Как воспитать своего Шэнь Цинцю

Густая беспросветная тьма обычно становилась желанной отдушиной после насыщенного дня. Но стоило спокойному взгляду Шэнь Цинцю скользнуть в бескрайнюю черноту, он понял, что отдых откладывается. Сновидения были привычным делом, но те, в которых совершенствующийся сохранял подобную ясность ума, встречались довольно редко. Попробовав исследовать пространство вокруг, Шэнь Цинцю ощутил слабый оттенок демонической энергии возле того, что, казалось, служило границами Царству Сна. Хотя он использовал слово «граница», чтобы описать место, где оказался, это совсем не значило, будто он вынырнет из сна, достигнув этой черты. Царство Снов в каком-то смысле походило на карманное пространство, где расстояние может бесконечно увеличиваться и сужаться, граница лишь указывает на черту пространства, и чем больше эта грань, тем более могущественным являлся человек, контролирующий Царство Снов. Шэнь Цинцю прищурился; многолетние исследования свитков и писаний в библиотеке пика Цинцзин вновь пригодились, поскольку лишь одному демону подвластно такое пространство. Однако один вопрос оставался открытым: явился ли демон лично или же просто путешествовал сквозь разум людей, чтобы добраться сюда. Предчувствие подсказывало, что демон пришёл отомстить за соплеменников, потерпевших неудачу не далее, чем несколько дней назад. Не более, чем просто предположение, поскольку вокруг по-прежнему царила непроглядная темнота. Если это был сон, управляемый знаменитым демоном, он давно должен был принять форму из подсознания спящего, или же подобную иллюзию мог создать сам демон. Шэнь Цинцю шагнул вперёд, сердце томилось лёгким ожиданием. В ту же самую минуту тьма растаяла и сменилась образом солнечной и бескрайней равнины, в самом центре которой стоял юноша. Молодой человек, что только что в замешательстве озирался по сторонам, увидев Шэнь Цинцю, со всех ног бросился к нему, и на вишнёвых губах расцвела улыбка облегчения. — Учитель! Учитель! — радостно воскликнул он, заслужив хлопок сложенным веером по макушке. — Тише ты! Этот учитель слышит с первого раза, — укоризненно взглянул Шэнь Цинцю на мальчика, чьё возбуждение напоминало взволнованность щенка, увидевшего хозяина. Ло Бинхэ потёр место удара ладонью, но улыбка не сходила с его лица. — Этот ученик плутает тут так долго, что потерял счёт времени. Учитель, вы знаете, где мы? — вопрос мальчика подтвердил подозрения Шэнь Цинцю. Он оказался втянут в сон другого человека, и этим человеком оказался Ло Бинхэ. Демоническая девушка неоднозначно выразила свою заинтересованность в нём; Шэнь Цинцю задумался — послала ли она демона сновидений, чтобы запутать разум Ло Бинхэ и убедить его покинуть школу? Мимолётная улыбка скользнула по его губам, скрытая опахалом веера; то, что Шэнь Цинцю оказался втянут в этот сон, оказалось немыслимой удачей. Даже если захочет, Ло Бинхэ сможет покинуть школу Цанцюн только через его труп. В конце концов, его долг перед Хуа Цином ещё не закрыт. — Это сон, Ло Бинхэ. Если быть точным, это твой сон. Что касается твоего вопроса, почему мы здесь, этот учитель может лишь сказать, что это, вероятно, происки Демона Сновидений, — спокойно ответил он; не было смысла таиться, раз уж они всё равно угодили в ловушку демона. — Демон Сновидений? Но зачем ему я? И как тогда Учитель оказался в моём сне? — Слишком много вопросов. Мотивов демона, будь он тут случайно или повинуется чьему-то приказу, мы никогда не узнаем, если он сам не заговорит. Что же касается того, как этот учитель очутился тут, в этом ты должен винить только себя. Обычно люди не могут попасть в сновидение другого человека; как правило, их приглашают или втягивают в сон. Могу лишь предположить, что твой разум почувствовал игры демона с сознанием и нанёс ответный удар, одновременно утянув меня за собой. Несмотря на своё предупреждение не задавать множество вопросов за раз, Шэнь Цинцю ответил на все. Стоило мальчику услышать, что Шэнь Цинцю оказался вовлечён в эту ситуацию по его вине, румяное личико мгновенно побледнело. Он смущённо склонил голову, бормоча извинения: — Этот ученик бесполезен, его небрежность вновь привела к встрече Учителя с демоном. Шэнь Цинцю усмехнулся, в очередной раз постучав веером по макушке ученика. — Извиняться бессмысленно, всё уже случилось. Считай, что тебе повезло. Или, быть может, ты рассчитывал в одиночку справиться с демоном, достаточно могущественным, чтобы управлять чужими сновидениями? — Совсем нет, этот ученик нуждается в наставлениях Учителя, чтобы преодолеть это препятствие! Взгляд Ло Бинхэ вновь посветлел, почти заставив Шэнь Цинцю тяжело вздохнуть. Он был в полном недоумении, как бороться с привязанностью этого ребёнка. Но в этот момент, когда они оба оказались в столь непредсказуемой ситуации, слепое обожание его ученика отошло на второй план. Первостепенным было обучить наивного ребёнка, как им обоим безопасно выбраться из западни. — Ло Бинхэ, этот учитель может лишь направить тебя. Не жди помощи. В Царстве Снов спящий может рассчитывать только на свои силы; посторонние не могут вмешиваться. Ты понимаешь? — Значит ли это... Безопасность Учителя зависит от этого ученика? Шэнь Цинцю, услышав вопрос Ло Бинхэ, недоумённо приподнял бровь. До этого момента он не думал об этом в таком ключе, но теперь, когда слова оказались произнесены, стало совершенно очевидно: сможет ли Шэнь Цинцю избежать западни этого сновидения напрямую зависит от способности его ученика преодолеть ловушку. Однако сама фраза вызвала раздражение; будто он должен смиренно ждать спасения. С трудом сдержав недовольное ворчание, Шэнь Цинцю распахнул веер и несколько раз взмахнул им, чтобы рассеять своё раздражение. — Если ты это понимаешь, то не теряй бдительности. Нам всё ещё не известны цели демона. Мягкие волосы Ло Бинхэ качнулись в такт, когда он кивнул со всей серьёзностью, какую только мог изобразить. Наконец обретя миг тишины и покоя, Шэнь Цинцю сосредоточился на окружающем их пространстве. Будь это обычное заклинание, угодившему в ловушку было бы достаточно сосредоточить свои духовную энергию и силу разума, чтобы вырваться. То, что даже Шэнь Цинцю со своим уровнем самосовершенствования не мог противостоять подобному могуществу, означало, что западня устроена с иной целью, нежели просто усыпить спящего иллюзиями. Переплетения чар сложились в замысловатую паутину реальности или, по крайней мере, настолько реальную, насколько это возможно в сновидении. Пока учитель и ученик шагали, структура сна изогнулась, оборачиваясь мириадами форм и цветов, иногда задерживаясь в виде фигур, иногда сталкиваясь и осыпаясь фейерверком ярких осколков. Будь они в менее зловещей ситуации, Шэнь Цинцю с удовольствием остановился бы понаблюдать за устройством чужого сна. Не каждый день выдаётся шанс пройти сквозь сновидение другого человека. Именно тогда в разгар этого психоделического танца, словно из воздуха проступили внушительные чёрные ворота. Без сомнения, вход в город. Наконец хоть одно пристойное здание, очевидно, логово того самого демона, что управлял этим сном. Словно подтверждая этот вывод, ворота отворились, открывая вид на оживлённую городскую площадь. Двери торговых лавок приглашающе распахнуты, выставленные товары пестрели буйством красок на радость зевакам, даже неистовый гул повседневной жизни ничем не отличался от реального. Единственным изъяном иллюзии являлись безликие манекены, безуспешно притворяющиеся людьми. — Учитель, что это за... штуки? Его ученик взирал на открывшуюся сцену широко распахнутыми глазами, в которых проскальзывал лёгкий оттенок испуга. Должно быть, видеть, как его сон вызывает в воображении образы безобразных подражателей, не отличающихся от реальных ничем, кроме как отсутствием различимого лица, стало для него настоящим потрясением. Какое-то время Шэнь Цинцю просто молча наблюдал, не спеша обмахиваясь веером. Пусть его Учитель не скрывал серьёзность ситуации, но видя столь привычное хладнокровие, Ло Бинхэ почувствовал слабость в коленях от затопившего его восхищения. Лишь Шэнь Цинцю мог сохранять спокойствие, несмотря на опасность, меньшего он от Учителя и не ожидал. — Содержимое сна, как правило, создаётся самим сновидцем. Этот же сотворён силой извне, поэтому, чем больше деталей, тем могущественнее тот, кто им управляет. Тем не менее, единственное, что демоны не могут воссоздать — живые существа. Для подобных творений требуется непостижимая трата энергии и сознания. Также это означает, что если в таких сновидениях и встречаются люди, обладающие отчётливыми чертами лица, более чем вероятно, это будет человек, которого сновидец хотя бы однажды встречал в реальности, и чей образ Демон Сна впитал из его воспоминаний. Будучи прославленным педагогом, Шэнь Цинцю не упускал возможности поломать голову над загадками. Они уже угодили в западню, этого не изменить, поэтому он собирался извлечь максимум выгоды из сложившейся ситуации. Это была редкая возможность, из разряда тех, в которых молодые совершенствующиеся, такие как Ло Бинхэ, были удачливы — или же, напротив, неудачливы — настолько, чтобы встретиться с подобным препятствием. Шэнь Цинцю сделал мысленную пометку записать полученный опыт, как только они выберутся. Без сомнения, это станет ценным дополнением к библиотеке знаний на пике Цинцзин. Возможность того, что они не смогут спастись из ловушки, даже не рассматривалась; отчего-то Шэнь Цинцю стал вдруг на редкость оптимистичен. Ло Бинхэ задумчиво кивнул, бережно сохраняя полученные знания. Его Учитель продолжал обучение даже в подобной ситуации, бесстрашие Шэнь Цинцю придало ему храбрости встретиться лицом к лицу с человекоподобными манекенами. Его мысли прервало появление группы молодых людей, покидающих шумную центральную площадь. Он бы не обратил на них внимания, если бы не одна деталь — чёткие черты лица. — Учитель, мне кажется, я вижу людей с лицами, — немного осторожно заметил он, наблюдая за учителем и ожидая его решения. Шэнь Цинцю проследил за его взглядом и почти незаметно кивнул. Не проронив больше ни слова, учитель и ученик проследовали за группой подростков, остановившись, когда те прибыли в довольно пустынный посёлок. Юноши столпились вокруг кого-то, беспощадно обрушивая на сгорбившуюся фигуру град ударов кулаков и ног. Ло Бинхэ поначалу смутился, но постепенно тёмные воды узнавания затопили его яркие глаза. Шэнь Цинцю безмолвно наблюдал за происходящим — ему было не понаслышке известно, как выглядит линчевание. Он быстро догадался, кто на их глазах подвергался столь жестокому обращению, увидев знакомый блеск безделушки, испачканной в грязи, и неопрятный беспорядок в волосах, когда мальчик пытался свернуться калачиком, чтобы защититься от ударов. — Ты пытался найти работу на нашей территории? — Да ты смерти ищешь, маленький попрошайка! Между пинками и затрещинами звучали и другие оскорбления, такие как «полукровка» и «ублюдок». Шэнь Цинцю отстранённо наблюдал за происходящим, но глубоко в его душе поднималась буря узнавания. Он не раз оказывался в такой же ситуации, как и ребёнок на земле. Но он быстро выучился хитрости, научился бросать им в глаза песок и колоть по незащищённым ступням острыми обломками досок. Свои юные годы Шэнь Цзю потратил на то, чтобы показать всем — ради собственной защиты он не остановится ни перед чем; похоже, молодому Ло Бинхэ это оказалось не под силу. Его равнодушное сердце переполняла презрительная насмешка; вполне естественно, что тот, кто не научился защищаться, подвергался столь жестоким мучениям. И всё же, Шэнь Цинцю лучше, чем кто-либо, понимал, насколько болезненным должно быть унижение, которое довелось перенести этому маленькому ребёнку. Если с тобой обращаются как с недо-человеком лишь за то, что ты меньше и слабее остальных, это въедается словно невидимое постороннему глазу клеймо, которое приходится нести неподъёмным грузом через всю жизнь, привлекая таких же мерзких мух, что, казалось, чувствовали подобную слабость. Позор от неспособности поднять кулаки и нанести ответный удар, удушливое ощущение беспомощности и досады после сотни бесполезных попыток — даже спустя десятилетия Шэнь Цинцю по-прежнему испытывает болезненные уколы в глубине сознания, словно терпеливый хищник, ожидающий возможности наброситься. Если он испытывал подобные чувства, каково же приходилось молодому Ло Бинхэ? Заклинатель украдкой взглянул на своего ученика, чьё внимание больше не было сосредоточено на своём учителе. Его взгляд неотрывно следил за сценой, разыгрывающейся перед глазами, дыхание сбилось, а руки сжались в кулаки так сильно, что костяшки пальцев давно побелели. Шэнь Цинцю почти вздохнул с облегчением; если Ло Бинхэ по-прежнему мог испытывать гнев, значит находился в норме. Он опасался увидеть своего ученика, сломленного до такой степени, чтобы безоговорочно принять позор. Юноша бросился вперёд, готовый раскидать хулиганов, изводивших его в детстве. Однако его кулаки лишь прошли сквозь иллюзию, не в силах причинить реальный вред созданным образам. Ло Бинхэ в замешательстве остановился, озираясь в гневном недоумении, только чтобы увидеть, как миражи хулиганов рассеиваются, стоило внушительной фигуре Шэнь Цинцю пройти сквозь них, будто это был лишь дым, не заслуживающий внимания. В этот момент Ло Бинхэ, казалось, забыл как дышать. Вид того, как великолепный небожитель всего одним шагом покоробил уродливые тени его прошлого был подобен тому, будто само присутствие Шэнь Цинцю способно рассеять его ночные кошмары. Учитель холодно взглянул на него, но прозвучавшие слова вернули ясность мысли Ло Бинхэ: — Независимо от того, что ты видишь, это ничто иное, как выдумка демона. Не трать свои силы на то, чтобы развлекать его. Стоило Шэнь Цинцю сказать это, обстановка резко изменилась, и теперь перед ними находился заброшенный дом, или, скорее, хижина. Обстановка не отличалась разнообразием — лишь шаткий стол да небольшая кровать, на которой лежала пожилая женщина. Лицо слабо освещала небольшая масляная лампа на самом краю стола, и даже в таком смутном полумраке Шэнь Цинцю смог разглядеть, что женщина нездорова. Совсем юный Ло Бинхэ зашёл в хижину, хлопоча над больной матерью. Несмотря на то, что женщина старалась улыбаться, её нездоровая бледность ясно дала понять Шэнь Цинцю, что она слишком истощена болезнью. Жить ей оставалось недолго, но она собрала оставшиеся силы, чтобы спросить, не остались ли у хозяина поместья остатки трапезы со стола; инстинкты Шэнь Цинцю подсказывали — возможно, женщина знала, что это будет её последний приём пищи. Тем не менее, молодой Ло Бинхэ пообещал матери, что принесёт рисовый отвар; когда его небольшая фигурка пробегала мимо них, тусклый блеск нефритового кулона Гуань Инь привлёк внимание Шэнь Цинцю. Мысли его мгновенно вернулись к маленькой вещице, спрятанной в складках рукава. Тем временем, с лица Ло Бинхэ сошли все краски при виде этой сцены, рука бессознательно потянулась, пытаясь поддержать женщину. Шэнь Цинцю выбросил вперёд руку, чтобы, каким бы бессердечным ему это ни казалось, отрезать юношу от болезненных воспоминаний об умирающей матери. — Не прикасайся к этим иллюзиям, — предупредил он, начиная догадываться о подоплёке этих образов. Несомненно, всё это были воспоминания Ло Бинхэ, и все они полны боли и отчаяния. Это ничто иное, как очевидная попытка провокации. Сам являясь мастером подстрекательства, Шэнь Цинцю мог без сомнений сказать, что Демон Снов, пытаясь настроить Ло Бинхэ против всего, что связывало его с этими воспоминаниями, определённо делал это не из добрых побуждений. Он не мог позволить Ло Бинхэ поддаться эмоциям и подвергнуть их жизни опасности. Будто почувствовав намерения Шэнь Цинцю, сон сменился вихрем ярких пейзажей, все как один наполнены печальными воспоминаниями о полном упадке, который Ло Бинхэ пережил в детстве, прежде чем оказаться в школе Цанцюн. Даже эпизод о том, как Ло Бинхэ пришлось выпрашивать немного рисовой каши у молодого господина, оказался разыгран очень подробно, до мельчайших деталей. Ло Бинхэ пришлось столько вынести ради одной жалкой миски, торопясь обратно к матери, которой уже не суждено было проснуться. Шэнь Цинцю никогда не знал тепла матери, но ему приходилось заботиться о названной сестре и, хотя он не признался бы в этом даже под пытками, защищать Юэ Цинъюаня; он бы потерял рассудок, если бы с ним поступили подобным образом, отнимая драгоценное время. Сейчас он мог лишь смутно прочувствовать отголоски этой боли, и в то же время, обнаруженная уязвимая точка Ло Бинхэ наконец помогла Шэнь Цинцю понять, почему его действия производили такой эффект на ученика. Юноша, стоящий рядом с Шэнь Цинцю, казался полностью потерянным, погружённый в бездонную выгребную яму ярости и отчаяния. Ло Бинхэ тонул в горькой обиде, вызванной болезненными воспоминаниями, которые демон так старательно разбудил в его сновидении, и больше не видел причин бороться. Его яркие глаза теперь настолько заволокла тьма, что на мгновение учитель не узнал того, кто стоял рядом. Шэнь Цинцю сразу понял — эти вспоминания были не просто мучительным прошлым, ставшие худшим кошмаром совершенствующегося; это его внутренние демоны. Ему не раз приходилось бороться с собственными бесами, и он знал, что это бесполезно, пока твой собственный разум нестабилен. Слепо ударить по ним означало подвергать риску своё самосовершенствование и саму жизнь. Тем не менее, мысли Ло Бинхэ сейчас были далеки от ясности. Его гнев достиг своего пика, и духовная энергия переполняла тело, вновь собираясь в плотно сжатых кулаках. Уровень этой безграничной энергии фактически превзошёл ту грань, что почувствовал Шэнь Цинцю во время победы над Тянь Чуем, и это не могло означать ничего хорошего. Как он и ожидал, его ученик вновь бросился вперёд, подняв сжатый кулак и захваченный жаждой убийства. — Ты недоумок! — прорычал Шэнь Цинцю, немедленно нанося веером удар снизу по запястью Ло Бинхэ, отводя атаку от колеблющихся миражей. Духовная энергия вырвалась из кулака, вздымая вверх словно маленький фейерверк. Следуя за взрывающейся и рассеивающейся энергией, купол мучительных образов и декораций осыпался, будто осколки разбитого стекла, оставляя учителя и ученика в одиночестве посреди тёмного леса, освещённого лишь бледным сиянием лунного диска. Пустые глаза Ло Бинхэ рассеянно следили за жёлтой глазницей шара на небе, прежде чем свет разума постепенно вернулся в них. Он перевёл взгляд на Шэнь Цинцю, серебряный свет отбрасывал неземные блики на эти сияющие глаза. Но красота ученика не произвела на учителя никакого впечатления, вместо этого он постучал веером по всё ещё вытянутой руке Ло Бинхэ, не скрывая недовольства. Ло Бинхэ сжался под раздосадованным взглядом своего Учителя, поспешно опускаясь на колени от этого молчаливого упрёка. Несмотря на то, что они всё ещё находились в ловушке сна, Шэнь Цинцю боролся с искушением рассмеяться над тем, как легко мальчик принял раболепную позу, будто просто получал обычное наказание на пике Цинцзин. Но для начала Шэнь Цинцю пришлось справиться со своим собственным жгучим раздражением. — Ты понял, почему этот учитель злится, Ло Бинхэ? — Этот ученик сожалеет, он оказался бесполезен и проигнорировал неоднократные предостережения Учителя не действовать безрассудно, — раздался тихий шёпот Бинхэ. Пусть его разум оставался затуманен, а взгляд — мрачен, он всё ещё мог вызвать в памяти смутные воспоминания о постоянно сдерживающем его Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ знал, его Учитель делает всё возможное, чтобы вытащить их из сна, в то время как он самым постыдным образом потерял контроль над собой; и теперь Шэнь Цинцю, увидев его детство, понял, насколько действительно бесполезен Ло Бинхэ. Он боялся, что теперь Учитель станет презирать его за слабость, изо всех сил сдерживая отчаянное желание вцепиться пальцами в подол ханьфу Шэнь Цинцю и умолять не оставлять его. Однако Учитель всё ещё злился, и Ло Бинхэ не смел беспокоить его ещё больше. — Прекрасно, наконец ты научился понимать настроение учителя. Как думаешь, насколько бесполезно бросаться с кулаками на то, что ты никогда не сможешь изменить? Никто не в силах изменить своё прошлое, Ло Бинхэ. Никто. Ученик удручённо склонил голову и медленно кивнул. Нельзя изменить то, что прошло, значит ли это, что Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ будут и дальше преследовать унижения? Шэнь Цинцю смог вырваться из этого порочного круга, потому что наконец обрёл мир. Что-то, что Ло Бинхэ, вероятно, искал — и, возможно, нашёл — в школе Цанцюн. Это могло быть единственной причиной, по которой Ло Бинхэ испытывал такое необычайное уважение к нему, бывшему негодяю, который вполне мог оказаться среди тех хулиганов, что измывались над ним, если бы не разница в возрасте. Сейчас, когда ему было известно прошлое Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю вновь вспомнил о Хуа Цине и его мотивах. Возможно ли, что унижение, которое они оба испытали будучи детьми, стало тем, что в конечном итоге их соединило? Никакой другой причины в голову не приходило. Шэнь Цинцю понимал всю степень боли и страданий, которые пришлось испытать Ло Бинхэ, но его циничное сердце не нашло сочувствия. В этом мире человек человеку волк, и выжить могут лишь сильнейшие. Верный этой философии, Шэнь Цинцю не сказал ни слова утешения. Такой мерзавец, как он, переступивший даже через своих собратьев, чтобы уцелеть — он сам себе казался недостойным, чтобы даровать Ло Бинхэ сострадание, в котором тот так нуждался. Это работа для таких как Юэ Цинъюань. Однако будучи неудачником, что проложил свой собственный путь своими руками, было кое-что, чем Шэнь Цинцю мог поделиться. Шэнь Цинцю коснулся кончиком сложенного веера подбородка Ло Бинхэ, заставив мальчика приподнять голову и посмотреть на него. Решительный взор Шэнь Цинцю встретился с чужим неуверенным взглядом. Стройная фигура учителя, залитая серебряным лунным светом, будто не принадлежала этому миру. Ло Бинхэ внутренне порадовался тому, что уже стоит на коленях; вряд ли он смог бы найти в себе силы выстоять перед лицом такой неприкасаемой благодати, пусть и бесчувственное выражение лица Шэнь Цинцю своим холодом могло соперничать с рисунками, оставленными суровым морозом на хрупком стекле. Ло Бинхэ приготовился услышать любые слова осуждения от своего Учителя, но заклинатель заговорил твёрдо, обманув все его ожидания. — Ученик школы Цанцюн никогда не склонит голову перед лицом такого унижения, не говоря уже об ученике этого учителя. Ты можешь кричать и пытаться уничтожить эти фантомы, но это лишь пустая трата времени. Лучше потрать это время на тренировки. Только силой можно обрести свободу. — Учитель... — Не забывай, Ло Бинхэ. Око за око. Эти дворняги считали себя сильнее, нападая вчетвером на одного. Докажи, что они ошибаются. Стань достаточно сильным, чтобы превзойти всех. Праведному совершенствующемуся, вероятно, не пристало говорить подобное, но Шэнь Цинцю прожил достаточно долго, чтобы понимать: «праведности» достигали только могущественные. И то, что считалось справедливым, заключалось в том, что навязывалось этими силами; разница состояла лишь в морали, которую они проповедовали. Своим спасительным милосердием школа Цанцюн была обязана смиренному и благородному главе, и Шэнь Цинцю не боялся признаться, что нежная натура Юэ Цинъюаня оказалась правильной движущей силой. Что касается других кланов, таких как невыносимый дворец Хуаньхуа, Шэнь Цинцю мог лишь внутренне насмехаться над их так называемой праведной битвой, что они вели много лет назад, осмеливаясь призывать другие школы под знамёна общего блага, не в силах уследить за своими собственными делами. Ло Бинхэ некоторое время молча взирал на Шэнь Цинцю, очевидно, ошеломлённый словами своего Учителя. Наградив его ещё одним эмоциональным взглядом, подросток поднялся на ноги, ясные глаза горели неистовой решимостью: — Я всё понял. Я не позволю Учителю вновь стать свидетелем подобного позора, — отчётливо произнёс он. Шэнь Цинцю кратко кивнул, одобряя подобное бесстрашие. В глубине души он испытал огромное облегчение, что мальчик вновь не бросился в его объятия, оставляя на ханьфу следы от слёз и соплей, хотя, по правде говоря, обычно Ло Бинхэ не был склонен к подобным вспышкам эмоций. Открытым оставался лишь вопрос побега из сновидения, но все тревоги рассеял глубокий голос, прозвучавший будто отовсюду сразу. — Юноша и в самом деле разрушил мои чары! Определённо большой потенциал!