Как воспитать своего Шэнь Цинцю

Неожиданный голос заставил Ло Бинхэ насторожиться и начать подозрительно озираться по сторонам. Шэнь Цинцю отреагировал гораздо спокойнее. Он лениво закрыл веер и спрятал его за пояс. Глухой раскатистый голос вновь обратился к ним, призывая Ло Бинхэ: — Ребёнок, подойди сюда. Я хочу поближе рассмотреть юного героя, способного на такое. Ло Бинхэ остался на месте, его настороженный взгляд не отрывался от фигуры Шэнь Цинцю. Он наконец запомнил, что не стоит совершать безрассудных поступков, не заручившись поддержкой своего Учителя. Услышав эти слова, Шэнь Цинцю отбросил свои первоначальные подозрения, будто целью демона являлась месть. Он лёгким кивком позволил своему ученику вступить в беседу с Демоном Снов. Ло Бинхэ мрачно кивнул в ответ, в конце концов, крикнув: — Лишь предусмотрительность моего Учителя позволила этому ученику разрушить чары Старейшины. Голос в ответ презрительно фыркнул. Как ни странно, Шэнь Цинцю был с ним согласен. Хотя он неоднократно удерживал Ло Бинхэ от скоропалительных действий, он хотел бы напомнить мальчику, что оковы сновидения могут быть разрушены только силой сознания спящего. Определённо, его заслуги в этом не было. — И чем же мы обязаны такому вниманию, Демон Снов? — Пфф, я хочу поговорить лишь с мальчиком. Можешь вздремнуть, пока мы не закончим! В следующий миг в глазах Шэнь Цинцю потемнело. Сознание его помутилось, прежде чем он почувствовал, как враз ставшее тяжёлым тело потеряло опору. Земля под ним была грубой и сухой, но воздух отчего-то казался влажным. Густая чернильная тьма вокруг не позволяла Шэнь Цинцю разглядеть, где он находится, когда острый металлический запах достиг его носа. Он резко повернулся в сторону чудовищного зловония, и там его ждал кошмар. Сюаньсу находился в своей первоначальной форме, но лезвие разлетелось на осколки. Тёмная густая кровь, уже подсохшая, широкими мазками окрашивала рукоять и обломки клинка. Небольшой ручей крови, петляя, неумолимо приближался к нему. Поддавшись безумному порыву, Шэнь Цинцю протянул вперёд руки в бесплодной попытке собрать осколки клинка, прежде чем осознал, что тянется к своему величайшему кошмару лишь одной рукой. В этот момент он понял — что-то было не так. Он явно поднимал обе руки, но в поле зрения появилась лишь одна протянутая ладонь. В этот момент Шэнь Цинцю понял, что ослеп на один глаз. Дрожащими пальцами он прикоснулся к собственному лицу. Огрубевшая кожа рук нащупала запавшее веко, Шэнь Цинцю зашипел от боли. Куда пропало глазное яблоко? Привычное спокойствие быстро оставляло его, тревога заполняла сердце до краёв, когда он нерешительно коснулся другой руки, только чтобы найти огрызок, не более шести дюймов от плеча. Боль пульсировала под кончиками пальцев, так обильно покрытых кровью, что её можно было рассмотреть даже в тусклом освещении темницы. Сил сохранять даже видимое самообладание не осталось, Шэнь Цинцю готов был со всех ног броситься бежать, лишь бы спастись из этого душераздирающего ужаса, но его ноги отказывались ему повиноваться. Оперевшись на здоровую руку, Шэнь Цинцю бросил взгляд вниз и понял, почему не может стоять. Там, где раньше находились его ноги, остались лишь неровные пеньки. Изодранные лохмотья скрывали нижнюю половину, но ровно лежащие на земле полы ханьфу не оставляли сомнений в том, что под ними ничего не было; всё тело Шэнь Цинцю пронзила острая боль. Стоило разуму осознать телесные увечья, сколько бы он ни повторял себе, что это лишь сон, сразу несколько частей его тела обожгло жгучей болью. Не в силах выдержать мучительную агонию, он открыл было рот, чтобы закричать, но лишь нечеловеческий бессловесный вопль рассёк воздух. Половина его тела находилась в аду, а другая — оцепенела от пыток; и Шэнь Цинцю наконец осознал, что язык тоже не там, где ему положено быть. Словно одних отрубленных частей тела оказалось недостаточно, со всех сторон в камере раздался поток бессвязных криков, эхом отражающихся от каменных стен. Внезапный натиск жутких ощущений оказался настолько беспощадным, отняв у Шэнь Цинцю его чувства и разум — всё, что он мог осознавать это неконтролируемая паника и непреодолимое желание бежать. В поле зрения попали блики света, отражённого от осколков Сюаньсу, голос снизился до безмолвного хныканья. Шэнь Цинцю, стараясь не обращать внимание на мучительную боль, раздирающую тело, медленно потянулся вперёд. Каждое прикосновение к земле причиняло невыразимые страдания, но кошмар перед глазами приковывал взгляд. Все усилия, что он прикладывал до сегодняшнего дня, были направлены только на то, чтобы предотвратить подобное; если Демон Сна хотел помучить Шэнь Цинцю, он определённо попал в цель. Стоило его окровавленным пальцам коснуться рукояти Сюаньсу, дверь тюрьмы распахнулась. В темницу вошла фигура в чёрных одеждах, но было слишком темно, чтобы Шэнь Цинцю мог разглядеть лицо. Иррациональный страх, что незнакомец лишит его сломанного клинка — единственного, что, казалось, ещё удерживает его в сознании — заставил Шэнь Цинцю крепко сжать Сюаньсу. В этот момент мир вновь обрушился на него, бесцеремонно швырнув разбитое тело на землю, и Шэнь Цинцю выбросило из вихря миражей. Прежде чем он успел прийти в себя, руки инстинктивно огладили тело, убедившись, что все части на месте. Он больше не был в тюрьме, но запах крови по-прежнему окутывал воздух. Шэнь Цинцю осторожно огляделся, замечая знакомое окружение. Это оказалась Пещера Единства Душ. Он узнал сгорбленную фигуру в белых одеждах перед собой. То была точная копия дня, когда он нашёл Лю Цингэ. Однако кое-что всё же отличалось. По предположительно нетронутому ханьфу на спине расползалось уродливое пятно. Из небольшой капли, подобной слезе, кровь расцветала на белоснежном полотне будто багряный пион; чем больше растекался рисунок, тем более иронично он принимал вид мишени на стрельбище. Вот только мишень Лю Цингэ уже поражена. Ещё не оправившийся от предыдущего потрясения, Шэнь Цинцю опасливо приблизился к бессмертному. Осторожно шагнул вперёд, и в поле его зрения оказалось пепельно-серое лицо, полностью лишённое эмоций и жизни. Что бы ни нанесло этот удар Лю Цингэ, он оказался смертельным. Шэнь Цинцю всё ещё не мог поверить, хотя своими глазами видел рану. Конечно, первой его мыслью стало, что такое незначительное ранение не могло привести к гибели этого упрямого и сильного человека, но в глубине души он знал, что подобное предположение слишком наивно. Он вновь огляделся, задаваясь вопросом, оставался ли ещё убийца поблизости. Именно тогда Шэнь Цинцю увидел лежащий на земле Сюя, испускающий мягкое и белое, как только что выпавший снег, свечение. Тонкая струйка крови на его изящном лезвии говорила больше, чем слова. Шэнь Цинцю похолодел, когда осознание молнией пронзило его. Это какая-то извращённая шутка Демона Снов? Показать Шэнь Цинцю кошмар, в котором он убил Лю Цингэ? — Безумие... Эта иллюзия, как это возможно... Этот варвар проиграл? Я убил его? Победа над Лю Цингэ долгое время была целью Шэнь Цинцю; возможно, и не только его одного. Его личная неприязнь к этому упрямцу также являлась сильнейшей мотивацией. Но нет, перед лицом этой безжизненной статуи, Шэнь Цинцю наконец осознал — несмотря на свою неприязнь к Лю Цингэ, он никогда не желал его смерти. Вид его трупа прямо перед собой и зловещий отблеск Сюя, как молчаливое свидетельство подлого поступка, вызвали по телу крупную дрожь. Было ли это возможное развитие событий, если бы он не смог вовремя подавить искажение Ци, захватывающее разум Лю Цингэ? Он с отчётливой ясностью видел перед глазами убийственный взгляд Лю Цингэ во время их поединков. Шэнь Цинцю мог бы оставить его умирать от собственной глупости, но своими руками лишить жизни другого повелителя пика? Шэнь Цинцю затруднялся ответить, хотел ли он, чтобы одно из их столкновений закончилось таким исходом. Но тень разбитого Сюаньсу, падающая на лицо, напомнила Шэнь Цинцю, что не только его собственная жизнь обладала ценностью; столь простая мысль вызвала лишь горькую улыбку. Если бегство невозможно, у него не оставалось выбора. Единственным утешением стало то, что событие уже миновало; не было необходимости рассматривать столь отвратительную возможность. Его тонкие пальцы — уже чистые от крови — потянулись закрыть стеклянные глаза Лю Цингэ. Стоило ему это сделать, как обстановка в очередной раз изменилась. Рухнув на землю в третий раз, Шэнь Цинцю внутренне был готов к любым пыткам, с которыми ему доведётся столкнуться. Как бы не хотелось ему осыпать проклятиями Демона Снов, он с сожалением признавал — это не иллюзии ради мучений; демон лишь вытащил на поверхность его глубочайшие страхи. Ему приходилось противостоять тому, чего он подсознательно не хотел признавать. Тело вновь скручивало от тупой боли, Шэнь Цинцю осмотрел себя. Он стал намного меньше, чем ожидал, его движения сковывали грубые верёвки. Словно возвещая о прибытии важного гостя, двери с треском распахнулись, и перед Шэнь Цинцю появилось самое неожиданное лицо, которое он только мог ожидать увидеть. Челюсть Шэнь Цинцю отвисла от ошеломляющего потрясения. — Ты?! Молодой господин взирал взглядом, полным презрительного отвращения, на маленького раба перед ним. Прежде чем Шэнь Цинцю успел справиться со своим удивлением, перед глазами всё заискрило от резкой пощёчины, во рту появился металлический вкус крови. — Грязный ублюдок, смеешь повышать на меня голос?! — за окриком последовал быстрый удар в живот, заставивший Шэнь Цинцю согнуться вдвое. Пинок выбил из него весь воздух, и мальчик закашлялся; на землю упало несколько капель крови. Расфокусированный взгляд вновь вернулся к лицу. Низменная часть Шэнь Цинцю мысленно поаплодировала его памяти; кто бы мог подумать, что он вспомнит рыло этого избалованного мудака после всех этих лет? Возродив в памяти, сколько усилий он приложил для спасения того самого раба, только чтобы ублюдок продал его этому человеку, гнев Шэнь Цинцю достиг высшей точки. Должно быть, его неповиновение оказалось написано на его лице, потому что мужчина, не колеблясь, схватил в горсть его волосы и резко дёрнул вверх. — Грязное отродье, кто дал тебе разрешение смотреть на меня? Ты — моя собственность! Самодовольно усмехнувшись, мужчина швырнул Шэнь Цинцю головой в пол. Череп почти раскололся от удара, но Шэнь Цзю упрямо отказался издать хоть один звук. Он непреклонно стоял на своём; он не доставит этому человеку удовольствие увидеть его боль. Его решимость, казалось, ещё больше вывела молодого господина из себя, пинки становились всё более жестокими. Тишину комнаты нарушали лишь звуки глухих ударов — единственное свидетельство того, сколь мощными были атаки. На теле Шэнь Цинцю не осталось ни одного уцелевшего дюйма кожи. Хотя мальчик так упорно отказывался дать этому человеку, что он просил, внутри его пробирала крупная дрожь. Он ощущал своё сердце, будто снова стал ребёнком — дрожащим от беспомощности и гнева, почти на грани рыданий от испытанного унижения. Ему потребовалось много времени, чтобы встретиться лицом к лицу со своим прошлым, не дрогнув, но подобная встреча разбередила воспоминания о глубоко укоренившейся боли. — Думаешь, ты силён? Посмотрим, как долго ты продержишься, когда я переломаю твои ноги? Мужчина безобразно оскалился, поставив ногу на тельце Шэнь Цинцю, хватая того за лодыжку. Не спеша он принялся сгибать ногу в обратном направлении, паника захлестнула сознание Шэнь Цинцю, и тот скорчился на земле. Он как раз собирался рывком отбросить молодого хозяина с ног, как пейзаж вновь вспыхнул, оборачиваясь знакомым потолком. Шэнь Цинцю молниеносно сел, чувствуя холодный пот, стекающий со лба и висков. Ночной ветерок впорхнул в комнату из распахнутого окна, охлаждая тело; одеяло скомканной тряпкой сброшено с ног. Сделав глубокий вдох, бессмертный попытался привести мысли в порядок. Мысль, что он сумел справиться со своими величайшими страхами, успокаивала и вызвала неизмеримое облегчение. Демону Сна, какие бы цели он не преследовал, не удалось сломить его доспехи, даже оставив видимые трещины. Шэнь Цинцю почувствовал, как к нему возвращается уверенность; по крайней мере, это означало, что барьеры его разума оказались сильнее, чем он ожидал. Снаружи хижины раздались торопливые шаги, заставив его отвлечься от своих мыслей. Поступь становилась всё громче, пока дверь комнаты не отворилась, являя во мраке фигуру Ло Бинхэ, безумным взглядом уставившегося на сидящего на кровати учителя. Он рванулся вперёд, в тот же миг падая на колени, настойчиво повторяя: — Учитель, вы в порядке? Демон с вами что-нибудь сделал? Лишь тогда Шэнь Цинцю вспомнил, что Демон Сна погрузил его в болезненные сновидения, чтобы поговорить с Ло Бинхэ. После столь душераздирающих ночных кошмаров беспокойство, которым осыпал его Ло Бинхэ, признаться, немного утешало. Напряжённое выражение немигающих слезящихся глаз смягчилось. — Этот учитель в состоянии справиться с демоническими проделками. Что демон от тебя хотел? Услышав вопрос, Ло Бинхэ еле заметно вздрогнул, но поспешно покачал головой: — Он нёс какую-то чепуху, но, похоже, ответ этого ученика разозлил его, поэтому он выбросил меня из сна. Отчего-то у Шэнь Цинцю возникло предчувствие, что Ло Бинхэ не станет объяснять, какую именно бессмыслицу наговорил ему Демон Сна, иначе этот одурманенный ученик уже бы безоговорочно всё выложил. Некоторое время Ло Бинхэ сидел, низко опустив голову, прежде чем вновь взглянуть на учителя; даже тусклый свет спальни не мог скрыть неуверенность на его лице. — Учитель, все демоны злые с рождения? Этот Демон Снов, хотя поймал нас в ловушку, всё же потом отпустил... Шэнь Цинцю удивлённо приподнял бровь, размышляя, имел ли отношение вопрос Ло Бинхэ к их беседе с демоном. Возможно, он действительно пытался убедить Ло Бинхэ присоединиться к ним, хотя в этом случае, маловероятно, что он позволил бы им так легко отделаться. Однако вопрос Ло Бинхэ не был лишён смысла. Шэнь Цинцю посмотрел в глаза своему ученику, намереваясь поделиться важным знанием с мальчиком, чья скрытая боль без сомнения напоминала его собственную. — Учитель не может сказать, что зло, как и добро, является чем-то врождённым. Но даже если бы это было так, Ло Бинхэ, я не смог бы столь самоуверенно утверждать, что абсолютно все демоны злы и жестоки. Наше учение предписывает нам никогда не уничтожать демонов, пока они не причиняют вреда другим, потому что все живые существа заслуживают права жить под этим солнцем. Истребления оправданы лишь хаосом, созданным демонами, а иначе чем мы будем отличаться от животных, если будем уничтожать всех без разбора лишь за сам факт существования. Подобное учение действительно существовало, но, к сожалению, праведники оказались столь опьянены самим этим словом, что начали стремиться очистить мир от любого демона, встретившегося им на пути. Сам Шэнь Цинцю был лишён подобных предубеждений, но его безразличия вполне хватало, чтобы наплевать на демонов, пока те не переступали черту. Пока те жили, не причиняя беспокойства людям, он их не трогал. Ло Бинхэ, казалось, ошеломили слова его Учителя, знаменитого своей способностью побеждать зло, и так небрежно сейчас рассуждавшего о сосуществовании с демонами. Однако урок Шэнь Цинцю на этом не закончился. Его взгляд заволокла тёмная пелена, заставив Ло Бинхэ подавить дрожь. Учитель холодно улыбнулся, не позволяя ученику отвести взгляд. — Кому как не тебе это знать, Ло Бинхэ. Не заслуживали ли те люди из твоего прошлого зваться демонами, если были злы с самого детства? Если добро и зло существуют среди людей, этот учитель мог бы поспорить, они равно существуют и среди демонов. При упоминании мучителей детства выражение лица Ло Бинхэ на мгновение помрачнело, но под присмотром Учителя довольно быстро исчезло. Он сразу понял, что пытается до него донести Шэнь Цинцю, искренне согласившись с его точкой зрения. Разумные существа одинаково способны на жестокость; не было никакой разницы, являлись ли они людьми или же демонами. Видя, что его ученик удовлетворён полученным ответом, Шэнь Цинцю поднялся с кровати. — Ночь скоро сменится днём. Тебе следует вернуться в свою комнату. — Этот ученик благодарит Учителя за беспокойство. Но, Учитель, разве вам тоже не стоит отдохнуть? Тени кошмара всё ещё опутывали разум Шэнь Цинцю. Он не сомневался, что до утра не сможет сомкнуть глаз. Медленно покачав головой, он пошёл за бумагой, чернилами и кистью, отвечая: — Этого мастера больше заботит скорейшая запись произошедшего. Встреча с Демоном Снов — редкое явление; подобный опыт принесёт пользу ученикам пика Цинцзин. — Тогда этот ученик заварит чай, — вызвался Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю окинул его задумчивым взглядом. — Отправляйся спать. Если завтра на уроках станешь клевать носом, этот учитель без колебаний накажет тебя. Однако мальчик заупрямился, продолжая настаивать: — Этот ученик пообещал служить Учителю, позвольте мне сделать это. Я не усну на ваших уроках! Выпалив обещание, Ло Бинхэ покинул хижину так же быстро, как и появился. Шэнь Цинцю подавил тяжёлый вздох, сосредоточившись на свитке. Сбежав наконец из своего кошмара, он, кажется, начал понимать преданность Ло Бинхэ. В конце концов, какой измученный ребёнок не почувствовал бы себя обязанным человеку, что дал ему пищу и кров? И всё же Шэнь Цинцю терзали сомнения. Ло Бинхэ добился всего благодаря собственному решению прийти в школу Цанцюн, и это, само собой, не могло считаться заслугой Шэнь Цинцю. Более того, если мальчику действительно столь необходимо испытывать благодарность, его преданности скорее заслуживает Хуа Цин. Без вмешательства этого человека Шэнь Цинцю никогда бы не оказался в школе Цанцюн с единственной целью — привести на вершину Ло Бинхэ так или иначе. Где бы ни находился сейчас Хуа Цин, однажды он заберёт Ло Бинхэ. Пустившись в размышления, Шэнь Цинцю задумался, согласится ли Ло Бинхэ покинуть школу вместе с Хуа Цином, когда этот день наступит. Образно говоря, он предполагал, что преданный Ло Бинхэ повинуется его приказу. Если же нет, ему пришлось бы побеспокоить Хуа Цина, или же, в самом худшем случае, сбить мальчика с ног и просто передать из рук в руки. Мысли о том, чтобы предоставить Ло Бинхэ право выбора, даже не возникало; мальчик не имел права голоса в своей судьбе с тех пор, как встретил Шэнь Цинцю. Размышляя о своих будущих действиях, ему показалось разумным сначала выяснить реакцию своего ученика. Так, по крайней мере, Шэнь Цинцю знал бы, как справиться в дальнейшем, если всё произойдёт внезапно. Вернувшийся с чаем и закусками Ло Бинхэ заметил, как Учитель вновь изучает его задумчивым взглядом. Он аккуратно примостил поднос на столик и покорно принялся ждать, пока Шэнь Цинцю заговорит. Но к таким словам он оказался не готов. — Ло Бинхэ, если когда-нибудь этот учитель велит тебе оставить школу, как ты поступишь? Мальчика, казалось, столь ошеломило услышанное, что он приоткрыл рот. Когда же смысл сказанного достиг его, Ло Бинхэ рухнул на колени; слёзы градом стекали по щекам, пока он цеплялся за ноги Шэнь Цинцю, будто просил пощады. Шэнь Цинцю приготовился услышать возражения или протесты, но того, что ребёнок будет настолько испуган, чтобы обнять его ноги и заплакать, он не ожидал. Мальчик не обращал внимания на своё покрасневшее и мокрое от слёз лицо, его била крупная дрожь, когда он срывающимся голосом выкрикнул: — Учитель, этот ученик разозлил вас? Или Учитель считает этого ученика бесполезным, после того, как увидел, насколько он слаб? Прошу, не прогоняйте меня, Учитель! Учитель — единственный, кто имеет значение для меня; лишь Учитель выбрал меня, хотя я никому был не нужен! Пожалуйста, Учитель, вы можете ругать меня, бить меня, но не заставляйте уходить от вас! Шэнь Цинцю потерял дар речи. Похоже, его первоначальные суждения о привязанности Ло Бинхэ оказались излишне поверхностными. Какая-то частичка его каменного сердца немного смягчилась, когда Ло Бинхэ выпалил, что был никому не нужен. Чувство везде быть лишним хорошо знакомо Шэнь Цзю. В детстве он даже не позволял себе мечтать о том, что кто-то выберет его, сироту и раба. Вот почему Шэнь Цинцю столь дорожил школой Цанцюн; пусть он и не стал по-настоящему нужным, ему нравилось принадлежать этому месту. Он не ожидал, что в глазах Ло Бинхэ он — тот, кто осознанно выбрал его своим учеником. Его воодушевление и самоотверженная преданность — теперь всё это имело смысл. И сейчас, когда он по-настоящему понял чувства Ло Бинхэ, грудь сжало от нарастающего чувства беспокойства. Стоило увидеть непривычно тихого Шэнь Цинцю, не посчитавшего нужным даже сделать замечание за шум глубокой ночью, паника Ло Бинхэ только усилилась, и он воскликнул: — Я стану сильнее, Учитель! Достаточно сильным, чтобы никто не смог напасть на школу; таким могучим, что гора Цанцюн не захочет отпускать этого ученика! Поэтому, пожалуйста, позвольте этому ученику остаться и по-прежнему получать наставления Учителя... — Чего ты так разволновался?.. Это выглядит безобразно, и перестань размазывать сопли по ханьфу этого учителя. Я не говорил, что навсегда. Как только ты накопишь достаточный багаж опыта, тебе придётся покинуть школу и присоединиться к ночной охоте. Этот учитель не всегда сможет сопровождать тебя. Шэнь Цинцю притворно вздохнул, небольшой ложью свернув разговор в мирное русло. Он не мог заставить себя относиться к Ло Бинхэ с неприязнью, видя, как тот отдаёт самого себя без остатка лишь от мысли, что нужен кому-то. Возможно, если бы его заставили, он бы даже признал это довольно милым; стремление быть кому-то нужным было ему далеко не чуждо. Когда Хуа Цин явится, Шэнь Цинцю, по крайней мере, попытается заключить сделку за свободу мальчика, когда тот исполнит своё предназначение. Он не относился к числу тех, кто забывал о верности, а преданность Ло Бинхэ заслуживала того, чтобы отплатить тем же. Шэнь Цинцю в глубине души глумился над своей мягкостью; правы те, кто говорили, будто с возрастом люди становятся терпимее. Он привык думать, что хранил верность лишь Юэ Цинъюаню и школе Цанцюн. Шэнь Цинцю и подумать не мог, что кто-то другой сможет вызвать у него подобные эмоции. Слёзы Ло Бинхэ высохли, стоило Шэнь Цинцю высмеять его поведение. Всё ещё шмыгая носом, он быстро смахнул мокрые дорожки рукавом, после предупреждения Шэнь Цинцю опасаясь испачкать его одежды. Сердце, беспокойно трепыхавшееся в грудной клетке, словно испуганная птица, продолжало глухо биться, но эмоции понемногу утихали. Осознав, сколько смелых заявлений позволил себе под влиянием чувств, Ло Бинхэ залился краской так сильно, что мог бы поспорить яркостью щёк с румянами Ша Хуалин. Шэнь Цинцю воспользовался возможностью слегка хлопнуть его по макушке сложенным веером, усмехаясь вспышке неповиновения своего ученика. — Твой фундамент всё ещё шаток, но у тебя хватает смелости заявлять, что будешь защищать школу Цанцюн? Прежде чем становиться сильным, этот учитель предложил бы тебе сначала позаботиться о своих манерах. Столь безжалостное заявление чуть было не привело к очередному приступу паники Ло Бинхэ. — Учитель, этот ученик приносит свои извинения за неуместные стремления! Я стану человеком с идеальными манерами! Учитель, прошу, наказывайте этого ученика за любое отступление от своих учений... Он уже почти хныкал, изо всех сил сдерживая порыв добавить новых обещаний, пока Учитель не успел возразить. Низко опустив голову в покаянном жесте, Ло Бинхэ не заметил довольную улыбку, всего на мгновение промелькнувшую на лице Шэнь Цинцю. Лёгкое устрашение Ло Бинхэ в некоторой степени того стоило. Это научит мальчика возрождать собственные иссушённые чувства. — Достаточно слёз. Даже Ин-эр не проливает слёзы так легко. А сейчас можешь идти, этому учителю есть чем заняться, — отослал он своего ученика. Когда Ло Бинхэ понял, что Шэнь Цинцю не собирается его наказывать, на лице юноши расцвела широкая улыбка; он вежливо поклонился и покинул хижину. Сосредоточившись на записи хроник, учитель не заметил, что мальчик не вернулся в комнату учеников. Солнечный свет уже украдкой заглядывал в комнату сквозь бамбуковую ширму, пока Шэнь Цинцю кропотливо записывал всё, что ему удалось испытать во время встречи с Демоном Сна. Внезапно снаружи донёсся манящий аромат готовки. Его обоняние не подвело, то была рыба на пару. Лёгкие нотки имбиря и сливового вина, витающие в воздухе, отражали изысканность блюда. Заметив, что настало время завтрака, Шэнь Цинцю наконец отложил письменные принадлежности и немного потянулся, разминая спину и плечи, затёкшие после длительного пребывания в неудобной позе в течение почти четырёх часов. Даже бессмертным не под силу слишком долго оставаться в неподвижном положении, если только они не проводили это время в медитации. Надо же было так сложиться, что Ло Бинхэ вошёл именно в этот момент, держа перед собой поднос, заставленный дымящимися блюдами. Шэнь Цинцю, застигнутый прямо в разгар растяжки, окаменел в ужасе, что его застали в столь недостойной позе. Ло Бинхэ, словно чувствуя неловкую паузу своего Учителя, поставил поднос на столик и улыбнулся, будто ничего не видел. — С добрым утром, Учитель. Я приготовил рыбный суп на завтрак и заварил немного женьшеневого чая, поскольку вчера вам так и не удалось поспать, — прилежно приветствовал он, и Шэнь Цинцю быстро воспользовался возможностью опустить поднятые руки и мимолётно кивнул. Если Ло Бинхэ собирался притвориться будто ничего не произошло, он примет предложенные правила игры. Белоснежный и пышный отварной рис, посыпанный зелёным нашинкованным луком и приправленный сочными жёлтыми иголками имбиря и нежными кусочками рыбы, выглядел столь же аппетитно, как и аромат блюда, от чего настроение Шэнь Цинцю немного улучшилось. Стоило Шэнь Цинцю взяться за палочки, как раздался радостный голос Ло Бинхэ: — Учитель, должен ли этот ученик помассировать ваши плечи? Должно быть, Учитель устал записывать свитки всю ночь. Шэнь Цинцю прикусил губу с такой силой, что удивился, когда не пошла кровь. Не это ли имеют в виду, когда говорят, что достаточно протянуть палец, откусят по локоть? Только то, что он позволил мальчишке прислуживать ему, не означало дозволения покушаться на его личное пространство. Однако стоило признать, соблазн был велик. К тому же он не просил об этом, ученик предложил сам. Пусть он и не привык к такому, Шэнь Цинцю не стал отрицать, что испытал самодовольное чувство удовлетворения. Никто никогда не говорил, что запрещено извлекать выгоду из общения с учениками, и если Ло Бинхэ готов пахать как вол или вьючная лошадь, кто он такой, чтобы отвергать усилия своего ученика? Мужчина так и не осознал, что его сопротивление проявлениям привязанности Ло Бинхэ значительно сократилось после испытания, устроенного им Демоном Сна, но, в отличие от него, от мальчика это не укрылось. Когда Учитель слегка кивнул, Ло Бинхэ, не теряя времени даром, сложил руки на плечи Шэнь Цинцю и принялся разминать затёкшие мышцы. Мальчик стоял за спиной Учителя, и бессмертный не заметил мечтательной улыбки на губах своего ученика, который вспоминал, как мило тот выглядел, потягиваясь словно бездельник. Всего лишь мгновение, но беззащитное выражение лица Шэнь Цинцю навеки станет драгоценным воспоминанием Ло Бинхэ. Утро прошло достаточно умиротворённо. Остальные ученики задавались вопросом, откуда доносится сей восхитительный запах, но вынуждены были придерживаться своих ежедневных приёмов пищи. Шэнь Цинцю почти сочувствовал им. Почти. После завтрака наступило время занятий, и распорядок дня вернулся на круги своя. Шэнь Цинцю так и не удалось поспать прошлой ночью и, хотя это не могло стать препятствием для совершенствующегося его уровня, во избежание ошибок, он решил обратить более пристальное внимание на сегодняшний урок. Это было занятие по игре на гуцине, и большинство присутствующих составляли юные девушки с пика Цинцзин. Ло Бинхэ не присутствовал на занятиях, поскольку, в отличие от боевых навыков, его музыкальный талант оказался далеко не столь очевиден. Он, несомненно, способен дёргать за струны и выдавать достойные ноты, но большинство учеников превосходили его на этом поприще. Мин Фань как раз относился к таким ученикам; всё же его выбрали главным учеником не без причины. Когда урок находился в самом разгаре, Шэнь Цинцю заметил, как усиленно Нин Инъин пытается освоить новую мелодию, неуверенно ведя пальцами по струнам и сосредоточенно сведя брови к переносице. На память пришёл совет Юэ Цинъюаня, и собственные слова прозвучали довольно естественно, учитывая, что он разговаривал со своей младшей ученицей. — Темп слишком медленный, не надавливай так сильно. И всё же, твоя техника щипков улучшилась. Уже скоро ты сможешь сыграть эту мелодию как надо. Звонкая мелодия струн внезапно оборвалась. Шэнь Цинцю тоже замолчал, раздумывая, была ли похвала сразу после критики верным решением с точки зрения педагогики, как вдруг Нин Инъин сорвалась со своего места и заключила Шэнь Цинцю в объятия, уткнувшись тому куда-то в живот. Её тонкий девичий голосок потонул в мелодичном смехе, когда она пробормотала: — Учитель похвалил меня... Учитель! Ин-эр постарается сыграть идеально как можно быстрей! Шэнь Цинцю вновь застыл, уже второй раз его личное пространство нарушают без спроса. — Ин-эр, что ты делаешь? — одеревенело пробормотал он, слегка шокированный; похоже, его каменное сердце оказалось не в состоянии справиться с таким количеством сюрпризов. Нин Инъин елейно улыбнулась, пропев: — А-Ло разрешается обнимать Учителя, значит Ин-эр тоже можно, верно? Исправлять что-то слишком поздно, все ученики стали свидетелями той сцены. И всё же Шэнь Цинцю по-прежнему изо всех сил пытался навести порядок в классе. — Ин-эр, ты — юная госпожа. Тебе не к лицу такая близость к мужчине, даже если это твой учитель. — Но А-Ло можно обнимать Учителя... Тогда, может Учитель погладить меня по голове? — Нин Инъин — благослови небо эту невинную деву — загнала Шэнь Цинцю в угол не хуже Юэ Цинъюаня. Он украдкой обвёл взглядом класс. Старшие ученики взирали на происходящее с неверием и, по правде говоря, он полностью разделял их чувства. Некоторые из младших детей, наоборот, следили за ним с возрастающим интересом. Меньше всего Шэнь Цинцю хотелось прилюдно выставлять себя страдающим слабоумием стариком, решившим вдруг проявить нежность, но в то же время он чувствовал, что Нин Инъин легко может разрыдаться, если не получит того, о чём просила. После долгого размышления он всё же осторожно коснулся её макушки, словно беспокоясь, что ненароком может причинить ей боль. Убрав ладонь, он на секунду засомневался, могло ли это вообще считаться поглаживанием, но радостное хихиканье Нин Инъин заверило его, что этого вполне достаточно, и его непривычная нервозность наконец сошла на нет. Он и подумать не мог, что его слова повлекут за собой такую реакцию: — Хорошо, теперь возвращайся на своё место, Ин-эр, — пробормотал он, не веря, что подобное происходит с ним. С той секунды, словно всех учеников охватила какая-то диковинная лихорадка, младшие наперебой принялись расспрашивать Шэнь Цинцю, насколько хорошо у них получается, пока он прохаживался между рядами, наблюдая за их практикой. Их сияющие глаза смотрели с ожиданием, заставляя обычно невозмутимое состояние Шэнь Цинцю изрядно пошатнуться. И всё же он остался верен своим принципам, критикуя своих учеников, если их навыки оставляли желать лучшего. Он думал, высказанные упрёки охладят пыл детей, но пример Ло Бинхэ перед глазами, как поднятое знамя, зажёг огонь в их душах. Разочарование учеников оказалось скоротечным, сменяясь твёрдыми обещаниями стать лучше. Видеть их мотивацию обнадёживало, и в то же время сильно расстраивало Шэнь Цинцю. Он понятия не имел, что случилось со всеми его учениками — они вели себя так, будто он раздавал им конфеты, хотя большинству из них пришлось выслушать замечания, не заслужив похвалы, как Нин Инъин. И всё же, даже Мин Фань, стоило сказать, что скорость его игры улучшилась, хотя техника оставляла желать лучшего, едва не расплакался от услышанных слов. К счастью, у главного ученика хватало почтения не броситься с объятиями на Учителя. В противном случае Шэнь Цинцю всерьёз планировал рассмотреть введение на пике Цинцзин нового правила: «Не обнимать учителей!» Хотя столь кардинальные изменения изрядно пошатнули душевное равновесие Шэнь Цинцю, к обеду его привычное спокойствие вернулось. Если ученики выкладывались на полную силу ради лучшей успеваемости, не было причин отказываться от своего принципа честности с учениками. Казалось, им нравилось, даже если они получали выговор за плохую успеваемость; и кто такой Шэнь Цинцю, чтобы отвергать их мазохистскую потребность в жёстком обучении? Кто-то вроде Шэнь Цинцю, расценивающий наличие недостатков как слабость, не мог понять, что одни и те же действия могли служить и формой одобрения для дальнейшего улучшения. Конечно, он бранил их и раньше, но по-прежнему не мог взять в толк, насколько велика разница между фразами «Переделывай» и «Эта часть вышла невыразительной, играй быстрее» с точки зрения руководства и предвкушения. Ученики, будучи молодыми и взволнованными, стремились оправдать ожидания Шэнь Цинцю и получить похвалу, как Ло Бинхэ. Что же касается самого Ло Бинхэ, то пока Нин Инъин и Мин Фань радовались полученной похвале от Шэнь Цинцю, он лишь улыбнулся. Юноша, казалось, только осознал, что его товарищи так смело искали одобрения Учителя, поскольку он получил его первым. Несмотря ни на что, свою привилегию прислуживать Шэнь Цинцю он будет защищать любой ценой!