей довелось принять участие в состязании, несмотря на поражение. Её упоминание о том, с какой добротой Шэнь Цинцю отнёсся к её проигрышу, поначалу вызвало лишь мрачную усмешку, однако, теперь он всё более склонялся к справедливости её суждений, признавая, что не стоит подозревать всех подряд в скрытых мотивах. — Понимаю. Лю-шиди, что ты думаешь о самом вторжении? — Они воспользовались шансом нанести удар, пока глава школы отсутствовал. Очевидно, что за Царством Людей установили наблюдение. Я не ожидал, что у них хватит смелости атаковать, зная, что все остальные горные лорды на месте. Пока Юэ Цинъюань и Лю Цингэ предавались размышлениям и вели разговор, Шэнь Цинцю пытался медленно собраться с мыслями. Лю Цингэ протянул ему оливковую ветвь мира лишь за то, что он помог ему. И, что самое удивительное, он, кажется, думал, будто действия Шэнь Цинцю в пещере Единства душ были обусловлены благородными порывами. Вот только, по мнению Шэнь Цинцю, это было единственным, что неверно истолковал Лю Цингэ. Если бы он не помог тому преодолеть искажение Ци, его собственная жизнь оказалась бы под угрозой. Шэнь Цинцю действовал исключительно в целях самосохранения и не скрывал этого факта. Однако, учитывая вмешательство Юэ Цинъюаня, понял, что ни того, ни другого убедить ему не под силу. Кроме того, он сомневался, что рассказ о том, как Лю Цингэ пытался убить его во время искажения Ци, как-то способен улучшить ситуацию. На память пришли слова Юэ Цинъюаня, что за добро Лю Цингэ платит вдвойне и, похоже, это был как раз тот случай, вне зависимости от причины поступка. Поразмыслив, он решил сдаться и позволить им творить всё, что заблагорассудится. Неважно, каким покорным казался этот Лю Цингэ, если это заставит его прекратить свои преследования, одно это уже могло считаться победой. Обретя душевное равновесие, Шэнь Цинцю вновь сосредоточился на беседе. — Это не сулит ничего хорошего для Царства Людей. Стоит организовать широкомасштабное истребление демонов и объединить усилия всех пиков, — размышлял Юэ Цинъюань вслух. Он крайне серьёзно относился к любой угрозе их школе, ведь это был их единственный дом. Лю Цингэ кивнул в знак согласия, но Шэнь Цинцю покачал головой. — Не утруждайся, это пустая трата сил. — Думаешь, истребление ничего не даст? Вопрос Лю Цингэ прозвучал резко, но в нём не было прежней враждебности. Шэнь Цинцю долго размышлял, как ответить, прежде чем произнести своим обычным равнодушным тоном: — Уничтожение демонов — это наша обязанность, но собирать целую армию для охоты бессмысленно. Главная проблема не в демонах. Нужно смотреть более широко. Юэ Цинъюань, всегда с радостью прислушивающийся к его мнению, ободряюще посмотрел на него, взглядом призывая продолжать. — Почему вообще демоны осмелились напасть? Всё потому, что хотели заполучить наш знак в качестве трофея. Трофей это способ получить признание. Тогда возникает вопрос, почему Ша Хуалин нуждается в признании? Этот учитель не знаком с обычаями демонов, но в человеческом мире престиж приравнивается к символу превосходства. — Цинцю, ты хочешь сказать, она стремилась доказать своё превосходство? — Юэ Цинъюань быстро ухватил его мысль. Шэнь Цинцю торжественно кивнул, не прекращая размеренно обмахиваться веером. — В столь юном возрасте она уже повелевает огромной группой демонов. На этот раз её попытка, возможно, была направлена на то, чтобы завоевать доверие бо́льшего числа демонов. Но, оставив в стороне её мотивы, как такая обширная группа демонов смогла перемещаться по Царству Людей, оставаясь незамеченной, особенно, когда совершенствующиеся несли дозор на границе? То, что глава школы покинул гору, было известно лишь присутствующим на собрании Союза бессмертных, — подытожил Шэнь Цинцю свои подозрения. Лю Цингэ наконец понял, к чему он ведёт, подозрительно прищурившись: — Ты хочешь сказать, среди нас есть предатель? — Не могу утверждать с уверенностью, так как доказательств пока никаких. Однако это бы объяснило, как они смогли перейти границы и передвигаться по Царству Людей, не привлекая внимания... То, что своей целью они избрали гору Цанцюн, также ставит под подозрение другие школы. Наш орден один из самых влиятельных, и каждый из двенадцати пиков оттачивает различные способности, а это значит, наша школа более чем способна справиться практически с любой ситуацией. Зависть — сильнейшая человеческая мотивация для совершения самых невообразимых поступков, и мы не можем с уверенностью утверждать, что другие школы относятся к нам благосклонно. Масштабная охота даст нам передышку, но не предоставит ответов. Вместо этого стоит усилить наблюдение на границах и собирать любую информацию о подозрительных действиях. Вероятность наличия предателя может быть невысокой, но мы всё же должны попытаться искоренить источник информации демонов. Если и была у Шэнь Цинцю способность, которую никому не удалось превзойти, так это его проницательность в самых патовых ситуациях. Он был пессимистом, всегда готовым к худшему, и не пытался внушать людям ложной надежды, потеряв которую, оставалось лишь впасть в отчаяние. Пусть сейчас его жизнь изменилась к лучшему, от старых привычек так легко не избавиться. Зная не понаслышке, каким пустым может быть понятие «справедливости», Шэнь Цинцю счёл подобный навык довольно практичным. Хребту Цанцюн недоставало защиты такого рода, и Шэнь Цинцю был только рад стать полезным. Любая змея придёт в ярость, стоит разворошить её гнездо палкой. Лю Цингэ не спешил подозревать другие пики, но зерно истины в рассуждениях Шэнь Цинцю присутствовало — время было подобрано чересчур удачно. Как люди могли не заметить, что демоны со всего царства собрались вместе, направляясь к пику Цанцюн? Чувствуя, что ещё одна граница его предубеждения стёрта, он задумчиво отхлебнул чай. Казалось, даже Юэ Цинъюаня поразил ход мыслей Шэнь Цинцю. Без сомнения, к таким выводам его привело привычное недоверие ко всему, что находится за пределами их школы. И всё же, он как никто знал, что скептицизм Шэнь Цинцю всегда был направлен на благо школы Цанцюн. Губы тронула мягкая улыбка; возможно, его и беспокоила эта часть личности Шэнь Цинцю, в то же время он зачастую становился костяным панцирем, защищающим мягкий живот школы. От осознания собственного лицемерия на душе Юэ Цинъюаня стало паршиво; он восхищался проницательностью Шэнь Цинцю, одновременно, опасаясь, что когда-нибудь острые инстинкты поглотят его драгоценного брата. Любые дальнейшие размышления прервал дурманящий аромат жареного мяса, усиленного пряным запахом прожаренного шалота и свежего зелёного лука. Ло Бинхэ вернулся с подносом, полным блюд для горных лордов. Он прилежно выставил три миски риса и душистого супа, тарелку свежей зелени и чёрных грибов, блестящих под слоем чесночного масла, и завершил блюдом хорошо прожаренного мяса, что ранее, как мог предположить Шэнь Цинцю, было содержимым таинственного мешка. — Время обеда, и этот ученик надеется, глава школы и Лю-шишу простят его смелость предположить, что они останутся на трапезу, — голос Ло Бинхэ звучал мягко, демонстрируя великолепные манеры в обслуживании гостей пика Цинцзин. Даже чайные листья для ответного подарка Лю Цингэ уже были аккуратно упакованы в отрезок плотной ткани. Шэнь Цинцю сдержанно кивнул и взял палочки для еды. Стоило попробовать лишь небольшой кусочек, стало ясно — блюда готовил не их обычный повар. Еда пика Цинцзин полностью соответствовала его стилю — изысканная и утончённая. К сожалению, зачастую это означало ещё и полное отсутствие аромата. Только тот, кто всю сознательную жизнь питался на пике Цинцзин, мог посчитать местную еду вкусной. Шэнь Цинцю, долгое время прожившему в обычном городе, вкус здешней пищи всегда казался довольно пресным, хотя он никогда не жаловался. Возможность каждый день наедаться досыта уже немало для того, кто провёл голодное детство в нищете. Однако над этим супом парил аромат лесных трав, и он с уверенностью мог сказать, что бульон сварен на свиных костях не потому, что выловил в миске кусок мяса, а благодаря тому, что действительно мог распробовать его! Удивление Шэнь Цинцю — всё же тщательно им скрываемое — на этом не закончилось. Обычно хрустящие овощи на вкус были более свежими, чем раньше, и обладали более выраженным вкусом благодаря чесночному маслу. Он едва успел подавить удовлетворённое урчание, откусив кусочек мяса. Жаркое истекало соком, а лёгкая приправа усиливала вкус свежего мяса. Как правило, тушки монстров были с душком, поэтому Шэнь Цинцю мысленно воспел хвалу повару, которому удалось устранить бо́льшую часть острого запаха. — Кто это готовил? Обладая такими навыками, ему следовало продолжать готовить в том же духе. Шэнь Цинцю не выказывал недовольства едой на пике Цинцзин, но почему он должен соглашаться на меньшее, когда можно получить больше? Ло Бинхэ на мгновение беспокойно опустил взгляд в пол, прежде чем набраться смелости взглянуть на Шэнь Цинцю: — Что касается вопроса Учителя, все блюда приготовлены этим учеником... Они оказались недостаточно хороши? На лицах Юэ Цинъюаня и Лю Цингэ отразилось изумлённое недоверие. До сих пор столь вкусные блюда им удавалось пробовать лишь на собрании горных лордов на вершине Цуйсянь; никто и подумать не мог, что у Ло Бинхэ обнаружатся такие кулинарные таланты. Они осторожно взглянули на Шэнь Цинцю, который, в свою очередь, тоже выглядел немало удивлённым ответом Ло Бинхэ. В очередной раз все выжидающие взгляды сомкнулись на нём. Шэнь Цинцю отчаянно хотелось солгать и дать посредственную оценку лишь для того, чтобы заставить сияющие звёзды в глазах мальчика дрожать от обиды. Но время было упущено, гости тоже успели отведать угощение; они несомненно распознают его ложь и не упустят случая вывести на чистую воду. Он собирался немного подразнить Ло Бинхэ, чтобы тот раз и навсегда запомнил — не стоит так слепо возлагать надежды на других, особенно на такого человека, как он. А самым печальным в этой ситуации, что поистине ставило его в невыгодное положение, оказалось то, что Шэнь Цинцю на самом деле наслаждался блюдом. Без прикрас, это была самая вкусная еда, которую он когда-либо ел на пике Цинцзин. Его первоначальное стремление сделать такие блюда своим ежедневным рационом заставило поступиться желанием мимолётной отрады. Чем дольше он пребывал в молчаливых раздумьях, тем взволнованнее становился взгляд Ло Бинхэ. Он изо всех сил боролся с желанием подскочить, нетерпеливо выспрашивая, что же Учитель думает о его готовке. После кажущейся бесконечной паузы Шэнь Цинцю медленно спросил: — Есть ли ещё блюда, что ты способен приготовить?.. Ло Бинхэ заметно оживился, торопливо воскликнув: — Да, Учитель! Рисовая лапша, курица, рыба — этот ученик изучит искусство кулинарии вдоль и поперёк, даже если в меню есть монстр! Будь то на пару, тушёный, жареный или варёный, этот ученик способен приготовить что угодно! Если Учитель хочет какое-то конкретное блюдо, я научусь его готовить! Его преданность поистине была слепа, и это отчасти пугало. Шэнь Цинцю тревожило, что этот маленький наивный росток являлся продуктом его обучения. Ло Бинхэ воспитывали так же, как остальных, но в своей доверчивости он превосходил даже Нин Инъин, которая всё же оставалась юной девушкой, довольно защищённой от суровых реалий мира. Одно лишь это сравнение заставило Шэнь Цинцю задаться вопросом, как на самом деле Ло Бинхэ воспринимал его уроки. Проиграв в своей внутренней борьбе, Шэнь Цинцю развернул веер, пряча за ним коварную ухмылку. — И не надейся, лесть тебя никуда не приведёт, Ло Бинхэ. Ты не личный компаньон, а лишь ученик. На самом деле, даже Мин Фань, как старший ученик, не взваливал на себя так много. Однако его словам не удалось посеять страх в сердце Ло Бинхэ. Щёки мальчика порозовели, но ни от кого в этой комнате не укрылось безграничное обожание, с которым он смотрел на своего Учителя. — Этот ученик не смеет льстить, он лишь высоко ценит этого Учителя. Учитель лично выбрал меня как своего ученика, и я готов усердно перенять все учения и позаботиться о нуждах Учителя! Шэнь Цинцю почувствовал, как у него дёрнулась бровь в ответ на пламенную речь Ло Бинхэ, полную горячей преданности. Юэ Цинъюань уже достаточно пошатнул его убеждения о самом себе, не говоря уже о том, что Лю Цингэ наотрез отказывался понимать его истинную натуру. Но именно непоколебимая вера этого мальчика отчего-то повлияла на него сильнее всего. Никто и никогда не доверял ему столь безоглядно, да и ему это было не нужно; скорее, подобная вера пугала. Его реакция на веру Юэ Цинъюаня в него отличалась хотя бы потому, что их объединяло общее прошлое; Юэ Цинъюань слишком хорошо знал его самого и его прогнившую душу. Но Ло Бинхэ не знал всего этого, для него имел значение лишь тот факт, что Шэнь Цинцю принял его как ученика, будто одного этого было достаточно, чтобы превратить его в должника на всю оставшуюся жизнь. Извращённое самодовольство Шэнь Цинцю ликовало, его внутренняя сущность насмехалась над ребёнком; мальчик наверняка однажды об этом горько пожалеет. — Чепуха. И где ты собираешься найти время на всё это? Думаешь, сможешь пропускать занятия только, чтобы угождать своему учителю? Это была скрытая издёвка. И всё же Шэнь Цинцю упустил кое-что. То, что он должен был крепко-накрепко запомнить после победы Ло Бинхэ над Тянь Чуем — молодым людям присущи невероятное упорство и твёрдость воли. Глаза подростка решительно сверкнули, и он смело заявил: — Учитель, этот ученик никогда не посмеет уклониться от своих обязанностей. Клянусь, нет ничего невозможного, пока Учитель желает этого, Ло Бинхэ всё выполнит! Это могло прозвучать как бахвальство, но никто из мужчин в комнате не усомнился в словах мальчика. Стоило Шэнь Цинцю приказать Ло Бинхэ одержать верх в поединке, тот, пусть и ценой невероятных усилий, исполнил распоряжение своего наставника. Что значили эти личные поручения по сравнению с задачей одолеть демона? Юэ Цинъюань одарил нежной улыбкой мальчика, преклонившего колени перед Шэнь Цинцю. — Я так рад за тебя, Цинцю. Ты обзавёлся достойным и верным учеником, — не стал он скрывать своего одобрения. Смотрите-ка, уже обзавёлся поддержкой! Шэнь Цинцю бросил рассерженный взгляд на Юэ Цинъюаня, который, казалось, просто не мог перестать раздувать пламя и загонять его в угол; и тот факт, что он делал это совершенно не нарочно, только усугублял ситуацию! Если из уст самого главы школы звучат такие отрадные слова, кто он такой, чтобы противиться этому? Он — Шэнь Цинцю, горный лорд пика Цинцзин. Если бы он хотел отказаться, конечно, он мог! Будь он с Ло Бинхэ наедине, он без колебаний именно так и поступил, но, как известно, двое — это компания, а трое — уже толпа! Слухи о том, что он похитил Ло Бинхэ из-под носа Лю Цингэ не утихали несколько лет, Шэнь Цинцю должен был поддерживать сложившийся образ перед горным лордом пика Байчжань. Он тихо фыркнул, не опуская веер. — Не пожалей о своих словах, Ло Бинхэ. Не жди милосердия от этого учителя, даже если попросишь освободить тебя от дополнительных обязанностей в будущем, — предостерёг бессмертный, но, как он и подозревал, мальчик пропустил все предостережения мимо ушей, лишь продолжая радостно кивать: — Этот ученик заставит Учителя гордиться им! Шэнь Цинцю благосклонно кивнул, после чего все вернулись к трапезе. Обстановка в комнате стала немного светлее благодаря ауре счастья, излучаемого Ло Бинхэ; если бы он только знал, в какое волнение привёл мысли Шэнь Цинцю. Когда обед подошёл к концу, Ло Бинхэ смиренно собрал посуду со стола и покинул хижину. Лю Цингэ взглядом проводил чужую спину, прежде чем взглянуть на Шэнь Цинцю: — Это тот самый ребёнок... Похоже, его дела идут хорошо, — чужой голос звучал размеренно и спокойно. Шэнь Цинцю не удивило, что Лю Цингэ не сразу признал Ло Бинхэ. В глубине души он не сомневался, этот человек даже не удосуживался запоминать лица своих собственных учеников; вероятно, он вспомнил Ло Бинхэ лишь потому, что мальчик сам упомянул, как Шэнь Цинцю лично выбрал его. Несмотря на протянутую Лю Цингэ оливковую ветвь мира, это никогда не мешало Шэнь Цинцю позлорадствовать. — Несомненно. Забрать Ло Бинхэ на пик Цинцзин было верным решением. Сердце Ло Бинхэ болезненно сжалось, стоило ему заметить, как ладонь Шэнь Цинцю сминает платок, не принадлежащий ему. Он регулярно занимался стиркой, поэтому с лёгкостью мог сказать, что это чужая вещь. Учитывая толстокожесть Лю Цингэ, он сомневался, что учитель пика Байчжань будет носить с собой нечто подобное. Где-то в глубине души заворочался и поднял свою уродливую голову зеленоглазый монстр ревности, когда Ло Бинхэ понял, что означал маленький кусочек ткани — Юэ Цинъюань зарабатывает свои очки. Увидев, как Мин Фань направился к бамбуковой хижине вместе с горным лордом пика Байчжань, Ло Бинхэ насторожился. Как и большинство, он пришёл к мнению, что Лю Цингэ ищет поединка. Он приготовился вступить в бой вместо Учителя, стоило лишь несносному заклинателю совершить хоть одно подозрительное движение. Но тот не только не сделал ничего подобного, но даже попытался помириться с Шэнь Цинцю! И без того неспокойное сердце Ло Бинхэ было не на месте. Незаметная посторонним доброжелательность его Учителя являлась бесценным сокровищем именно потому, что немногим было дано её заметить. Он оказался не готов к тому, что Лю Цингэ наконец разглядит это, и даже принесёт подарок Шэнь Цинцю. Одного друга детства Юэ Цинъюаня хватало, чтобы омрачить это юное сердце, теперь ещё и этот так называемый соперник подбирается к его Учителю? Кислый привкус на языке отдавал горечью. Если две эти полные противоположности добивались благосклонности Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ не сомневался, что более заурядным людям тем более было под силу оценить величие Учителя. Не отдавая отчёта, что ведёт себя словно капризная юная госпожа, Ло Бинхэ намеренно разрушил царящую в комнате атмосферу уюта, предложив приготовить то, что притащил Лю Цингэ для его Учителя. Он не мог позволить Лю Цингэ забрать все лавры за принесённое угощение; именно это придало ему смелости решиться приготовить обед, тем самым заявив, что право угождать желудку Шэнь Цинцю принадлежит лишь ему одному! Он никогда бы не осмелился предположить, насколько Шэнь Цинцю в действительности ценил его, и всё же Ло Бинхэ беззастенчиво торговал своими навыками. Если Учителю понравились его блюда, Ло Бинхэ будет счастлив готовить ему до конца своих дней. В глубине души он приготовился к тому, что его предложение будет равнодушно отклонено — величественным небожителям нет дела до столь тривиальных просьб. Кто же знал, что небольшой толчок Юэ Цинъюаня поможет ему заработать право служить Шэнь Цинцю? Для Ло Бинхэ это не составит труда. Помимо высоких результатов на занятиях, это была хорошая возможность прочно закрепиться в сердце своего Учителя. Воодушевлённый, мальчик собрал грязную посуду и вышел из комнаты, ненадолго замерев перед закрытой дверью, чтобы перевести дух. В ушах ещё звучал мелодичный голос Учителя, позволяющий готовить для него, когда до его слуха донёсся комментарий Лю Цингэ. А затем последовал ответ Шэнь Цинцю, услышав который, Ло Бинхэ чуть было не выронил поднос из ослабевших рук. — Несомненно. Забрать Ло Бинхэ на пик Цинцзин было верным решением. Его Учитель отличался строгостью. До того, как после длительных размышлений принять клятву Ло Бинхэ служить ему во всём, Шэнь Цинцю неоднократно подвергал сомнению его способности. Ло Бинхэ не был слеп настолько, чтобы не замечать, сколь редко Учитель раскрывал свои истинные чувства другим. Но услышать из его уст о себе подобное, пока Ло Бинхэ не было рядом — ни один крепкий заслон Шэнь Цинцю, казалось, не мог скрыть, насколько он действительно дорожил им. Глаза Ло Бинхэ наполнились горячими слезами, которые он пытался сдержать исключительно из-за страха, что его поймают за столь недостойным занятием, как подслушивание чужих разговоров под дверью. Сердце юноши, поспешившего на кухню, вновь наполнилось неукротимой решимостью. Неважно, сколь холодным мог казаться Шэнь Цинцю — Ло Бинхэ поклялся вечно заботиться о своём Учителе, ставя его превыше всего, как Шэнь Цинцю и учил.